Если взять двух замечательных фотографов, поселить их в Нижнем Новгороде на несколько дней, объяснить, по каким адресам ходить, то вовсе не значит, что они будут покорно следовать инструкции, кропотливо изучать пропорции, искать сандрики и сравнивать разновидности резьбы. Им не нужен реестр, обмеры и пояснительные записки. Ждать от них художественных восторгов, а также точного обозначения «дом генерала» или «дом ямщика», просто наивно. Их произведения не украсят «Записки краеведов», потому что не содержат методичных исследований о том, затронула ли переделка  габариты фасадов, или изменения коснулись только архитектурной пластики. И количество снимков не влияет на картину целого. Представление о целом ускользает, растворяется во множестве осколков-впечатлений…

Помня, как результаты экспедиций  выглядят в справочниках, научных публикациях и в путеводителях, в первый момент ощущаешь легкий привкус поражения. Ну не этого следовало ожидать от серьёзной затеи!
Где  протест против снесения старых домов и попытка увидеть в них памятники архитектуры?!
Нет протеста.

Нет даже вопросов, в ответ на которые пытливые умы собирали бы конференции, изучали опыт и предпринимали меры по сохранению исторического наследия.
Нет в этих съёмках Ефимова и Пальмина документальной фиксации исторической среды. Но и самой среды тоже – давно нет.
Слои сталкиваются  как природные стихии. Формы утратили стабильность. Первоначальный замысел растрепало время. Сами домики настраивают на иной масштаб восприятия, провоцируют  чувства.

В прогулке по старому городу художники увлечены  эстетическими переживаниями. Полутона, ритмы теней, прозрачность и плотность, ряды и нагромождения, округлое и прямое, массивное и изящное, - всё это дышит тепло и спокойно…
Да, именно – тепло и спокойно, побуждая не к действию, а к медитации.
Мы так же бродим по городу, давно позабыв исторические сюжеты, даты, байки, не отличая пилонов от пилястр. Полностью – во власти визуальных, пространственных переживаний, иногда окрашенных личными воспоминаниями.

Воспоминания никак не соотносятся с историей и бытом старых домов. Поэтому съёмка деревянного города сторонним наблюдателем – эксперимент чистый, не нагруженный частным опытом и сентиментальными отношениями.  В этом взгляде на старый Нижний местный мифологический контекст не прочитывается, поэтому изображение выходит на иной уровень обобщения. Деревянный город – это руины русской  идентичности,  утратившей волю, «почти природного процесса забвения прошлого». Руинированное пространство освобождает от иллюзий повседневности, примиряет с силой времени.
Гипнотическое очарование распада философы связывают с восприятием руин в конечном счёте как продукта природы. Человеческая целесообразность уступает бессознательным силам.

Быть может, потому поджоги старых деревянных домов  во имя новостроек  вызывают возмущение: в  естественную гармонию увядания  вторгается нетерпение и жадность. Приближающийся к руинам гул бульдозеров и машин пугает, потому что сигнализирует о конце созерцания.

Обращение к феномену руины симптоматично.
Руина отличается от мусора: она ценна сама по себе – как многослойный эстетический объект, где «прошлое и настоящее слиты в единую форму». Восприятие не зависит от того, соединит ли наше  воображение  фрагменты в существовавшее прежде целое. Руина – это «остатки во времени некоего целого, которое выражает себя исчерпывающим образом в случайном времени собственной части». Она не просто даёт некое представление о гармонии прошлого, но провоцирует новые переживания.
Эта форма переживаний нуждается лишь в пространстве и времени: пояснения, перечень дат и имён становится утомительным дребезжанием, не оформленным  в мелодию.
Определение руины как «формы слияния» помогает понять и негативность практики так называемого воссоздания памятников. Разобрали деревянный дом по брёвнышку, выбросили гнильё, оставили три подлинных венца, обновили «столярку», собрали объект на новом надёжном месте – а не греет! Пропорции, объёмы вроде те же, только опыт повседневного слит уже с аттракционом. Попытка не просто остановить время, а проигнорировать его.

Медитации Ефимова и Пальмина в деревянном Нижнем Новгороде имеют результат  в полном соответствии с жанром. Фотографии отражают видение человека с иной картиной мира, чем была у строителей деревянных домов: сказался опыт съёмок авторами современной архитектуры и советского конструктивизма. 
Трансцендентная чувственность перекодировала  смыслы, выразив духовное не в обращении к историческому, а с помощью цвета и абстрактных форм. Случайность, зыбкость кустарной геометрии деревянных домов придают этим абстракциям человеческое звучание. «Печаль моя светла» - как же иначе…