Уместный свет. Александр Ларин, Марат Константинов. Новый комплекс МГПУ

Адрес: 2-й Сельскохозяйственный проезд, вл. 2
Проектная организация: «Моспромпроект», мастерская № 2
Архитекторы: Александр Ларин, Марат Константинов, Александр Поляшов, Павел Кошкарев, Михаил Холмогоров
Инженеры: Галина Марова, Игорь Грязев (фирма «ГВИЛ»)
Заказчик: ЗАО УКС «Наука»
Подрядчик: ЗАО «МонАрхиС»

Сюжет, грубо говоря, такой.
В районе ВДНХ уважаемый архитектор строит на казенные деньги здание педуниверситета в постмодернистском духе.
Пробежав такой заход, я бы дальше читать не стал.
Потому что – ну что?
ВДНХ – хоть и не окраина, но район, извините, безмазовый. Сложного контекста не образует, ограничений не накладывает, короче, никакого вызова архитектору не создает.
Если зодчий уважаемый, то, скорее всего, он в возрасте. А значит, никаких интересностей ждать от него не приходится, Гери в России не водятся.
Деньги бюджетные, тут все понятно. Это не те деньги, на которые можно сделать что-то любопытное. Это вообще не деньги.
Педуниверситет тоже как-то не очень котируется. Оттуда, конечно, вышло множество хороших людей, вот только прославились они совсем не по специальности. И ожидать от такого заказчика продвинутого заказа - сложно.
Ну, и постмодерн. Тут  вообще говорить не о чем. Скомпрометирован по самые уши и делают его только в провинции, где нету интернету.
Все это так – да не так.
Район, конечно, специфический. Похоже на провинциальный советский городишко. Плотности никакой, дворы растекаются в пустыри, зелени вдосталь, жилья немного, зато - масса сооружений непонятного назначения. Впрочем, что еще могло быть на задворках ВДНХ - главного огорода империи? Один квартал – киностудия Горького, второй - ВГИК, третий – трамвайное депо. Отсюда и набор загадочных построек, отсюда и отсутствие инфраструктуры. Короче, «Москвой» тут вообще не пахнет.
Казалось бы, в такой ситуации делать можно все что угодно. Но это такая «молодежная» точка зрения. Предков дома нынче нет – будем отрываться. Забабахаем что-нибудь дигитально-стеклянное на сто этажей. Человек же умудренный смотрит на дело иначе: да, можно все – но нужно ли? Освобождает ли отсутствие предков от ответственности? Что даст району какая-нибудь новомодная архитектура? Организует вокруг себя поле напряжения-притяжения, приведет сюда деньги, даст месту новую жизнь? Ну, вообще-то так всегда и бывает, но в этом месте – вряд ли. Просто потому что функции окрестных заведений в обозримом будущем не изменятся, а жилье здесь строить негде. Отсюда – логичный вывод: построить нечто адекватное этой «деревне». Что-то вроде сельского клуба.
А как их у нас строили? С фронтонами да колоннами, ясное дело. Ну и чтоб возвышался немного. А потом, ведь что такое сельский клуб? Это же замещение сельского храма, недаром он порой прямо в нем и устраивался. Но тут задача другая: «храм знаний». И тогда логично, что формой своею он может напоминать храм греческий, смутно навевая мысли о торжестве разума, демократии и прочих гуманистических ценностей, коим здесь будут учить. Так появляется периптер. В котором - актовый зал и зал заседаний ученого совета. Правда, периптер, вознесенный на высокий подий – тема немного надгробная (мавзолей в Галикарнасе, памятник нереид в Ксанфе), но авторы уходят от монументальности, поднимая здание на ножки. Между которыми – каскад-бассейн.
По большому счету, этой апелляцией к античности весь постмодернизм и исчерпывается. Никаких украшений, колонны – столбы, пустой фронтон, все сухо и строго, а одинокое окно эту аскезу удачно подчеркивает. А учитывая то, что дом не в центре, и ни с какими соседними башенками да колоннами не рифмуется, то из этой цитатности испаряется то заискивание перед средой, которое раздражает в «московско-лужковском» стиле. Она остается в чистом виде знаком со вполне понятным означаемым – с чего, собственно, постмодерн и начинался.
Зоил скажет, что автор, видимо, остановился в своем развитии на том, что было модно в пору его творческой зрелости. Но это не тот случай. Александр Ларин стал звездой еще в 60-е годы, когда с Виктором Лебедевым построил Хореографическое училище на Фрунзенской – шикарный неоконструктивизм. Он был звездой в 70-е, когда сделал библиотеку в Перово – редкий образчик структурализма. Он оставался звездой в 80-е, строя почти поп-арт: детсад в Новогиреево или аптеку в Орехово-Борисово. В 90-е, правда, он строить перестал, но зато и не скомпрометировал себя так, как члены «великолепной семерки», построившие когда-то Дворец пионеров, главный хит 60-х, а через 30 лет принявшиеся плодить развязные небоскребы. Сегодня, когда понятие «стиля» перестало быть актуальным, Ларин остается верен простому завету: здание должно быть уместно. Другое дело, что у него эта уместность значит не только «у места». Ему удается провести ее на всех уровнях.
От фонтана диагональ в виде стальной фермы приводит во двор. Поднятый на стилобат, он рассматривался как главное тусовочное место. Посыл хороший: не выдумывайте себе «большой сачок», а тусуйтесь здесь. Но он так и остался посылом: никаких лавочек-скамеечек здесь не появилось, да и неохота, сказать по правде, делать это на глазах у педсостава: за счет почти сплошного остекления вид на двор достигается практически панорамный. Поэтому тусуются больше у фонтана. Ну, такое часто бывает, что родители не догоняют: привезут ребенку супершмотку, а ему в старых джинсах больше нравится.
Но у этой избыточной проницаемости двора есть свой плюс. Двор вообще замечательный: одна его стена - сталинская школа 50-х, другая – хрущевская школа 60-х, а третья и четвертая – тот самый новый корпус с гигантским витражом. Вроде никакого ноу-хау, но когда заходишь внутрь, понимаешь, как же много здесь света. Причем, не только за счет количества стекла, но и за счет сложной организации пространства: лифтовая зона с балконами, заключенная в прозрачную пирамиду, дарит массу ракурсов. А главный вестибюль, откуда вся эта история начинается, наводит на мысль о пирамиде Пея в Лувре.
Имя Йо Минг Пея тут неслучайно: трудно сказать, какое именно стилевое направление исповедовал он за свою 70-летнюю карьеру, но ясно одно: это главный в мире мастер по свету. Что Лувр, что Зал славы рок-н-ролла в Кливленде, что недавний Исторический музей в Берлине – везде ты бродишь как зачарованный, часами наблюдая за перемещением теней и солнечных бликов. А в Москве такого нет: и не только потому, что летом слишком мало света, а зимой слишком много снега. Атриум Гостиного двора впечатляет, но это удовольствие на пять минут. А по интерьерам МГПУ можно ходить долго: потому что тут не только небо.
Конечно, кроме света у Пея еще много дизайна, который здесь, увы, начисто отсутствуют. Нет здесь и ничего специфически «молодежного», чем так гордятся вузы, построенные Гери, Мейном, Холлом и прочими звездами. Это, конечно, грустно и обидно, но зато честно. Потому что готовят здесь не топ-моделей, а учителей. Готовят к суровой жизни педагога, нервной и плохо оплачиваемой, и не факт, что в столице. И устраивать здесь потемкинские деревни было бы странно. Здание адекватно всему: и задаче, и бюджету, и месту. И это уникальный случай, когда уместным становится и сам постмодернизм. Это слово тут просто теряет смысл, потому что над эстетикой доминирует этика.