«Работа с сопротивлением»

Размещено на портале Архи.ру (www.archi.ru)

04.10.2018

Публикуем отрывок из книги Ричарда Сеннета «Мастер» о постижении сути мастерства – в градостроительстве, инженерном искусстве, стрельбе из лука. Книга вышла на русском языке в издательстве Strelka Press.

С любезного разрешения Strelka Press публикуем отрывок из книги Ричарда Сеннета «Мастер».

«Не стремись попасть в цель!» – этот завет мастера дзена так озадачивает, что юный стрелок из лука может захотеть пустить стрелу в самого наставника. Но мастер вовсе не издевается над учеником. Он всего лишь говорит: «Не усердствуй сверх меры». Он предлагает практический совет: если слишком стараться, слишком напирать, то прицелишься плохо и промахнешься. Этот совет – шире, чем рекомендация применять минимальную силу. Юный стрелок должен работать с сопротивлением в своем луке и пробовать различные способы направлять стрелу – подходить к делу так, словно техника стрельбы неоднозначна. В итоге он сумеет прицелиться с максимальной точностью.
Это наставление мастера дзена применимо и к градостроительству. В ХХ веке городское планирование в основном опирается на принцип «снесите все, что можете, разровняйте площадку и стройте с нуля». Существующая городская среда рассматривается как помеха для выполнения решений планировщика. Этот агрессивный рецепт часто оборачивается катастрофой: уничтожаются крепкие комфортные здания и сам образ жизни, зафиксированный в городской ткани. А то, чем замещается разрушенное, слишком часто оказывается хуже. Масштабные проекты страдают от чрезмерной определенности формы, адекватной лишь своей единственной функции: когда их эпоха, как ей это свойственно, уходит, эти жестко заданные постройки оказываются никому не нужны. Поэтому хороший мастер-градостроитель примет совет учителя дзена действовать не так агрессивно и полюбить неоднозначность. Это касается отношения к делу – но каким образом это отношение может превратиться в навык?

Как мастер может работать с сопротивлением?

Начнем с сопротивления, то есть с фактов, которые препятствуют осуществлению нашей воли. Сопротивление бывает двух видов: обнаруженное и созданное. Столяр натыкается на непредвиденные сучки в куске древесины, строитель находит плывун под площадкой, отведенной под застройку. Такие обнаруженные препятствия – это одно дело, а другое – художник, соскребающий уже нарисованный и вполне годный портрет, потому что он решил начать все с начала: в таком случае мастер сам создает себе препятствия. Два вида сопротивления могут показаться принципиально разными: в первом случае нам препятствует нечто внешнее, во втором трудности исходят от нас самих. Но чтобы плодотворно работать с обоими этими явлениями, требуются во многом схожие приемы.

Путь наименьшего сопротивления. Коробки и трубы

Как ведут себя люди, столкнувшись с сопротивлением? Рассмотрим одну из основных заповедей инженера: следовать «путем наименьшего сопротивления». Этот совет непосредственно связан с устройством человеческой руки, с концепцией, сочетающей минимальное усилие и умение снимать давление. История градостроительства преподносит нам наглядный урок применения этой максимы к окружающей среде.
Современный капитализм, по мнению Льюиса Мамфорда, начался с систематического освоения недр. Шахты дали человеку уголь, уголь стал топливом парового двигателя, паровой двигатель породил общественный транспорт и массовое производство. Технология прокладывания тоннелей позволила создать современную канализацию. Благодаря спрятанной под землей системе труб снизилась угроза эпидемий; соответственно, увеличилось население. Подземные царства современных городов и поныне играют важнейшую роль: теперь в тоннелях проложены оптоволоконные кабели, обеспечивающие цифровые коммуникации.
Современная технология строительства подземных сооружений началась с телесных открытий, совершенных скальпелем. Андреас Везалий, брюссельский врач и основоположник современной анатомии, опубликовал в 1543 году трактат «De humani corporis fabrica». Почти одновременно современные методы работы под землей были систематизированы в «Pirotechnia» Ванноччо Бирингуччо. Бирингуччо призывал читателей мыслить при добыче ископаемых как Везалий, используя методы, которые приподнимают каменные плиты или снимают целые слои почвы, а не прорубают их насквозь. Именно этот путь под землю он считал путем наименьшего сопротивления.
Под конец XVIII века градостроители почувствовали настоятельную необходимость применить эти же принципы к пространству под городом. Рост городов требовал создания системы водоснабжения и отвода сточных вод, превышающей по размаху даже древнеримские акведуки и клоаки. Сверх того, планировщики начали догадываться, что горожане смогут перемещаться под землей быстрее, чем в лабиринте наземных улиц. Лондон, однако, выстроен на неустойчивых болотистых почвах, и методы XVIII века, годившиеся для добычи угля, оказались тут не особо применимыми. Давление приливов на лондонские плывуны означало, что деревянные опоры, которые использовались в угольных шахтах, не удержат здесь своды тоннелей даже на относительно устойчивых участках. Венеция эпохи Возрождения давала лондонским строителям XVIII века подсказку, как размещать склады на сваях, плавающих в илистом грунте, но проблема углубления в такой грунт оставалась нерешенной.
Можно ли было справиться с этим подземным сопротивлением? Марк Изамбард Брюнель был уверен, что нашел ответ. В 1793 году двадцатичетырехлетний инженер переехал из Франции в Англию, где со временем стал отцом еще более прославленного инженера Изамбарда Кингдома Брюнеля. И отец и сын рассматривали сопротивление природы как личного врага и постарались одолеть его, когда в 1826 году вместе начали сооружение дорожного тоннеля под Темзой к востоку от Тауэра.
Брюнель-старший выдумал подвижное металлическое убежище, которое продвигалось вперед, пока находившиеся в нем рабочие строили кирпичные стены туннеля. Убежище состояло из трех соединенных друг с другом чугунных отсеков примерно метр шириной и семь высотой, каждый из которых продвигался вперед благодаря вращению огромного винта в его основании. В каждом отсеке находились рабочие, которые обкладывали стены, дно и потолок тоннеля кирпичом, а следом за этим передовым отрядом шла большая армия строителей, укреплявшая и наращивавшая кирпичную кладку. В передней стенке устройства были оставлены щели, через которые внутрь просачивалась илистая масса, тем самым уменьшая встречное сопротивление почвы; другие работники выносили эту жидкую грязь из туннеля.
Поскольку разработанная Брюнелем методика преодолевала сопротивление воды и почвы, а не работала с ними заодно, процесс шел очень трудно. За день щит проходил примерно 25 сантиметров из намеченного четырехсотметрового пути. К тому же он не обеспечивал достаточной защиты: работы велись всего в пяти метрах под руслом Темзы, и сильный прилив мог продавить первоначальный слой кирпичной кладки – когда такое происходило, многие рабочие погибали прямо в чугунных отсеках. В 1828 году работы приостановились. Но Брюнели не собирались отступать. В 1836‑м старший Брюнель усовершенствовал винтовой механизм, продвигавший щит, и в 1841‑м туннель был достроен (официальное открытие состоялось еще два года спустя). Пятнадцать лет ушло на то, чтобы пройти под землей расстояние 400 метров.

Изамбард Кингдом Брюнель. Автор фотографии: Роберт Хаулетт. 1857. Из собрания Музея Метрополитен (Нью-Йорк). На фото не распространяются авторские права.

Младшему Брюнелю мы обязаны всем: от использования пневматических кессонов при строительстве мостовых опор до металлических корабельных корпусов и эффективных железнодорожных вагонов. Многим знакома фотография, на которой Брюнель позирует с сигарой во рту, цилиндр сдвинут на затылок; инженер слегка пригнулся, словно готовясь к прыжку, а за спиной у него свисают массивные цепи созданного им огромного стального парохода. Это образ героического борца, победителя, превозмогающего все, что встает у него на пути. Тем не менее Брюнель на собственном опыте убедился в низкой отдаче такого агрессивного подхода.
Те, кто пришли вслед за Брюнелями, достигли успеха, сотрудничая с давлением воды и ила, а не борясь с ними. Именно так в 1869 году удалось без аварий и всего за 11 месяцев проложить второй в истории тоннель под Темзой. Вместо щита с плоской передней стенкой, какой был у Брюнеля, Питер Барлоу и Джеймс Грейтхед создали конструкцию с тупым носом: обтекаемая поверхность помогала этому устройству продвигаться сквозь почву. Туннель сделали меньше, метр в ширину и всего два с половиной метра в высоту, рассчитав его размеры с учетом давления приливов – такого расчета не хватало в гигантском размахе Брюнеля, строившего под землей чуть ли не замок. Новая эллиптическая конструкция использовала для укрепления стенок тоннеля не кирпичи, а чугунные тюбинги. Продвигаясь вперед, рабочие свинчивали всё новые металлические кольца, чья форма сама по себе перераспределяла приливное давление на всю поверхность получавшейся трубы. Практический результат обнаружился почти сразу: при масштабировании той же эллиптической формы тоннеля нововведения Барлоу и Грейтхеда позволили начать в Лондоне строительство подземной транспортной системы.
С технической точки зрения использование округлого цилиндра для прокладки тоннеля кажется очевидным, но викторианцы не сразу осознали его человеческое измерение. Они назвали новое устройство «щитом Грейтхеда» (великодушно приписав его младшему партнеру), но такое название вводит в заблуждение, поскольку слово «щит» наводит на мысль о боевом снаряжении. Конечно, в 1870‑х годах сторонники Брюнелей справедливо напоминали, что без новаторского примера отца и сына не появилось бы и альтернативного решения Барлоу и Грейтхеда. В том‑то и дело. Убедившись, что своевольное противостояние не дает результата, следующее поколение инженеров пересмотрело саму задачу. Брюнели боролись с сопротивлением подземных пород, а Грейтхед начал с ним работать.
Этот пример из истории инженерной мысли прежде всего поднимает психологическую проблему, от которой нужно отмахнуться, словно от паутины. Классическая психология всегда утверждала, что сопротивление порождает фрустрацию, а на следующем витке из фрустрации рождается гнев. Нам всем знаком порыв разбить вдребезги непослушные детали сборной мебели. На жаргоне социальных наук это именуется «фрустрационно-агрессивным синдромом». В особо острой форме симптомы этого синдрома демонстрирует чудовище Мэри Шелли: отвергнутая любовь толкает его на все новые убийства. Связь между фрустрацией и припадками ярости кажется очевидной; она в самом деле очевидна, но из этого не следует, что она нам не кажется.
Истоком фрустрационно-агрессивной гипотезы являются работы наблюдавших за революционными толпами ученых XIX века во главе с Гюставом Лебоном. Лебон выносил за скобки конкретные причины политического недовольства и делал акцент на том факте, что накопленные фрустрации ведут к резкому росту численности толпы. Поскольку массы не имеют возможности отвести свой гнев с помощью легальных политических механизмов, фрустрация толпы накапливается, словно энергия в аккумуляторе, и в какой‑то момент прорывается насилием.
Наш пример из области инженерии объясняет, почему поведение толпы, которое наблюдал Лебон, не может служить моделью для трудовой деятельности. Брюнели, Барлоу и Грейтхед как раз обладали высокой устойчивостью к разочарованиям в своей работе. Психолог Леон Фестингер исследовал способность переносить фрустрацию, наблюдая в лабораторных условиях за животными, подвергаемыми продолжительным неудобствам. Он обнаружил, что крысы и голуби, как и английские инженеры, зачастую умело переносят разочарование и вовсе не впадают в неистовство: животные перестраивают свое поведение так, чтобы по крайней мере какое‑то время обходиться без желаемого удовлетворения. Наблюдения Фестингера опираются на более ранние исследования Грегори Бейтсона, заинтересовавшегося устойчивостью к «двойному посланию», то есть к фрустрации, которой нельзя избежать. Другую сторону такой способности совладать с фрустрацией показал недавний эксперимент с молодыми людьми, которым сообщали верный ответ на неправильно решенную ими задачу: многие из них упорно продолжали пробовать альтернативные методы и искать иные решения, несмотря на то что им уже был известен результат. И неудивительно: им важно было понять, почему они пришли к неверному выводу.
Разумеется, машина сознания может застопориться, столкнувшись со слишком сильным или слишком продолжительным сопротивлением или же с таким сопротивлением, которое не допускает исследования. Любое из этих условий может побудить человека сдаться. Но существуют ли навыки, с помощью которых люди могут выдерживать фрустрацию и сохранять при этом способность к продуктивной деятельности? Три таких навыка в первую очередь приходят на ум.
Первый из них – переформулирование, которое может способствовать порыву воображения. Барлоу припоминает, как воображал, будто переплывает Темзу (не очень‑то соблазнительная картина в эпоху, когда в реку сливали сточные воды). Затем он представил себе неодушевленный предмет, больше всего похожий на его тело, – и это, конечно, была труба, а не коробка. Такой антропоморфный подход напоминает наделение честного кирпича человеческими качествами, о котором мы говорили выше, но с той разницей, что в данном случае этот прием способствует решению реальной проблемы. Задача переформулируется с другим действующим лицом: вместо тоннеля реку пересекает пловец. Генри Петроски обобщает подход Барлоу так: если не поменять подход к сопротивлению, многие жестко определенные проблемы остаются для инженера неразрешимыми.
Этот прием отличается от детективного навыка прослеживать ошибку до ее первоисточника. Переформулировать проблему с другим действующим лицом имеет смысл, когда детектив заходит в тупик. Пианист иногда физически совершает примерно то же, что Барлоу совершил в своем воображении: если аккорд немыслимо трудно взять одной рукой, он берет его другой – подчас для озарения достаточно заменить работающие пальцы, сделать действующей другую руку; фрустрация оказывается снята. Этот продуктивный подход к сопротивлению можно сравнить и с литературным переводом: хотя при переходе с языка на язык многое теряется, в переводе текст также может и обрести новые смыслы.
Второй подход к сопротивлению задействует терпение. Терпение – это часто упоминаемая способность хороших мастеров не бросать работу вопреки фрустрации. В форме длительной концентрации, о которой мы говорили в главе 5, терпение – приобретаемый навык, который может развиваться со временем. Но и Брюнель был терпелив или по крайней мере целеустремлен на протяжении многих лет. Можно сформулировать правило, противоположное по своему посылу фрустрационно-агрессивному синдрому: когда что‑то отнимает больше времени, чем вы ожидали, перестаньте этому сопротивляться. Это правило действовало в лабиринте для голубей, который соорудил в своей лаборатории Фестингер. Сначала дезориентированные птицы бились о пластиковые стенки лабиринта, но по мере движения они успокаивались, хотя по‑прежнему находились в затруднении; не зная, где выход, они уже довольно весело шагали вперед. Но это правило не так просто, как видится на первый взгляд.
Проблема заключается в оценке времени. Если трудности затягиваются, остается лишь одна альтернатива капитуляции: поменять свои ожидания. Обычно мы заранее прикидываем время, которое займет конкретное дело; сопротивление вынуждает нас пересмотреть планы. Возможно, мы ошиблись, предположив, что справимся с этим заданием достаточно быстро, но сложность в том, что для такого пересмотра мы должны терпеть неудачи постоянно – во всяком случае, так казалось мастерам дзена. Наставник советует отказаться от борьбы именно тому новичку, кто все время стреляет мимо цели. Итак, терпение мастера мы определим следующим образом: способность на время отказаться от стремления завершить дело.
Отсюда проистекает и третий навык работы с сопротивлением, который мне немного неловко провозглашать напрямик: нужно слиться с сопротивлением. Это может показаться каким‑то пустопорожним призывом – дескать, имея дело с кусачим псом, думай как пес. Но в ремесле такое отождествление имеет особый смысл. Вообразив, будто он плывет через зловонную Темзу, Барлоу сосредоточился на течении воды, а не на ее давлении, в то время как Брюнель думал в первую очередь о самой враждебной его задачам силе – давлении – и боролся с этой более крупной проблемой. Хороший мастер подходит к отождествлению очень выборочно, подбирая в трудной ситуации наиболее щадящий ее элемент. Зачастую этот элемент меньше, чем тот, что вызывает основную проблему, и потому кажется не столь важным. Но как в технической, так и в творческой работе неправильно заниматься в первую очередь крупными проблемами, а потом подчищать детали: качественные результаты часто достигаются в обратной последовательности. Так, когда пианист сталкивается с трудным аккордом, ему легче изменить поворот кисти, чем растянуть пальцы, и он с большей вероятностью улучшит свое исполнение, если сфокусируется сначала на этой детали.
Разумеется, внимание к малым и податливым элементам проблемы обусловлено не только методикой, но и жизненной позицией, а эта позиция, как мне кажется, проистекает из описанной в главе 3 способности к симпатии – симпатии не в смысле слезливой сентиментальности, но именно как готовности выйти за собственные рамки. Так, Барлоу в поиске верного инженерного решения не нащупывал что‑то вроде слабого места во вражеских укреплениях, которое он мог бы использовать. Он преодолевал сопротивление, ища в нем тот элемент, с которым можно было работать. Когда собака бросается на вас с лаем, лучше показать ей открытые ладони, чем попытаться ее укусить.
Итак, навыки работы с сопротивлением – это умение переформулировать проблему, изменить свое поведение, если проблему слишком долго не удается решить, и отождествиться с наиболее щадящим элементом проблемы.

текст: Ричард Сеннет