|
Размещено на портале Архи.ру (www.archi.ru) |
| 16.03.2016 |
|
«Ничто не возможно без сопротивления» |
| Мастерская: |
| heneghan peng architects |
|
Интервью с основателями дублинского бюро heneghan peng о проектировании музейных зданий, в том числе об их Большом Египетском музее в Гизе, участии и победах в международных конкурсах и особенностях работы в России. Бюро было основано архитекторами Ройшн Хенеган (Róisín Heneghan) и Ши Фу Пэном (Shi-Fu Peng) в 1999 в Нью-Йорке. В 2001 они переместились в Дублин. В конце 2013 heneghan peng architects выиграли международный конкурс на проект нового здания ГЦСИ на Ходынском поле в Москве.  Посетительский центр Тропы гигантов в Северной Ирландии © Marie-Louise Halpenny– Ты упомянула, что можно «отталкиваться от среды» (working against) и «работать со средой» (working with). Который из этих подходов вы используете, когда строите поблизости от объектов Всемирного наследия? Как найти компромисс между прошлым и современностью? Ройшн Хенеган: – Мы работали с несколькими объектами Всемирного наследия ЮНЕСКО, причем как с историческими (пирамиды в Гизе или Гринвич), так и с природными памятниками (Тропа гигантов в Северной Ирландии и долина Рейна в Германии). Объекты Всемирного наследия считаются выдающимися образцами культуры и исключительными местами. То есть архитектор просто обязан обращать на них внимание. Но мы должны руководствоваться этим принципом всегда: мы должны быть внимательны к среде, для которой мы проектируем. Нет причин не строить современные здания в исторических местах. Посмотрите на Гринвич, где мы только что закончили строительство здания Школы архитектуры. Там есть Квинс-хаус Иниго Джонса и постройки Кристофера Рена XVII века, памятники истории и архитектуры, но в момент своего возведения все они были современными постройками.  Посетительский центр Тропы гигантов в Северной Ирландии © Marie-Louise Halpenny– Ставите ли вы перед собой задачу создания «иконических», знаковых зданий? Ши-Фу Пэн: – Мы не верим в музеи-символы, музеи-иконы. Я всегда говорил, что в мире символов нет символов. Наступает пресыщение символами, когда один перестает быть отличим от другого. Есть достаточно талантливых архитекторов, создающих яркие узнаваемые здания, здания-логотипы. Нет нужды заниматься тем же, к тому же мы не сильны в проектировании подобных зданий. Мы верим, что здание и его архитектурное качество не должны быть центром музея. Например, наш проект Большого Египетского музея основан на вписывании конуса в композицию трех пирамид Гизы. Музей посвящен пирамидам. Если убрать пирамиды, спроектированное нами треугольное здание будет выглядеть глупо и бессмысленно. Иконичность этого проекта заключается в двухкилометровой дистанции между музеем и пирамидами. Подобно археологам, мы раскрываем то, что уже существует. Мы помогаем людям лучше увидеть архитектурные объекты и ландшафт. Наш подход созвучен Мишелю Фуко, который не изобретал ничего нового, а лишь обнажал те условия, которые существуют в обществе в определенное время. Другая говорящая деталь проекта Египетского музея заключается в его расположении на краю пустынного плато. Получается, что музей не более чем обрыв скалы. Заказчик очень грамотно выбрал площадку на стыке геологических структур. Сконструированная нами светопроницаемая каменная стена – это символическое выражение ландшафта, который разделяет горы и пустыню, или жизнь и смерть.  Большой Египетский музей в Гизе © heneghan peng architects Большой Египетский музей в Гизе © heneghan peng architects– К слову о Большом Египетском музее, почему его проектирование оказалось таким затяжным процессом? На какой стадии находится реализация этого проекта сегодня? Ройшн Хенеган: – Мы выиграли конкурс в 2003, а закончили проектирование музея в 2008. После этого мы долго дискутировали с египетским Министерством культуры, и строительство началось в 2012. Нынешняя ориентировочная дата завершения строительства – 2018 год. Если посмотреть на стройплощадку с помощью Google Earth, можно найти довольно свежее фото нашего проекта, увидеть бетонную крышу, уже возведенную на некоторых участках. – Связано ли замедление строительства музея с Арабской весной и, в частности, с переменами в правительстве Египта? Ройшн Хенеган: – В какой-то степени наше участие в проекте практически прекратилось в 2008, поэтому я не могу сказать, какое влияние политические изменения в Египте оказали на реализацию. Определенно, последствия были, поскольку на смену предыдущей министерской команде, курировавшей работу по возведению музея, пришли новые люди, и некоторые из них не понимали идею нашего проекта.  Большой Египетский музей в Гизе © heneghan peng architects– Как вы ведете авторский надзор над процессом строительства Большого Египетского музея – если вы в принципе производите такой надзор? Ройшн Хенеган: – Мы не занимаемся надзором, мы лишь отвечаем на вопросы, касающиеся изменений в проекте. Честно говоря, мы не играем той роли, которую нам бы хотелось играть. Так, были утверждены некоторые неудачные изменения в проекте, которые уже не исправить. – Ройшн, в твоей лекции на конференции TED ты описала сложные тесты для материалов, которые использовались при строительстве Большого Египетского музея и посетительского центра Тропы гигантов. Как вы выбирали материал для Палестинского музея и нового здания Государственного центра современного искусства в Москве? Ройшн Хенеган: – В той речи я останавливаюсь на музее в Гизе и на центре для посетителей Тропы гигантов в Северной Ирландии, поскольку в этих двух случаях камень был использован сложным, нетипичным способом, для которого его не тестировали раньше. Именно поэтому нам было необходимо провести собственные эксперименты. В Палестинском музее мы используем известняк, традиционный для этого региона материал. Что касается нового ГЦСИ, его сложность заключается в структуре, а не в материале. – Ожидается, что ваш музей станет первым энергоэффективным зданием в Палестине. Затрудняло ли работу над проектом отсутствие там опыта возведения «зеленых» зданий? Ройшн Хенеган: – Иногда в процессе строительства было сложно придерживаться уровня качества, необходимого для стандартов энергоэффективности. Возведение энергоэффективного здания отличается от простого строительства. Например, установка окон с терморазрывом не является обязательным этапом строительства, но это совершенно необходимо для достижения энергоэффективности.  Проект моста Миттельрайнбрюке через Рейн близ Санкт-Гоара © heneghan peng architects– Вы выиграли несколько архитектурных конкурсов на строительство мостов, включая строительство мостов в лондонском Олимпийском парке и моста Миттельрайнбрюке через Рейн близ Санкт-Гоара. Как вы обычно работаете с этим типом объектов? Ши-Фу Пэн: – Раньше мосты всегда возводились инженерами, и при этом имело ключевое значение инженерное проектирование, а не архитектурное решение. Это неудивительно: зачастую полотно моста имеет длину в несколько сотен метров и поддерживается только двумя опорами. Архитектор не может немного переместить опору в соответствии со своим замыслом, иначе мост рухнет. Когда мы занимаемся мостами, мы начинаем сотрудничать с инженерами на очень ранней стадии проекта. В последнее время городская среда, в которой мы живем, стала крайне важна, а мосты существуют именно в ней. Городские мосты не могут быть сугубо инженерными объектами, им также необходимо быть воплощением архитектурного замысла. Удивительно, но работая с мостами, нам совершенно не интересен мост сам по себе, потому что городские мосты обычно довольно короткие. Настоящая загвоздка состоит в том, как «приземлить» мост, как соединить его с городским ландшафтом. Как только архитектор завершил вписывание моста в ландшафт, считай, вся работа сделана – любой может спроектировать мост. Планируя городские мосты, мы начинаем с анализа городского ландшафта: в каких условиях предстоит существовать мосту, какие транспортные и человеческие потоки идут по нему и вокруг него. Наши представления о строительстве мостов не всегда правильные. Мы проигрываем чаще, чем выигрываем, но это наш типичный образ мысли в отношении мостов как объектов городской среды.  Мосты в лондонском Олимпийском парке © Hufton + Crow Мосты в лондонском Олимпийском парке © Hufton + Crow– Как вы обычно выбираете конкурсы, в которых будете участвовать? Ройшн Хенеган: – Мы смотрим на жюри. Затем мы спрашиваем себя, интересен ли нам проект и подходит ли нам его масштаб. Кроме того, мы обязательно обращаем внимание на объем работы, который необходимо выполнить для участия в конкурсе. Если ты участвуешь в большом открытом конкурсе, то стараешься не вдаваться в излишние детали сразу же. Для участия в конкурсе на проектирование Большого Египетского музея от нас изначально требовалось предоставить пять планшетов А3. Это был посильный объем работы. Затем было отобрано двадцать лучших проектов, и работы стало значительно больше. Конкурс на проектирование центра для посетителей Тропы гигантов также был совершенно открытым и в качестве заявки предполагал подготовку трех А1. В проекте нового ГЦСИ был этап отбора по портфолио, после которого к участию было приглашено двадцать претендентов. – Как вы работаете в незнакомой среде? Ройшн Хенеган: – Мы непременно начинаем с изучения площадки для строительства, стараемся понять климат и почувствовать место. Несмотря на сказанное, мы совершили множество ошибок и порой неправильно воспринимали среду. Например, на Ближнем Востоке мы не до конца понимали, что общественное пространство должно быть защищенным от окружающей среды, а любые занятия на открытом воздухе крайне ограничены из-за невыносимой жары. А мы пытались привнести туда европейское чувство общественного уличного пространства, где оно интерпретируется как нечто ключевое и прекрасное. Работать в Европе несколько проще. Конечно, здесь тоже есть различия, но здесь существует общий язык и понимание отношений с открытым пространством.  Музейно-выставочный комплекс ГЦСИ. Heneghan Peng Architects. Материалы предоставлены пресс-службой ГЦСИШи-Фу Пэн: – Действительно, мы являемся представителями того поколения, которому необходимо понимание среды. Наш проект для ГЦСИ основан на анализе среды. Если бы аналогичные средовые характеристики существовали в каком-либо другом месте, мы бы предложили аналогичный проект. В какой-то степени мы должны были выиграть, потому что наша победа была одержана на стратегическом уровне. Площадка расположена на Ходынском поле, где новый парк примыкает к самому большому в мире торговому центру. Все участники пришли к выводу, что этот торговый центр представляет собой урбанистическую проблему, поэтому все предложили проекты горизонтально вытянутых зданий, которые могли бы загородить торговый центр.  Музейно-выставочный комплекс ГЦСИ. Heneghan Peng Architects. Материалы предоставлены пресс-службой ГЦСИМы решили действовать иначе и предложили вертикальное здание, которое должно фокусировать внимание на себе, сделав торговый центр лишь фоном. Концептуально наш проект схож с Эйфелевой башней. Если вы взглянете на Эйфелеву башню, ваше внимание будет приковано именно к ней, а не к простирающемуся за ней Парижу, потому что это вертикальная доминанта, противопоставленная линии горизонта. Можно сказать, мы решили проблему, отказавшись от решения проблемы, мы сжульничали.  Музейно-выставочный комплекс ГЦСИ. Heneghan Peng Architects. Материалы предоставлены пресс-службой ГЦСИФорма здания довольна русская. Нас часто спрашивают, почему в этом проекте мы используем столько консольных выносов. Мой ответ таков: мы в России, современные консоли были изобретены именно здесь, как мы можем построить здание без них? Все здание будущего музея буквально посвящено консольным выносам. Я всегда говорю, что чем сильнее ужать консольный вынос, тем сильнее здание будет напоминать американский небоскреб. Американские небоскребы в какой-то мере – совершенные экономические объекты. Консольные выносы противоположны экономической целесообразности. Этот элемент кажется нам воплощением идей русского авангарда. – Россия – непростая страна для зарубежных архитекторов. Каковы основные положительные и отрицательные моменты в вашей работе над московским проектом? Ройшн Хенеган: – Нам нравится брать на себя всю работу на ранней стадии проектирования, а потом постепенно передавать воплощение наших идей партнерам, при этом сохраняя вовлеченность в проект в качестве наблюдателей. Такая схема работы была невозможна в реализации московского проекта. В нем мы играем роль проектных консультантов (design advisers). Однако это также значит, что мы будем участвовать в процессе до завершения строительства здания, что нам импонирует. С одной стороны, мы были несколько удивлены невозможностью более плотно участвовать в проекте. С другой стороны, наши партнеры из Москомархитектуры всегда прислушивались к нашему мнению. Россия – страна с очень жесткими СНИПами. Сравнивая работу в Москве и в Лондоне, нам очевидно, что в России пространство для переговоров значительно уже. Ши-Фу Пэн: – Мы были удивлены множеством правил и изобретательностью в манипулировании ими. В любой стране правила не могут регулировать 100% населения. Всегда найдется 10%, которые выпадают из общей схемы. В конце концов, нельзя ограничить людей в желании творчески мыслить и придумывать нестандартные решения. Люди всегда находят лазейки. Русские очень хорошо знают, как обходить правила. – А в чем особенность вашей работы в Ирландии? Ройшн Хенеган: – В Ирландии, как, пожалуй, и в Лондоне мы лучше знакомы с процессом строительства и сильнее вовлечены в него. Сейчас мы ведем реконструкцию Национальной галереи Ирландии в Дублине и постоянно находимся на площадке. Преимуществом такой включенности является хорошее знание пространства, доскональное понимание того, как люди его используют и как в нем перемещаются. Недостаток заключается в невозможности взглянуть на объект со стороны. Выполняя проекты в своей стране, архитектурное бюро невольно разделяет все исходные установки, свойственные этой среде, не подвергая их сомнению. Привилегия специалистов извне состоит в том, что они могут напомнить о необязательности следования привычному пути.  Проект реконструкции Национальной галереи Ирландии в Дублине © heneghan peng architects Проект реконструкции Национальной галереи Ирландии в Дублине © heneghan peng architects– Чувствуете ли вы связь с современной ирландской архитектурой? Ройшн Хенеган: – Если честно, мы никогда не чувствовали себя представителями ирландской архитектуры. Несмотря на то, что я ирландка и здесь окончила бакалавриат, Ши-Фу американец и мы оба учились в Штатах. Хотя в настоящий момент мы работаем в Дублине и, конечно, привносим некоторые элементы ирландской культуры в наши проекты, мы не были взращены этой системой настолько, насколько другие ирландские архитектурные бюро – как Grafton Architects или O’Donnell & Tuomey. – С момента создания вашего бюро в Нью-Йорке вы успели переехать в Дублин и открыть филиал в Берлине. Каковы были причины и результаты таких перемещений? Ройшн Хенеган: – Верно, наше бюро открылось в Нью-Йорке, в то время мы там работали. Потом мы выиграли конкурс в Дублине, и удаленная разработка этого проекта была бы сложной задачей. В какой-то степени у нас не было причин оставаться в Нью-Йорке. В Европе куда более сильная культура конкурсов для молодых архитектурных бюро, поэтому мы решили переехать в Дублин. Наш первый заказ в Дублине был довольно крупным, офисное здание с бюджетом в 40 млн евро, что создало для нас определенную материальную базу. – Ши-Фу, что ты думаешь о жизни в Ирландии? Каково было переехать в эту страну? Ши-Фу Пэн: – По-моему, место расположения для нас не имеет значения. По большому счету, у нас не было выбора, где жить. С точки зрения ведения бизнеса, Дублин довольно хорош. Существует такая аббревиатура ФЛАП (Франкфурт-на-Майне, Лондон, Амстердам, Париж), она обозначает ведущие узлы авиаперевозок бизнес-класса. В отличие от них, Дублин – высоко котирующийся аэропорт для туризма, использование которого в два-три раза дешевле, чем ФЛАП. Как видите, у нашего местоположения есть определенные преимущества. Ройшн Хенеган: – Открытие дополнительного офиса в Берлине произошло следующим образом: у нас было несколько сотрудников из Германии, один из которых хотел переехать в Берлин. Мы не хотели его терять, к тому же у нас в то время был проект в Веймаре, поэтому мы решили открыть филиал в Берлине. Сегодня там работает пять сотрудников. – Похоже, у вас интернациональная команда? Ройшн Хенеган: – Наверно, мы до сих пор наполовину ирландцы. У нас также немало немцев и поляков. Раньше у нас был более интернациональный коллектив, но с началом экономического кризиса многие уехали из Ирландии. – Ваше бюро стартовало в формате небольшой команды и постепенно стало расширяться. Каковы основные сложности в проведении таких организационных перемен? Ши-Фу Пэн: – Когда мы выиграли конкурс на проектирование Большого Египетского музея, нас было всего трое. В конце работы над проектом наша команда разрослась до более сотни сотрудников (из них примерно сорок работают в дублинском офисе). Разумеется, мы переживали взлеты и падения. Наша первостепенная задача – ослабить контроль. Если посмотреть на ведущих мировых лидеров, скажем, на председателя правительства Китая, они инженеры, не архитекторы. Архитекторы не могут управлять государством, они слишком хотят все контролировать. В процессе работы с архитекторами, которые проектировали крупные здания, мы поняли логику оптимальной организации бюро. В какой-то момент мы решили частично стать менеджерами проектов, а не только архитекторами. Мы стали разбивать проект на части таким образом, чтобы разные сотрудники могли выполнять отдельные его компоненты. Обычно такие части довольно очевидны. Например, в московском проекте у нас есть парк на заднем плане и башня на переднем плане, это два нераздельных элемента. Башня производила бы куда более скромное впечатление, если бы она располагалась в городской среде. За счет расположения в большом парке башня будет его композиционной доминантой, словно пагода в японском саду. В Нью-Йорке она не имела бы смысла. – Удивительно, что осуществление такого крупного международного проекта, как музей в Гизе, вы начинали втроем. Как вам это удалось? Ши-Фу Пен: – С самого начала работы над проектом Большого Египетского музея мы решили, что будем рассматривать всю площадку, на которой расположен объект, как одно целое. Таким образом, все элементы внутри и снаружи музейного здания, включая скамейки в прилегающем парке, были вписаны в планировочную сетку. Именно благодаря разработке этой сетки мы смогли выполнить проект, требующий сотни сотрудников, командой из трех человек. – Ройшн, ты преподаешь в нескольких университетах. Как общение со студентами влияет на твою работу? Ройшн Хенеган: – Разговор с людьми, которые сосредоточенно разрабатывают какие-либо идеи и прикладывают серьезные усилия для их воплощения, очень воодушевляет. Работа в офисе очень практическая, обремененная мыслями о контрактах и бюджетах. Преподавание дает мне возможность проводить концептуальные эксперименты, говорить об идеях и мыслить свободнее. – Как вы хотели организовать учебный процесс для молодых архитекторов в проекте Гринвичской школы архитектуры? Ройшн Хенеган: – Мы хотели построить Школу вокруг студии – большого удобного пространства для студентов, где они могут делать макеты, рисовать, заниматься и видеть друг друга. Понимаете, у всех однажды наступает момент, когда он/она «застревает». Когда это случается, полезно побродить, поговорить с другими, узнать, что у них на уме.  Архитектурная школа Гринвичского университета © Hufton + Crow Архитектурная школа Гринвичского университета © Hufton + Crow– Что обычно вдохновляет вас в процессе работы? Ши-Фу Пэн: – Это может быть что угодно. На самом деле, я не участвую в начальной стадии подготовки конкурсных проектов. На старте у меня нет идей. Мне нужно своего рода облако космической пыли, [из которой образуются звезды и планеты], с которым я мог бы работать. Я хороший критик. По утрам я занимаюсь плаванием. В действительности, плавание – это единственное занятие, во время которого человек может быть наедине с собой в состоянии невесомости, что позволяет думать и генерировать идеи. Мне кажется, именно поэтому Ле Корбюзье также любил плавать. – Что вы можете посоветовать молодым архитекторам? Ши-Фу Пэн: – Мы можем посоветовать, как участвовать в конкурсах, но не как стать архитектором. Терпеть не могу, когда говорят, что у каждого свой путь, но, как ни странно, люди подходят к решению одних и тех же задач по-разному. Каким-то образом все могут добиться хороших результатов. Совет прост – надо работать. Редкий человек рожден Фрэнком Гери, и даже он, наверняка, много и упорно работает. – Что для вас проект вашей мечты? Ройшн Хенеган: – Я бы хотела построить аэропорт. Очень жаль, что аэропорты превратились в места, где главное – безопасность. Было бы здорово построить маленький аэропорт, который по-прежнему бы создавал ощущение волшебства полета. Ши-Фу Пен: – Мне не важно, каким проектом я занимаюсь. Чем сложнее проект, чем больше проблем необходимо решить при его исполнении – тем интереснее работать. Если заказчик дает нам полмиллиарда долларов, предоставляет площадку и просит построить здание, не ограничивая себя в расходах, мне не хочется работать над этим проектом. Если клиент сообщает, что у него всего полмиллиона долларов, участок представляет собой оспариваемую территорию и не имеет водоснабжения, тогда нам интересно. Существует хорошее высказывание Рема Колхаса. Однажды его спросили, почему он никак не построит себе дом. Рем ответил: «В этом случае мне будет не с кем спорить». Ничто не возможно без сопротивления. |