Размещено на портале Архи.ру (www.archi.ru)

09.09.2013

Пьер-Витторио Аурели: «Лишь у немногих архитекторов есть собственный проект»

Мастерская:
Dogma

Пьер-Витторио Аурели о темной стороне хипстерства, смерти журналов и преимуществах путинского правления.

Пьер-Витторио Аурели – итальянский архитектор и теоретик. В 2006 он и его партнер по бюро Dogma Мартино Таттара стали первыми лауреатами Премии им. Якова Чернихова «Вызов времени». В свежем, 35-м номере Проект International опубликована первая глава из книги Аурели «Возможность абсолютной архитектуры» (2011).

В Москву Пьер-Витторио Аурели приехал, чтобы прочесть лекцию в Институте «Стрелка», который планирует выпустить его очередную книгу в рамках своей издательской программы.

Пьер-Витторио Аурели © Strelka Institute
Пьер-Витторио Аурели © Strelka Institute

Архи.ру:
Я бы хотела поговорить с вами о писательстве: не только об архитектурной критике, но и о литературном процессе как инструменте профессиональной деятельности архитектора. Есть пишущие архитекторы, и вы один из них. Что для вас писательство и влияет ли оно на архитектурную практику?


Пьер-Витторио Аурели: Литературный процесс для меня – очень важная вещь, потому что исторически архитектура создавалась с помощью литературы. Я считаю писательский труд по отношению к архитектурной практике не вторичной функцией, а основной. Писательство и есть архитектурная практика, неверно думать, что сначала вы что-то пишете, а потом пытаетесь это применить к архитектурному проекту – это слишком ограниченное представление. Писательство – нечто более широкое, то, что выходит за границы архитектурных приемов или стиля, и я думаю, что литературная деятельность не нуждается в приложении к практике в качестве доказательства ее ценности, поскольку это абсолютно самостоятельная вещь.

Архи.ру: Почему архитекторы все меньше пишут в наше время?

П.А.: Архитекторы стремятся проектировать и строить как можно больше, поэтому они считают писательский труд пустой тратой времени, не приносящей им проектов и заказов. Мой эталон в этом отношении – Ле Корбюзье, который писал постоянно, и для которого писательская работа была лабораторией идей.

Архи.ру: Бурные архитектурные дебаты 20 века проистекали из ярко выраженных оппозиций: модернизм/традиционная архитектура, постмодернизм/модернизм, и так далее. Возможно, сейчас у нас не наблюдается столь противоположных взглядов, поэтому и спорить не о чем?


П.А.: У нас не наблюдается столь противоположных взглядов, потому что у нас нет архитекторов, которые бы выдвигали и защищали эти взгляды. Архитектурная культура в настоящий момент гораздо плодовитее в том смысле, что производится огромное количество вещей, но все настолько фрагментировано, что сложно найти что-то со своей особой позицией.
Я думаю, дело в наличии проекта. Проект – это не то, что можно придумать за ночь, это вещь длиной в жизнь. То есть я бы говорил не о том, что немногие архитекторы пишут, а о том, что лишь у немногих архитекторов есть собственный проект – неважно, успешный или нет. Наличие проекта означает: все, что ты делаешь, соответствует твоим идеям, а не тому, что тебя окружает. Остальные – хорошие архитекторы и строят неплохие здания. Вообще, большая часть тех, у кого есть свой проект – не самые лучшие строители. Но это оттого, что архитектура включает в себя не только строительство. Браманте, самый влиятельный архитектор эпохи Возрождения, был не очень хорошим строителем, его здания разваливались.  

Архи.ру: Может быть, больше нет идей, поэтому нет и проектов длиной в жизнь?

П.А.: Последние двадцать лет были полностью деполитизированы. Быть политизированным для меня значит создавать определенный взгляд на вещи, критический по отношению к текущему моменту. Архитектору, чтобы создать собственное видение, необходим контекст. Мы находимся в ситуации, когда окружающее функционирует в соответствии с реалиями капитализма, и это создает контекст, где все сойдет. К тому же мы живем в ситуации бесконечного соревнования, когда каждый – потенциальный конкурент, даже друзья и коллеги – таков дух времени.

Архи.ру: Но ведь модернисты тоже конкурировали.

П.А.: Тогда все было иначе: не было такого давления, которому мы подвергаемся в настоящий момент. К примеру, если взять Миса и Ле Корбюзье: они не то, что бы конкурировали, поскольку действовали внутри закрытых рынков и потому не сильно друг друга беспокоили. Сейчас мы все внутри одного и того же рынка, и это создает конкуренцию. Например, между Гинзбургом и Ле Корбюзье не было конкуренции, потому что Гинзбург работал в Советском Союзе, а Корбюзье – в капиталистических странах.

Архи.ру: Однако обмен идеями присутствовал.

П.А.: Разумеется. Обмен идеями был возможен как раз потому, что они не были конкурентами. Корбюзье приезжал в СССР и даже что-то строил, но он не собирался здесь все колонизировать своей архитектурой.

Архи.ру: Ему бы и не позволили.

П.А.: Потому что здесь был жесткий политический каркас, а не рыночная экономика.
Ле Корбюзье за работой. Фотография Fondation Le Corbusier via Archdaily.com
Ле Корбюзье за работой. Фотография Fondation Le Corbusier via Archdaily.com

Архи.ру: Возвращаясь к литературе, писательский труд часто вытекает из исследовательского процесса. Например, знаменитая книга Рема Колхаса Delirious New York основана на исследовании, и в то же время авторский взгляд предельно субъективен. Как уживаются объективность и субъективность в одной работе?

П.А.: Я не верю в существование чего-то объективного. Это самая большая ловушка в процессе исследования, когда люди начинают верить в то, что есть некая нерушимая объективная реальность, а мы ее начинаем как-то интерпретировать. Конечно, приходится опираться на определенные факты, но считать, что объективность – это что-то вроде бинома Ньютона, – фундаментальная ошибка. Исследование всегда было идеологией, крайне далекой от объективности. И, вместе с тем, я не считаю, что неверие в объективность предполагает некое фантазирование, потому что я верю в то, что все, что мы делаем – субъективно. Даже то, что выглядит абсолютно объективно, всегда несет аспект субъективности.

Архи.ру: Считается, что представление данных в проекте делает позицию автора убедительнее.

П.А.: Обычно эти данные используются крайне манипулятивно. Статистика скрывает реальность, а данные выступают в качестве Троянского коня для крайне идеологизированных наблюдений. Я думаю, нечестно верить в объективность этих вещей.     

Архи.ру: Что же тогда делает исследование сильным?

П.А.: Если оно убеждает людей. Не обязательно многих. Когда идея влияет более, чем на одного человека, для меня она достаточна сильна, чтобы иметь последствия. Если идея начинает циркулировать, поддерживают люди ее или отвергают – для меня эта идея правомерна. Мы знаем из истории, что категории научное/ненаучное могут быть направлены на то, чтобы что-то развенчать, но я совершенно не приемлю этот способ мышления.

Архи.ру: Какую роль играет архитектурная критика во времена кризиса книгоиздания?

П.А.: С момента моего рождения люди постоянно говорят о кризисе книгоиздания, в то же время я вижу, что все больше и больше людей пишет и публикуется, поэтому я не понимаю, в чем проблема. Конечно, этот кризис затрагивает авторитетные журналы, которые выходят большими тиражами: они отмирают. Люди сейчас получают всю информацию из интернета, и их сложно осуждать за то, что они не покупают дорогие журналы: в интернете можно найти гораздо более интересную информацию. Иногда мне попадаются блоги более любопытные, чем статьи в журналах, к тому же они бесплатны.

Но это в точности тот же самый кризис, который был, когда отмирали старые формы книгоиздания и рождались новые, так что это продолжающийся процесс. И я вижу здесь возможность [зарождения] новых видов взаимодействия с архитектурой. Я считаю, мы должны отказаться от идеи авторитетного критика: эта романтическая идея принадлежит 19 веку, и фигура критика может скоро отмереть, если не будет способна создавать нечто интересное. Критика – это процесс. Это способ, с помощью которого ты раскапываешь то, что хочешь сказать, и ты находишь возможность это сказать – в книге или в блоге. Мне непонятна озабоченность форматом, мне совершенно наплевать на формат.

Например, Casabella был очень хорошим журналом, я читал его ежемесячно, но если взять последние номера – там публикуются проекты, которые были в интернете пять лет назад. Разумеется, если ты издаешь такой журнал, он умрет, потому что он бесполезен. Мы должны перестать беспокоиться о формате и вернуться к содержанию. Эта дискуссия должна быть вторичной по отношению к более важной дискуссии о том, что именно мы хотим сказать, и какова наша позиция.
Бюро Dogma. Проект «Стоп Сити». 2007. Изображение с сайта www.dogma.name
Бюро Dogma. Проект «Стоп Сити». 2007. Изображение с сайта www.dogma.name

Архи.ру: На своей лекции вы назвали книгу Ричарда Флориды о креативном классе очень плохой. Что вы имели в виду?

П.А.: Это очень плохая и крайне идеологизированная книга. Флорида верит в рыночную экономику, а для меня рыночная экономика – это идеология, а не реальная вещь. Это в такой же степени идеология, как социализм, как монархия, и все мы верим в эту идеологию.

Архи.ру: Верим или нет, нам приходится оперировать в этой системе.

П.А.: Разумеется, точно так же, как при диктаторском режиме: ты можешь быть диссидентом, но не можешь выйти из системы. Креативный класс – важнейшее понятие, но тот способ, которым Флорида оперирует этим понятием, абсолютно карикатурен. Он рисует идеализированный образ, где все очень мило, но не говорит о том, что креативный класс состоит из людей, которым недоплачивают, которые живут на случайные заработки, без соцобеспечения, и поэтому зачастую находятся в довольно тяжелой ситуации. В книге нет даже намека на конфликт, в то время как в Европе все очень непросто. Многие мои студенты не в состоянии найти работу и вынуждены соглашаться на низкооплачиваемый труд. Люди вязнут в долгах, чтобы оплатить учебу, их жизнь совершенно непредсказуема: ты не можешь завести семью или даже постоянные отношения, у тебя нет места жительства: это еще хуже, чем жизнь рабочего на фабрике. При этом у них нет профсоюза или какой-то иной организации, защищающей их права.
Пьер-Витторио Аурели читает лекцию в Институте «Стрелка» © Strelka Institute
Пьер-Витторио Аурели читает лекцию в Институте «Стрелка» © Strelka Institute

Архи.ру: Разве хипстеры играют важную роль в жизни общества?

П.А.: Вся мифология хипстерства – вполне успешный способ сокрытия определенных вещей. Эти люди играют важную роль в экономике городов, потому что, если они тусуются в каком-то определенном месте, стоимость земли там растет. Однако они ничего от этого не получают и на самом деле ведут довольно унылый образ жизни. Так что существует и темная сторона хипстерства.

Люди вынуждены переосмыслять свою жизнь, потому что они не могут позволить себе то, что раньше мог себе позволить средний класс. Капитализм увеличивает разрыв между бедными и богатыми, средний класс исчезает, и большинство людей перемещается на нижнюю ступень. Например, в Америке, если ты хочешь найти хорошую работу, тебе надо получить диплом университета «Лиги Плюща», и если ты не из обеспеченной семьи, тебе придется взять на это кредит в банке. И это означает, в следующие 30 лет тебе придется возвращать этот кредит, поэтому ты будешь работать в чисто коммерческой фирме. Вряд ли ты сможешь стать художником, если только вдруг не прославишься. И ситуация только усугубляется, поскольку остается все меньше возможностей найти работу: есть рынок неоплачиваемого труда, разных стажировок, а найти нормально оплачиваемую работу тяжело. В Лондоне многие молодые люди зарабатывают на образование, работая в баре.
 
Европейцам нравится жаловаться на русский «политический стиль», мы говорим: Путин слишком жесткий, права человека, бла-бла-бла… Но при этом в Европе, где есть всевозможные права человека и гражданские свободы, политическая система настолько слаба, что в последние двадцать лет единственной правящий силой здесь выступает рынок. В России тоже есть рыночная экономика, но при этом сильное политическое управление.

Архи.ру: Однако это управление не направлено на людей.

П.А.: Но хотя бы оно не такое слабое, как в Евросоюзе, где оно не направлено ни на что: ни на людей, ни на то, что может вывести экономику из кризиса… И ни один из политических лидеров там не противостоит диктату рынка.
беседовала: Анна Шевченко