Спор за Владимиро-Суздальский комплекс грозит обернуться войной, в которой не будет победителей

 В 1998-м он вошел в первую десятку "Лучших музеев Европы". В самое тяжелое время, в 1992 году, когда ни туристов, ни финансирования толком не было, музей создал Детский центр с уникальными экспозициями. Да такой, что меньше чем через десять лет, в 2000 году, получил премию президента России в области образования.

Тогда же, с 1991 по 1996 годы, музей-заповедник передал Владимирской епархии 17 зданий под храмы, в том числе знаменитейший собор Покрова на Нерли. В помещениях бывших храмов были фондохранилища, реставрационные мастерские, музейные экспозиции (например, замечательный музей "Часы и время", о котором экскурсоводов до сих пор спрашивают). Музей ушел из всех 17 церквей - практически в никуда. Ему никто помещения освобождать не торопился. Чтобы разместить Детский музейный центр в Палатах XVIII века, музею-заповеднику пришлось судиться и расселять 35 (!) организаций. В том числе - и налоговую инспекцию. На это ушло 4 года.

Сотрудники плакали, разбирая экспозиции, одна из которых называлась "Православие и русская культура". Одни сгоряча подавали заявления об уходе, другие требовали "держаться и не уступать". Но директор, Алиса Ивановна Аксенова, "железная леди" музейного дела, которая полвека жизни положила на создание Владимирского музея-заповедника, приняла это решение. В том числе чтобы отстоять для музея суздальские жемчужины - восстановленный, отреставрированный комплекс "Спасо-Ефимиев монастырь" и старинный кремль.

Сегодня, когда минэкономразвития готовит законопроект "О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности", очевидно, что музейщиков ждут новые бои неместного значения. В том числе за Спасо-Ефимиев монастырь и даже... за Золотые ворота Владимира.

Музей - поле боя?

Алису Ивановну я застала под капельницей в местной больнице. Это не мешало ей руководить замом, давать интервью, отвечать на звонки по мобильному телефону. Она была похожа на главнокомандующего, который не уходит с поля боя, несмотря на ранение.

Аксенова - из тех музейных маршалов, которые бывали в разных битвах. И с инструкторами идеологического отдела ЦК КПСС, и с горячими головами в райкоме Суздаля, которые в перестройку требовали отделения суздальской части музея от владимирской, и с местными застройщиками в эпоху "первоначального накопления ", которые чуть было не возвели на вековых заливных лугах Суздаля многоэтажные хоромы с непременными башенками... С церковью она в жизни не воевала. В 1990-е, повторю, отдала лучшие музейные здания (в том числе только что отреставрированные) под храмы. Заслуги ее как директора признало не только государство, но и церковь.

В 1994-м ей вручили медаль Святого Благоверного князя Даниила Московского. В 2008 году она была награждена орденом Русской православной церкви Святой равноапостольной княгини Ольги III степени - "во внимание к трудам в деле восстановления и реставрации храмов и монастырей, сохранение церковных ценностей".

Ее трудно упрекнуть в нежелании идти на компромисс. К тому же содружество ученых, музейщиков и людей церковных в "богоспасаемом граде Суздале" (как писали раньше), а также во Владимире долгое время не вызывало сомнений. Тем удивительнее ситуация, которая складывается во Владимире сейчас.

Началось все с Золотых ворот...

В то время как с высоких трибун иерархи призывают музейное сообщество к взаимопониманию, говорят, сколь просвещенны и ответственны священнослужители, на ТВЦ-Владимир выступает протоиерей Дмитрий Смирнов - председатель Синодального отдела Московской патриархии по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями, проректор Православного Свято-Тихоновского Богословского института, декан факультета православной культуры Академии ракетных войск РФ. Он по-военному прямолинейно говорит, что Золотые ворота во Владимире - не место для музея, и призывает православную публику:

"Активнее надо действовать! Приходите и служите!" "Вы читали мое письмо на сайте музея?" - спрашивает возмущенная Алиса Ивановна. Я то письмо читала. Поэтому и приехала во Владимир. Но обращалась директор крупнейшего в России музея-заповедника вообще-то не к прессе, а к церковным иерархам. С просьбой пояснить, что означают заявления проректора. Ответа пока не получила. Поэтому я позволю себе часть письма процитировать:

"Расправившись с академиками, реставраторами, работниками музеев, протоиерей вспомнил о владимирских Золотых воротах.

Но как вспомнил? Может быть, порадовался, что в уникальном памятнике древнерусского оборонного зодчества развернуты экспозиции, повествующие о героических страницах военно-патриотической летописи: защите города от нашествия монголов, о выдающихся военных деятелях - Суворове, Багратионе, о героях, покрывших себя неувядаемой славой в годы Великой Отечественной войны? Председателю Синодального отдела Московской патриархии по взаимодействию с Вооруженными силами, наверное, небезынтересно это знать. Оказывается, ничуть не бывало. Вот его слова об одном из ключевых экспонатов военно-исторической экспозиции - диораме, посвященной обороне Владимира в 1237 году: "Вам нужна диорама - к себе домой или стройте новое помещение!" Протоиерей призывает к изъятию Золотых ворот из сферы культуры: "Активнее надо действовать! Приходите и служите!" Золотые ворота во Владимире - символ и слава города, его визитная карточка, всемирно известный памятник военно-оборонительного зодчества. Это отец Дмитрий хорошо знает. Правда, сомневаюсь, что он побывал там лично - поднялся по крутой лестнице из 64 ступенек в надвратную Ризоположенскую церковь, осмотрел экспозицию, хоть сколько-нибудь изучил вопрос о рациональности использования данного помещения для богослужений. Ведь не случайно же эта церковь никогда не была самостоятельным приходским храмом, богослужение за восемь столетий велось здесь эпизодически. Однако батюшка четко следовал установке: надо брать - а там разберемся! Потому и скомандовал рядом стоящему о. Сергию (Фестинатову): "Приходите и служите!" Простите, это как? Необдуманно, сплеча - рубить по живому? По галерее, где на нас смотрят 164 портрета Героев Советского Союза... Между прочим, это наши земляки, отдавшие жизнь в борьбе с фашизмом. Их портреты тоже надо сдать в архив за ненадобностью?" - Нет сегодня проблем в Суздале у церкви, - говорит в личной беседе Алиса Ивановна Аксенова. - На 12 тысяч населения - 4 монастыря, 32 храма. Да службы от силы ведутся в 6 - 7. Окормляйте паству, стройтесь, растите. Кто мешает? При чем тут музей? Наш комплекс "Спасо-Ефимиев монастырь" на окраине города. Музей его отреставрировал, конфетку из него сделал. А Ризоположенский монастырь, который мы передали церкви 10 лет назад, стоит в самом центре города. Самый древний монастырь, с уникальными святыми вратами, с одним из лучших храмов. Это музей виноват, что колокольня как стояла, так и стоит - бесхозная? Музей виноват, что нет даже знака памятного на месте взорванного в 1930-х Троицкого собора?

Жертвуем "Боголюбивой"?

Сейчас в Суздале РПЦ принадлежат порядка 30 церквей и 4 монастыря - два мужских, два женских. Что касается Владимиро-Суздальского музея-заповедника, то за ним, кроме знаменитого на весь мир Музея деревянного зодчества и Суздальского кремля в Суздале, осталась территория только одного монастыря - Спасо-Ефимиева. В нем создан уникальный музейный комплекс. За 40 лет реставрационных работ восстановлены уникальные памятники XVI века: Спасо-Преображенский собор, Успенская трапезная, звонница. В 2009 году восстановлена часовня князя Дмитрия Михайловича Пожарского рядом с его могилой. В 1993 году архитектурный комплекс Спасо-Ефимиева монастыря внесен в список всемирного наследия ЮНЕСКО.

Специальная экспозиция посвящена теме "Суздальская тюрьма. Летопись двухвековой истории". Созданная еще при Екатерине для лиц духовного звания монастырская тюрьма в Суздале просуществовала до 1905 года. По указу Беккендорфа 1829 года она предназначалась исключительно для лиц духовного звания. В основном ее узниками были старообрядцы и руководители раскольничьих сект. Внутри этой тюрьмы была еще одна - для секретных узников, чьи имена не упоминались даже в личных делах. Здесь же с 1923 по 1939 годы была тюрьма для узников сталинского режима.

После 40 лет реставрационных работ в Суздале ученые до сих пор здесь делают неожиданные находки. В 2005 году в Рождественском соборе Суздальского кремля именно реставраторы обнаружили захоронение святого Арсения Элассонского. Грек Арсений Элассонский приехал в Россию во времена Бориса Годунова, пережил вместе с ней смуту, оставил исторические записи. Последние годы был архиепископом Суздальским и Тарусским. Когда стало понятно, чья могила найдена, музей пригласил представителей епархии. Епархия и заказала раку для мощей святого.

Уже в этом году архитектор реставратор Марина Юрьевна Горячева в Спасо-Преображенском соборе, который уж, казалось, изучен вдоль и поперек, открыла соборную ризницу. Тайник, где хранились монастырские вклады, был спрятан буквально между небом и землей. Полтора метра шириной, он расположен на алтарной арке и не виден ни снизу, ни сверху.

Если музеи ценности церковные обнаруживают, реставрируют, хранят, то о церкви это трудно сказать. Оказалось, "сохранение церковных ценностей" требует жертв не только от музейщиков, но и от церкви. Или - хотя бы мужества признать свою долю ответственности за состояние икон и фресок в храмах, где ведется богослужение. Между тем последний скандал с Боголюбской иконой Божьей Матери - редчайшей иконой домонгольского периода, написанной в 1158 году (!) по указу князя Андрея Боголюбского, показывает, что ответственность за ее состояние никто из церковных иерархов на себя брать не собирается.

Напомню суть истории. Икона Богоматерь Боголюбская (или как ее еще называют - Боголюбивая) была передана в 1993 году возрождающемуся женскому Свято-Успенскому Княгинину монастырю. Передать-то передали, но отвечать за состояние иконы должен был по-прежнему ВладимироСуздальский музей. Музей, собственно, и забил тревогу впервые в 1998 году. Тогда по его настоятельным просьбам Владимирско-Суздальская епархия заказала для Боголюбивой новую климатическую витрину. Но выяснилось, что даже поддержание в рабочем состоянии этого прибора - непосильная задача для монахинь. Чтобы витрина работала, с ней в комплекте поставлялись 4 обогревателя. В конце 2008 года потрясенные музейщики обнаружили, что из них работают только два. Аксенова рассказывает: "Как объяснила настоятельница монастыря, идет слишком большое потребление электроэнергии! А один обогреватель она просто продала".

Представители пресс-службы патриархии отреагировали мгновенно и безошибочно: виноваты музейщики, это их "музейный аппарат не работает". Забыли упомянуть одну мелочь: почему именно не работает!

После вскрытия климатической витрины в марте 2009 года реставраторы зафиксировали "три очага плесени, на фоне и свитке отставания, шелушения, угрозы осыпей левкаса и красочного слоя". В июне 2009-го икона была возвращена в музей-заповедник, где хранится горизонтально в отдельном помещении в оптимальных для нее климатических условиях. Идет ежедневный мониторинг ее сохранности. Проведено уже два расширенных реставрационных совета. Выяснилось, что трогать икону с места - смерти подобно. Лучшие реставраторы из Москвы будут работать с ней вахтовым методом в течение нескольких лет.

Ход императора

Возникает вопрос: а так ли уж необходимо создавать трудности, которые потом героически должны преодолевать реставраторы? Но этот вопрос сегодня выглядит крамольным. И даже сама Аксенова, рассказав о трагических злоключениях редчайшей иконы (шедевров домонгольского периода на всю Россию не больше десятка), пишет на страницах "Культуры": "По твердому убеждению музея-заповедника икона Богоматерь Боголюбская после реставрации будет вновь передана во временное пользование в Успенский собор монастыря".

Тем более крамольным кажется другой вопрос: может быть, церковь, ради сохранения не только церковного, но и культурного достояния России, способна отказаться от культового использования уникальных памятников древнерусской иконописи? Это было бы вполне логично, если церковь, как уверяет Патриарх Кирилл, "не преследует узкоцеховых интересов".

К тому же существуют исторические прецеденты. Пример Николая II подойдет? В 1913 году в год 300-летия дома Романовых император с семьей посетил Суздаль. В Покровском женском монастыре матушка представила ему 43 "нетребные" иконы, на которых лики святых были неразличимы. Царь распорядился отправить их в реставрационный центр в Петербурге. Реставраторы "открыли" их и обнаружили замечательные памятники XVI - XVII веков.

После чего Николай II передал эти иконы Русскому музею. А для Покровского монастыря заказываются списки этих икон. Их делал замечательный мастер из Мстеры. Николая II трудно заподозрить в безбожии. Тем не менее очевидно, что для императора иконы являли ценность не только как предмет культа, но и как достояние национальной культуры. И он о сохранении этого самого культурного достояния явно заботился. Потому и отправил иконы в музей.

Еще более болезненная ситуация складывается в главном храме Владимиро-Суздальской епархии Успенском соборе - единственном соборе в мире, где сохранились фрески Андрея Рублева. За состояние фресок и вообще всего храма и тут отвечает музей, но храм для безвозмездного использования в религиозных целях отдан церкви. В Успенском соборе постоянно идут службы. На прямой вопрос, правда ли, что фрески Рублева на сегодняшний день практически потеряны, зам. директора Владимиро-Суздальского музея-заповедника по экскурсионной работе Светлана Евгеньевна Мельникова отвечает осторожно: "Это вопрос для серьезного исследования. Но то, что фрески "гаснут", - это однозначно. Фрески писаны по штукатурному слою.

Он впитывает все из окружающего пространства. Очень хочется сохранить фрески Рублева. Наверное, можно что-то придумать, чтобы максимально продлить их жизнь".

Для начала можно просто посмотреть, что люди в других городах и весях придумывают, чтобы сохранить свое национальное достояние. Например, в Падуе, где хранятся драгоценные фрески Джотто. Джотто жил примерно на сто лет раньше Андрея Рублева. Тем не менее иногда их сравнивают.

"В Падуе к часовне с росписями Джотто пристроен специальный корпус, - рассказывает Светлана Евгеньевна Мельникова. - Этот корпус - вроде шлюза, который не позволяет воздуху снаружи повлиять на климат часовни с росписями Джотто. При том, что в Италии не бывает сильного перепада температур. Человек заходит в пристройку и сидит, отдыхает там 15 минут. Смотрит фильм, рассказывающий о реставрации фресок. Тем временем его одежда приобретает температуру окружающей среды. Затем по длинному коридору посетители движутся в часовню, где им разрешается быть ровно 15 минут. Они проходят, любуются и выходят обратно на улицу. Нельзя не признать, что система очень продумана. Никому в голову не придет устраивать в часовне богослужение. И конечно, там немыслимо представить, чтобы драгоценные фрески протирали шваброй, как это было в Спасо-Успенском соборе Княгинина монастыря".

10 лет спустя

В 2001-м, заканчивая свою книгу "История. Судьба. Музей", Аксенова написала в финальном обращении к читателю: "Впервые мы не намерены расширять границы нашей "музейной империи", но и отступлений (в смысле передачи памятников церкви) допустить нельзя, поскольку музеефикация всех памятников, выстраданная, проверенная временем, может служить хрестоматийным примером удачного использования памятников русского зодчества в культурных целях".

Она, разумеется, не подозревала, что через 10 лет вопрос нового музейного "передела" встанет так остро. Но теперь очевидно, что и отступать, собственно, некуда. Отдать Золотые ворота, Спасо-Ефимиев монастырь "религиозным организациям как имущество религиозного назначения" - это подписать приговор крупнейшему музею в России. А заодно - и фрескам Гурия Никитина, Марка Матвеева, Андрея Рублева...

Трудно не согласиться с мыслью, что противопоставление культа и культуры - неумная затея. Еще абсурдней всю культуру свести к культу. Да, культура выросла когда-то из культа, как яблоня из семечка. Но из этого не следует, что надо вырубить выросший сад, чтобы вернуться "назад, в прошлое". По большому счету сегодня уже надо спасать не церкви - на стороне церкви уже 20 лет как поддержка государства. Сегодня надо спасать музеи. Только музейная система может сохранить национальное культурное наследие. Музеи объединяют людей разных вер, разных национальностей. Они рассказывают о достижениях национальной культуры туристам всего мира. Во Владимир и Суздаль сейчас едут не только европейцы и американцы, но и туристы из Мексики и Аргентины, Тайваня и Японии. Музеи воспитывают толерантность. Они открыты миру. Наконец, они способны стать мощным ресурсом развития - и интеллектуальным, и экономическим, и информационным - маленьких городов России. Но для этого как минимум нужно перестать рассматривать музеи в качестве кандидатов на роль то ли "безбожников", то ли "богатых родственников", которых не грех "раскулачить".

Меньше четверти объектов религиозного назначения находятся в пользовании церкви. Остальные три четверти - вне зоны ее действия

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

ДЛЯ РАЗЪЯСНЕНИЯ СПОРНОЙ СИТУАЦИИ МЫ ОБРАТИЛИСЬ К ГЛАВЕ РОСОХРАНКУЛЬТУРЫ АЛЕКСАНДРУ КИБОВСКОМУ И ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ОТДЕЛА МОСКОВСКОГО ПАТРИАРХАТА по ВЗАИМООТНОШЕНИЯМ ЦЕРКВИ И ОБЩЕСТВА ПРОТОИЕРЕЮ ВСЕВОЛОДУ ЧАПЛИНУ.

Александр Кибовский:

- Процесс передачи памятников религиозного назначения церкви идет уже достаточно давно. Храмы передают по постановлению № 490 правительства РФ. Но постановление это относится только к объектам, которые относятся к федеральной собственности. А регионы до сих пор решали свои проблемы сами. Это, конечно, неправильно. Поэтому цель законопроекта - создать общие правила для всех случаев. Речь идет только об объектах недвижимости.

Достаточно долго обсуждается вопрос о перечне объектов, которые не подлежат передаче из государственной собственности. Этот список пока не утвержден.

Законопроект оговаривает, что передача объектов культурного наследия религиозным организациям идет с сохранением охранных обязательств. Никаких исключений не делается. По нашему настоянию вводится правило о том, чтобы объекты культурного наследия федерального значения передавались централизованным религиозным организациям. То есть не приходам и общинам, а епархиям, степень ответственности которых гораздо выше. Могу добавить, что передача объекта церкви для безвозмездного использования в религиозных целях предпочтительнее передачи в собственность, потому что она сохраняет ситуацию государственного контроля состояния памятника культуры.

Ситуация сложная не только в той части, что касается музеев. Факт передачи имущества требует создания механизма, о котором пока никто не задумывался. Он пока не разработан.

Всеволод Чаплин:

- Можно обсуждать, как часто может совершаться богослужение в том или ином храме, как сделать так, чтобы не пострадали фрески и иконы. Но религиозная община должна иметь возможность совершить богослужение в любом храме, который когда-либо был освящен. И мировой опыт показывает, что всегда этого можно добиться, используя современные методы охраны исторических памятников. Кстати, в ходе массовых экскурсий они часто страдают больше, чем во время богослужения.

Российская газета | Но в главном храме Спасо-Ефимиева монастыря - Спасо-Преображенском соборе уже проводятся богослужения.

Всеволод Чаплин | Там должны быть созданы и условия для монашеской жизни. Монахи должны в этом монастыре иметь возможность жить, питаться, заниматься просветительской работой.

РГ | Но в Суздале уже есть четыре монастыря.

Чаплин | В любом монастыре должна быть установлена монашеская жизнь, потому что они создавались именно для этого.

РГ | В Спасо-Ефимиевом монастыре была еще и тюрьма. Ее тоже нужно восстановить?

Чаплин | Монастырь не создавался для тюрьмы. Неправильные поступки дореволюционной власти не становятся правильными оттого, что она была дореволюционной. Когда там создавали тюрьму, это было неправильно.

РГ| Во время пребывания в Княгинином монастыре пострадала икона Боголюбивая. Как вы смотрите на то, что после реставрации эта икона должна находиться в музее?

Чаплин | Ошибки по отношению к иконе были совершены как реставраторами, так и служащими монастыря. А теперь нужно посмотреть на ее состояние и решить, где ей лучше быть. Но если она останется в музее, то, бесспорно, должна быть возможность для совершения богослужений перед ней всегда, когда верующие этого пожелают.