Ускользающий от следствия

В биографии драматурга Сухово-Кобылина – три главных сюжета. Убийство его гражданской жены француженки Луизы Деманш, семь лет под следствием,  расцветший на нервной почве талант и, как следствие, три пьесы. Кто убил барышню – до сих пор неясно. Писателя принято оправдывать, но увлекательней сомневаться: а, может, сам ее все-таки «заказал»? Следствие и сопутствовавшие ему дрязги-нервы-взятки не только измотали Александра Васильевича, но и открыли неведомый дотоле барину мир. Который настолько ярко отразился в пьесе «Дело», что ее даже сравнивают с «Процессом» Кафки. А когда ее увидел зритель, то услышал в ней еще и отголоски «дела Ходорковского»... Трилогия вообще хороша и языком, и характерами – недаром «Смерть Тарелкина» в прошлом сезоне вдруг хором поставили сразу четыре московских театра.
Все это не только к тому, что новое здание стоит на месте усадьбы Сухово-Кобылина, а еще не завершенный «новодел» – и есть тот самый дом драматурга, во дворе которого вроде как убили француженку. В истории нового строительства – те же три сюжета. Один про убийство, второй – про чиновничьи дрязги, третий – про художественное событие. Эти сюжеты раскладываются даже на объемы здания, коих три, или при желании – на три акта одной пьесы.
Акт первый, трагический. Памятник истории и культуры был снесен в 1997 году тогдашним владельцем – АО «Мосрыбхоз». Следствия, правда, не было и наказан тоже никто не был. Акт второй, драматический: проектирование. Первоначально у дома был совсем иной образ: выступающий объем имел глухой «лоб»-аттик, «задник» был простой перфорацией, сбоку выпирал мощный эркер, парковый фасад был изрешечен панорамными окнами, а крыша шла эффектным скосом, креня силуэт к бульвару. Но потом начались «дрязги». Сначала авторам сказали, что скос - это слишком. Дом выпрямился и пошел традиционными уступами. Потом ужали эркер, «лбу» потребовали дать больше света, а затем вспороли стеклом и край бокового фасада.
Все это были нудные пожелания самых разных инстанций (начиная с Охраны памятников и кончая заказчиком), однако, отвечая на них, архитектор умудрился не ухудшить дом. Наоборот, вся эта тягомотина так его завела (прямо как Сухово-Кобылина), что дом стал только цельнее. И это акт третий. Конечно, о былом благородстве глухих плоскостей остается жалеть, но зато у дома появилась вертикальная тема. Фасады превратились в симфонию бойничных окон (высота которых меняется с каждым этажом), а пилоны ризалита работают с ними в рифму. Еще они подхватывают масштаб портика будущего «новодела», а их вытянутые пропорции – это как бы стремление усадьбы подрасти вслед за бульваром, изрядно выросшим со времен Сухово-Кобылина. «Поклон бульвару» остроумно трансформировался в накрененное стекло, а прежняя перфорация обернулась изысканной обработкой окон, которые словно бы выдавлены в плоскости стены. Такого приема в Москве еще, кстати, не было.
В результате образ дома стал совершенно неуловим. В нем есть что-то официозное, чуть не брежневское: благородный мрамор облицовки ризалита, четкость геометрии, ритм пилонов. Но весь этот серьез размагничивается прыгающей высотой окон, наклоном витража, ассиметрией ризалита (эдакое вздернутое плечико). В нем есть что-то от ар деко, от здания Госдумы в Охотном ряду, есть параллель к шехтелевскому зданию типографии «Утро России», что по соседству. Но при этом – ни одной прямой цитаты. В нем есть даже юмор – в ниспадающих складками пилонах. Современность же явлена разве что наклоном витража, но и то очень тонко: наклоны спрятаны в пилоны.
Все это, впрочем, не более чем летучие настроения. Ни во что определенное они не складываются, оставляя лишь ощущение рафинированности (как всегда у Лызлова – строит ли он гараж, магазин или «Город яхт»), элегантности и аристократизма. И это, наверное, самое правильное, что здесь можно было сделать. Реставрация – при утраченном памятнике – бессмысленна. Радикальность – в окружении хорошо сохранившейся старой застройки – неуместна. Стилизация – когда вокруг все разом (конструктивизм, рационализм, классицизм) – не имеет явного ориентира. «У людей дури много - всего не переймете», - говорит герой «Свадьбы Кречинского». А строить нечто совсем незаметное – тоже обидно: место все-таки центровое, любимое. Так возникает образ, к которому совершенно невозможно придраться. Потому что он – и ни то, и ни другое, и ни третье. А в нашей исторической ситуации это, как ни странно, комплимент.

справка

Офисное здание
Адрес: Страстной бульвар, 9
Проектная организация: Архитектурная мастерская Лызлова (АМЛ)
Архитекторы: Николай Лызлов, Ольга Каверина, Михаил Дмитриев, Александр Крохин; при участии Ольги Аврамец
Конструктор: Соломон Шац
Подрядчик: «Ант Япы» / Турция
Заказчик: «Капитал Груп»