Интервью с Элизабет Мерк, главным архитектором Мюнхена, о вреде юристов, дефиците новаторских проектов и росте городов.
Элизабет Мерк
Елизавета Клепанова:
– Были ли у вас контакты с Россией – рабочие, научные?..
Элизабет Мерк:
– Конечно, живя в Мюнхене, я часто слышу, что богатые русские здесь что-то покупают. Также, когда я работала в Галле (шесть лет я была там главным архитектором до того, как получила должность в Мюнхене) – а это бывшая Восточная Германия – время от времени мы пересекались по работе с русскими. Еще с советских времен у Галле были города-побратимы в России, и к нам иногда приезжали делегации. Еще там были российские инвесторы.
Хочу сказать, что советский модернизм для меня всегда был чем-то особенным. Моя докторская диссертация посвящена роли цвета в архитектуре XX века: Баухауз, группа «Стиль», архитектура этого периода в России, Турции.
Элизабет Мерк во время интервью с Елизаветой Клепановой и Петером Эбнером
Петер Эбнер:
– Как вы считаете, может ли главный архитектор города одновременно иметь свою частную мастерскую?
Э.М:
– В Мюнхене был такой архитектор – Теодор Фишер [архитектор конца XIX – 1-й половины XX вв., сооснователь и первый председатель «Немецкого Веркбунда» – прим. Архи.ру]. Он совмещал должность главного архитектора с руководством мастерской и при этом много сделал для развития города, одно другому не мешало.
У меня своего офиса нет. Да и если бы был, я бы не могла, например, участвовать в конкурсах, которые сама же и провожу. Это был бы явный конфликт интересов, нечестно и недемократично. А вот если у архитектора до вступления в должность была частная практика с реальным опытом проектирования, то это большой плюс. Вид из окна кабинета Элизабет Мерк
П.Э.:
– Что бы вы хотели преобразовать, улучшить в архитектурно-строительной политике Мюнхена?
Э.М:
– Я бы хотела, чтобы у нас стало меньше юристов, и чтобы нам меньше приходилось следовать бесконечным законам, сталкиваться с бюрократией. Это вроде бы верно – соблюдать правила, но мы уже находимся на той стадии, когда они приносят больше вреда архитектурному облику города, чем пользы. Градостроительство в Германии сейчас почти целиком в руках юристов, и именно они диктуют нам, что можно сделать, а что нельзя, всегда все усложняя.
Здесь как у архитектора у вас есть возможность сделать что-то действительно интересное, только если в вашей фирме есть юридический отдел, что, учитывая наши невысокие гонорары, практически нереально.
Еще одна вещь, которая вызывает вопросы – это представление проекта населению. Не поймите меня неправильно: это необходимый компонент, но нужно его как-то ускорить, чтобы он не так кардинально замедлял процесс проектирования и реализации. Кабинет Элизабет Мерк
П.Э.:
– В Мюнхене постоянно увеличивается население. По прогнозам, город будет расти в течении ближайших 30 лет. Есть ли какие-то программы, учитывающие эту тенденцию?
Э.М:
– На данный момент мы разработали концепцию развития жилых зон в пригороде. Но вопрос ее осуществления пока находится в подвешенном состоянии, так как нам нужно получить согласие на реализацию со стороны Мюнхенского региона планирования. Мы бы хотели максимально сохранить все зеленые коридоры, не потерять удобство транспортной структуры. Для этого необходимо проводить как можно больше работы с окраинными территориями, создавать новые станции метро и городской электрички.
Как и в большинстве европейских городов, нам приходится работать в существующей структуре, и мне как главному архитектору нужно очень жестко контролировать этот процесс. Иногда можно разрешать воплощение новаторских проектов в определенных точках города, но при этом сохранять существующую застройку, не разрушая ее новыми сооружениями. К примеру, Мюнхену нужны новые жилые дома – но не за счет зеленых зон города, его исторической среды, богатства градостроительной структуры.
Иногда мы приезжаем в какой-нибудь город, обнаруживаем там замечательные архитектурные проекты и думаем: почему нельзя получить такой же результат в Мюнхене? Я считаю, что в таких городах при этом часто теряется качество общественного пространства, а в Мюнхене такого не происходит. Но, конечно, я бы хотела, чтобы можно было и сохранять качество общественных зон, и воплощать радикальные проекты.
Кабинет Элизабет Мерк
П.Э.:
– Мне кажется, очень важно сохранять разнообразие в городе. Я хочу понимать, что сейчас я в мюнхенском районе Рим, а потом попадаю в Швабинг. Хотелось бы избегать повторения, однообразной застройки.
Часто на конкурсы подаются интересные решения, которые, однако, редко воплощаются в жизнь. В Мюнхене есть 5–6 выдающихся с точки зрения архитектуры зданий, но все остальное – очень среднего уровня.
Э.М:
– Я могла бы 3-4 часа подряд говорить о нескольких конкурсных проектах, которые никому не известны и, скорее всего, будут просто забыты…
У нас очень высокие цены на землю, и инвесторы предпочитают не рисковать, чтобы не потерять деньги. Я бы хотела, чтобы и заказчики, и девелоперы были более открыты к архитектурным экспериментам, но, как вы знаете, заказчики, в основном, приходят с уже сформировавшимся представлением о том, что бы им хотелось получить, и, как правило, это далеко не выдающаяся архитектура.
Когда вы делаете чертеж на листе А4, это не делает его плохим или хорошим из-за ограничений, наложенных форматом бумаги – все зависит от вас. При любых правилах и ограничениях всегда есть возможность сделать работу интересной, но, к сожалению, это доступно немногим архитекторам. А девелоперы всегда хотят проект в русле «мейнстрима», чтобы его было легче продать. Штаб-квартира компании Siemens © Henning Larsen Architects
Е.К.:
– Вы говорите об интересных конкурсных решениях, которые, скорее всего, никогда не будут реализованы, но я вижу, например, строительство крайне сомнительной с моей точки зрения штаб-квартиры Siemens в историческом центре Мюнхена и задаюсь вопросом: зачем надо было проводить международный конкурс, чтобы получить такой результат? Думаю, что здание такого уровня мог сделать любой местный архитектор. Я всегда считала, что конкурсы нужны именно для того, чтобы получить выдающуюся архитектуру.
Э.М:
– Я с вами не соглашусь. Так как это здание находится в историческом центре и соседствует с постройками Лео фон Кленце, то оно должно соответствовать определенным нормам, учитывать свое окружение. Кроме того, я сама была в жюри этого конкурса и могу сказать, что среди представленных предложений не было лучшего проекта, учитывающего контекст.
П.Э.:
– А что, если мы просто посмотрим на фасады этого здания? Типичная архитектура окраин, по-моему. Выглядит, как обыкновенное скучное офисное здание.
Э.М:
– Да, об этом можно говорить, но мы как городские власти не диктуем, как должны выглядеть фасады. Я несу ответственность за то, чтобы здание не было выше, чем нужно по нормам, а это совсем другие вопросы. Я тоже вижу ряд минусов в этом проекте, к примеру, в фасадах с элементами из природного камня, а вот фасады из стекла мне нравятся.
Я хочу сказать, что, если руководство Siemens хочет такие фасады, мы как город не можем ему помешать. У нас, конечно, есть городская комиссия по дизайну проектов, но она может только советовать, предлагать рассмотреть варианты, но никто никого не обязывает создавать конкретный образ. Мы рассматривали фасады Siemens несколько раз и старались немного их изменить, но, в результате, авторы и заказчики сделали все так, как им было удобно.
Вообще, только несколько архитектурных мастерских способны проектировать особенные здания в исторической застройке. Вот «Пять дворов» Herzog & de Meuron – отличный пример интересной современной архитектуры, идеально вписанной в среду. Но такие проекты у нас, скорее, редкость.
|