Британский архитектор и исследователь Питер Мюррей – о политике, экономике и исторической ДНК в развитии Лондона.
Питер Мюррей. Фото предоставлено NLA
Проблема соотношения старого и нового в таком сложном и комплексном вопросе, как градостроительство, где каждое решение связано не только с жизнью миллионов горожан, но и с миллионными и миллиардными инвестициями, становится все более актуальной. И кажется, что общего рецепта для решения этого вопроса пока не найдено: каждый город выбирает свой путь развития. Питер Мюррей, директор независимого центра New London Architecture, занимающегося проблемами архитектуры и урбанизма британской столицы, в своем интервью Архи.ру раскрыл суть выбора Лондона.
Прошлой весной NLA организовал беспрецедентную выставку «Лондон растет вверх» (London's Growing Up!), где была представлена панорама высотного строительства в городе (Архи.ру писал об этом). У нас была возможность поговорить с Питером Мюрреем о результатах проделанного исследования, о выявленных проблемах и их возможных решениях.
Архи.ру: – Исторические виды Лондона для Британии всегда были важным брэндом. Сегодня этот устоявшийся, известный веками облик резко меняется, что вызывает немало критики. Как вы думаете, на основе какого главного принципа должен быть выстроен диалог между историческим и современным слоями Лондона?
Питер Мюррей:
– Я думаю, что в наше время – время культурной глобализации – важно найти способ сохранения характера места. Этот характер формируется из множества составляющих, включая характер соотношения между историческими слоями, между старым и новым. Но, в первую очередь, город отражает суть данного общества, что ярко выражено, например, в контрастной среде Таллина советского и постсоветского периодов. В этом городе, где я недавно побывал, мы видим две совершенно разные системы и два вида отношения людей к системе.
То же самое можно сказать и о Лондоне, который исторически был коммерческим городом, где влияние городских властей было относительно невелико. В средние века Лондон стал домом для многих итальянских и немецких банкиров, которые ссужали деньги королю и благодаря этому пользовались некой властью. Так формировались отношения между властями и городом, которые отражалось на архитектурном и урбанистическом характере Лондона и, в общем-то, стали частью его ДНК. Это видно и в сегодняшней структуре города, в частности, в прагматической системе его планировки, которая находится под давлением бизнеса и следует скорее частным аргументам для конкретных случаев, чем общей градостроительной концепции.
Эта система контрастирует с системой планировки многих европейских городов, в том числе и Москвы, где власти – будь то царская или партийная власть в советское время – создавали цельно спланированные градостроительные структуры – проспекты, площади, памятники и т. д. В Лондоне – иначе, эта идея никогда нам не казалась удобной: у нас практически нет единой планировки, разве что вокруг Букингемского дворца и Риджент-стрит.
– Влияние общества исторически всегда было велико, мы очень демократичная страна, и, если взглянуть на историю, то можно вынести ДНК развития нашего города. История – это то, на что надо опираться, создавая будущее, история – это та основа, которая дает уверенность, когда надо принимать решения – как удачно привнести современный слой в исторический контекст. Например, в 1666 году, после Великого пожара, король с помощью Кристофера Рена очень быстро, за десять дней разработал новый план Лондона с широкими проспектами, площадями, монументами и прочим, который был типичным европейским планом – наподобие Рима, Парижа, Берлина. Но торговцы не хотели ждать десять лет, пока этот план воплотится в жизнь, и сами стали заново возводить свои дома на старых местах по старому плану – с некоторыми улучшениями, конечно, такими, как более широкие улицы, использование кирпича и т. д. Они практически воссоздали сгоревший средневековый город в камне по той же системе, что существовала до пожара.
Другой пример: на планировку города до периода Возрождения большое влияние оказывала топография, с границами между полями и фермами, или дороги, проложенные римлянами – все эти слои сохранились или оставили свой отпечаток на планировочной системе города. Лондон отражает историю в прямом, физическом смысле. Даже после Второй мировой войны, когда целые участки города были практически сметены бомбардировками, они были восстановлены опять-таки на основе старого плана, который был создан в средние века, в XIV – XV вв. Таким образом, у нас сейчас существует такая странная ситуация в современном Лондоне, который является мировым финансовым и технологическим центром, где международный бизнес XXI века с цифровыми медиа, системой коммуникаций и компьютерами работает на базе средневекового слоя. У нас есть здания в 30–40 этажей, которые встроены в средневековую планировочную систему, которая была предусмотрена для 3 – 4-этажных домов. И, несмотря на то, что в Лондоне за последние 25 лет было перепланировано около 60% исторической ткани города, здесь все еще сохранилось влияние, ощущение исторической системы.
– Последнее время в Англии проводится множество архитектурных мероприятий – выставки, дебаты, презентации, которые посвящены изучению соотношения исторического и современного слоев Лондона. Почему так много разговоров об этом и почему именно сейчас? Сейчас какой-то особенный момент в истории Лондона?
– Это особенный момент в том смысле, что мы ожидаем большой рост населения города, которое сегодня составляет 3 миллиона, но может вырасти до 10 миллионов к 2030 году. В связи с этим возникает потребность в уплотнении инфраструктуры центра города, и это уплотнение в некотором смысле является требованием стратегий по развитию города, так как плотно застроенные города более ресурсоэффективны (sustainable), чем застроенные более свободно. Концентрация ресурсоэффективна. План развития Лондона основан на идее: развитие инфраструктуры Лондона должно идти в границах его территории. И это неизменно приводит к конфликту между существующей застройкой, необходимостью развития, желаниями местных жителей, которые могут быть против изменений, и потребностью в обеспечении горожан жильем. Так что – да, сейчас особенный момент, так как все эти небоскребы и высотные здания, которые строятся и будут построены в будущем, изменят облик Лондона так резко, как, наверное, не случалось со времен возведения собора Св. Павла.
– Каким образом NLA занимается этой проблемы и какова цель проекта «Лондон растет вверх»? Вы планируете давать по итогам ваших исследований какие-то конкретные рекомендации, или же ваше намерение – просто выявить проблему и представить ситуацию обществу?
– Наша задача – вовлечь общественность в дискуссию о развитии Лондона. Система регулирования развития и планирования Лондона у нас достаточно открытая, но она не способствует интенсивной дискуссии. Между тем, мало кто – в том числе и мы до проведения этого исследования – осознает темпы идущего сейчас строительства высотных зданий и их количество. И мы были обеспокоены тем, что система управления (т. е. городские власти) Лондона недостаточно сильна для того, чтобы справиться с тем огромным давлением, которому Лондон и другие «глобальные» города противостоят сегодня. Причина такого давления – это, во–первых, огромные деньги, которые поступают сюда со всего света и которым нужен «дом» для инвестиций, из-за чего стоимость земли растет. Это нехватка земельных ресурсов, это зарубежные покупатели, которые хотят получить хороший вид на Лондон, и поэтому им нравится идея высотных зданий; это налоговая система, суть которой – в том, что местные власти получают прибыль во время строительства объектов инфраструктуры. Так что все эти виды давления в городе обуславливают те радикальные изменения, которые мы выносим на широкое обсуждение для того, чтобы помочь мэру Лондона Борису Джонсону найти наилучшее решение.
– Нельзя ли удовлетворить все эти потребности малоэтажной застройкой, которая привнесет меньше изменений в облик города?
– Да, можно. В градостроительном смысле, конечно же, это возможно. Но проблема в том, что во многих случаях дорогие участки земли имеют много разных владельцев, которые хотят получить от них максимум выгоды. Во время правления консерваторов у нас была очень социально-ориентированная система земельного управления. Тогда государство приобретало земли для того, чтобы застроить их более целостно и целенаправленно. Мы больше так не делаем, и, в результате, застройка ведется на основе множества законов, которые делают объединенную застройку всех участков практически невозможной. Так что высотное строительство – это наглядное отражение стоимости земли.
– По каким параметрам должно оцениваться качество строящихся высотных зданий?
– В застройке и развитии Лондона есть некая произвольность (randomness), которая отражается и на силуэте города. Нам нужно обеспечить надежную систему, в которой каждый новый проект будет реализовываться в правильном месте, с соблюдением всех норм и условий. Например, там, где новая застройка может повлиять на виды Св. Павла или здания Парламента, строить нельзя. Но есть части Лондона, которые предоставляют прекрасную возможность для нового строительства. То, что мы можем сделать ради лучшей застройки нашего города – это собрать независимую группу профессионалов, которые будут давать рекомендации мэру по качеству проектов – по их архитектурному качеству, характеру материалов, по соотношению новых зданий друг с другом, по тому, как они связаны друг с другом на уровне земли и т. д. Это то, что мы советуем мэру, но я не уверен, что он пока что согласен с нашим предложением. Он считает, что это приведет к увеличению бюрократии и замедлит реализацию проектов. Мы же считаем, что это поможет реализовать эти проекты в лучшем качестве. Он также заинтересован в создании детальной 3-мерной модели Лондона, где будут видны все строящиеся и запланированные высотные здания, что поможет лучше оценить их влияние на виды города.
– Каким образом это влияние будет оцениваться? Что может считаться позитивным или негативным влиянием, как оценить эстетическое воздействие этих зданий на виды Лондона?
– Я думаю, что надо собрать эту группу толковых людей, которые и будут давать сбалансированное, аргументированное мнение по каждому из проектов. Когда меня спрашивают, как создать хорошую архитектуру, я отвечаю: наймите хорошего архитектора. В прошлом было построено множество зданий, например некоторые здания в стиле брутализма, которые в свое время считались весьма противоречивыми сооружениями, но будучи построенными хорошими архитекторами, они выстояли до сегодняшних дней как примеры качественной архитектуры – хотя до сих пор их восприятие обществом остается неоднозначным. Можно сказать «мне это здание не нравится, оно не в моем вкусе», но при этом осознавать его качество. Например, некоторые хорошие архитекторы строят здания в неоклассическом стиле, что, на мой взгляд, является неправильным подходом в современной архитектуре, но при этом я могу сказать, какое из них хорошее, а какое – плохое. У нас сейчас нет проблемы стиля, мы должны думать о качестве архитектуры.
– То есть вопрос – в выборе архитектурного языка, нежели стиля?
– Важен не столько язык, сколько само качество архитектуры. Это включает такие вопросы, как соотношение здания с окружающими постройками – историческими или современными. Это технические вопросы, вопросы ресурсоэффективности и долголетия, гибкости и возможности адаптации под новые требования.
– Важно ли учитывать такие вопросы, как эмоциональное воздействие высотных зданий? Эти огромные постройки с монотонным, зачастую глухим экстерьером – как они могут восприниматься человеком?
– Это, опять-таки, вопрос качества архитектуры – на уровне деталей.
– А как оценить качество «отношений» новых построек с историческими зданиями?
– Город должен жить. Приведу пример Парижа, где возникла большая проблема потому, что там сохранили всю центральную историческую часть города в неизменном виде. Париж умирает, он не живет. То же самое можно сказать и о Таллине: там сохранили средневековый центр – очень красивый и милый, но он предназначен для туристов, а вся современная жизнь протекает вне центра города. Это неживые музеи. В Лондоне же мы хотим видеть живой музей. Лондон – современный музей!