В Strelka Press выпущено второе издание книги Рема Колхаса «Нью-Йорк вне себя». Впервые на русском языке она вышла в этом издательстве в 2013. Публикуем отрывок о «визуализаторе» Манхэттена 1920-х Хью Феррисе, более влиятельном, чем его заказчики-архитекторы.
С любезного разрешения Strelka Press публикуем фрагмент из второго, исправленного русскоязычного издания книги «Нью-Йорк вне себя». Автор перевода тот же, что и в первой версии – Анастасия Смирнова. С 13 мая на strelka.com на книгу можно оформить предзаказ по специальной цене. В продаже книга появится в начале июня.
Затемнение
В начале 1920‑х годов отдельные персонажи начинают выступать из тумана коллективной фантазии Манхэттена, чтобы сыграть свою особую роль в его истории, – это теоретики небоскреба. Однако любая попытка – будь то текст или рисунок – объяснить небоскреб, его дизайн и возможности его использования оказывается также и упражнением по затемнению смысла: в рамках манхэттенизма – доктрины вечно отложенного понимания сути вещей – главный теоретик всегда и есть самый главный обскурантист.
Афины
В детстве, «когда, как говорят, закладываются основы будущих склонностей», Хью Феррис получил на день рождения картинку с изображением Парфенона. Парфенон – первая в его жизни архитектурная парадигма. «Здание было, по-видимому, построено из камня. Его колонны были, по-видимому, сделаны, чтобы поддерживать крышу. Это было нечто вроде храма… Позднее я узнал, что все мои догадки были верны».
Предоставлено Strelka Press
Автопилот в действии: Хью Феррис за работой в своей студии – наносит последние мазки на полотно «Перспектива улицы будущего». Все его живописные работы, вместе взятые, образуют легендарную серию «Проект Титан-города – 1975», основанную на идеях таких прогрессивных манхэттенских мыслителей, как Корбетт, Худ и сам Феррис. На заднем плане, полускрытая другими картинами, – незаконченная версия работы «Сырая глина архитекторов». На полке – фрагменты Парфенона наблюдают за рождением новых Афин.
«Это было честное здание», построенное «в один из тех счастливых периодов, когда инженеры и художники с энтузиазмом работали вместе, а народ тепло принимал и приветствовал их содружество». Образ Парфенона вдохновил Ферриса стать архитектором. Получив диплом, он переезжает из родного Сент-Луиса на Манхэттен. Манхэттен для него – это новые Афины, единственно возможное место зарождения новых Парфенонов. «Хотелось попасть в метрополис. В Нью-Йорке происходит становление новой американской архитектуры, когда инженеры и художники с энтузиазмом работают вместе – и даже народ, кажется, тепло принимает и приветствует их содружество». Однако на первом же месте работы – в бюро Касса Гилберта, который тогда проектировал Вулворт-билдинг, – «юношескому энтузиазму Ферриса нанесен серьезный удар». Современная архитектура Манхэттена – вовсе не производство новых Парфенонов, но скорее расхищение всех пригодных к использованию элементов «парфенонов» прошлого, которые потом соединяются в новые композиции и развешиваются по стальным каркасам. Вместо новых Афин Феррис находит суррогат античности. Не желая участвовать в проектировании «бесчестных» зданий, Феррис выбирает техническую и совершенно нейтральную роль рисовальщика: в конторе Гилберта его назначают визуализатором.
Автопилот
Уже к началу 1920‑х годов он добивается положения независимого художника с собственной мастерской. Визуализатор Феррис оказывается пуританином на службе у поборников вольной эклектики, и чем более убедительно выглядят его работы, тем лучше идет дело с реализацией проектов, которые ему не нравятся. Однако Феррис находит выход из этого двойственного положения – особую технику рисования, которая помогает разграничить его собственные намерения и намерения клиентов. Он рисует углем – эта приблизительная, импрессионистская техника позволяет ему работать с многозначительными плоскостями и манипулировать неопределенными пятнами. Выбрав именно ту технику, с помощью которой невозможно передать мелкий внешний декор, которым так увлечены манхэттенские архитекторы, Феррис получает возможность не только изображать, но и упрощать. В каждой работе он как бы освобождает «честное» здание от всего лишнего, наносного, поверхностного. Хотя рисунки Ферриса призваны улавливать клиентов для манхэттенских архитекторов (а через них и широкую публику), они на самом деле суть критика тех проектов, которые должны представлять, полемические поправки к тем консервативным чертежам, на которых основаны. Тот факт, что услуги Ферриса – это единственное, что объединяет всех манхэттенских архитекторов, значительно усиливает совокупный эффект от исправленных проектов: они сливаются в цельный образ будущего Манхэттена.
Предоставлено Strelka Press
Эволюция здания, отступающего от красной линии: Феррисовы вариации на тему Закона о зонировании 1916 года в четырех частях. Первая стадия: «Определение общего максимального объема здания, которое согласно Закону о зонировании может быть построено на всей территории городского квартала… Это не проект архитектора, но примерная форма, возникшая из определенных законом технических условий». Вторая стадия: «Первым делом архитектор врезается в этот объем, чтобы обеспечить доступ дневному свету… [Он] не позволяет себе строить догадки относительно окончательной формы здания… Он попросту берет тот объем, что попал ему в руки, и предлагает менять его шаг за шагом… Он готов беспристрастно наблюдать за процессом и согласиться с любым результатом». Третья стадия: «Гигантские скаты и склоны второй стадии разбиваются на прямоугольные формы, которые обеспечат более традиционные и привычные внутренние пространства». Четвертая стадия: «После того как части, признанные ненужными, убраны, возникает искомый объем… Это пока не окончательное и не готовое к заселению здание – его еще ждут уточнения, сделанные рукой проектировщика». Рисовальщик превращается в главного архитектора: скромный на словах Феррис как бы невзначай сводит роль отдельного архитектора на нет. Визуализатор предпочитает, чтобы архитекторы оставили его наедине с Законом о зонировании.
Предоставлено Strelka Press
«Сырая глина архитекторов»: Манхэттен как «призрачный город будущего», первый набросок мегадеревни Ферриса. «Если бы максимально разрешенные архитектурные объемы… выросли во всех городских кварталах, возникла бы картина, не слишком далекая от представленной здесь»
Популярность этого образа стремительно растет, и с какого-то момента именно рисунки Ферриса представляют манхэттенскую архитектуру независимо от того, какой именно архитектор проектирует то или иное здание. В своей нарочитой неопределенности эти рисунки формируют как раз ту самую аудиторию, которая «тепло принимает и приветствует» и которую Феррис еще в юности определил как одно из необходимых условий для рождения новых Афин. Из обслуги великий визуализатор превращается в предводителя. «Он может накачать архитектурной поэзией самую невыразительную композицию… Лучший способ использовать его талант – забросить ему планы, пойти спать и вернуться следующим утром, чтобы найти готовый проект. Он – идеальный автопилот».
Исследование
Параллельно с этой хорошо оплачиваемой работой Феррис изучает проблематику манхэттенизма в компании таких прогрессивных архитекторов, как Рэймонд Худ и Харви Уайли Корбетт. В первую очередь их интересуют еще не исследованные возможности Закона о зонировании 1916 года и те гипотетические воздушные оболочки, которые закон предписывает каждому конкретному кварталу. Рисунки Ферриса впервые открывают бесконечное множество вариантов – как со стороны формы, так и со стороны восприятия – внутри официально допустимого объема. Перебрав все типы оболочек, Феррис впервые изображает их ансамбль вместе – он рисует мегадеревню, Манхэттен будущего. Для Ферриса этот призрачный город еще не осуществленных форм и есть настоящие новые Афины: «Смотришь на эти объемы – и в воображении возникают образы необыкновенных зданий, которые оказываются уже не компиляциями элементов узнаваемых исторических стилей, но уточнением, прояснением больших архитектурных масс». В таком городе рисовальщика Ферриса наверняка бы назначили главным архитектором, ведь драматическая обнаженность форм – это как раз то, что предсказал и предвосхитил его угольный карандаш. Пришествие нового города неотвратимо. Ощущение новизны носится в воздухе, сбивая архитекторов-традиционалистов с толку «Консервативная архитектура в полном смятении. На каждом шагу проектировщики сталкиваются с ограничениями, которые делают создание привычных форм невозможным».
Труды
В 1929 году Феррис публикует итог своих трудов – «Метрополис завтрашнего дня». Книга поделена на три части: «Города сегодняшние» – собрание его рисунков по проектам других архитекторов, «Новые устремления» – его собственные вариации на тему закона 1916 года, и «Воображаемый метрополис» – новые Афины Ферриса. Всего в книге пятьдесят рисунков, каждый сопровождается объяснительным текстом – словесным эквивалентом угольной расплывчатости рисунка. Книга построена вокруг метафоры развеивания плотного тумана: от «снова рассвет, ранний туман окутывает открывающийся вид» через «туман начинает рассеиваться» к «чуть позднее воздух становится прозрачным, и мы можем проверить свои первые впечатления». Эта сюжетная линия отражается в трех частях книги: несовершенное прошлое – работы других архитекторов; многообещающее настоящее – благая весть о мегадеревне Закона о зонировании и ее теоретическая разработка; и блестящее будущее воображаемого метрополиса Ферриса, одной из версий этой самой деревни: «широкая равнина, где нет недостатка в зелени и где на почтительном расстоянии друг от друга высятся горные пики зданий».
Чрево
Однако деление книги на главы на самом деле менее важно, чем последовательность ее утрированно темных образов. Гениальность Ферриса – в самом выборе художественной техники, в той атмосфере искусственной ночи, которая делает любые архитектурные композиции неопределенными, смутно различимыми в тумане угольных частиц, рассеивающемся или сгущающемся по мере необходимости. Главный вклад Ферриса в теорию Манхэттена – создание такой озаренной огнями ночи в объятиях космоса, такой сумрачной Феррисовой пустоты. Бездонно-черное архитектурное чрево дает жизнь все новым версиям небоскреба – периоды беременности иногда накладываются друг на друга – и обещает рождать все новые и новые. Каждый рисунок фиксирует какой-то определенный момент неустанного процесса размножения. Неразборчивость этого чрева размывает вопрос отцовства. Оно принимает в себя множественные потоки чужого и чуждого семени: экспрессионизм, футуризм, конструктивизм, сюрреализм, даже функционализм – любые течения с легкостью находят свое место в разрастающемся мире, созданном воображением Ферриса. В этом чреве зачинается манхэттенизм.
Кризис
Книга Ферриса выходит в год финансового кризиса – в 1929-м. Нельзя сказать, что это совсем неудачное совпадение. «Вскоре становится ясно… что у рецессии есть по крайней мере одно достоинство: раз архитекторы не могут сейчас толком строить, у них наконец появилась возможность толком подумать. Бездумное производство небоскребов закончилось – наступает момент трезвой рефлексии». Из окон своей мастерской Феррис смотрит вниз на «странно примолкший Манхэттен. Грохот клепальных машин затих. Архитектура метрополиса, растерявшая весь свой блеск, рассказывает теперь совсем другую историю, о которой озабоченные внешним впечатлением умы прежде даже не догадывались… О долгосрочном планировании не было и речи». Пришло время Ферриса.