|
Размещено на портале Архи.ру (www.archi.ru) |
|
| 22.10.2014 | |
|
Рене Бур: «Город формируется крупными «спонсорами» и богатыми девелоперами» |
|
|
Арина Левицкая |
|
|
Голландский урбанист Рене Бур об исследовании «неудачных» пространств и зданий, праве жителей влиять на развитие города и отношении к памятникам модернизма в Нидерландах и России.  Рене Бур. Фото предоставлено Failed ArchitectureРене Бур (Rene Boer) – один из основателей исследовательской платформы – FA (англ. «неудавшаяся архитектура»), занимающейся «городскими неудачами»: тем, как они воспринимаются, и что они представляют собой на самом деле. Примеры таких «неудач» изучаются не только с архитектурной, но и с политической, социальной, экономической точек зрения. Бур побывал в Москве, чтобы принять участие в . Архи.ру: – С чего начинался проект Failed Architecture? Рене Бур: – Все началось с одного особенного здания в Амстердаме, которое называется Trouw (голл. «вера» – прим. А.Л.). Его построили в 1960-х для одноименной ежедневной газеты, а в 2000-х оно оказалось заброшенным. Тогда его владельцы попросили нас, небольшую группу, придумать, что с ним делать дальше. В итоге, там организовали арт-пространство, которое стало очень популярным. Затем эти же люди предложили нам проводить открытые дискуссии на тему архитектуры Trouw. Мы задавались вопросами: что это означает, иметь в собственности заброшенный дом в центре города? Это бесперспективная ситуация или же неудачный поворот судьбы, который можно исправить в будущем? Из этих вопросов сложились круглые столы, а из круглых столов – воркшопы… Так и закрутилось!  Команда исследовательской платформы Failed Architecture – FA. Фото предоставлено Failed Architecture– А как все-таки вы себя позиционируете? Вы общественные деятели, архитекторы, урбанисты, критики? – Мы, конечно, урбанисты. В нашем коллективе восемь человек, и среди нас всего один архитектор. Что же касается остальных, то это историки, эксперты по архитектурному наследию и культурологи. Таким образом, в нашем кругу пересекается множество дисциплин. Хочу особенно отметить, что к критикам мы не относимся. Failure (англ. «провал, ошибка, неудача» – прим. А.Л.) – это точка отсчета, а не оценка. Не думайте, что мы на нашем сайте собрали все, что нам не нравится. Это не так! Мы просто выбрали другой путь изучения города. Приступая к исследованию, мы каждый раз пытаемся понять, как воспринимают тот или иной объект горожане, как он изменяется со временем и как это воздействует на жизнь людей. Понятие «failed architecture» не стоит трактовать дословно, здесь важны нюансы. Ни в коем случае мы не собираемся навешивать на здания ярлыки. Одни люди видят, что сооружение обветшало, превратилось в руину и думают, что его надо уничтожить. А другие, глядя на него же, вспоминают свою юность, связанные с ним истории, и так далее. Мы пытаемся разобраться во взаимоотношениях города и живущего в нем человека. – В основном вы изучаете наследие модернизма, зачастую заброшенное. Что происходит по завершении исследования, когда результаты уже получены? Вам удается затем применить эти знания на практике? – Мы не проектировщики, не архитектурное бюро, и мы никогда не пытаемся прийти к какому-либо конкретному решению проблемы. Наша задача – спровоцировать дискуссию. Например, в Шардже (ОАЭ) был модернистский многоквартирный дом, построенный в 1970-х. Это очень редкий для этого региона тип здания. Местные власти решили его уничтожить из-за отсутствия в нем арабских черт и построить на его месте поселок в традиционном стиле. Мы поехали в Шарджу, провели там исследовательский воркшоп и сделали по его итогам выставку. Выставка получилась очень противоречивой и громкой, что дало отличный результат. До этого момента существовала лишь одна идея касательно судьбы этого дома – он должен был исчезнуть. После выставки люди взглянули на ситуацию под другим углом и заговорили о том, что это здание представляет особую часть их культуры, и его нельзя сносить. Они поняли, что это памятник первой волны модернизации Эмиратов, пришедшейся на 1970-е, и неотъемлемая часть их материального наследия. Так это работает!  Воркшоп в Шардже. Фото предоставлено Failed Architecture– На сегодняшней дискуссии в рамках Культурного форума стало понятно, что вы, вероятно, будете сотрудничать с SOVMOD [молодой проект манифестации объектов советского модернизма, начатый группой студентов МАРХИ и продолженный куратором и архитектурным критиком Еленой Гонсалес, Юлией Зинкевич и агентством «Правила Общения» – прим. А. Л.]. Вы уже исследовали объекты в России? – Долгое время мы провели в Эстонии, где организовали очередной воркшоп. Объектом нашего исследования стал советский культурный центр в маленьком городе Рапла. Я очень обрадовался, когда сегодня Елена Гонсалес начала свою презентацию с фотографии этого здания. Но это был наш единственный опыт работы в «постсоветской» стране. Если мы сработаемся с SOVMOD, то, конечно, будем изучать возможности для исследования в России. Например, вчера мы были в доме Наркомфина. Это фантастика! Мы прилетели ночью, сели в такси и сразу помчались туда. Я очень рад, что мой первый визит в Москву начался с крыши этого дома. Интересно то, как с ним работают сейчас. К примеру, в Голландии в таких случаях из здания всех выгоняют, после чего его моют, чистят и вдыхают в него некую функцию. Здесь все происходит совсем иначе. Какой-то кусок дома арендует, например, дизайн-студия, другой занимают жильцы, а третий еще кто-то. Из-за того, что здание оживает по кускам, процесс выглядит так, словно оно само себя реабилитирует. Думаю, именно благодаря этому дом Наркомфина до сих пор очень живой.  «Окта-центр» в Рапла, Эстония. 1977. Фото предоставлено Failed Architecture– Вы сотрудничали с научно-исследовательскими коллективами в Барселоне и Иерусалиме. Что это были за проекты? – В Барселоне я проводил исследование вместе с группой Krax, подразделением Citymined. Они работают с небольшими местными сообществами. Мы изучали районы на побережье, которые раньше были очень неблагополучными. Сегодня ситуация изменилась: там очень много обеспеченных людей, туристов, и стоимость жилья и его аренды растут с безумной скоростью. Поэтому старожилы вынуждены съезжать оттуда. Krax стремится помочь этим людям и поддержать их в борьбе с городом. Вместе с ними я исследовал эту зону Барселоны, ее развитие и перспективы. Также я сотрудничал с организацией ICAHD в Иерусалиме, которая исследует пространственные взаимоотношения, возникающие на занятых Израилем палестинских территориях. Используя архитектурный и градостроительный инструментарий, ICAHD пытается решить эту проблему. Например, Израиль строит небольшие поселения, которые потом превращаются в целые города, окружающие палестинскую территорию. В результате, оккупация становится необратима, и «деколонизировать» Палестину будет невозможно. Израиль нарушает права палестинцев, уничтожая их дома. Мы, в свою очередь, документировали каждый дом, который был предназначен под снос. Мы фотографировали все происходящее, снимали видео, чтобы люди узнали, что там происходит на самом деле, и насколько все серьезно. – Чем вы занимаетесь сейчас, кроме Failed Architecture? – Я недавно начал сотрудничество с одним из общественных урбанистических объединений в Германии. Этот коллектив также борется за права людей в городе. Я разделяю их цели и думаю, что каждый имеет право не только жить в городе, обитать в нем, но и быть равноправным участником процессов, которые делаю городскую жизнь жизнью. Мы часто видим, как в ходе развития городов у людей отнимают любую возможность участия в процессе формирования среды. Люди вынуждены жить на периферии, у них может не быть работы, может не быть общественных пространств, потому что все занято рекламой, и потому они не могут считать такой город своим. Исследованиями этих вопросов я занимался раньше, занимаюсь ими сейчас и хочу это продолжать.  Амстердамская кольцевая автодорога. Фото предоставлено Failed Architecture– Как вы считаете, есть что-то общее в архитектурной и градостроительной проблематике Голландии и России? – Во-первых, сходство прослеживается в том, что здание всегда начинается с самого нуля, и это очень капиталистический подход. Сам факт того, что город формируется решениями крупных «спонсоров» и богатых девелоперов, очень влияет на качество городской среды. В данном случае архитектор становится лишь публичной персоной, которая демонстративно делает пару эскизов перед началом строительства, и не более того. Это происходит и в Голландии, и в России. Ситуация плачевная, потому что существует множество куда более демократических путей развития наших городов. Мне кажется, это та проблема, на которую следует обратить внимание. Во-вторых, можно провести некоторые параллели в обращении с наследием в обеих странах. Я был так вдохновлен Наркомфином, потому что в Голландии здания просто очищают от пыли и грязи, вешают мемориальную табличку и продают помещения под дорогие квартиры или сетевые отели. Как я уже говорил, мне нравится в Наркомфине то, как он последовательно оживает. Нам стоило бы поучиться этому у Москвы! |
|