В начале очередного учебного года публикуем интервью профессора Оскара Мамлеева, преподавателя МАРХИ (с институтом связана вся его трудовая деятельность) и архитектурной школы МАРШ.
Оскар Мамлеев. Фото предоставлено архитектурной школой МАРШ
Архи.ру: – Вы окончили МАРХИ в 1974. Что было потом? Оскар Мамлеев: – После учебы в МАРХИ я три года работал по распределению в Центральном институте типового проектирования. Более жесткого соприкосновения с реальностью после творческой атмосферы института трудно себе представить. Зато после я был с лихвой вознагражден, когда вернулся в стены Школы в качестве руководителя Студенческого архитектурно-конструкторского бюро (САКБ). – Это была проектная работа? – Да, научно-исследовательский сектор (НИС) занимался наукой, а САКБ – проектными работами. Это было золотое время. В бюро пришли замечательные педагоги Андрей Некрасов, Александр Квасов, Борис Еремин, Евгений Русаков, Александр Ермолаев. Это были первые учителя в профессии. Также реальная работа привлекала наиболее активных старшекурсников, и я познакомился со студентами того времени – Сергеем Скуратовым, Борисом Левянтом, Андреем Гнездиловым, Дмитрием Бушем. По сей день мы поддерживаем дружеские отношения. – А преподавание? – Практически с момента возвращения в институт я работал как совместитель на кафедре «Пром», а в 1982 Серафим Васильевич Демидов взял меня в штат старшим преподавателем. Преподавательская работа мне всегда нравилась, хотя я до сих пор помню тогдашнее состояние неуверенности в себе, страха, что ты не сможешь ответить на какой-нибудь вопрос. – Вы активно контактируете с зарубежными коллегами. Как началась ваша международная деятельность? – В 1988 мы со студентами попали на Европейскую ассамблею студентов-архитекторов (EASA), проходившую в Западном Берлине. EASA – независимая организация, ежегодно собирающая на свои ассамблеи до 500 студентов и молодых архитекторов со всей Европы. Принимающая страна объявляет тему, и приглашенные «звезды», собирая в свою команду группу студентов, разрабатывают концепцию решения предложенной проблемы. Я принимал участие в EASA пять раз, 4 года был в оргкомитете, а в «финале» выступил в качестве руководителя мастерской-«воркшопа». Знакомство с коллегами из европейских архитектурных школ послужило основой для дальнейших поездок с лекциями и преподавания за рубежом, организации совместных семинаров с архитекторами из других стран.
Оскар Мамлеев на вручении Премии имени Чернихова «Вызов времени-2010» мастерской Fantastic Norway. Справа – советник по культуре Посольства Норвегии Марит Ингвилл Санде
– В МАРХИ вы всегда работали на одной и той же кафедре? – Да, на кафедре «Пром», которую я сам оканчивал, проработал 30 лет, из них десять – в качестве заведующего. – В профессиональных кругах активно обсуждались последние годы вашего руководства кафедрой. – Опыт общения с зарубежными коллегами и работа в видных европейских школах подтолкнули к переосмыслению традиционной методики образования, к либерализации учебного процесса. Это творческая активизация студентов, вовлечение их в профессиональный диалог, развитие у них осмысленного отношения к городскому контексту. Учебная программа должна строиться по принципу выявления и попытки решения проблем современного общества, по принципу усложнения пространственной типологии с аналитическим подходом, всесторонним осмыслением проблемы, сопоставлением, выявлением главного и мотивации принятого решения. Был сформирован новый состав ГАК, в который вошли ведущие архитекторы-практики. Комиссия пополнялась молодыми коллегами, к участию приглашались зарубежные архитекторы. Несколько руководителей архитектурных бюро начали преподавать, предлагая студентам авторские программы. Но, к сожалению, МАРХИ оказался не готов к подобным реформам. – Как Вы оцениваете состояние высшего архитектурного образования в нашей стране, перспективы его развития? – Мне хотелось бы ответить на этот вопрос, опираясь на исследование выпускницы института «Стрелка» Анны Позняк. Анализ проводился на примере МАРХИ – головного института страны, по методике которого работает подавляющее число вузов России. Главной темой проекта Анны было изучение роли традиций в МАРХИ. Целью – поиск возможности для «оживления» наследия института и способа его популяризации среди бывших, нынешних и будущих студентов и общества в целом. Были рассмотрены три возможных сценария: это консервация, новое строительство и реконструкция традиций. Первый подразумевает отсутствие перемен, второй – создание новой школы, третий представляет собой комбинацию первых двух, «реанимация» существующей образовательной традиции. Консервативный сценарий не предполагает изменений и поощряет критический взгляд на все новое. Он приводит к индокринации профессии. Такая траектория развития считается менее травматичной, подразумевает сохранение преподавательского и административного состава. Сохраняется и узкий взгляд на профессию, представленный специализацией выпускающих кафедр. Новое строительство – это появление новой школы и возникновение новых традиций Московской архитектурной школы. Тяжело что-то менять внутри МАРХИ, поэтому проще создавать новые институты. Сценарий реконструкции – это модернизация наследия МАРХИ, формирование новых смыслов для существующих традиций. «Реализаторы» этой стратегии работают над актуальными потребностями института, создают возможности для междисциплинарного сотрудничества между выпускающими кафедрами и обмена опытом с другими традиционными школами С момента своего основания в 1933 и по 1972 год МАРХИ был единственным советским архитектурным институтом. Его учебный план считается образцовым и до сих пор используется в архитектурных школах России и всего бывшего СССР. В 1960-е западные архитектурные школы пережили студенческие волнения и масштабное переосмысление методологии преподавания. Разрушилась иерархия «студент–преподаватель». Стала актуальной оппозиция «классическое против радикального». Первое стало синонимом авторитарности и академизма, второе – экспериментальности, критического мышления, открытого и демократичного образования. В то время, когда западные школы говорят о своей миссии и взгляде на профессию, МАРХИ не высказывается о том, каких архитекторов он выпускает. Чтобы иметь возможность раскрыть свое наследие, необходимо определить, что является для института приоритетным и какова его реакция на переменчивое будущее. Можно изменить идеологию приемных экзаменов, сделать их доступными для людей с разным образованием. Почему это необходимо? Дискуссии об архитектуре и урбанизме становятся важными в современной России (достаточно вспомнить урбанистические форумы), и назрела потребность в прогрессивной архитектурной школе с передовым взглядом на теорию и практику. Пристальный взгляд на отечественное образование показал, что существующие проблемы схожи с теми, которые есть в западных архитектурных школах: доминирование модели передачи знания, в которой студент воспринимается как пассивный «контейнер» для наполнения информацией. МАРХИ необходимо сфокусироваться на формировании стратегии коммуникаций, сделать обязательным публичную презентацию студенческих работ с их обсуждением экспертами различных специальностей. – Но ведь подавляющее большинство педагогов МАРХИ – за традиционную образовательную доктрину, и в этом они очень солидарны. – Слово «солидарность» в этом контексте напомнило мне теорию механической и органической солидарности мыслителя ХIХ века Эмиля Дюркгейма, описывающую два типа общественного устройства. «Общество механической солидарности» – это патриархальное общество, построенное на соответствии всех его членов некоему канону. Схожесть индивидов друг с другом считается высшей добродетелью. Индивидуальная свобода зажата в жесткие рамки, групповые интересы – важнее личных. Жизнь в таком обществе не блещет разнообразием: члены его в большинстве своем заняты одним и тем же делом, подчиняются одним правилам и легко взаимозаменяемы. Другой тип – «общество органической солидарности», где личность – превыше всего, приветствуется индивидуализм, свобода – наивысшее благо. Дюркгейм считал, что «механическое» общество иерархично и тоталитарно. Оно состоит из слитных групп, которые или враждуют друг с другом, или выстраиваются в иерархию под управлением вождя. Органическое общество состоит из множества свободных, но взаимозависимых личностей, связанных друг с другом разнообразными отношениями. Это сложный механизм, которым очень непросто манипулировать. Я ответил на Ваш вопрос? – Думаю, да. Вы относитесь к числу профессионалов, критически оценивающих ситуацию в российском архитектурном образовании, однако некоторые руководители институтов говорят о чувстве патриотизма, гордости за свою школу. – Чтобы полнее ответить на этот вопрос начну с противоположного чувства – стыда. Я помню времена, когда бытовал анекдот о шестом чувстве советского человека – «чувстве глубокого удовлетворения». Те времена прошли, и с ними и удовлетворение. Теперь на роль шестого чувства, по-моему, претендует стыд. Если смотреть на это в масштабе государства, стыд за Россию имеет глубокие корни, восходящие к первым контактам с Западом. Первым, кто сформулировал это чувство, был Петр Чаадаев (потом – Бунин, Пастернак, Солженицын, Бродский…). Дискурс стыда характерен прежде всего для образованного класса. Стыд – это не русофобия культурной элиты, а особый вид русской рефлексии, способности к критическому мышлению и трезвой самооценке. Замыкаясь в узком кругу довольных собой коллег, считающих, что «мы всегда лучшие», и яростно нападающих на критикующих «все наше», не догадываешься, что стыдиться можно того, что любишь, о чем переживаешь. И это гораздо важнее и патриотичнее гордости. Для оппонентов приведу слова мудреца: «Тот, кто стоит спиной к солнцу, видит только свою тень». – Читая прежние Ваши интервью, замечаешь неизменно жесткую позицию и порой резкие высказывания, а сейчас к ним добавилась ирония. – Чуть-чуть злословия придают жизни пикантную остроту....
|