Михил Ридейк, партнер роттердамского бюро Neutelings Riedijk Architecten, о создании идентичности с помощью орнамента, роли лестниц и связи общественной жизни с архитектурной формой.
Архи.ру:
– Тема нашего разговора – общественные здания и роль локальной идентичности. В наше время Интернета и этнического разнообразия, время некоторой растерянности, по-вашему, общественное здание не должно быть зданием-иконой, но должно представлять собой что-то особенное, чтобы люди могли себя с ним идентифицировать, что, конечно, делает его несколько более дорогим. Но как одно и тоже здание может воспринято как свое разными этническими группами? Как с этим работать архитектору?
Михил Ридейк © Hisao Suzuki
Михил Ридейк:
– Я считаю, что если вы работаете над проектом общественного здания, то надо пытаться спроектировать его для всех. Общественный аспект – это то, что объединяет наше общество, то, что объединяет со мной вас, с незнакомыми прохожими. У всех у нас есть общее, и это общее – общественная жизнь. Но сейчас для этого почти не остается места; пространства, где общественное может полноценно развернуться, все уменьшаются, исчезают. Публичное пространство (public domain) все больше приватизируется, железные дороги закрывают для посторонних вокзалы и т.п.
Нидерландский институт образа и звука. Фото: Scagliola/Brakkee © Neutelings Riedijk Architecten
– Но здесь, в Роттердаме, Центральный вокзал – как раз пример обратного: город продолжается до самого перрона!
– Но и там везде стоят турникеты! И когда-нибудь «Нидерландские железные дороги» закроют его двери, и в здание нельзя будет пройти, или перейти через него в другую часть города. Мы видим, что общественное (и как пространство, и как элемент жизни людей) изменяется и сокращается; уходит внутрь зданий; скрывается за дверьми, охраняемыми зонами. Разные механизмы обеспечивают полу-частный или коллективный характер использования пространства. Это первый наблюдаемый нами феномен, второй – в нашем глобальном мире все больше ощущается потребность в создании чего-то, чтобы соответствовало именно этому месту. Шэньчжэнь, Куала-Лумпур, Москва, Нью-Йорк и Хьюстон становятся все больше похожими друг на друга – как в организации пространств, так и в архитектуре: стеклянные поверхности, зеркальные коробки с жестким, недружелюбным переходом к уровню земли. В своих общественных зданиях, как амбициозно это ни звучало бы, мы всегда преследуем цель – создать что-нибудь местное, что-то, что образует локальную идентичность. Так, чтобы каждый почувствовал это локальное: необязательно, чтобы понял и полюбил каждый его уровень, но чтобы обязательно ощутил эту идентичность. И стремимся мы к этому по двум причинам: как противовес «усреднению» как результату глобализации, когда везде все одинаковое и непонятно, где ты: в Шэньчжэне, Москве или Хьюстоне. Надо понимать, в какой точке мира мы находимся. И второй аспект – здание формирует собой временное сообщество.
Нидерландский институт образа и звука. Фото: Scagliola/Brakkee © Neutelings Riedijk Architecten
– И такое сообщество не может быть сконструировано без применения орнамента?
– Можно, конечно, и без орнамента. Но я думаю, что это все – конструкция, связанная с материальностью. Самое важное – сформировать локальное значение, место, к которому вы привязаны. А это неотделимо от создания очень точного материального выражения, несущего определенную иконографию, «сообщающего» ее. А орнамент может быть одним из средств этой коммуникации. Орнамент формирует отношение воспринимающего и может нести смысловую нагрузку. Например, в культурном центре Rozet розетка – это и в прямом смысле розетка, и выражение диаграммы Пенроуза, состоящей из тетраэдров или треугольников, которые могут бесконечно повторяться так, что получается всегда немного разный мотив. Это метафора знания. Наше знание повторяет себя, но всегда в новой конфигурации, в другой манере, но общее всегда – это треугольник.
Культурный центр Rozet. Фото: scagliolabrakkee / © Neutelings Riedijk Architects
– Очень интересно! Кстати, три построенных вами сооружения, культурные центры Rozet и Eemhuis и музей «ан де Стром» в Антверпене, объединяет еще одна общая тема – особое значение лестницы. Эти лестницы выражают общественный характер зданий?
– Я думаю, что лестницы, а в случае с Rozet – длинный лестничный путь, проходящий через все здание и выходящий на площадь (с ответвлением, ведущим на террасу на кровле), такие монументальные лестницы имеют ярко выраженный общественный характер. Для нас лестницы важнее коридоров, потому что коридоры больше обусловлены программой, давление функциональности на них ощущается сильнее. Во всех наших проектах мы пытаемся найти элемент здания, менее подверженный давлению функциональной программы, такой, чтобы не возникал соблазн переоборудовать его для чего-нибудь другого. А для лестницы очень трудно придумать какую-нибудь дополнительную «тяжелую» функцию. Хотя мы и используем лестницу для расстановки выставочных экспонатов и витрин, с ней связаны и балконы для чтения и учебных занятий. С точки зрения программы можно отнести много квадратных метров площади «брутто» к лестнице, а все квадратные метры «нетто» можно отдать функциональным элементам программы, и тогда получится весьма экономичное здание.
Культурный центр Rozet © Neutelings Riedijk Architects
– При такой организующей роли лестницы как вы решаете проблему доступности здания для инвалидов?
– Ах! В Rozet много полуэтажей, куда можно попасть с промежуточного марша, а сбоку находятся лестницы и лифты, так что можно попасть на все уровни.
Культурный центр Rozet. Фото: Gemeente Arnhem / Municipality Arnhem
– Что вдохновляло вас при проектировании фасадов Rozet?
– Сложный вопрос. Это здание расположено на узком участке между историческим центром Арнема и новым, выстроенным после войны городом. Генеральный план регенерации этой части города разработал Мануэль де Сола-Моралес (Manuel de Solà-Morales). У здания было две цели: артикулировать путь от вокзала к площади перед церковью и обеспечить связь исторического центра с рекой. В архитектурном отношении надо было связать исторический центр XVI–XVII веков с застройкой XX века, то есть регенерируемой территорией. Мы спроектировали здание современное в своей материальности, хорошо сочетающееся с «архитектурой бетона» 1960-х – 1970х гг. и, одновременно, структурой фасадов, их филигранностью откликающееся на архитектуру исторического центра. Так как здание расположено на таком узком участке, мы изучали разные ракурсы восприятия, и поэтому спроектировали фасады с глубокими каннелюрами, которые по-разному обработаны, так что в резком продольном ракурсе фасад получается пластичным. Каннелюры сконструированы так, что они образуют большие «кадры», индустриальные железобетонные элементы. Фасады не дают представление о высоте и количестве этажей, здание воспринимается как единый объем.
– Когда я первый раз увидел это здание, оно напомнило мне «систему текстильных строительных блоков» (textile block building system)…
– Фрэнка Ллойда Райта! Абсолютно правильно! И принципы, и сама материальность очень похожи. Мы спроектировали длинные «текстильные блоки», которые привозили, как целый элемент, на строительную площадку, и из которых был выполнен весь фасад. Райт хотел, чтобы каждый сам мог изготовлять «текстильные блоки», а у нас была такая узкая строительная площадка, вернее, она почти отсутствовала, и надо было прямо с грузовика монтировать фасад из наших «текстильных блоков».
– У Райта заказчики сами для себя выбирали орнамент и могли с ним идентифицироваться, привыкнуть к нему и полюбить. А в Rozet вы выбрали декоративный мотив не для одной семьи, а для множества людей. А что будет через 10, 20 или 30 лет? А если он им надоест?
– Да. Тут нельзя быть точно уверенным. Я думаю, что к этому и не надо стремиться. Мы создаем здание для сегодняшнего дня, и через 30 лет, может быть, люди будут думать, что оно устарело, а может быть – и нет, и это не важно. Не надо стремиться проектировать здание, которое не было бы продуктом своего времени. Все что мы строим, по определению – из 2010-х годов.
Нидерландский институт образа и звука. Фото: Scagliola/Brakkee © Neutelings Riedijk Architecten
– Должен ли архитектор пытаться улучшить вкус публики, подтянуть ее до своего уровня, образовывать заказчика и потребителя? Или архитектор может делать то, что понятно и нравиться сейчас?
– Здание необязательно должно быть дидактическим, таким, чтобы все сразу могли понять, как оно сконструировано; но должна присутствовать ясность структуры, четкость общего построения. Должно быть ясно, где несущая конструкция, а где облицовочные элементы.
Я думаю, что здание всегда должно расширять границы, быть чем-то бóльшим, чем ожидаешь. В Rozet, например, это то, что общественная активность с первого этажа поднимается до пятого: это неожиданно для публики, и заказчик сначала не верил, что это будет работать. А теперь это как раз то, что вызывает восхищение посетителей. С точки зрения типологии, мы здесь добились того образовательного эффекта, о котором вы говорите. Разные институты и организации по-новому взаимодействуют в этом здании.
– У разных организаций – разное время работы. Чтобы здание работало как «бьющиеся сердце» города, хорошо бы его запрограммировать на непрерывную работу. В идеале здание должно быть открыто 24 часа!
– Да, это бы хотелось добиться. Чем выше – тем здание используется менее интенсивно. Внизу – ресторан и библиотека, вверху – читальные, музыкальные и образовательные залы. Из-за нашей концепции здания библиотека теперь открыта дольше, чем прежде.
Культурный центр Eemhuis. Фото: scagliolabrakkee © Neutelings Riedijk Architecten
– Здание библиотеки, музея, архива и школ искусств Eemhuis в Амесфорте – пример гламура в провинции. Оно выполнено с версальской роскошью. Бытует мнение, что голландские архитекторы особенно хороши в проектировании минималистских, функциональных зданий, они проявляют верх изобретательности при ограниченном бюджете, а когда денег много, результат получается менее впечатляющий.
– Архитекторы тогда в полной растерянности.
– Конечно, это только культурный стереотип.
– По сравнению с Rozet, Eemhuis – это совершенно другое здание, оно выходит протяженным фасадом (более 70 метров) на большую площадь. Этот фасад формируют три нависающие объема, похожие на завернутые в фольгу плитки шоколада. У каждого из этих объемов – своя образовательная функция: музыка, скульптура и живопись, танец. Ниже – большой подиум, а в самом низу – паркинг. Внутри здания – монументальная площадь, поднимающаяся наверх террасами, где люди могут работать, читать книги.
Культурный центр Eemhuis. Фото: scagliolabrakkee © Neutelings Riedijk Architecten
– Такое огромное рабочее место! Удается ли людям там сконцентрироваться?
– Вполне: посетители воспринимают эти рабочие места как очень удобные и интимные, потому что, хотя пространство очень большое, у тебя есть свое уютное местечко с собственными лампой и рабочим столиком, и акустика там просто великолепная.
– Этот эффектный потолок – акустический?
– Да. На самом деле, это совсем не дорогое здание! Оно состоит из необходимых элементов: каркас, инфраструктура и эстетически продуманное решение акустики. Единственно дорогостоящий элемент – это деревянный пол.
– А масштаб всего комплекса не слишком большой?
– Сначала муниципалитет планировал построить четыре здания (музей, архив, художественная и музыкальная школы) рядом, а мы объединили все вместе. Квадратные метры были посчитаны отдельно для четырех зданий, а если их объединить, то за счет совместного использования служебных помещений, пространств, обеспечивающих циркуляцию, появляется возможность устроить просторный общий холл.
– Эффект кооперации!
– Да, в буквальном смысле. Получился своего рода «Народный Дом», как клуб Русакова в Москве.
Музей «ан де Стром». Фото: Sarah Blee / © Neutelings Riedijk Architects
– Да, и само архитектурное решение с тремя консольными объемами напоминает творение Мельникова. А городской музей Антверпена «ан де Стром» напоминает мне макеты ВХУТЕМАСа или Баухауза.
– Да, мы действительно для этого здания выполнили удивительно красивый макет. В Антверпене здание музея располагается на пирсе между двумя доками. Этот участок известен с XVII века, когда там стоял ганзейский дом, но потом он сгорел, были построены склады и пакгаузы, а в последнее время место имело плохую репутацию: дальнобойщики из-за рубежа чем-то тут торговали и т.д. Был объявлен конкурс. Вначале мы предложили организовать маршрут с музейными павильонами, создать вертикальный элемент и площадь, связывающую городской центр с доками. Потом весь замысел превратился в вертикальный объем – общественную башню, откуда публика могла осмотреть весь город. Наверх посетителя ведет наружная галерея с эскалаторами. План этажа (галерея и выставочные залы) каждый раз поворачивается, что дает возможность увидеть разные панорамы города.
Музей «ан де Стром». Фото: Sarah Blee / © Neutelings Riedijk Architects
– Это принцип музея Гуггенхайма.
– Да, точно, но Гуггенхайм, вывернутый наизнанку. У нас – спираль наружу. На фасаде нет вертикальных несущих элементов, все нагрузки несет центральное ядро жесткости, а поверхности моллированного стекла воспринимают ветровую нагрузку.
Музей «ан де Стром». Фото: Peter Luxem / © Neutelings Riedijk Architects
– Что объединяет все эти проекты?
– Все три здания пользуются у публики большой популярностью. Эти здания из одной «семьи». В них мы работали над одной темой – связь общественной жизни с архитектурной формой. Основа – создание общественного пространства внутри здания: это или лестничный путь, или маршрут с эскалаторами, или система больших внутренних площадей, как в центре Eemhuis.Нидерландский институт образа и звука. Фото: Scagliola/Brakkee © Neutelings Riedijk Architecten
Нидерландский институт образа и звука. Фото: Scagliola/Brakkee © Neutelings Riedijk Architecten
|