Об учебе в МАРХИ и Венском институте прикладных искусств, работе у Захи Хадид и Хани Рашида.
Павел Зельдович, 2017
Павел Зельдович окончил МАРХИ в 2010 году, в 2013-м – Венский университет прикладных искусств (где преподавателями у него были Заха Хадид и Патрик Шумахер). Еще в 2009 году Павел стал лауреатом международного конкурса конгресса урбанистов IFHP, участвовал в нескольких международных выставках (включая курировавшийся Захой Хадид павильон на Венецианской биеннале 2012 года). После этого работал как архитектор и проектировщик над такими проектами Захи Хадид, как Большой театр в Рабате и жилой комплекс 520W 28th Street в Нью-Йорке. А в 2015 году в качестве сотрудника нью-йоркского бюро Asymtote Architecture трудился над проектами жилой башни и филиала Государственного Эрмитажа на территории бывшего завода ЗИЛ в Москве…
520 W 8th Street, Нью-Йорк, Заха Хадид аркитектс, проект
– Вы долго и упорно учились… Потому что было интересно?
– В МАРХИ я поступал дважды, и это было непросто. Подготовка к экзамену по черчению и пенал с инструментами, бритвы, чтобы срезать помарки – все эти образы в памяти не самые приятные. Удалось поступить на бесплатный, но стресс на экзамене не забуду никогда.
Первые два года я провел в борьбе со своим природным разгильдяйством и инфантилизмом. Академический рисунок, начерталка, сопромат – это требовало совсем другого типа мышления, чем дан мне от природы. Потому что изначально я вообще хотел поступать на журфак. Я гуманитарий по складу, люблю писать, и страсть эту не утратил и во время учебы в МАРХИ, подрабатывая журналистом в «Тайм-ауте», «Независимой Газете» и других изданиях.
Архитектурное прозрение произошло на третьем курсе, когда я пошел учиться у немецкого преподавателя – Михаэля Айхнера. Он открыл для меня современную международную архитектуру, большую часть имен которой теперь знает каждый архитектор. Он научил меня отличать хорошее от плохого и смотреть на качество самого проекта, а не только его исполнения. Потому что у среднестатистического мархишника система оценки проекта на первых двух курсах искажена. Начертил красиво, подал симпатично – молодец, получи медальку. А то, что сам проект – тоска смертная, никого не волнует. Айхнер научил меня смотреть в суть проекта: что в нем интересного, что тут имеет право на жизнь? С тех пор я уже смотрел на вещи намного более трезво.
Параллельно я устроился на полставки в ТПО «Резерв» к Владимиру Плоткину – одному из первых постсоветских архитекторов с европейским мышлением. Этот опыт очень хорошо наложился на обучение у Айхнера в смысле моего интереса к мировой архитектуре.
– А как появилась идея поехать учиться за границу?
– Это произошло случайно. В Музее архитектуры состоялась выставка венских студентов Захи Хадид. Я пошел и был потрясен. Конечно, Заха была для всех живой легендой – но это были студенты, молодые люди, как я, с безумными, космически нереальными (как мне казалось) проектами. Плюс ко всему я знал классическую Заху Хадид – деконструктивиста с корнями в русском авангарде. А эти проекты были чем-то настолько новым, что и сравнить было не с чем. Позже я узнал, что это как раз и было зарождение параметрического стиля в архитектуре. А те приемы, которые я тогда увидел на выставке, сейчас – привычные техники для множества архитекторов, в том числе и молодых русских.
Среди преподавателей была женщина с русскими корнями, Маша Вич-Космачёва, сама бывшая студентка Захи. Она предложила попробовать поступить в студию Хадид в Венском университете прикладных искусств. Если получится, конечно, так как был смотр портфолио и тогда еще вступительные экзамены. Моя реакция? Я испугался этой возможности и не хотел ехать. У меня тут была целая жизнь, любимая девушка, верные друзья. Я понимал, что уехать – это значит начать с нуля. Я хотел поехать и провалить экзамены, чтобы я мог себе сказать, что не вышло и спокойно вернуться к привычной жизни в Москве. Но как человек азартный, я быстро втянулся на самих экзаменах и захотел победить во что бы то ни стало. Получилось.
Павел Зельдович, презентация проекта, фрагмент
У меня не было цели поехать именно в Вену. Если бы Заха преподавала на Марсе или Северном полюсе – поехал бы туда. Мной двигали амбиции творческие, а не желание уехать. В тот момент для меня было бы идеальным, если я мог бы у нее учиться и никуда не лететь, если бы Заха преподавала в Москве. Но такой вариант не стоял на повестке дня в 2008 году.
– А насколько это было сложно технически? Были ли какие-то бюрократические препоны при оформлении документов или выезде?
– Первые полгода я жил по туристическим визам. Получать их было жутко долго и сложно. Стоять регулярно эти очереди в посольстве было унизительно. Потом постепенно оформил студенческую визу и обновлял ее каждый год. Обучение стоило 700 евро в семестр, очень дешево в сравнении с тем же платным отделением МАРХИ.
Вообще австрийцы дают визы гораздо медленнее и неохотнее, чем, скажем, испанцы или американцы сейчас. Приходилось друзей сначала просить делать приглашения, для этого им было нужно идти в офис местной полиции и отчитываться о прописке и заработке – сомнительное удовольствие!
А при оформлении студенческой визы нужно отсиживать километровую очередь в местных магистратах – в толпе иммигрантов из всех возможных бедных стран. Заодно масса бумажной работы. Но с каждым годом привыкаешь все больше. Набор документов для студенческой визы примерно всегда одинаковый: местная прописка, документы из университета, медицинская страховка и т.д. Виза дается на год и потом обновляется. Получить первую студенческую визу сложно, поскольку подаешь на нее из России. Потом все проще: повторяешь раз в год в одинаковое время примерно одну и ту же процедуру. Рабочую визу в Австрии получить очень непросто, но реально, как, впрочем, и везде. Это вопрос везения. Как правило, местные фирмы не очень любят возиться с документами.
– Тяжело ли проходила адаптация к новым условиям жизни?
– Из бытовых проблем было жилье. Снять хорошую комнату в студенческой коммуналке мне удалось только через несколько месяцев. Скитался по быстро обретенным новым знакомым. Был даже период, когда я жил в разных хостелах. Просыпаешься с утра, а рядом с тобой укладывают носки десяток туристов, уборщица моет пол, не обращая на тебя внимания. Вена сначала не понравилась совсем: все чисто, слишком чисто и люди ходят медленно, как после плотного обеда. На улицах, в сравнении с шумной Москвой, народу никого. Какое-то сонное царство, – я думал. А еще я долго не мог привыкнуть, что самым высоким сооружением в городе является собор. Без высоких домов вокруг я чувствовал себя не в своей тарелке. Поэтому сразу полюбил набережную местного канала – единственное место с многоэтажными офисами и каким-то подобием толпы у метро.
Немецкий язык учить было необязательно. Практически все в Вене владеют хорошим английским. В этом городе довольно богатая культурная жизнь и несколько первоклассных музеев, где выставки лучших художников сменяют одна другую. Отдельный плюс Вены – это идеальное расположение в самом сердце Европы: до Берлина, Праги, Рима и даже Львова – примерно одинаковое время на поезде.
Вена – город на удивление мирный и статичный. Спустя годы я увидел список международной комиссии по комфортности проживания в городах, где Вена стояла на первом месте – и я ничуть не удивился. Вена – это воплощение уюта. Такой идеальный город, где хорошо быть ребенком или стариком. Все безмятежно, чисто, предсказуемо... и довольно скучно, если не знать, чем себя развлечь. А развлекаться местные умеют. Никогда не видел, чтобы столько курили или пили до этого. Даже в институте на каждом этаже стояло по автомату с пивом. В Вене огромное количество креативных и немного диковатых с виду ребят. Теперь таких называют хипстерами, а 10 лет назад такого слова еще не было в обиходе. В Вене я полностью компенсировал свою довольно блеклую студенческую жизнь в Москве: столько вечеринок не было в моей жизни ни до, ни после. Так что пока что это были самые веселые годы в моей жизни.
– Ну а как, собственно, происходила учеба в Венском институте прикладных искусств?
– В институте были три архитектурных класса имени своих руководителей: Zaha Hadid Studio, Wolf Prix Studio (Coop Himmelblau), Greg Lynn Studio. Все руководители – архитекторы с мировыми именами. Раз в много лет главные профессора меняются, и вместе с ними – название и преподавательское направление студии. Сейчас, например, вместо Захи – Сэдзима, руководитель бюро Sanaa, а вместо Прикса – Хани Рашид.
Направление обучения и стиль проектов во многом определяется руководителем студии. В последние годы действует только программа магистратуры. Студент должен быть бакалавром в своем институте, он поступает на три года и в конце защищает диплом. В семестр – примерно один или два проекта, работа почти всегда групповая, по 3-4 человека. Сам главный преподаватель появляется в университете всего несколько раз в семестр, на ключевые просмотры. К слову сказать, финальные просмотры проводятся при участии всех трех главных руководителей и приглашенных лиц, среди которых – международные архитекторы и дизайнеры с большими именами. Основную работу со студентами выполняют так называемые ассистенты – более молодые преподаватели, которые приходят в университет почти ежедневно и консультируют проект. Всегда есть возможность перевестись из одной студии в другую – на семестр или даже насовсем, по желанию. Поэтому можно начать обучение у одного преподавателя, а защитить диплом у другого.
Венский университет прикладных искусств (Angewandte, как его неофициально называют) – место круглосуточное. Объем работы для проекта всегда гораздо больше, соответственно, на него уходит практически все время. Студенты сидят и вечерами, и ночами. Отсюда возникает ощущение второго дома или клуба, а не просто места учебы.
Что касается поступления, то ключевая вещь – это креативное и достаточно экспериментальное портфолио, адекватное международным прогрессивным направлениям, хорошо поданное и достаточно радикальное. Поэтому многие абитуриенты переделывают свои студенческие работы перед поступлением: просто хорошо начерченный скучный проект никто не засчитает. Второй немаловажный фактор – владение 3D-программами, такими, как Maya, Rhino, grasshopper и 3DSMAX. Чем их больше в резюме – тем выше шансы (при хорошем портфолио, конечно).
Альтернативный проект парка Зарядье, диплом Павла Зельдовича в Венском институте прикладных искусств
– А можно ли сравнить учебу в МАРХИ и в Венском университете?
– В первую очередь отличаются деления курсов. В МАРХИ – система стандартная, по старшинству: первый курс, второй и т.д. В Вене все учатся в одном классе и делают одни и те же проекты. Старшие работают в одной группе с младшими. Это большой плюс, так как обучаешься у более опытных ребят гораздо быстрее, в том числе – компьютерным программам. А также повышаются стандарты здоровой конкуренции: приходиться тягаться на одних и тех же задачах с гораздо более сильными коллегами.
Второе отличие – это открытость международному архитектурному миру. МАРХИ – как и весь вообще российский архитектурный контекст – находится в изоляции. Новые веяния из-за границы проникают медленно и уж точно не через преподавателей. Мы все еще находимся в провинциальной постсоветской матрице. В Ангевандте ты автоматически попадаешь на самую кухню современной архитектуры. У этого есть несколько причин. В первую очередь прогрессивность мышления задается самими главными преподавателями, дизайнерами и архитекторами с мировыми именами. Вторая причина – это плотные контакты с лучшими архитектурными школами мира, отсюда количество визитов и лекций от самых известных людей в этой области. В российской архитектурной жизни лекция знаменитого архитектора – это целое событие. В Ангевандте это обычная повестка дня. От этой открытости возникает огромное количество потенциальных возможностей для заведения контактов с этими людьми и карьерного роста в будущем, возможно, не в Австрии, а в совершенно другой стране. Именно по такому сценарию сложилась пока моя жизнь. Одним словом, обучаясь там, ты находишься на прямой связи со всем миром. В этом, пожалуй, главное преимущество этой школы.
Но фундаментальная подготовка МАРХИ идеально дополняет порой чрезмерно экспериментальные и нереалистичные подходы венской школы. Если ты не прошел этап нормальных земных проектов, доведенных до конца, как в МАРХИ, а сразу пускаешься в модные эксперименты, то есть риск остаться немного дилетантом. Поэтому я очень рад, что мне удалось совместить эти два опыта и извлечь лучшее из каждого.
– А что было с вами дальше? Как эта учеба помогла карьере?
– После диплома, темой которого, кстати, был альтернативный вариант парка Зарядье в Москве, Заха Хадид пригласила меня работать в Лондон. Это был второй раз, когда мне пришлось адаптироваться к жизни в другой стране, но было уже проще, поскольку навыки были отработаны к тому моменту. Мне посчастливилось работать над несколькими громкими проектами, в частности, над интерьерами главного театра в Рабате, Марокко, который сейчас строится, и первого нью-йоркского проекта Захи – жилого здания 520 W 28th Street. Я очень много занимался интерьерами в этом офисе, в том числе я работал над проектом Stuart Weizman Boutique в Гонконге. Работа, как правило, начиналась на уровне дизайна в анимационной программе Maya, а заканчивалась в Rhino и Автокаде, на стадиях разработки и подготовки чертежей.
520 W 8th Street, Нью-Йорк, Заха Хадид аркитектс, проект, интерьер
Филиал Эрмитажа в Москве, ЗИЛ. Asymptote Architecture, Хани Рашид, Лиза Энн Кутюр, проект
Башня ЗИЛ. Asymptote Architecture, Хани Рашид, Лиза Энн Кутюр, проект
Затем я работал в нью-йоркском бюро Asymtote Хани Рашида над двумя русскими проектами в составе ЗИЛАрт – Новым Эрмитажем и Башней ЗИЛ. Я отвечал как за интерьеры, так и за разработку фасадных систем. Наверное, именно в этих двух проектах я смог показать свое творческое лицо, так как был свободен от довольно специфических методов работы с геометрией, как в случае проектов Захи Хадид. Отдельным удовольствием для меня как для дизайнера и архитектора из России было налаживание эффективной координации между своим американским бюро и московскими архитекторами, сопровождающими проект. Удалось настроить очень эффективную коммуникацию и навести много мостов между нами.
|