Размещено на портале Архи.ру (www.archi.ru)

02.03.2009

Архитектурное полотно исторического жанра

Объект:
Новый музей – реконструкция
Адрес:
Германия, None, Берлин.

В Берлине закончена реконструкция Нового музея.

Позднеклассическое здание, построенное в середине XIX в. учеником Шинкеля Фридрихом Штюлером, очень сильно пострадало во время Второй мировой войны – гораздо сильнее, чем любая другая постройка «Музейного острова». Поэтому оно и не было восстановлено в 1950-е годы, как Пергамский или Старый музеи. Но комплексная реконструкция всего ансамбля музеев на острове Шпрееинзель, задуманная в 1990-е годы, потребовала восстановления и этой руины. В проведенном в 1997 конкурсе на проект реконструкции Музейного острова» (и в его составе – Нового музея) победил вариант Дэвида Чипперфильда и архитектора-реставратора Джулиана Харрапа (Julian Harrap), предложивших отреставрировать все, что возможно, но воздержаться от воссоздания несохранившихся частей постройки Штюлера в первоначальном виде.

Такая позиция нашла своих противников в среде политиков, ученых, неравнодушных к судьбе своего города берлинцев, желавших видеть Новый музей тщательно восстановленным во всем великолепии: с восхваляющими прусского короля иероглифическими надписями на копиях колонн Карнака, с рельефным фризом «Гибель Помпей», с позолотой и фресками. Но архитектору удалось убедить своих оппонентов в том, что бездумное копирование прошлого ничего не даст обновленному Музейному острову и всему Берлину. Напротив, под новенькой гладкой штукатуркой и восстановленными по оригинальным картонам росписями будет погребена настоящая история, сохранение следов которой ставит себе целью любой музей.

В 1999 ЮНЕСКО включило Музейный остров в список Всемирного наследия, и проект Чипперфильда был переработан в соответствии с более жесткими международными правилами; также его радикальность была смягчена в ходе дискуссий с представителями общественности. Впрочем, архитектор, всегда признававший, что любит работать в Германии, видит в активности немцев (в отличие от более равнодушных, по его мнению, британцев) положительный фактор, служащий конечному улучшению проекта.

В ходе работы над планом реконструкции конкретное решение приходилось принимать практически по каждому из помещений: хотя интерьеры пострадали от бомбежек, вызванного ими пожара и последовавших десятилетий воздействия дождя и ветра, немалую часть удалось отреставрировать. Вместе с тем, некоторые части здания были почти уничтожены в войну и позже их снесли во избежание дальнейших разрушений, и поэтому северо-западное крыло и юго-восточный купольный зал были сейчас возведены заново – в характерных для Чипперфильда лаконичных формах с отзвуком классики. Также полностью новое оформление получил центральный вестибюль и два внутренних двора – бывшие Греческий и Египетский. Но даже то, что сохранилось, решено было ни в коем случае не поновлять: целью архитектора и реставраторов было четко показать посетителю, что осталось от постройки Штюлера, а что – дополнение XXI века. Такой подход ясно виден на пятнистом главном фасаде: там сочетаются подлинная каменная облицовка и штукатурка новой кирпичной кладки. Такая же штукатурка покрывает фасад возведенного по современному проекту северо-западного крыла: он повторяет ритм и пропорции членений исторической части постройки, но не пытается ее копировать.

Новый музей в Берлине. Реконструкция. 2009. David Chipperfield Architects
Новый музей в Берлине. Реконструкция. 2009. David Chipperfield Architects
Фото: Markus Christ via Pixabay

Главный вестибюль лишился росписей, и в пространство его кирпичных стен помещена монументальная парадная лестница из бетона с покрытием из белой мраморной крошкой, а открытые фермы перекрытий напоминают потолки раннехристианских базилик. Единственные сохранившиеся части его оригинального оформления – это ионические колонны, копии опор Эрехтейона. Они оставлены почти нетронутыми – со следами пожара и воздействия природных стихий – и выглядят как экспонаты коллекции музея, пострадавшие от времени, но от этого еще более ценные. Подобного принципа придерживались везде, поэтому не слишком удачные росписи XIX века «под Помпеи» или «а-ля романика» кажутся теперь подлинными произведениями античности или средних веков, которые ничуть не портят значительные утраты.

В том же стиле, что и главный вестибюль, решены Греческий и Египетский дворы (в последнем также установлена «арт-терраса» для размещения экспозиции) и интерьеры нового крыла. К будущей осени в здание переедут Египетский музей (в коллекции которого – знаменитый бюст царицы Нефертити и другие находки раскопок в Амарне), собрание папирусов и Музей истории первобытного общества.

Превращение здания, отразившего историю Германии последних двух столетий, в аутентичный памятник двух эпох, обладающий при этом несомненными эстетическими достоинствами – это большое достижение не только автора проекта, но немецкого общества в целом. То, что ни чиновники от культуры, ни городские власти не пошли по легкому пути бездумного повторения – или фальсификации – давно утраченных и потерявших изначальный смысл форм – свидетельствует об их смелости и остроте видения. В XIX веке, когда создавался ансамбль Музейного острова, он должен был стать новым Акрополем, не имеющим себе подобных по красоте и пышности храмом культуры. Пруссия ориентировалась на имперское будущее и застраивала Берлин согласно своим амбициям. Последующие полтора столетия изменили многое – или почти все – и стершаяся позолота и потрескавшийся мрамор Нового музея, напоминающие о «нулевом годе», даже более ценны, чем расположенные рядом неплохо сохранившийся Старый музей или тщательным образом отреставрированные Старая Национальная галерея и Музей Боде. Пройдя испытание временем, сооружение Германской империи приобрело то благородство, которое обычно связывают с постройками другой империи – Римской. При этом в проекте Чипперфильда нет романтического увлечения руинами или желания сохранить «шрамы войны», хотя в этом его обвиняли сторонники документально точного воссоздания. Эта постройка – своего рода произведение исторического жанра, но не в академическом духе, а в более современном и многозначном смысле; она вступает с историей в живой диалог, в который оказывается втянут и посетитель музея, она не дает забыть прошлое, не дает повернуться к нему спиной – но самим фактом своего существования она открывает путь в будущее.