Трехлинейка Мосина

Уехав в 1989 году, он выиграл несколько конкурсов, стал действительным членом DAK (Немецкого союза архитекторов), построил несколько частных домов, спорткомплекс с детским садом в Тиргартене, пару жилых домов в Кройцберге, ресторан и бутик Katia Mossina.

Однако, когда строительный бум в немецкой столице стал спадать, Антону стало скучно и в позапрошлом году он перебрался в Москву. Спроектировал десяток загородных домов, торговый комплекс в Барвихе и два жилых дома в районе Остоженки (вместе со старыми друзьями из бюро «Проект Меганом»). Все это пока только строится, но грех было бы не поприсутствовать при рождении новой звезды.

А за то, что так и будет, говорят не только стильные проекты, но и «немецкий» подход к проектированию. Мосин энергично пропагандирует новые материалы и технологии, а также европейские экологические и этические ценности. Пока, правда, заказчики больше удивляются желанию архитектора «сэкономить их деньги», но, возможно, именно в этом диалоге – залог успеха.

- Главным шоком, когда я вернулся, было то, что здесь архитектору не надо экономить. В Германии это один из главных способов работы с заказчиком: тут сэкономим, там сэкономим. А здесь, когда ты говоришь такое заказчику, он думает, что архитектор просто дурак. Я долго не мог этого понять, пока мой друг Юра Григорян не объяснил мне популярно, что протестанская этика и эстетика вообще чужды русскому человеку. Надо, что было видно, что круто. Поэтому гранит, поэтому башенки.

- Но это понятно: у нас же только 15 лет назад стало можно не самоограничиваться. Дайте сначала накушаться...

- Но перекос-то в сознании возникает! Мы ни разу не приезжали за 13 лет, а когда приехали, жена очень удивилась, что в Москве так мало людей в костюмах. Ей говорят: да вы что, мы ж только 10 лет назад из костюмов вылезли! Да, помилуйте, говорю, мы ж тут жили, какие костюмы? Или мы просто разные вещи под этим словом понимаем?..

- «Костюм», в который одет ваш последний объект, и вправду необычен: деревянный сруб, а снаружи – поликарбонат…

- У заказчика и его жены оказались абсолютно противоположные вкусы. Он хотел модняцкий дом, а она – что-нибудь деревянное, напоминающее детство. Я честно говорю: «Сруб не умею». А потом подумал и приридумал одеть сруб в поликарбонат. У него и теплопроводность лучше, чем у стеклопакета, и к повреждениям он стоек, и выглядит современно, а уж, когда сквозь него дерево просвечивает – так вообще кайф. Здесь-то думают, что из поликарбоната можно только теплицы строить, а в Европе он страшно популярен, потому что дешев (50 евро квадратный метр). А Херцог с де Мероном из него даже школу танцев построили в Англии. Я его пока в Германии заказал, но сейчас и у нас завод строят, и я думаю, это очень перспективно: экономно, экологично, красиво.

- А жилой дом в Хилковом переулке Вы решили одеть в сланец: тоже новый сюжет.
- Да, но когда пошли согласования, нам сказали, что черный дом – это не для Москвы. Я сильно удивился, потому что в Берлине это никого не касается: черный дом или белый. Главное, чтоб он по параметрам проходил, а стилистика – дело заказчика. Последний мне все объяснил про здешних покупателей, ну я и сделал дом как мерседес. Но я упрямый. Второй дом, в Афанасьевском переулке, тоже черный, только уже не пиленым сланцем облицованный, а слэбами. В инстанциях проект увидели и спрашивают: «Это кто – Мосин?» Узнали!

Все это странно. В Берлине, когда бум был, тоже долго спорили о правилах игры, и пришли к единственно разумному решению: архитектор может делать все, что хочет, но в рамках парцелляции – исторических габаритов кварталов. И даже Потсдамер-платц, которая кажется абсолютно новой, спланирована ровно так, как было до войны. В городе в принципе не должно быть никакой директивности, кроме общего Генплана и ограничений по высоте. Тогда бы и «Триумф-Палас» согласовали - почему нет?

- Главный архитектор Москвы тоже любит говорить, что суть нашего нового Генплана именно в этом: город ограничивает параметры, а дальше архитектор свободен. Однако, вместо этого зодчим диктуют какой цвет, а кварталы безудержно уплотняются…

- Плотность, которую тут набирают, бессмысленна. Почему? Потому что в Москве – исторически – очень мало улиц. Она же в отличие от Питера застраивалась усадебно, широко. И если мы хотим дальше жить, то эту патриархальную структуру надо разбивать улицами. Чтобы разрез был, как в Европе: дом, тротуар, пара деревьев, парковка, две полосы дороги – и то же самое с другой стороны. Пробки? Но если параллельно такая же улица идет, то все нормально. А набирать плотность, забивая дворы офисами, а рядом ставить жилье лицом в гаражи – это абсурд. Да, в Голландии тоже строят плотно, но там всегда есть вид на канал. И никто за 10 тыщ долларов не будет смотреть во двор.

- Но даже если взять наш самый продвинутый квартал (между Остоженкой и набережной) – где самые лучшие дома, то ведь видно, что и там получился тюремный такой коридор с прекрасными фасадами. И как будто никакой реки рядом нету!

- Главная проблема Москвы в том, что тут все делают кулуарно. Шесть девелоперов осваивают один квартал, но никто ни разу не сделал на него генплан – и поэтому у города нет никаких рычагов регулирования. Если б сделали конкурс, зафиксировали бы эту нарезку в кадастре, архитектура бы хуже не стала. Просто все бы в рамках работали: тут нельзя длинный дом строить, а тут - высокий…

Мы, кстати, участвовали в тендере на квартал между Коробейниковым переулком и Хилковым – еще из Германии. И сильно разуплотнили участок. Оставили на набережной движение, но над нею вывесили эдакую «волну», под которую засунули супермаркет. А жилье, наоборот, вытащили вне трафика. А оказалось, что тут супермаркет важнее жилья.

- А что-нибудь в московской архитектуре есть хорошего – по сравнению с берлинской?

- Конечно! Деньги. Мало того, что заказчик сам не экономит, так он еще и архитектору платит. А в Германии авансов никто не дает, все в кредит работают. А потом пытаются получить с заказчика деньги. Я два года отсуживал 200 тысяч евро – и проиграл! При этом заказчица меня встречала и говорила: «Антон, привет! Как дела?» «Да вот, - отвечаю, - пытаюсь отсудить у тебя деньги». А она: «Ну давай, давай!» Механизм такой же как и здесь: фирма банкротится, юристы за ней гоняются, оказываются в Страсбурге, а там все плавно затухает. Поэтому в Германии постоянно поэтому включен механизм юристов, которым ты платишь 15 %, а они тебя страхуют. Да там каждому архитектору процентов 70 не доплачивают!

- Что, и фон Геркану?

- Геркан работает с государством, а это единственный заказчик, который платит без проблем. Я тоже семь лет работал наемным архитектором в приличной крупной фирме, которая обанкротилась именно потому, что всегда работала с государством. А году в 1997 денег у государства стало меньше, пришлось брать частные заказы, и нас тут же стали надувать. Отрасль тогда падала на 30 процентов в год! Есть, конечно, в Берлине и такое понятие как «инвесторская архитектура». Это когда архитектор плотно дружит с инвестором, экономит и сам зарабатывает прилично, но получается нарезка на потребу.

В Берлине архитектор считается представителем «свободной профессии», то есть приравнен к юристу и зубному врачу - из которых он самый бедный. И по сравнению с ним московский архитектор просто богач. Хотя и разбогател он буквально в последние два-три года…

- Но это как должное воспринимается, потому что для нас архитектор – творец, демиург, он, скорее, в ряду с кинорежиссером…

- Да нет, на самом деле архитектор это все равно что сантехник. Мир изменился, все специализируется, и глупо сейчас в подвале сидеть и портвейном чертежи отмывать. Правда, в России архитекторов мало: 13 тыщ всего. А в мире очень много. В одном только Берлине 400 тысяч! И у каждого своя роль. Бывают же дизайнеры, которые сами шьют, а есть Дольче и Габбана, которые занимаются продакшном. Конечно, они больше зарабатывают, но, может, та девочка, которая шьет, счастливее их? Это все вопрос выбора.

В Германии, например, полно архитекторов-криэйтеров, которые не строят, а делают концепты, «архитектурные сценарии» (есть такой термин), выставки – ну как у нас Юрий Аввакумов. Только тут это никому особенно не нужно. Ведь и критикам, наверное, не особенно много платят? А ведь именно это отсутствие инстанции, которая могла бы критически отнестись к архитектуре, исключает творческое развитие. Все боятся правду в глаза сказать. Поэтому и стимула что-нибудь интересное делать нет.

- Да мы тут оборались, когда гостиницу «Москва» сносили. Но никто ж не слышит!

- Я сначала тоже удивлялся, а сейчас уже не могу относиться объективно. Но мне лично больше жаль гостиницу «Россия». Потому что, несмотря на всю ее некачественность, это редкий памятник модернизма. Как и СЭВ посохинский. Как и Калининский проспект. Да и вообще не время сейчас ломать. Хотя бы потому что уровень современной архитектуры не таков, чтоб она заняла место «некачественной» «России».

А проблема в собственности на землю. Был бы кадастровый план, и было б под «Россией» 20 собственников – все было б по-другому. А без этого правительство распоряжается как хочет и мы прекрасно знаем, почему так, а не иначе. Византийщина, взяточничество. Никто не заинтересован в развитии ничего. Даже того, что их кормит.

Почему европейские города развиваются органично? Потому что стоит в Берлине пустырь, а владеет им бабулька из Австралии (реальный случай), и возвращаться не собирается. И продавать тоже не хочет. И вот он стоит и будет стоять. Потому что он её! И будет дыра – но в этом же и есть главный кайф города? Собственник умер, оставил внуку, а внук на Луне. Всё! И только тогда, когда у нас это будет – все будет хорошо. Потому что архитектура из собственности растет. А пока - вкусовщина, белый цвет и плотность.

- Но Вы, тем не менее, обратно пока не собираетесь?

- Пугает меня не столько то, что гайки закрутят, а то, что бум строительный скоро кончится. Приедут сюда Фостер с Нувелем (которых все так хотят), откроют тут филиалы, и рынок на этом кончится. Немцы, кстати, как организованная нация, после того «звездного» нашествия 90-х годов создали условия, при которых заказы дают теперь только немцам. Швейцарец Макс Дудлер, который всю жизнь в Германии работает, жаловался мне, что даже его выжимают отовсюду.

- А Вам-то как все-таки удалось прорваться?

- Учил в МархИ немецкий, в 1988-м поехал на студенческую ассамблею в Берлин, со всеми перезнакомился. А после института мне светила армия, вот я и решил там переждать. Приехал, сделал один конкурс – выиграл, второй – выиграл. Так и пошло. А когда выиграл конкурс на жилой дом и спорткомплекс в Тиргартене, меня позвали на работу. Правда, дом тот так и не пошел по смешной причине. Сдали мы ТЭО, приходит ФСБ тамошняя: поговорить о высоте здания, потому что с него простреливается дом президента. И я к ним зачем-то вышел, представился… А они и говорят: «Ой, какое имя у вас смешное… А вы откуда? Русский? О…» Так все и загнулось. Только спортзал построили.

А когда Стену валили, я, честно говоря, перепугался насмерть. Выглянул на Ку-Дам, а там русские офицеры идут. Ну все, думаю, догнала меня родная кавалерия. А вообще кайфовое было время. Но, как любой бум, он создавал эдакое облако ожиданий. Которые как правило не сбываются. И сейчас Берлин грустный. Чуда не произошло. И здесь, конечно, тоже не будет. Но будут, как и там, стабильность и покой.