Елена Петухова: Добрый вечер! Мы назвали наш круглый стол «Архитектурный бизнес. Стратегия успеха». Название, характерное, скорее, для бизнес-конференций и встреч в девелоперской среде. Но сегодня проектная практика мало чем отличается от обычного бизнеса. Если раньше мы привыкли говорить об архитектурных бюро, как о неких творческих организациях, а об архитекторах, как о творцах, демиургах, которые живут и размышляют о высоком, о создании каких-то идеальных зданий, об идеальных пропорциях и формах, то сейчас реальность таков asdfkmbvbtuiuа, что архитектор, особенно руководитель бюро, вынужден думать и решать проблемы вполне прозаические, не забывая и о творчестве, и о своей миссии. О том, как это удается совместить, мы сегодня, я надеюсь, поговорим.

У нас в России тоже есть архитектурные звезды, безусловно. Это когорта очень именитых архитекторов в возрасте от 50 и старше. Мы все их хорошо знаем. И начинали эти архитекторы, создавали свои бюро, добивались успеха совсем в другие времена. Сейчас конъюнктура и законы рынка очень серьезно изменились. И тем, кто начинал 10-15 лет назад, и тем, кто начинает прямо сейчас, приходится использовать совсем другие технологии и решать совсем другие задачи.

Для того, чтобы приблизиться к сегодняшним реалиям, мы пригласили для разговора представителей несколько иного возрастного среза. Это архитекторы, которые, как нам кажется, уже очень многого достигли в профессии, у всех существуют успешные архитектурные бюро. Но самое главное – то, что им еще предстоит сделать. Скорее всего, именно эти архитекторы и будут определять то, как будут выглядеть наши города, то, как будут выглядеть наиболее интересные здания.

Как оказалось, среди наших приглашенных гостей есть четкое деление на тех, кто основал свой бизнес в начале 2000-х годов, и тех, кто организовал свои архитектурные бюро уже после экономического кризиса 2008 года. Поэтому мы определили последовательность выступлений по хронологии. И первым я бы хотела передать слово Юлию Борисову – главному архитектору и партнеру архитектурного бюро UNK project, основанного в 2000 году. Как мне кажется, это было неплохое время для создания архитектурного бюро. Но там были свои сложности на рынке. Насколько я помню, тогда большой архитектуры практически не было, основной заказ шел через частного клиента, по-прежнему существовали и активно работали проектные институты, и для молодого архитектора оставалось не так уж много ниш для того, чтобы начать свой бизнес и его развивать. Как это было?

Юлий Борисов, UNK project: Это было весело. У истоков бюро стояли я и мои партнеры – Николай Миловидов и Юлия Тряскина, с которыми мы вместе учились в МАРХИ. На качество архитектуры тогда никто не смотрел, оно никого не интересовало. В основном был интерес, если говорить про большую архитектуру, к вхождению во власть, согласованию различных ТЭПов и строений. И в этой связи мы для себя выбрали принципиальную позицию: мы хотим заниматься чем-то качественным. И на тот период был очень интересный рынок – рынок частный. Он был на подъеме, он был нов. И рынок коммерческих интерьеров. И в том, и в другом рынке мы за это время достигли достаточно неплохих высот, построили все, что только могли, хотели реализоваться и пошли дальше. Первоначально мы делали выставки, частные интерьеры, дома, коттеджи, корпоративные интерьеры, небольшие здания, реконструкции. Сейчас мы уже работаем в масштабе больших многофункциональных комплексов и градостроительства. Я знаю все типологии, в которых может работать архитектор. Это и плюс, и минус. Я детально знаю, как можно завинтить гипсокартон и инсталлировать дверные ручки. С другой стороны, я знаю, как можно сделать градостроительный масштаб. Но это процесс долгий. Поэтому, когда вы для себя решаете, как вы хотите двигаться, лучше заранее сразу поставить себе какую-то цель. Это мой совет.

Е.П.: У вас отлично шла частная архитектура, и вы как были, так и остаетесь до сих пор одним из лидеров в рынке корпоративных интерьеров. Почему встал вопрос о том, чтобы выйти за эти типологические границы? Это были амбиции или было какое-то ощущение, что в архитектуре существует проблема, которую вы можете решить?

Юлий Борисов, UNK project: Если возвращаться к бизнесу и к успешности, первое правило – это любовь. Любовь должна быть к своему делу. И в данном случае надо всегда понимать, нравится вам заниматься этим или нет. В частных заказах все что можно, как художник, я сделал, себя выразил. Для меня это был некий пройденный этап. И поэтому я пошел дальше. Скорее всего это был внутренний вызов, нежели внешние обстоятельства.

Е.П.: Как был получен первый заказ, который стал для тебя тем самым рубежом, когда UNK project вышел на абсолютно новый уровень?

Юлий Борисов, UNK project: Первый заказ градостроительного масштаба – это был конкурс: Сколково, Технопарк D2. Там было порядка 350 участников в первом международном туре. Во втором было около 20 финалистов. Это был сложный конкурс.

Е.П.: В нем вы совместили свою привычную типологию небольшого компактного дома, близкого к частной архитектуре, и выход на некие градостроительные решения. Насколько это было сложно?

Юлий Борисов, UNK project: Мы много участвуем в конкурсах, и для нас это нормальный способ получения заказов. Это наша стратегия. В конкурсах мы всегда смотрим, в чем же состоит ключевая задача. В том самом конкурсе была задача достаточно диалектичная. С одной стороны, надо было сделать высококомфортную среду, с другой стороны, плотность для малоэтажки была запредельная. Поиск путей решения и вывел нас в лидеры. И сейчас, как мы видим, конкурсная политика ничем не отличается. Есть технические задания к конкурсу, подробные описания, но никто никогда не скажет, а в чем же проблематика, что вы должны у себя в головах сделать, какую головоломку решить.

Е.П.: Это надо как-то догадываться? Здесь срабатывает умение читать между строк?

Юлий Борисов, UNK project: Это умение мыслить. Меня часто спрашивают: архитектор – это тот, кто фасадики рисует, планы? И я для себя вывел мысль, что архитектор – это человек, который организовывает некие процессы в пространстве. Понять, что за процесс и пространство – это никто, кроме архитектора, не может. Ни один заказчик не может сформулировать эту задачу четко и ясно.

Е.П.: Значит, конкурсы в вашем случае сработали? Целая серия у вас есть побед в конкурсах, и вы получаете заказы именно таким образом.

Юлий Борисов, UNK project: Да, это была наша ставка, она была болезненная, потому что в один из годов у нас, если мы говорим о бизнесе, был минус 25 млн рублей по конкурсам, хотя они были в большинстве своем и оплачиваемые. И тем не менее мы четко знаем, сколько мы тратим денег, по часам людей считаем. И это были наши инвестиции. И когда мои коллеги меня спрашивают, стоит или не стоит участвовать в конкурсах, я говорю: конечно, стоит. Но у вас должна быть определенная финансовая подушка. И у нас, поскольку была прочность в тех сегментах, где мы достигли успеха – корпоративные интерьеры, торговые интерьеры, частные, – то мы сделали реинвестиции в конкурсы. Но любой конкурс это как спортивные состязания. Это дорогое удовольствие. Как Формула-1. Моторы дорогие, колеса дорогие и, чтобы выиграть Формулу-1, каждый из этих элементов должен быть лучшим. В данном случае самое дорогое, что может быть – это люди. Мы целенаправленно тратим деньги не на пиар-продвижения, не на игрушки какие-то, мы целенаправленно вкладываем в людей. Мы считаем, что это наша основная и статья расходов, но и статья доходов.

Е.П.: Если мы заговорили об инвестициях, насколько я знаю, для меня это стало откровением: бюро UNK project одним из первых на рынке обратилось к профессиональному рекламному пиар-агентству с просьбой взять себя на обслуживание. Это было достаточно нетипично для рынка.

Юлий Борисов, UNK project: Мы всё стараемся делать профессионально. И любой из сегментов бизнеса – либо это у нас инсайд, либо аутсорс, мы берем профессиональных людей. Так же, как в архитектуре, мы стараемся брать лучшие практики, лучших конструкторов-инженеров и специалистов. Точно так же в бизнесе – мы собираем команду из лучших людей. В данном случае мы провели тендер, взяли команду, которая нам гарантировала наилучшее качество, и их наняли на работу.

Е.П.: Открытие в том, что архитектурное бюро решило начать себя пиарить. Архитекторы почему-то очень скептически относятся к самопродвижению, не владеют этими техниками и не понимают, зачем это делать. Считается, что за архитектора говорят его проекты, и кто нужно, тот поймет. Вы не согласны с этой точкой зрения?

Юлий Борисов, UNK project: Если мы возьмем в пример самые удачные архитектурные практики, то там лидеры команд лучше пиар-агенств знают техники и пиара, и самопродвижения. Мы много работаем с иностранными бюро – там это точно такой же инструмент архитектора, как какое-нибудь BIM-проектирование, project management, та же пиар-технология. Для них это стандартный язык общения с обществом, профессиональным сообществом, с заказчиками. Архитектурный бизнес ничем не отличается от любого другого. Другой вопрос – ты сказала, что архитектурный бизнес, став бизнесом, перестает быть искусством. Я, наверное, не соглашусь с тобой в корне, потому что, на мой взгляд, сейчас просто обычный бизнес зачастую становится искусством и приближается к архитектуре.

Е.П.: То есть это качество терять ни в коем случае нельзя, это ценность профессии?

Юлий Борисов, UNK project: Я считаю, что у архитектора настолько мультифункциональный мозг и способ мышления, что он очень легко решает бизнес-задачи. Были такие термины как архитектор перестройки, сейчас есть архитектура бизнеса. Эти все слова говорят именно об этом. У меня есть фактические подтверждения того, что архитекторы зачастую в стратегических задачах очень легко обгоняют профессиональных управленцев.

Е.П.: Мы продолжаем разговор, и я хочу передать слово Денису Кусенкову, ландшафтная компания Arteza. Когда я готовилась в круглому столу и проверяла даты основания архитектурных бюро, к моему удивлению, я узнала, что компания Arteza была основана в 2002 году. Почему меня это удивило? Потому что о компании Arteza, несмотря на мое достаточно серьезное глубокое погружение в архитектурный рынок, я узнала буквально 2-3 года назад и была убеждена, что это один из примеров спринтерского старта; появилась интересная яркая команда, хорошо выполняют работу, осваивают новый рынок на волне интереса к общественным пространствам и рекреационным зонам в городе. Но на самом деле бюро существует уже давно, 14 лет, и, видимо, за этот же период компания прошла непростой путь развития. Какие были особенности в области ландшафтной архитектуры, есть ли они?

Денис Кусенков, Arteza: Вся ландшафтная архитектура, к сожалению, состоит из особенностей. Я – один из немногих людей за этим столом, который не имеет к архитектуре прямого отношения. Я отношусь к этой компании как бизнесмен. И в свое время я инвестировал в нее средства и отношусь к этому как к бизнесу. Понятно, что я этим бы не занимался, если бы мне это не было искренне интересно, и я бы не гордился тем, что мы получаем на выходе. Но я человек с экономическим образованием, который занимался 20 лет маркетингом. Просто чтобы было понятно – я был вице-президентом Альфа-банка, директором департамента Роснано по общественным связям, последний мой проект – церемонии открытия и закрытия Олимпийских игр, и вот я в ландшафтном дизайне. Для меня это бизнес, я смотрю на эту сферу деятельности как бизнесмен, я ищу в ней возможности для успешного развития компании в будущем.

Но, переходя от саморекламы к конкретике, начинали мы в 2002 году с друзьями – нас четыре партнера – трое из которых являются профессиональными ландшафтными архитекторами, находящимися в профессии 20 лет. Их руками и головами делается наш бизнес. Как сейчас помню, мы с моим другом делали из металлического уголка рамку, потому что не могли рулон, который скручивался, нести заказчику. Детскую площадку первую мы собирали у меня на даче. Ребята рисовали, я между встречами в Альфа-банке ездил к клиентам. Они тут же рисовали проект, брали лопату в руки. Это история успеха с самых низов. Наверное, иллюстрация веры в то, что ты делаешь, любви к тому, что ты делаешь. Пусть я и начал с того, что это бизнес, но в основании всей этой деятельности стоит любовь к профессии и искреннее желание менять среду вокруг себя. Все начиналось с частных объектов и сейчас их у нас много, просто в нашем портфеле сегодня объекты по 6, 10 га, зачастую превосходящие по бюджетам любые городские объекты. Сейчас у нас в портфоле порядка 30 объектов, из которых половина – это частные объекты, и половина – общественные. Мы проектируем и параллельно реализуем реконструкцию Олимпийского комплекса Лужники, проектируем Сколково, парк Нагатинской пойме, участвуем как эксперты в составе консорциума DillerScofidio + Renfro в парке Зарядье.

Е.П.: Сегодняшние требования к работе с ландшафтом, к работе с общественными пространствами требуют совершенно другого профессионального багажа, чем то, что было достаточно для занятия ландшафтным дизайном 20 лет назад. Как у вас решается проблема с кадрами?

Денис Кусенков, Arteza: Безусловно, как здесь коллега сказал, кадры – это фундамент бизнеса. Можно не иметь хороший офис, иметь нулевой уровень узнаваемости, но при этом быть успешной компанией, имея хорошую команду. Мы не перестаем искать людей. Сейчас структура нашей команды такова: у нас работают порядка 25 ландшафтных архитекторов. Структура нашего бизнеса строится по группам. У нас есть 6 архитекторов, мы их называем ГАПами внутри, они как руководители групп, которые уже имеют свою специализацию. Они уже под себя и под те проекты, которые есть, подбирают людей. Возвращаясь к вашему вопросу: кадры ищем, ландшафтная сфера в России – одна из наименее развитых, как с точки зрения образования, так и с точки зрения практики, профессионализма в широком понимании. Рынок несформировавшийся. Соответственно, достаточно жесткая конкуренция, неструктурированный рынок, отсутствие кадров, но при этом огромный потенциал. Как мы понимаем, в бизнесе любая пустота, любой вакуум – это потенциал для развития, потенциал для роста.

Мы участвуем в конкурсах вместе с иностранными партнерами. И одна из установок, которую мы даем нашим архитекторам – ребята, учимся: учимся подходу, учимся процессу, учимся подаче. В принципе учимся грамотности ведения работы. У нас учеба пронизывает всю нашу деятельность. Естественно, ребята ездят и в командировки в офисы партнеров, обмениваются информацией, через это приобретая новый опыт.

Мы говорим про бизнес, и я сейчас вас деньгами немного попугаю. Чтобы наша компания существовала, просто физически существовала, и люди получали зарплату, чтобы мы платили за электроэнергию, сидели в офисе, нужны десятки миллионов рублей. Я должен заработать несколько десятков миллионов рублей в год, чтобы моя компания просто существовала. Безусловно, можно это привязывать к какой-то мотивационной программе: давай мы тебя пошлем на практику. Но лучше заплатить хорошую зарплату, сотрудник сам поедет и получит практику, путешествуя по Лондону, путешествуя по лучшим паркам. Всегда надо балансировать. Все это в разумных пределах. Люди учатся, люди развиваются, если им это надо, и делают это самостоятельно более успешно.

Е.П.: Как произошел ваш качественный скачок?

Денис Кусенков, Arteza: Наш качественный скачок произошел благодаря двум людям, которые не работают в нашей организации, но которых все знают – это Сергей Кузнецов и Сергей Капков. Они открыли новый сегмент рынка для благоустройства, именно для паркового хозяйства. Мы коммерческая компания, частная компания, мы реагируем на запросы. К нам должен прийти клиент и сказать: я хочу сделать сад, я хочу сделать парк, усадьбу, что угодно. Здесь возник запрос, мы, как и другие коллеги, которые эволюционировали из интерьеров или еще из чего-то, понимали, что открывается новый сегмент рынка: либо мы туда зайдем, либо зайдет какая-то другая компания. И мы чувствовали в себе силу, нам хотелось увеличивать штат. Есть еще некий социальный зовущий колокольчик, что, конечно, здорово сделать шикарный сад и воплотить все свои идеи, но, когда им пользуется семья из 3-5 человек, это одна история, а когда ты делаешь парк, в котором гуляют сотни тысяч москвичей, горожан – это немножко другая история. Открылся рынок, мы вместе с ним учимся, растем, обрастаем новыми специалистами. Приходят люди, которые видят, что мы из себя представляем, и какой потенциал несет в себе этот бизнес, и хотят у нас работать. То есть это целый снежный ком, некий новый абсолютно вектор, а он выражается в публичном поле. Мы не могли рассказывать об усадьбе миллиардера, поэтому нас никто не знал, и не было публикаций в СМИ. Здесь более открытая история, здесь больше пиара, больше активности. На самом деле здесь все просто.

Е.П.: Если выходить чуть дальше, за пределы знаний чисто профессиональных, выход на новые рубежи потребовал, наверное, и развития бизнеса, введения новых отделов. Как вы решили эту проблему?

Денис Кусенков, Arteza: Я не сказал еще об одной вещи. Мы не просто архитектурное бюро, мы еще компания, которая строит все. 50% людей, которые у нас работают, это люди, которые заняты непосредственно в строительстве. Помимо того, что мы должны найти соответствующей квалификации архитекторов, сметчиков, которые могут работать с городскими расценками, с городскими структурами, мы еще должны найти строительную компанию, которая может все это реализовывать. Мы не ищем в ландшафтной сфере, мы ищем людей в строительном бизнесе. Научиться сажать деревья значительно проще, чем научиться прокладывать сети, строить правильные дороги и проводить асфальтовые работы.

Е.П.: А работа с бюджетным заказом – это тоже непростая история?

Денис Кусенков, Arteza: С точки зрения рентабельности, конечно, город значительно хуже, чем частники, это баланс. Но, если мы идем в этом направлении, если перед нами, как перед бизнесменами, открывается эта дверь, глупо было бы не попробовать и не зайти. При этом, повторюсь, деньги в этой сфере деятельности не первичны. Мы хотим приобрести опыт, приобрести контакты.

Е.П.: Сотрудничество с архитекторами. Ландшафтные дизайнеры и архитекторы, как строятся здесь взаимоотношения?

Денис Кусенков, Arteza: Ни один из архитекторов не откажется спроектировать сад. Но ни один ландшафтный архитектор не возьмется спроектировать дом. Проблема в том, что мы просим архитекторов всегда четко разделять эти вещи – проектированием сада должны заниматься профессиональные ландшафтные архитекторы. К сожалению, это не всегда так. При этом лучшие объекты, которые мы делали, они представлены на нашем сайте, созданы именно в союзе с архитекторами, когда каждый занимался своим делом, и каждый слышал своего коллегу, своего партнера. В этом случае заказчик получает максимально качественный результат.

Е.П.: Мы переходим к следующему нашему участнику BuroMoscow. Дата основания бюро 2004 год. Когда создавалось BuroMoscow, насколько я знаю, вас было трое.

Юлия Бурдова, BuroMoscow: Прежде всего, мы хотим сказать спасибо за этот вопрос – что такое успех. Этот вопрос позволил нам задуматься, успешны ли мы, и что это для нас значит. Как бюро мы образовались в 2004 году. Вначале нас было 4 партнера: я, Ольга и у нас было 2 немецких партнера. Мы начинали работать сразу с достаточно больших проектов, у нас не было такой до-стартовой площадки в виде работы над коттеджами или интерьерами. Нас пригласила компания КРОСТ, Ольга и Андреас приехали из Голландии, где они работали в тот момент. К тому времени мы уже были знакомы много-много лет, у меня была частная практика. Таким образом, появилось BuroMoscow. Но в таком составе мы просуществовали недолго. Год мы были вчетвером, потом 3 года мы были втроем, и судьба распорядилась так, что в конце 2008 года мы с Ольгой партнеры. Удачное партнерство, на наш взгляд, основная составляющая успеха. На работе проводишь больше половины жизни, и то, как строится офис, мы во многом обязаны такому удачному союзу. Мы знаем, что партнерство бывает разным, иногда оно заканчивается полным разводом и провалом. Это всегда очень мучительное состояние. Мы считаем, что нам повезло.

Ольга Алексакова, BuroMoscow: Партнерство – это не только вдвоем, но и команда. Все рассказывали о том, как тяжело подбирать сотрудников. Сейчас, наконец, после стольких лет, у нас сложилась команда, которая полна энтузиазма, команда, которая делает любую работу с нечеловеческим энтузиазмом. У нас в России архитекторов очень-очень-очень мало. Поэтому каждый сотрудник талантливый, который плюс удачно вписывается в офис, просто на вес золота. В Европе, после кризиса, другая проблема, у них больше в среднем талантливых, прекрасных, хорошо образованных людей, но никто не работает после 18.00. Энтузиазм 90-х-2000-х, когда все работали в известных офисах, умирали по ночам, это все прошло. У нас, может быть, выбор чуть поменьше, но зато энтузиазма очень много.

Е.П.: Вернемся к тому заказчику, с которого начиналось BuroMoscow. Насколько я понимаю, речь идет о компании КРОСТ. С ним вы сотрудничали очень долго. У вас были другие заказчики? Вы могли себе позволить работать не только по направлению жилой архитектуры или жилая архитектура была вашим выбором, сознательной специализацией вашего бюро? Как вы определяли свою типологическую нишу?

Юлия Бурдова, BuroMoscow: На тот момент мы были очень увлечены индустриальным жильем. Это задача, которой тогда никто не занимался. Это был мощный процесс, в котором ты участвуешь, и ты видишь, как быстро меняешь лицо города. Тот дом, который вначале был панельным, который казался абсолютно бесперспективным, с которым ничего нельзя сделать, неожиданно обретал совершенно новое качество. Этот момент давал нам очень много энергии. Мы долго в этом варились, от этого так просто не избавишься. Потом у нас резко наступил конец взаимоотношениям, тогда начался новый этап. Мы поняли, что есть не только индустриальное жилье, что можно заниматься проектами не такими гигантскими, но такими, где можно раскрыть другие грани.

Е.П.: Я понимаю прекрасно, как бы ни была интересна одна тема, как бы вы ни были ею увлечены, все-таки заниматься только одной типологией достаточно тяжело для архитектора. В какой момент наступило пресыщение? Как вы вышли на новые заказы?

Юлия Бурдова, BuroMoscow: Думаю, переломный момент – это победа в конкурсе на Триумфальную площадь. Мы освоили абсолютно новый уровень деятельности. Во-первых, у нашего офиса появилась новая ниша – благоустройство, городское пространство. Мы поняли, что мы можем очень многое. Мы не позиционируем себя как бюро, которое имеет четкую специализацию, в данном случае мы ориентируемся, прежде всего, на интересные проекты и на заказчика, с которым мы должны работать. Если появляется некая химия, появляется интерес, и он взаимный, тогда мы понимаем, что мы можем делать все.

Е.П.: Я сейчас увидела, что у вас в портфолио и коттеджные поселки, и частные дома, интерьеры, и станции метро. Широчайший диапазон. А что из этого, как вы считаете, может стать вашей специализацией? Или вы теперь категорически отказываетесь специализироваться на чем-то? Полезна ли вообще специализация в архитектурном бизнесе?

Ольга Алексакова, BuroMoscow: Мы между собой обсудили, мы против специализации. Мы за то, чтобы каждый проект был не против шерсти. Когда звезды сходятся, когда есть заказчик, когда есть задача, тогда все работает. Мы выбираем по ощущениям: нравится – делаем, не нравится – не делаем.

Юлия Бурдова, BuroMoscow: Иногда даже выбираем проект просто потому, что у нас есть сотрудники, которые просто устали делать фасады. И чтобы сделать их жизнь приятнее, разнообразить атмосферу в офисе, мы, например, делаем новогодние елки.

Е.П.: А что, с фасадами тяжело?

Юлия Бурдова, BuroMoscow: Мы против рутины. Как только это превращается в рутину, у нас есть отдел, который делает что-то веселое в офисе.

Е.П.: А сотрудничество с иностранцами продолжается? Вам кажется это перспективным направлением для российского архитектурного бюро?

Ольга Алексакова, BuroMoscow: С нашими иностранными друзьями мы будем сейчас делать проект. Любой обмен полезен. Всегда система должна быть открытой. И мы по себе чувствуем, как только тебе лень что-то делать или ты не хочешь освоить компьютерную программу и знаешь меньше, чем твои сотрудники, значит, что-то пошло не так, надо двигаться дальше.

Е.П.: Поговорим про архитектурное бюро Kleinewelt Architekten. Вы создали его в 2013 году. Почему вы решили использовать немецкое название?

Николай Переслегин, Kleinewelt Architekten: Kleinewelt в переводе с немецкого означает «маленький мир» – некая территория, некий форпост или субстанция, которую мы можем сами создать и нести за нее некую ответственность. То есть какой-то мир, который мы сами создаем. И вообще немецкий язык – самый архитектурный. Огромное количество архитектурных терминов в русском языке: штангенциркуль, рейсшина. Во-первых, это самый архитектурный язык, во-вторых, мы все учились в Германии. В-третьих, нам просто нравится это название.

Е.П.: Вернемся к нашим реалиям. 2013 год – год ничем не хуже других. Состояние рынка не самое плохое, но и не самое хорошее. Как вы планировали развитие своей компании? На что вы делали ставку? Какие были первые заказы, и как вы видели ближайшие перспективы своего развития?

Николай Переслегин, Kleinewelt Architekten: Первым нашим проектом, в процессе которого и сформировалось наше бюро, была винодельня под Анапой, в Краснодарском крае, там такое место Гай-Кодзор. И это был такой закрытый архитектурный конкурс, в котором нас пригласили принять участие. Наш проект был признан победителем. И с тех пор мы этим проектом занимаемся. На этом проекте, в основном, была сформирована наша команда. С тех пор она, конечно, приросла. Но по факту был у нас такой интересный опыт, очень важный для нас. Там будет не только винодельня, это культурный центр, неким ядром которого является винодельня. То есть, это и производственный цикл, и шоу-рум, и пространство, где можно проводить презентации или смотреть фильмы, отдыхать, там будет мини-отель.

Е.П.: Когда вы организовывали бюро, вы для себя каким-то образом определяли наиболее перспективные для вас направления развития, типологические исследования?

Георгий Трофимов, Kleinewelt Architekten: Когда мы организовывали бюро, мы достаточно принципиально не хотели заниматься частной архитектурой. Мы уже имели достаточно хороший опыт и понимали, чем мы хотим заниматься в будущем. Нам хотелось делать общественные проекты, нам хотелось делать то, что имеет аудиторию больше 3-5 человек.

Е.П.: Планировали ли вы специализироваться на реконструкциях, работать с историческими зданиями?

Николай Переслегин, Kleinewelt Architekten: У нас есть реализованный объект – реконструкция здания. Это первый кейс, который мы сделали от начала до конца. Это здание на Новокузнецкой улице, дом 7, угол Новокузнецкой и Старого Толмачевского переулка. Это здание хотели сносить. А нас пригласили поучаствовать в разработке новой концепции. Мы проанализировали, провели достаточно серьезное исследование, поняли, что мы не хотим это здание ни в коем случае сносить. Наоборот, его надо сохранить, потому что оно страшно интересное. Сейчас это офис Объединенной вагонной корпорации. Это здание – фабрика-кухня конца 20-х годов постройки. Оно интересно тем, что это конструктивизм, который сам об этом не догадывается. Его построил никому не известный градостроительный комбинат, просто по одному из типовых проектов. Однако, вся типология и структура фасадных решений и внутренних пространств – это абсолютно советский авангард. И, конечно, нам захотелось его сохранить. Мы начали с концепции, а в итоге выступили на этом проекте в качестве генпроектировщика, дальше мы разработали всю документацию, в том числе сопровождали в виде авторского надзора, дальше мы выполнили проект интерьеров и тоже его реализовали.

Е.П.: Если вспомнить ваш опыт сотрудничества с Департаментом культурного наследия, вы не хотите в этом направлении двигаться? На самом деле профессиональных архитектурных бюро, которые могли бы делать грамотные и корректные реконструкции, не так много. Здесь есть, мне кажется, достаточно широкая перспектива.

Николай Переслегин, Kleinewelt Architekten: Мы действительно можем сказать, что считаем себя экспертами в этой сфере. У меня диссертация была защищена по этой теме. У нас есть лицензии все, в том числе квалификационные лицензии, если говорить о юридической стороне дела. И мы представляем себе достаточно хорошо, как устроена эта сфера. С другой стороны, нам не так важно – мы архитекторы, которые проектируют жилую архитектуру для окраин города Москвы или мы архитекторы, которые очень любят бизнес-центры. Мы так не будем делать. У нас есть очень интересные проекты, связанные с такими местами, где вообще нет никакого культурного наследия. Например, мы спроектировали смотровую площадку для компании Сибур в Тобольске, на Урале.

Сейчас мы проектируем, можно сказать, целиком город, продюсируем изменение настроения в городе – тоже на Урале, город называется Краснотурьинск. Это сейчас такой грустный город, тяжелый, очень мрачный. Там живет много хороших людей, и надо что-то сделать, потому что там есть одно градообразующее предприятие очень большое – компания Русский алюминий, и 90% людей, которые живут там, там же и работают. Мы хотим, чтобы им было интересно идти утром на работу, потом идти гулять в парк.

Е.П.: Только недавно мы говорили, какая важная задача сделать проект не одного сада, а парка для большого количества людей. А сейчас Вы говорите о том, чтобы проектировать целый город, изменить его. Я правильно понимаю, что заказчиком выступает градообразующее предприятие? Вряд ли местная мэрия имеет средства и возможности.

Николай Переслегин, Kleinewelt Architekten: Местная мэрия является заказчиком, но спонсировать эту работу будет, видимо, компания, которую я назвал.

Е.П.: За вашу не очень долгую историю у вас есть заказчики и коммерческие компании, и с государственные, бюджетные организации. Вы как-то для себя разделяете эти категории, чему-то отдаете предпочтение или у вас есть компетенции в обеих сферах?

Николай Переслегин, Kleinewelt Architekten: Это просто работа. Если мы с заказчиком устраиваем друг друга, тогда получается то, что называется словом работа. Либо мы не работаем, тогда нам, слава богу, есть чем заняться, мы не будем друг другу мешать. Что касается заказчиков, у нас есть частные заказчики, есть государственные.

Е.П.: Есть какие-то сложности, хитрости? Что бы Вы могли сказать коллегам, поделиться советом, что категорически нельзя делать в отношении бюджетного заказчика, и что нельзя предлагать коммерческому?

Николай Переслегин, Kleinewelt Architekten: Это получится разговор немного «в лоб»: с этими можно что-то, с этими нельзя. Это процесс диалога. Это часть нашей работы – разговор, когда-то мы убеждаем и отстаиваем, когда-то мы должны сделать шаг назад, когда-то мы должны пойти на компромисс. Самое главное – это отдельное умение – надо уметь слушать всегда. И даже не соглашаясь, надо уметь делать то, что нужно; и то, что ты хочешь, трансформируясь, и ложилось бы в уста заказчика, как будто это он все и придумал. В чем принципиальная разница? Что никогда не сделает частный заказчик? Частный заказчик никогда не сделает какой-то проект, который повлияет на настроение, на мироощущение, на повестку дня тысяч людей. Я имею в виду, какие-то парковые пространства, с точки зрения экономики, не интересны, но с точки зрения профессионализма и с точки зрения отношения к городу, это очень важные для нас вещи. Потому что это возможность сделать большой проект, который изменит какую-то частичку в большой части города.

Е.П.: Мне кажется, стремление к каким-то таким свершениям, к своему вкладу в улучшение мира, и является, как правило, основным стимулом к созданию собственного бюро. Здесь я хотела бы обратиться к еще одним участникам нашего круглого стола, партнерам замечательного бюро WALL Рубену Аракеляну и Айку Навасардяну. Они представляют самое молодое архитектурное бюро, созданное в 2014 году. И их опыт, их решение организовать свою компанию, мне кажется, отличается от опыта остальных, потому что Рубен работал в очень известном архитектурном бюро, бюро-проект Меганом, и работал над очень крупными и яркими проектами. И это решение уйти и начать свою собственную карьеру, с чем оно было связано? С этим стремлением найти какой-то свой язык, найти какие-то свои задачи и решить их, что-то сделать такое, что не удавалось под руководством старших товарищей?

Рубен Аракелян, WALL: Для нас большая честь отвечать на такие вызовы, которые вы спрашиваете. Для меня понятие успеха в бизнесе и понятие хорошей архитектуры – это понятия малосвязанные. Как ни парадоксально, если мы взглянем на мировую историю архитектуры, все лучшие объекты были сделаны без авторов и в эпоху нерыночной экономики. Мы никто не знаем авторов готических соборов и тем не менее, они являются шедеврами мировой архитектуры. Успех, скорее всего, измеряется только временем.

Что касается нас, мы с Айком работали в бюро Меганом. У меня был более долгий путь, у Айка короткий. Я работал архитектором, дорос до партнера Юрия Григоряна, Ильи Кулешова и покойной Александры Павловой. И потом мы подумали, что что-то слишком все благополучно. 2013 год, на дворе кризис, а у нас все хорошо. Стабильная зарплата, проценты, интересные проекты. Я понял, что-то не так. Потому что самое страшное в жизни – это рутина. Надо делать ежедневно микрореволюции, устраивать себе стресс, иначе тебе просто станет грустно жить. Нам показалось интересно с моим партнером в пик экономического кризиса, открыть свое бюро. На нас посмотрели, как на сумасшедших.

Мы понимаем, что сегодня профессия архитектор сильно изменилась – далеко ушла от материальных прикладных наук, которыми раньше владели наши отцы и коллеги: черчение, рисование, лепка макетов и презентации. Сегодня профессия сильно размылась и вступила в контекст медиапространства. Поэтому в названии нашего бюро WALL – стена – это конечное значение и аббревиатура, которая транслируется как world architecture local line. Мы понимаем, что архитектура рождается всегда на стыке – это химия разных парадигм, химия разных навыков, химия разных компетенций: от глобальных влияний на архитектурные процессы экономики, политики, технологии, до локальных – ментальность архитектора, ментальность заказчика и так далее.

У нас есть три направления деятельности. Мы занимаемся исследованием, образованием и проектированием. Причем в проектировании мы не разделяем типологии, считаем категорически неправильно делить на дизайнера, градостроителя, архитектора. Мы считаем, что у всех процессов есть одна идеологическая структура – формирование среды обитания человека в разном масштабе. Ничем не отличаются законы моделирования мобильного телефона от законов формирования города. Они похожи, в своей диссертации я проследил за этим, понимаю, что эти процессы взаимосвязаны. Поэтому бюро называется так. Междисциплинарность, мы занимаемся всем. Мы преподавали в МАРХИ, сейчас преподаем в МАРШе. И вторая была позиция – кардинальное изменение структуры бюро. Мы категорически неприемлем ту историю, которую рассказывают коллеги, где вертикальная иерархия, руководитель, ГАП и архитекторы. Нам кажется, система деградировала, она не гибкая. У нас система горизонтальная. У нас есть 2 ответственных, остальные сотрудники – не сотрудники, а младшие партнеры. Мы стараемся, чтобы они получали одинаковый процент на их уровне заказов, у них у всех самостоятельное авторство. Они в полноценно являются полными участниками процесса проектирования. Они сами едут к заказчику, полностью являются авторами этих проектов, получают процент с договора. Нам кажется, что это больше мотивирует, поэтому у нас получилось за 2 года сделать 60 проектов, даже один умудрились построить, выиграть 10 международных конкурсов. Поэтому мы говорим про междисциплинарность: все проекты начинаются с исследований и обязательно горизонтальная система иерархии, без вертикальной.

Е.П.: Айк, Вы что-то добавите?

Айк Навасардян, WALL: Если вдруг вы решили открыть свое собственное архитектурное бюро, то не бойтесь, что в процессе архитектурного проектирования вы сойдете с ума. Например, у меня это уже начинает наблюдаться.

Е.П.: Мне кажется, для бюро WALL материальная составляющая, какие-то формы, текстуры, фактуры – это особая магия и особый культ.

Рубен Аракелян, WALL: Да, это отдельная тема. Мы считаем архитектуру все-таки не бизнесом, а искусством, и относимся к ней, как к искусству. Мы постоянно экспериментируем. Самое главное для молодого архитектора – выработать собственный художественный язык. Это главная ценность, которая важна для архитектора. У нас есть разная форма высказывания. Выставка – это отдельная сфера деятельности, отдельный вид искусства, отдельный способ мышления.

Мы много занимаемся, очень много работаем с материалом. Кажется, в современном пространстве не хватает тектоники. Поэтому мы в нашей кухне проектирования стараемся все делать в макете, начиная от самого маленького макета, бывает, даже из еды делаем, кончая макетом 1:10 фрагмента здания. Мы используем разные материалы, от дерева, пенопласта до гипса, потому что гипс обладает тектоникой. Мы предлагаем заказчикам эти здания подержать в руке и почувствовать их. Нам кажется, активность – это то, чего не хватает в архитектурной составляющей.

Е.П.: Если продолжать о том, что делает бюро WALL и редко делает кто-то еще. Уже упомянутые выставки, для молодого бюро выставиться в Музее архитектуры, это, мне кажется, признак очень большого успеха. И вы справились с этой задачей блестяще. Но вы на этом не останавливаетесь. Рубен, Вы являетесь куратором второго фестиваля Арт-Москва. Эти временные затраты, усилия, ваше время, ваши силы, по-вашему, оправданно именно на этом этапе развития архитектурного бюро WALL?

Рубен Аракелян, WALL: Это удивительным образом помогает получать проекты, получать заказы – это один мир. Другой мир – кураторская деятельность. Это пример эквивалентного руководства бюро, поскольку нам кажется неправильным активно вмешиваться в какие-то идеи, в какие-то компетенции, в какие-то миры к нашим коллегам в бюро. То же самое что, как куратор, я не могу вмешиваться в создание произведения искусства. Я могу только направлять и задать тему. Мне кажется, способ мышления сильно коррелирует с деятельностью бюро. Это очень интересный опыт. С другой стороны, жизнь очень короткая, человеку отведено деятельных максимум лет 40, и все великие открытия, которые были сделаны в мире, в физике, химии, биологии, сделаны людьми до 30 лет. Осознавая это, мы понимаем, что нужно использовать все шансы сделать что-то новое. Архитектурная профессия – это все-таки химия. Это химия из физики, это химия из самой химии, из биологии, из строительства, из искусства, из политики, из экономики. И чем больше ты овладеваешь этими навыками, тем лучше у тебя получается процесс проектирования. Попытки кураторства, делать какие-то инсталляции, рисовать, это возможность пополнить разные методики. Поэтому чем большими навыками ты овладеваешь, кино, музыка, танцы, что угодно, тем интересней ты, как человек, соответственно, интереснее ты, как архитектор.

Е.П.: Насколько это развитие событий спрограммировано? Вы с самого начала давали себе такую установку или это такая цепочка импровизаций и ответов на какие-то возникающие вызовы окружающей вас среды? Эта борьба с рутиной продолжается, или все-таки элемент стратегического мышления и поступательного, последовательного движения присутствует в развитии вашего архитектурного бюро?

Рубен Аракелян, WALL: Здесь сочетается, во-первых, возраст. У любого молодого человека есть какие-то амбиции. И когда читаешь биографию Наполеона, который в 25 лет стал императором, а в 27 завоевал пол Европы, и Македонского, который в 24 года завоевал всю Азию, или Ньютона, который написал все свои законы в 22 года, задаешь себе вопрос: а ты кто? Тебе 27-30 лет, и что ты делаешь: пишешь смс или посты в Facebook. И как-то скучно становится жить и стыдно. И появляется страх все не успеть, и ты стараешься все это максимально исполнить. Пока это драйв, нас это питает, нам интересно жить просто.

Е.П.: Сейчас ваши коллеги сказали, что не хотят заниматься частной архитектурой. У вас есть какие-то такие табуированные области?

Рубен Аракелян, WALL: Тут такая позиция, что архитектор строит здания не на свои деньги. Для нас нет неприемлемых проектов, для нас есть неприемлемый человек. Если не получается с человеком сойтись, понять, если у нас химии не совпадают, мировоззрение, подход, то мы с ним просто расстаемся. То есть, приоритетнее личность, чем проект. Мы не от проекта отказываемся, мы отказываемся от общения с каким-то человеком, потому что не всегда получается найти человеческое взаимопонимание.

Е.П.: Может быть, что-то еще из участников нашего круглого стола ответит на этот вопрос? Доводится ли вам отказываться от проектов, если да, то по каким причинам?

Юлий Борисов, UNK project: Естественно мы селектируем проекты. У нас есть собственное понимание, какие проекты нам интересны, какие проекты нас развивают, какие проекты для нас являются денежными, какие проекты нам могут наоборот принести вред. У нас бизнес достаточно большой, под 100 человек сотрудников. И это структурированное понимание, и есть специальные люди и таблички, оценивающие проекты. Первичное отсеивание идет. Вторичное отсеивание обычно проходит на уровне руководителей бюро. Это проекты, которые не соответствуют нашим ценностям. Они есть и в коммерческих проектах, и в государственных. Если у заказчика стоит задача освоить бюджет или построить что-то лишь бы построить, то, скорее всего, мы общий язык не найдем. Если же у них есть цель – создать некое благо для людей, если у них цель – дать нам выразиться как архитекторам, как людям искусства, то это наши клиенты. И не важно кто они, частный заказчик, государственный или коммерческий.

Е.П.: Николай, Георгий, вы отказывались от каких-то заказов, от каких-то проектов? Если да, то по каким причинам?

Николай Переслегин, Kleinewelt Architekten: Да, такое было. Есть люди, с которыми нам приятно иметь дело, мы можем себе это позволить. Есть люди, работая с которыми, ты сам учишься, сам напитываешься, потом оказывается, что у них была примерно такая же история по отношению к тебе. Всегда должна быть какая-то отдача, отдача тебя другому человеку, отдача другого человека. Только такая синергия может создать в итоге какой-то потрясающий проект. Кроме того, есть проекты, которые нам с профессиональной, с творческой точки зрения интересны, в этом есть какой-то вызов, интрига, и тогда в этом стоит участвовать. Есть какие-то проекты, в которых нам не интересно участвовать. Мы даже не всегда долго по этому поводу думаем. Просто мы принимаем решение, отказываемся мы от проекта или попробуем поработать над ним.

Георгий Трофимов, Kleinewelt Architekten: Иногда бывают коммерческие причины: и заказчик много чего хочет, и проект интересный … Но даже в таких ситуациях, когда проект для нас интересен, иногда мы участвуем в коммерчески не очень выгодных проектах.

Е.П.: Есть такое устойчивое представление, что архитектор – это профессия компромиссов, и для того, чтобы реализовать свой проект, архитектор обязан идти на определенные жертвы, на определенные компромиссы, отвечая на запросы заказчика. Мне хотелось узнать, насколько это сейчас по-прежнему актуально. Судя по тому, что я сегодня услышала, это уже немножко уходит в прошлое. Современный архитектор в состоянии сказать жесткое нет или мягкое нет?

Ольга Алексакова, BuroMoscow: Когда у вас есть совместные цели, то путь к ним через компромиссы, это вещь неизбежная. Надо четко понимать границы компромисса.

Е.П.: Меня интересуют границы этого компромисса, особенно в плане проектных, архитектурных решений. Мы часто сталкиваемся с тем, что, рассматривая какой-то неудачный проект, неудачное здание, обсуждая его с авторами, задаем вопрос: как же так, что тут у вас случилось. И архитектор отвечает: хотели как лучше, но заказчик настаивал, и мы вынуждены были пойти на такое решение. И здание получилось таким, какое оно получилось.

Ольга Алексакова, BuroMoscow: Никто от этого не застрахован.

Юлия Бурдова, BuroMoscow: Надо сказать, что ответственность все равно за архитектором. Если что-то пошло не так, отвечает за это архитектор, потому что он в этом процессе главный. Это очень важное понимание – чувство ответственности за весь процесс и результат.

Е.П.: В ландшафтной архитектуре все так же?

Денис Кусенков, Arteza: Компромиссы у нас – неизбежная вещь. И главное, что они возможны. Делая концепцию, делая проект благоустройства, планируя определенные насаждения или дорожки, человек всегда волен выбрать тот материал, который он хочет: гранит или бетонная плитка. При этом концепция может сохраниться, и хорошая плитка может выполнить задачу, которую в концепции решал гранит. Так же как и растения, которые мы сажаем. Мы проектируем ель колючую, но какого размера, будет зависеть исключительно от бюджета заказчика, потому что молодое дерево может стоить 500 долларов, а взрослое – 10 тысяч. Здесь компромисс возможен. К общественным паркам это не всегда относится, в парках выделяются какие-то ключевые зоны, которые должны иметь окончательный вид или максимальную готовность. Но и в частных садах ниже какого-то уровня мы не опустимся.

Одну рекомендацию хочу дать коллегам, как правильно выстраивать отношения. Очень важен анализ входящего клиента. Попробуйте пропустить его через вопросы экономической целесообразности, его интересов, желания саморазвития. Есть проекты, которые просто интересно сделать. Главное, чтобы они окупались. Делая этот анализ, принимая решение в самом начале общения с такими клиентами, если ты видишь, что нет контакта, что человек не готов раскрываться, не готов вместе с тобой творить, не готов слышать о тех проблемах, тех вопросах, которые ты перед ним поднимаешь, призываю вас, останавливайтесь в этот момент. Вы сэкономите кучу своего времени, кучу денег и времени клиента в том числе. Хотя, безусловно, наша сфера деятельности и компромисс – это вещи абсолютно неразделимые.

Е.П.: В заключении я бы хотела задать еще один вопрос, общий для всех. Я надеюсь, каждый сможет очень сжато и емко сформулировать ответ на него. Какие конкурентные преимущества вашего бюро вы считаете своими наиболее важными, значимыми? Что стало, на ваш взгляд, залогом вашего успеха?

Юлий Борисов, UNK project: Я думаю, залог нашего успеха, в первую очередь, это команда. Каждый член команды разделяет цели, первое, и второе, он дополняет ее.

Рубен Аракелян, WALL: Может быть, я ошибусь, но мне кажется, то, что мы ничего не боимся.

Айк Навасардян, WALL: На самом деле, все просто, надо понимать, что вообще никакая причина не может оправдать ваши ошибки, которые возникают в процессе проектирования и строительства, если что-то идет не так. Абсолютно никакая причина не может оправдать архитектора. Это надо всегда понимать.

Рубен Аракелян, бюро WALL: На самом деле, компромисс – это смерть, никогда не идите на компромиссы.

Е.П.: Николай, все-таки насчет конкурентных преимуществ. Или вы хотите еще про компромиссы?

Николай Переслегин, Kleinewelt Architekten: Уже сказано, что компромиссы – это смерть. Про преимущества. Мы никогда не боимся очень тяжелых задач, вызовов, которые иногда кажутся нереальными. Я позволю себе маленький комментарий. У нас есть сейчас один проект, на который мы получили ОГР и разрешение на строительство только что и сейчас начнем строить. Это дилерский центр для компании Авилон на ЗИЛе. Это будет самый крупный в Европе шоу-рум для двух брендов: Мерседес и Ауди. Это колоссально тяжелый кейс, над которым мы работали 3 года. Это согласование с очень непростым заказчиком, сложные согласования с городом, с 38 городскими инстанциями. А также согласование с двумя штаб-квартирами: Ингольштадтом и Штутгартом, Ауди и Мерседесом. Вопрос о компромиссе. Здание начинает строиться, и я очень надеюсь, что вы все скоро его увидите и оцените качество компромиссов. Вы их не заметите, это будет классное здание.

Е.П.: Ольга, Юля, как вы можете обозначить свои конкурентные преимущества?

Ольга Алексакова, BuroMoscow: Наверное, мы вдохновляем заказчика. Люди, с которыми мы работаем, им удается передать наш энтузиазм в любой задаче.

Юлия Бурдова, BuroMoscow: И второе, что нам кажется важным – это развитие. Потому что те задачи, за которые мы беремся, все проекты обязательно должны выводить нас на следующий уровень. Разные проекты, будь это очередной конкурс или будь это преподавание в МАРШе, это каждый раз ступенька вверх.

Денис Кусенков, Arteza: В нашем сегменте ландшафтной архитектуры мы одна из немногих профессиональных, увлеченных, постоянно развивающихся компаний, которая имеет серьезную ресурсную базу, чтобы решать задачи абсолютно различного масштаба. Если говорить с этой точки зрения, наверное, это максимально то, что может быть интересно нашему заказчику.

Е.П.: Спасибо большое. А теперь мы переходим к вопросам из зала.

Вопрос: Меня зовут Виталий, я работаю в одном из таких больших крупных бюро, где руководство за 50. Все, что вы говорили, очень ценно. Особенно, есть некий фидбек Рубену за структуру организации фирмы и за анализ заказчика. Когда я сюда пришел, у меня был первый вопрос, тема была озвучена – архитектурный бизнес, это финансирование. Откуда было изначальное финансирование? Но потом это все ушло на второй план, а дальше, мы все говорим, что важна команда. Команда определяет успех и победу бюро. То есть люди, кадры, которые мы можем найти. Команду мы собрали, но важно, какую структуру мы организовываем. И тут я от Рубена услышал просто бальзам на душу, о том, что изжита вертикальная власть, хотя структура власти сохраняется, что есть круги, команды, где есть некоторые кураторы. Я проецировал тему кураторов, кураторов выставки, на тему кураторов внутри бюро. И эту самостоятельность и ответственность каждого. Просто сейчас это проблема. Когда существует такая жесткая структура, она отчасти не дает самовыразиться каждому сотруднику внутри фирмы и закрепощает. То, что вы взяли – это победа в смысле развития. Вопрос каждому: какую структуру внутри фирмы вы для себя взяли? Как вы регламентируете свою работу? Я знаю, есть фирмы, где у нас ГАП, ГАП у нас не чертит, ГАП отвечает за 5-6 проектов, за ними сеть ведущих, ведущий отвечает за 3-2 проекта, все остальные только исполняют. Это жесткая структура или у вас она нежесткая? И вторая часть вопроса касается технологий. BIM-проектирование, что сейчас у всех на слуху. Все интересуются, просят, заказчик приходит этот злополучный … Дошла ли до вас эта волна? И что вы выбрали, или вы ничего не выбрали, вам не важно, что хочет заказчик, вы нанимали таких сотрудников, которые делают в той или иной программе, или у вас есть какие-то предпочтения?

Юлий Борисов, UNK project: У нас смешанная система правления, она зависит всегда от размера компании и количества проектов. В разное время, команда должна иметь разную структуру. Здесь бессмысленно спрашивать. А по BIM. У нас смешанная система проектов, какие-то проекты требуют BIM, какие-то нет.

Е.П.: Надо сказать, что UNK project – одна из первых архитектурных компаний, которая активно внедряет BIM, и это тоже одно из самых сильных ваших качеств.

Юлий Борисов, UNK project: Мы 6 лет уже этим пользуемся.

Рубен Аракелян, WALL: Про бюро я уже рассказал. Что касается BIM, мы сейчас выиграли тендер для компании Донстрой на генпроектирование. Там без BIM-технологии просто не обойтись, потому что очень сжатые сроки. Мы сейчас впервые применяем, у нас коллега Илья Самсонов, архитектор, он помогает нас этому обучать.

Е.П.: Николай, Георгий, насчет структуры. Сколько у вас в бюро работает людей?

Николай Переслегин, Kleinewelt Architekten: В настоящий момент у нас официально работают 42 человека. У нас достаточно гибкая структура с системой поощрений. По этому поводу написана отдельная программа. Она спланирована, рассчитана на 3 года. Это документ, который был сформирован и утвержден тремя партнерами бюро. По-моему, это есть в любой компании. Частично мы используем BIM на двух наших проектах.

Е.П.: Наверное, на ЗИЛе, вам нужно было использовать BIM?

Николай Переслегин, Kleinewelt Architekten: Частично. Это был наш первый опыт, где мы его использовали.

Юлия Бурдова, BuroMoscow: Структура у нас – абсолютно плоская система. Любой сотрудник нашего офиса может делать абсолютно все. Это то, с чего мы начинали и что мы развиваем, может руководить проектом и тут же построить любую задачу. Что касается BIM, мы с ним работаем, потому что сейчас без этого никуда.

Е.П.: Сколько человек работает в бюро?

Юлия Бурдова, BuroMoscow: У нас 20 архитекторов.

Денис Кусенков, Arteza: У нас абсолютно горизонтальная структура, командный принцип управления. Есть проект, собирается команда, определяется лидер. Лидер формирует команду, исходя из штатных сотрудников, фрилансеров, субподрядчиков. Четко прописана себестоимость, четко прописан календарный график. И создана мотивация всей команды от руководителя до каждого последнего сотрудника. Фрилансеров мы не мотивируем дополнительно. Все постоянные сотрудники имеют дополнительную мотивацию. При этом мотивацию по проекту определяет руководитель проекта. Иногда это и ГАП, иногда менеджер, когда какой-то проект крупный. Но это единственный способ, первое, привлечь качественных архитекторов, особенно в нашем сегменте, где очень узкий круг специалистов; второе, мотивировать, удержать, чтобы лучшие специалисты не уходили и не организовывали свои архитектурные бюро.

Е.П.: Менеджеры проектов у вас есть?

Денис Кусенков, Arteza: У нас 5 менеджеров проектов, между которыми разделен весь наш портфель. Очень много частных клиентов, они требуют персонального отношения, коммуникаций и тому подобное. Менеджер курирует менеджерские, административные, договорные отношения. Архитектора этим не трогают, архитектор занимается выпуском проекта.

Е.П.: Сколько сейчас людей работают в компании и как они делятся? Вы сказали, что у вас есть строительные подразделения, есть проектный отдел, наверное, бэк-офис.

Денис Кусенков, Arteza: Мы сейчас переезжаем в новое помещение 400 м². Я могу говорить про людей, которые сидят в офисе. Архитекторов у нас, если не ошибаюсь, 25, без партнеров, которые тоже практикующие. Строительный отдел штатный – порядка 12 человек. Наемные рабочие в этом году работали 300 человек. Естественно, есть группа ГИПов, есть 3 сметчика, есть административный персонал, в бухгалтерии работает человек 6. У нас достаточно классическая структура, но мы стараемся придерживаться проектного принципа.

Вопрос: Иванилов Петр. В вашей истории успеха каково место субподрядчика? Как начинающему бюро работать с субподрядчиком, формировать свои компетенции, это первый вопрос. И второй вопрос, чего не хватает на современном сложившемся рынке субподрядчиков?

Ольга Алексакова, BuroMoscow: Не хватает субподрядчиков катастрофически.

Рубен Аракелян, бюро WALL: Мне кажется, одна из бед строительства – полная деградация профессии в России. Инженеры уже есть, появляются хорошие, смежники, конструкторы великолепные есть, а со строительством просто беда. Гигантская проблема даже федерального масштаба, а не московского.

Е.П.: При том, что, как я понимаю, у вас довольно насыщенный кадровый состав, тем не менее, трудно содержать у себя в штате инженеров, смежников?

Рубен Аракелян, WALL: Дело в том, что не все проекты доходят до стадии проекта, где в работу вступают инженеры, и строители, и пожарники. Но много проектов заканчивается на стадии расширенной архитектурной концепции. Может из десяти два дальше идут на стадию проектирования. Поэтому это невыгодно, держишь в штате, платишь за него налоги каждый месяц, а он ничего не делает. Выгоднее брать на аутсорс. Это самый эффективный способ работы.

Е.П.: Легко находите таких субподрядчиков? Достаточно ли их на рынке?

Рубен Аракелян, WALL: В случаях крупного, коммерческого заказа заказчик навязывает обычно своих. В случае частного заказа ты находишь, но не крупные компании, потому что в крупных компаниях слово «качество» забыто навсегда.

Е.П.: Юлий, а у вас в штате есть конструктора, инженеры?

Юлий Борисов, UNK project: Да, мы приняли стратегию, что мы большинство объектов доводим до конца, и единственное, как это можно сделать в России, самому делать рабочую документацию. В связи с этим мы, конечно, привлекаем субподрядчиков, но у нас в бюро по каждому из разделов есть свой специалист, который их контролирует. С субподрядчиками беда полная, как с любыми профессионалами в этой стране. У нас нет ни инфраструктуры, ни юристов, ни архитекторов, ни инженеров, ни конструкторов. Поэтому нас здесь очень мало, и то количество хороших объектов на всю Россию, которое построили, в одном Берлине умещается.

Е.П.: Николай, Георгий, как у вас обстоят дела с подрядчиками?

Николай Переслегин, Kleinewelt Architekten: Изначально у нас был пул подрядчиков. Сейчас мы его сокращаем, потому что у нас есть свои специалисты. Я назвал цифру 42 человека, это, в том числе те люди, которые занимаются сетями, инженерией, конструкциями. Это те люди, которые работают у нас внутри бюро, в штате, и это очень правильный симбиоз. Мы лично отвечаем перед заказчиками за результат, полностью, его не волнует, кто у нас этим там занимается. И на таких крупных объектах, где мы выполняем работы в качестве генпроектировщиков, мы научились это делать качественно. И плюс, просто экономим деньги клиентов.

Георгий Трофимовн, Kleinewelt Architekten: До того, как мы пришли к этому эволюционно, у нас был миллион проблем со всякими инженерами, инженерными командами и так далее.

Юлия Бурдова, BuroMoscow: Если говорить о нише смежных проектных специальностей, как говорил Денис о нише благоустройства, на самом деле, это тоже свободная ниша. Бери ее, развивай.

Ольга Алексакова, BuroMoscow: 3-4 компании на Москву – ничто.

Денис Кусенков, Arteza: А есть у вас деньги на хорошего субподрядчика?

Ольга Алексакова, BuroMoscow: На самом деле по цене они не сильно отличаются от плохих.

Денис Кусенков, Arteza: Мы выкрутились таким образом. Во-первых, руководители проектов имеют возможность подобрать субподрядчиков, с которыми у них был опыт, либо им их рекомендуют, либо им можно довериться. Во-вторых, у нас есть некий пул аккредитованных субподрядчиков, который мы наработали за 14 лет. У нас во многих сферах получилось найти субподрядчика, который видит дальше своего носа, который понимает, что в нашем лице они могут найти хороших долгосрочных партнеров. И, как правило, мы эти вопросы решаем. Но не без проблем, безусловно.

Е.П.: Если нет вопросов, я хочу поблагодарить всех наших сегодняшних участников. Большое спасибо, что пришли, рассказали о том, как вы ведете свою работу, свою профессиональную деятельность. Надеюсь, это было также интересно и полезно всем присутствующим. Спасибо большое.