Cергей Cкуратов: высотная провокация

Большинство ваших известных проектов – это достаточно камерные клубные дома небольшой этажности. Расскажите, пожалуйста, подробнее, как возникла идея строительства небоскреба на улице Пырьева и что происходит с ним сегодня.

Моя история проектирования высотных зданий началась давно. В середине 1990-х, работая тогда еще в компании «СКиП» с Сергеем Киселевым, мы сделали несколько попыток погрузиться в эту достаточно специфическую область зодчества. Когда я уже был владельцем собственной фирмы (2002 год), ко мне обратился Алексей Добашин (компания «Крост») с просьбой спроектировать высотку на проспекте Маршала Жукова, а до этого – представители «Капитал Груп» с аналогичным предложением нарисовать высот ное здание рядом с Домом художника (на том месте, для которого Эрик ван Эгераат позже придумал свой «Русский авангард»). Я согласился на участие в конкурсе. Мотивы были вполне понятные. Во-первых, престижно и интересно. Во-вторых, хотелось создать новый образ современного высокотехнологичного высотного здания, которое впитало бы в себя элементы исторической московской и псковско-новгородской архитектуры, встречающейся в основном в храмовом строительстве. Архитектура объекта имела сглаженные формы, белые стены, наверху башни – большая консольная бронзовая вставка. Все эти приемы вписывались в стилистику классического модернизма. С градостроительных же позиций этот объем визуально был связан со множеством зданий и пространств.
В отличие от этого здания высотка на проспекте Жукова была призвана решать локальные задачи: она замыкала ось, фиксировала поворот магистралей и, на наш взгляд, придавала дополнительную динамику сложившемуся комплексу, который проектировал ТПО «Резерв».

Начиная эту работу, мы понимали, что высотное здание воспринимается со всех сторон и взаимодействует со всеми объектами и субъектами наблюдения, со всей средой. В отличие от небольшого домика оно «работает» как на большие расстояния, так и на малые. Очень важны его пропорции, его взаимоотношения с землей: как оно u1089 стоит, как «прорастает», опирается или, наоборот, не касается земли. Мы сделали около 100 маленьких эскизных макетов. Показали это заказчику и Главному архитектору города Москвы А. Кузьмину, он был поражен количеством вариантов. Но в итоге работа, к сожалению, не пошла.

После этой истории еще пару раз я работал над домами, близкими по высоте к 75 м, но никогда не переходил этот рубеж. Однажды мы вместе с Сергеем Киселевым (ООО «СКиП») проектировали застройку Мосфильмовской улицы. Он делал бизнес-центр, я – киноцентр и четыре жилых дома. А напротив Андрей Трофимов (АБ «ТРОМОС») нарисовал для «ДОН-Строя» первую версию небоскреба на Мосфильмовской. Его вариант не устроил Главного архитектора города. Вскоре я получил от Кузьмина предложение поработать с «ДОН-Строем». Признаюсь, что меня это предложение несколько уди вило. На тот момент я не видел ничего общего между стилем работы этой компании и собственными представлениями об архитектуре. Ценности, которые они исповедовали, не были мне близки. В каких-то своих проектах они активно реанимировали псевдоклассический сталинский ампир, в других работах поощряли современные тенденции, но тоже не очень внятно. Я сомневался, сложатся ли взаимоотношения с заказчиком – настоящий творческий диалог, без которого невозможно построить хороший дом.

Но судя по результатам работы, такой диалог сложился, и весьма успешно. Отразилась ли ваша работа над проектом «Дома на Мосфильмовской» на других проектах этой компании?

Я думаю, что совместная работа сильно повлияла на обе стороны. В новых домах «ДОН-Строя», уже не в моих, можно встретить отдельные приемы и детали, которые обсуждались в процессе проектирования, но не вошли в окончательный вариант «Дома на Мосфильмовской». В первом варианте нашего небоскреба силуэт башни был винтообразный, скручивающийся и имел треугольные балконы. Похожая версия этих балконов появилась в «Доме на Беговой». Стали появляться фасады со сбитыми ритмами окон, полифонией цвета. Для меня это свидетельство сильного влияния нашей совместной работы на почерк «ДОН-Строя». Мне даже кажется, что произошло изменение сознания.

Какие художественные находки в этой работе оказались существенными для вас?

Важнейшим умозаключением стал тезис, что такой сложный комплекс в городе нужно создавать в первую очередь как безупречную скульптуру, где равное значение имеют размеры, пропорции, силуэт и материал. Небоскреб должен быть выразительным и привлекательным и с дальних дистанций, и с близкого расстояния, иметь такой образ, который бы воздействовал на каждого зрителя. Стало очевидно, что для достижения этой цели нужно создавать сложную композицию. На мой взгляд, в Москве совершенно не «работают» прямоугольные «манхэттенские» силуэты для крупных объемов. Здания типа «Сигрем Билдинг» в Москве не приживаются, и со временем их либо сносят, либо значительно модернизируют. От московских версий этого стиля возникает ощущение бедности, какой-то невыразительности (вспомните «Интурист», «Минск», «Гидропроект»).

Как сформировалась такая необычная композиция всего комплекса с небоскребом?

Это объемное решение показалось нам, скажем так, наиболее уместным и к тому же редко встречающимся в мировой практике. В первоначальном варианте территория под комплекс планировалась в 2 раза больше. Композиция состояла из двух групп, одна из которых сейчас строится. Группы были почти зеркальные, но дома немного отличались по размеру и архитектуре. Опробовав множество вариантов, мы остановились на том, где композиция одной из симметричных групп состоит из башни, пластины и горизонтального переходного блока.

Будет ли реализован весь проект, к сожалению, сказать не могу. Но при подобном решении в переходных блоках размещают галерейные (односторонние) квартиры, которые не пользуются особой популярностью у российских покупателей. Было сложно уговорить заказчика, поскольку без этого элемента композиция вообще не получалась, хотя у нас были еще десятки вариантов в запасе. В первом варианте башня-недокрут вообще «смотрела через плечо» назад, на объем пластины. Но в итоге был выбран более экономичный и элегантный вариант.

Ваши постройки всегда имеют пластически развитые, «нескучные» фасады. Какие особенные приемы были использованы при создании «Дома на Мосфильмовской»?

Необходимо было придумать что-то, что было бы интересно рассматривать и с ближних точек, а не только в городской перспективе. Хотелось уйти от структурной жесткости, которая всегда есть в фасадах небоскребов. Так родилась тема фальшокон, создающих сбитый иррациональный ритм, своеобразную мозаику на теле башни. На самом деле за этими ложными окнами – бетонная конструкция.
Следующая задача – цветовое решение фасадов. Постоянно находясь в поиске средств выразительности, мы неожиданно нащупали тему «вечно сияющего» небоскреба. Сдвинуто-деформированная граненая призма наклонной формы ослепительно белого цвета призвана была придать зданию сходство с айсбергом. В результате долгих обсуждений башня получила растянутую цветовую палитру фасада от белого цвета на вершине до темного, почти черного, у колонн основания. Более низкий объем – пластина облицована стеклом под разными углами по принципу плетеной корзинки. Часть стекол повернуты к небу, часть – к земле, остальные – вертикальные. Торцы здания имеют общий отрицательный или положительный уклон. Торцы треугольных призм забраны в алюминий. Есть еще и другие темы и другие материалы, – например, швейцарская сетка, которой закрыты эвакуационные балконы. Восприятие фасада меняется в зависимости от погоды, освещенности, времени суток. И самое главное – у жителей, находящихся внутри дома, не будет ощущения, что они живут в стеклянном ящике. Но для этого была придумана масса хитростей.

Одним из показателей современности и высокого класса небоскреба, непременным атрибутом сооружения уровня де-люкс является наличие особенных технических и инженерных решений. Какие технологические новации были использованы в этом здании?

Во-первых, постановка подобного сооружения на такие разнонаправленные колонны – вещь вообще небывалая. Этот прием позволил смягчить ощущение массивности сооружения, добавил ему некоторую долю нестрогости и несерьезности. Внизу под зданием получилось большое пространство, где кажется, что находишься в лесу после бури, в котором хаос и беспорядок (в нашем случае – свобода). Такой «дом на деревьях» сразу лишается пафоса, получается более раскованным и необязательным. Технически воплотить такое решение оказалось довольно сложно. Для того чтобы сделать почти полусотню 17-метровых наклонных бетонных колонн, пришлось придумать специальный способ изготовления скользящей опалубки. Причем немецкая компания, помогавшая ее конструировать, не смогла реализовать вариант с треугольными колоннами с поворотом, который был задуман изначально. В результате многих усилий как с русской так и с немецкой стороны был разработан вариант для трапециевидных колонн прямоугольного сечения. Дополнительная сложность состояла в том, что все они выстраивались под разными углами. Подобное решение для небоскреба является уникальным в современной практике не только с художественной, но и с технологической точки зрения. Большое число японских, немецких, русских специалистов посещали стройку, «охали» и разводили руками.
Еще одним «чудом» нашего дома на улице Пырьева является уникальная фундаментная плита. Для ее сооружения потребовалось непрерывно заливать бетон в течение недели. Толщина плиты составила 4,5 м, а площадь основания – 1000 кв. м.

Это из разряда вещей для книги рекордов Гиннесса. В фасадах 200-метровой башни применены японские панели «Алполик» с фотослепками 18 видов натурального мраморовидного известняка. Конструкция, технология, разработка – российские. Фасадами 130-метровой пластины вместе с нами занимались российская фирма «Алютерра» и немецкие инженеры из компании TAUBER. Практически все технологии придумывали или адаптировали под этот дом, так что инновационность его для отечественной практики очевидна.

Что для вас как архитектора значит строительство высотного здания в городе?

Высотное здание, к сожалению, «как слон в посудной лавке», всегда провокационно и порождает конфликты разного свойства. В столице новые высотные доминанты приживаются долго и зачастую болезненно. Хотя Москва город отдельных домов, а не срежессированных ансамблей, последние все-таки присутствуют. Правда, скорее не в рамках московских традиций, а вопреки им. В каком-то смысле «выращивание» новых высотных зданий в городе – закономерное продолжение традиции точечной застройки. Как простому москвичу мне нравится район московского Сити, я воспринимаю его как символ будущего. К сожалению, с художественной точки зрения некоторые из запроектированных зданий оставляют желать лучшего (это уже критика со стороны архитектора). Другое дело, что в целом Сити все же хорош. Красиво «работает» его силуэт на фоне вечернего неба, с подсветкой и т.д.

А улучшит ли ситуацию появление еще нескольких высотных зданий в непосредственной близости от вашего дома?

Сложно однозначно ответить. Следует только хорошо помнить, что каждый новый небоскреб в городе заметно увеличивает концентрацию людей в одном месте, нагрузку на транспорт, коммуникации, экологию и т.д. Нельзя забывать и об этических проблемах, возникающих с коренными жителями тех мест, где происходит уплотнение среды. Но сценарий, когда у города «вырастает» сначала один «подлесок», потом другой, – по-моему, нормальный. Изменяется силуэт города, а небоскребы начинают жить своей, отдельной жизнью. Как, например, во Франкфурте-на-Майне, где район высоток и весь остальной город живут практически параллельно.

Вы недавно вернулись с одного из самых престижных европейских профессиональных форумов – Архитектурной биеннале в Венеции. Ваши впечатления?

Весь мир давно уже разделили на две части. Наиболее интенсивно развивающиеся и богатые страны все еще хотят построить самый высокий, самый большой, сверхоригинальный «супермега дом» и привлекают для этого самых звездных, амбициозных, технологически подкованных архитекторов, которые могут и желают это делать. Остальные заняты более «приземленными» проблемами: экологией, улучшением качества пространства для жизни. Как построить энергоемкие и наиболее доступные дома, использовать новые материалы, производство которых требует наименьших энергозатрат – вопросы, которые решаются чаще в социально защищенном и продвинутом обществе. Россия, на мой взгляд, имеет шанс впасть в состояние тоталитарной болезни. Опять реанимируются сталинско-брежневские приемы формирования нового образа жизни. В такой период архитектура всегда объединяется с властью и пытается доказать свою лояльность путем создания амбициозных зданий.

И в этом смысле экспозиция российского павильона – иллюстрация такого процесса. Например, представленный на биеннале проект фостеровской 600-метровой башни «Россия», которая станет самым высоким домом в Европе, – демонстрация силы, мощи и значительности российского государства. Все соревнуются в оригинальности, высотных характеристиках, количестве вложенных денег. При этом была практически проигнорирована тема биеннале – рассмотрение архитектуры не как отдельного здания, а как образа мышления, средства коммуникации между людьми.

А есть ли какие-то интересные разработки сре д и российск и х проек тов, касающиеся темы экологических зданий или эффективного использования энергоэффективных технологий и т.п.?

Мне об этом ничего не известно. Сегодня этот круг вопросов не входит в сферу дискурса российских архитекторов. Иностранцы, работающие в нашей стране, тоже не особенно подвизаются на этом поприще. Российскому заказчику сегодня это не нужно и не интересно.

У вас множество разнообразных премий и дипломов. А что для вас значит звание «Архитектор года»? Дает ли это какие-либо дополнительные дивиденды при общении с заказчиками?

Я не почувствовал. Это все-таки не Притцкеровская премия. Это довольно трудоемкая обязанность организовать выставку на следующей «АРХ-Москве».

А из всех существующих сегодня смотров и премий какие для вас являются наиболее авторитетными и значимыми?

Некоторое время назад наиболее почетной и интересной для меня была премия «Золотое сечение» Союза московских архитекторов. Дважды я получал первую премию на «Зодчестве». В упомянутой «АРХ-Москве» практически всегда участвовал и всегда получал какие-то награды – за экспозицию, за проект и т.д. Но испытывать какие-то особенные чувства от обладания титулом «Архитектор года» все-таки несерьезно. В жизни есть большое количество более важных вещей и моментов… к счастью!