|
Размещено на портале Архи.ру (www.archi.ru) |
|
| 03.05.2018 | |
|
«Яркость цвета стен до второй половины XX века зависела от состоятельности заказчика» |
|
|
Нина Фролова |
|
|
Британский специалист по интерьерным и фасадным краскам и цвету Дэвид Моттерсхед – об исследовании окраски исторических зданий, истоках современных предпочтений в колорите и границах «аутентичности» при реставрации. Дэвид Моттерсхед – химик по образованию, владелец и руководитель компании – производителя красок и обоев Little Greene.  Дворец Кенвуд-хаус в Лондоне. 1764–1769. Архитектор Роберт Адам. Фото © English Heritage, предоставлено Little Greene– Когда вы заинтересовались «историческим измерением» краски, тем, как люди окрашивали свои дома в прошлые столетия? – Когда мы задумались о производстве декоративной краски: наша компания была основана около 1711 года, и за прошедшие триста лет она делала самые разные вещи, а началось все с красителей для хлопка: Манчестер – где мы расположены – был в начале XVIII века центром производства хлопковых тканей. У нас был огромный исторический архив – более 20 000 оттенков, но мы никогда к нему, по сути, не обращались. Итак, более 20 лет назад мы решили производить краску для интерьеров. Но как приступить к этому новому делу? Много кто производит такие краски, но обычно там нет никакой научной логики, лишь та или иная дизайнерская идея. Чтобы подойти к делу честно, надо было поставить перед собой вопросы – какие цвета использовались в прошлом? когда именно? как? – и провести исторический анализ. В ходе такого анализа мы попросили English Heritage [организация по охране наследия в Англии] разрешить нам посетить исторические памятники – XVII, XVIII, XIX, XX веков – чтобы понять, какие цвета использовались в каких обстоятельствах, и составить коллекцию исторических цветов. Сначала мы вели себя довольно наивно – просто записывали, где в какой цвет окрашена стена, но потом поняли свою ошибку и вновь обратились к English Heritage: нам требовалось узнать не то, как комната окрашена сегодня, а какого цвета она была триста лет назад. Естественно, никто не позволит вам портить стену, поэтому мы искали незаметный участок в углу, скажем, за шкафом – и брали оттуда образец краски, состоящий из 15 или 20 разновременных слоев. Конечно, самое интересное – самый первый слой. Однако при реставрационных работах – в которых мы принимаем участие – нередко решают выбрать цвет не времени строительства здания, а периода Регентства или викторианской эпохи. И это сложнее: чтобы понять, к какому времени относится конкретный слой, нужен химический анализ. Мы обращаемся для этого в Линкольнский университет, и его научные сотрудники сообщают нам, какие пигменты использованы в той или иной краске, что позволяет датировать слой, как минимум – определить самую раннюю возможную его дату. Если вы возьмете берлинскую лазурь, то этот пигмент был изобретен в Германии около 1780. Но в реальности эта краска на стене в России не могла появиться раньше 1800, потому что такие вещи распространяются не быстро. Так мы определяем, скажем, цвета викторианского периода – отсекаем более ранние и все поздние, с пигментами XX века, и предлагаем реставраторам выбрать из оставшихся, к примеру, трех вариантов. Конечно, это не радиоуглеродный анализ, но все же мы можем определить нужные цвета – хотя выбор в итоге делается на основе эстетических предпочтений. В наши дни большинство владельцев архитектурных памятников хотят получить подлинный цвет, а не то, что просто кажется красивым, однако порой хозяин дома может заявить: «Хочу, чтобы стены были покрашены, как в 1960-е». То есть, конечно, окончательное решение – за собственником.  Интерьер неоготической часовни (XVIII век) в имении Одли-энд в Эссексе. Фото © English Heritage, предоставлено Little Greene– А как дело обстоит с историческими постройками, принадлежащими благотворительному фонду National Trust – или государственными, управляемыми English Heritage? Вероятно, у этих организаций более объективный, музейный подход? – На данный момент EH рассматривает памятник как результат эволюции, которая шла все время его существования. Некоторые части дошли до нас так, как их создали, с оригинальным декором. А в комнатах, где жил последний владелец – скажем, покинувший имение в 1950-х – интерьеры тех лет, и это тоже история, которую стоит сохранить. Специалисты National Trust обычно хотят выбрать последний выдающийся момент в истории памятника: это могут быть 1750-е, а могут быть и 1930-е, или же годы Второй мировой войны, когда в усадьбе располагался госпиталь или санаторий для раненых солдат. Кстати, у нас с National Trust сейчас большой совместный проект: мы исследуем пятьдесят архитектурных памятников в его владении, чтобы найти «основные цвета» этой организации: это будет архив из очень большого числа оттенков, и для его создания потребуется немало времени и усилий. Нам этот архив тоже пригодится, чтобы использовать в пяти-шести реставрационных проектах, которыми мы заняты только в этом году. И, конечно, в случае с каждым цветом процесс займет время – так как мы должны убедиться, что он будет выглядеть правильно при любом освещении – естественном, искусственном, светодиодном.  Замок Уолмер на морском берегу в графстве Кент. «Синий коридор». Начало XIX века. Фото © English Heritage, предоставлено Little Greene– Как вы сами относитесь к проблеме подлинности цвета? Это нередко вызывает немало вопросов, особенно в случаях, когда сложно выяснить, как было окрашено здание изначально. Другая проблема – когда исторический тон кажется публике слишком ярким: распространено мнение, что в прошлом использовали лишь сдержанные тона. – Что совсем не так. – Это тема перемен в общественном вкусе, очевидно. – Однако надо помнить, что решение о цвете значительных построек принимали люди, которые общественному вкусу не подчинялись. Те, кто строил себе дворцы или театры, не стремились угодить публике. В случае Англии, ее усадеб, шло соревнование между одной знатной семьей и другой; скажем, граф Дерби и герцог Вестминстерский построили себе загородные дворцы, их видят бывающие там гости. И вдруг кто-то привозит новый цвет из Венеции – ультрамарин – и красит им потолок, украшая его звездами – не в духе общественного вкуса, а чтобы пустить пыль в глаза. Показать, что у него больше власти, чем у других. Я думаю, что выдающиеся здания строят именно ради этого – чтобы продемонстрировать свою власть. У подлинности цвета есть еще один аспект, научный. Когда мы делаем анализ исторического образца краски, мы можем найти там киноварь – это соль ртути, крайне ядовитое вещество. Мы можем сделать такой же цвет, используя другой, нетоксичный пигмент. Но реставраторы могут потребовать использовать именно киноварь – несмотря на ее ядовитость – так как только такая краска будет по-настоящему аутентичной. Я не считаю это правильным подходом, потому что строивший здание архитектор выбирал цвет, а не химическое вещество. Он не стремился использовать именно яд.  Традиционные пляжные домики на имеющем статус памятника морском берегу в Саутволде, графство Суффолк. Фото © English Heritage, предоставлено Little Greene– Но остается тема меняющейся моды – популярности то более ярких, то более нейтральных цветов для фасадов и интерьеров. – Я считаю, что яркость цвета до второй половины XX века зависела от состоятельности заказчика. Богатые люди использовали более яркие цвета, так как вплоть до нашего времени цена краски была пропорциональна ее насыщенности. Лишь в прошлом столетии химики нашли способ делать яркую и доступную краску. Эти обстоятельства мало кто понимает. До этого момента яркими синими были лишь ультрамарин и берлинская лазурь. Яркий зеленый было очень сложно получить, разве что зеленый крон. То же самое – с ярким красным, который был доступен только для очень состоятельных людей. А абсолютное большинство населения просто белило стены известью, что делало их комнаты светлее, а также служило дезинфекцией. Можно было также добиться охристого или бежевого оттенка, но не более того, и эти светлые тона вошли в сознание «на генетическом уровне». Однако в наши дни молодые люди не хотят использовать эту светлую палитру, а хотят произвести революцию в экстерьере и интерьере. Впрочем, в реальности изменения происходят небольшими шагами, эволюционно – хотя большинству они кажутся огромными переменами. Скажем, в течение пяти-десяти лет был популярен сизый, а сейчас в Европе, включая Россию, очень популярны темные синие и зеленые тона. Впервые на моей памяти люди выбирают настоящие цвета для интерьеров – для архитектурных деталей, но также и для сплошного покрытия стен и потолков. И это просто замечательно. Если мы говорим о жилых интерьерах, то в 90% случаев цвет – это выбор женщины. Это может показаться сексистской идей, но это абсолютная правда. Большинство мужчин соглашается с выбором жены, потому что женщины носят разные цвета каждый день, выбирают их, сочетают – туфли, сумка, свитер, брюки или юбка, жакет. Они постоянно помнят о колорите, и очень часто цветовые тенденции в интерьере определяется текущей модой в одежде, хотя, конечно, они выбирают более нейтральные, сдержанные цвета для стен, чем для блузки или ремня. А мужчина каждый день носит белую рубашку и синие брюки, не выбирая цвета, максимум – решает, какой галстук надеть.  Дворец Кенвуд-хаус в Лондоне. Оранжерея. 1700, перестроена в 1764–1769. Архитектор Роберт Адам. Фото © English Heritage, предоставлено Little Greene– Когда мы говорим о цвете в архитектуре, это цвет не только жилого пространства, но и городского ландшафта. Обычно это вызывает немало споров – в какой оттенок, первоначальный или подходящий для современной ситуации, покрасить здание, как регулировать колорит всего города, особенно – его исторического центра. – Я не задумывался над этим вопросом: наверное, потому, что в Великобритании очень сильно мнение, что ничего не стоит менять. Кроме того, большинство зданий имеют фасады из камня или кирпича, которые не нуждаются в покраске. Конечно, в России все иначе. Скажем, Эрмитаж сейчас зеленый, а изначально был песочным. Этот зеленый совсем не радует глаз, и хорошо бы вернуться к историческому цвету. Несколько лет назад мы подарили Эрмитажу много нашей краски для интерьеров, а также и для фасадов – для разных проектов и проб. Но для меня в случае здания такой важности историческая подлинность остается самой главной ценностью. Если вдруг сделать Эрмитаж ярко-розовым, это будет интересно год, но через десять или сто лет – уже нет.  Форт Апнор на морском берегу в графстве Кент. 1559, 1599–1601. Фото © English Heritage, предоставлено Little Greene |
|