|
Размещено на портале Архи.ру (www.archi.ru) |
|
| 15.11.2013 | |
|
Сергей Кузнецов: «Главный интерес города – это комфортная среда обитания» |
|
|
Анна Мартовицкая |
|
|
Колонка главного архитектора: о парке «Зарядье», плагиате в архитектуре, доступном жилье, Москва-сити и долгострое, а также перспективах освоения территорий МКЖД. Продолжаем задавать главному архитектору Москвы вопросы, интересующие наших читателей. В этом интервью мы обсудили с Сергеем Кузнецовым итоги конкурса на парк Зарядье, а также темы, предложенные Евгением Дрожжиным, Иваном Лебедевыми и Виталием Ананченко.  Фотография предоставлена PR МоскомархитектурыАрхи.ру: – Сергей Олегович, самой обсуждаемой темой этой недели, безусловно, стали итоги международного конкурса на проект парка «Зарядье», жюри которого Вы возглавляли. Расскажите, пожалуйста, насколько единодушным было решение жюри присудить победу команде Diller Scofidio + Renfro? Сергей Кузнецов: – Американские архитекторы победили с очень небольшим перевесом голосов. Могу сказать, что они сразу вошли в число фаворитов конкурса, но у них были очень серьезные соперники – консорциум ТПО «Резерв» + Maxwan + Latz Partners. Эти две команды существенно опередили других своих соперников по финалу – это стало понятно еще в первый день работы жюри, когда мы только приступили к отбору трех лучших концепций из шести представленных. Вот третье место вызвало у нас очень долгие споры. Мы переголосовывали несколько раз – помимо MVRDV на «бронзу» всерьез претендовала команда Turenspace. По итогам двух переголосований эти команды набрали одинаковое количество голосов, и фактически судьба третьего места решилась лишь после того, как в силу вступило правило о том, что при нескольких безрезультатных переголосованиях председатель жюри может лично отдать одной из команд решающий голос. Я решил, что это будет MVRDV, в том числе и потому, не скрою, что это голландско-российская команда, в которой активное участие принимали наши коллеги из бюро «Атриум». – В чем, на Ваш взгляд, главное преимущество проекта, предложенного бюро Diller Scofidio + Renfro? – Мы выбрали эту концепцию потому, что она максимально плотно упакована т.н. «городскими чудесами» – проект предусматривает очень интересные эксперименты с искусственным климатом и создание максимально разнообразных сценариев проведения досуга в этом в общем-то не очень большом по площади парке. Кроме того, американские архитекторы продумали, как можно задействовать не только Москворецкую набережную, но и Москворецкий мост – последнее, кстати, не было предусмотрено конкурсным заданием, но оказалось очень интересным предложением. – Многие из «городских чудес» кажутся очень рискованными и, мягко говоря, дорогими в экусплуатации… – Да, по сумме рисков, оцененных экспертами, проект Diller Scofidio + Renfro однозначно лидировал. Но риски иллюстрируют инновативность проекта, и мы подумали, что лучший парк Москвы, призванный увенчать пирамиду всех общественных пространств российской столицы, должен быть очень ярким. Это больший вызов, который мы готовы принять. Для этого будет сформирована серьезная проектная команда, в которую мы планируем пригласить и других финалистов конкурса, и некоторых из членов его жюри. Надеюсь, работу над проектом по созданию парка «Зарядье» в этой «сборной» продолжит и Владимир Плоткин – автор очень качественной и по-настоящему элегантной концепции. Должен признаться, я очень горжусь тем, что команда, возглавляемая российским бюро, смогла выступить в международном конкурсе на столь высоком уровне. – Не секрет, что жюри очень высоко оценило то, как в проекте ТПО «Резерв» решена связь парка с набережной. Возможно ли использование каких-то элементов российского проекта в итоговой концепции парка? – В этом предложении заложен определенный риск, т.к. набережная является историческим местом, но жюри действительно рекомендовало тщательно изучить этот раздел проекта ТПО «Резерв» и, что называется, взять его на заметку. Но, повторюсь, сначала его нужно проверить на предмет возможной регуляции вопросов охраны и технический аспект самого решения. Именно поэтому нам в команде, работающей над проектом, так хотелось бы видеть Владимира Плоткина. – После конкурса на проект торгового комплекса на Хорошевском шоссе наши читатели обвинили в плагиате Вашего коллегу Алексея Воронцова, который предложил для этого ТЦ фасад, невероятно напоминающий фасад музея в Алезии Бернара Чуми, построенного недавно на востоке Франции. Считаете ли Вы, что в данном случае мы имеем именно случай плагиата? Если да, то каково Ваше мнение по этой теме? – Я точно знаю, что лично Алексей Ростиславович архитектурой давно не занимается, и мастерская хоть и называется его именем, но проектируют в ней совсем другие люди, так что если и спрашивать о заимствованиях, то с них. Но поскольку проект мастерской Алексея Воронцова не выиграл конкурс и даже не вошел в число условных финалистов, то есть не стал одним из тех проектов, которые жюри рассматривало наиболее пристально, то я бы вообще не стал задним числом заострять внимание на его архитектурных качествах. Они – на совести авторов. – И все же считаете ли Вы актуальной тему плагиата для современной российской архитектуры? Как, на Ваш взгляд, отличить плагиат от развития автором существующего художественного приема? – Архитектура – это та сфера творчества, в которой те или иные приемы и мотивы постоянно повторяются, воспроизводятся и компилируются. Если угодно, зодчество началось с компиляции, когда человек впервые попытался воспроизвести в качестве декора листья растений, рисунок камня, пластику ствола дерева и т.д. Со временем эта «база», конечно, существенно разрослась, и каждое поколение архитекторов продолжает дополнять ее своими вкладами, но их креативность основана в первую очередь именно на широких знаниях, на том, что сегодня принято называть «насмотренностью». Грань между переосмыслением известного приема и плагиатом действительно очень тонка, и, если честно, я стараюсь в принципе не участвовать в подобных дискуссиях, потому что всегда найдется человек, который напомнит, что «идеи носятся в воздухе» и еще один, который на многих исторических примерах докажет, что все приемы рано или поздно выходят в тираж, – и каждый из них будет прав. Это суть развития архитектуры, и каждый из нас вкладывается в этот процесс в соответствии с тем, что ему велят его профессиональная совесть и творческое кредо. Я верю в то, что жизнь справедлива и сама рассудит, насколько ценными с точки зрения настоящего и будущего являются эти вклады. – В начале октября глава московского стройкомплекса Марат Хуснуллин заявил, что на его взгляд «стратегически неправильно строить в Москве доступное жилье», объяснив это тем, что именно высокая стоимость жилья является «ограничивающим фактором миграции в столицу». Можете ли Вы прокомментировать это высказывание? Нужна ли, на Ваш взгляд, городу программа доступного жилья и будет ли она реализована? – Честно говоря, я сам эту фразу не слышал и контекста, в котором она была произнесена, не знаю, поэтому не хотел бы ее комментировать. Тем более что сам Марат Шакирзянович потом говорил мне, что был неправильно понят журналистами. Могу сказать одно: в тех заданиях, которые он дает нам как своим подчиненным, на первом месте всегда стоят интересы города и людей. А интерес города и тех, кто в нем живет и работает, – это, прежде всего, комфортная среда обитания. Стоимость, а значит и доступность этой среды все равно так или иначе регулируются рынком и, по большому счету, не зависят ни от чьих высказываний. Есть рынок, есть стоимость работ, сетей и земли, и сделать при всех этих вводных стройку бесплатной – нельзя. Коммунизм у нас уже был, и, надеюсь, еще все помнят о том, к чему это привело. При этом сегмент бюджетного жилья в структуре новостроек Москвы довольно велик, и город продолжает выполнять взятые на себя обязательства по его реализации. Вопрос, который меня как главного архитектора в связи с этим больше волнует, лежит в плоскости качества, а не доступности или недоступности этого жилья. Я глубоко убежден в том, что малопривлекательное жилье, хоть и доступное, для города и его жителей, скорее, вредно, чем наоборот. Собственно, на то, чтобы архитектурное качество социального жилья было высоким, и направлены сейчас наши основные усилия – типовое не должно быть синонимом «унылого». – В связи с недавними беспорядками в Бирюлево наши читатели спрашивают, можно ли архитектурно-градостроительными методами снизить социальную напряженность в неблагополучных районах Москвы? – Безусловно, можно. Не зря существует выражение, что «архитектура – это менеджемент жизни». Ни в одном районе города нельзя допускать преобладания какой-либо одной функции – создания огромного рынка на пустыре, например, или бесконечного засилья только жилых домов, в которых даже на первых этажах расположены квартиры. Человек по своей природе не может все время сидеть на одном месте и заниматься только одним делом, и это едва ли не основная задача градостроителей – предложить горожанину в пределах одного района максимальное разнообразие функций. В противном случае возникает вакуум, и он неизбежно заполняется негативными с социальной точки зрения явлениями. Полифункциональность – вот залог комфорта и безопасности, и именно за это мы, Москомархитектура, и боремся. Конечно, это проще делать, проектируя новые районы, поскольку, строго говоря, то, что уже построено, находится не в нашей компетенции. Но мы делаем, что можем: например, добавляем локальные культурные центры, кафе, детские учреждения и т.д., постепенно трансформируя спальные районы в полноценный город. Увы, процесс этот по определению не быстрый. – Читатели также интересуются Вашим мнением по поводу текущей застройки Москва-Сити. Насколько Вы считаете имеющийся на сегодняшний день результат удачным? Можете ли Вы как главный архитектор города повлиять на ход этого строительства? – Те площадки в ММДЦ «Москва-сити», строительство на которых еще не закончено, находятся в сфере моего влияния, и я с себя ответственность за них не снимаю. Наоборот, мы всячески стараемся способствовать приданию этому району человеческого лица. Так, под нашим пристальным контролем сегодня достраиваются 11-й, 17-18-й и 20-й участки. Предложенные для них объекты кажутся нам достаточно адекватными по своему архитектурному решению и по своим функциям. А в том случае, когда заявленная функция и площадь вызвали вопросы, в итоге был проведен конкурс, не взирая на уже разработанный проект. Я имею в виду 4-й участок ММДЦ и найденный для него в результате конкурса проект команды UNK Project. Как я отношусь к Москва-сити в целом? Знаете, я стараюсь применять не оценочные суждения, а сравнительные. По сравнению с качеством высотного строительства в том же Нью-Йорке или Сингапуре этот район российской столицы выглядит весьма бледно и спорно. И это, по большому счету, уже не изменить. Как главный архитектор Москвы я считаю своим долгом завершить его благоустройство, в первую очередь, на уровне дорожно-транспортной сети и в смысле общественных пространств. Когда это удастся сделать, он станет вполне нормальным городским районом, не самым худшим и уж точно обладающим запоминающейся внешностью. Вопрос в том, сколько времени понадобится на его завершение. Ведь он уже строится больше двадцати лет. – А какова судьба других московских долгостроев – таких, например, как аквапарк на Аминьевском шоссе, «Кристалл» на Юго-Западной, Ховринская больница? Будет ли в дальнейшем регулироваться ситуация возникновения новых долгостроев? – И с градостроительной, и с социальной точки зрения долгострой – совершенно отвратительное явление. Сейчас власти пытаются работать с этим наследием, но нужно понимать, что объекты, которые вы называете, уже, скорее всего, не будут ни достроены, ни перестроены – в стадии заброшенности они находятся слишком долго, но просто взять и демонтировать их тоже нельзя, это целый клубок юридических проблем, который лишь сейчас начинает распутываться. Мы, кстати, и Москва-сити сейчас так активно занимаемся именно потому, чтобы не допустить возникновения там подобных безнадежно заброшенных объектов. Еще один такой пример – комплекс в Оружейном. Можно очень многое сказать по поводу его гигантского объема или стилистического решения, но сейчас сложилась ситуация, когда самое главное – не допустить, чтобы это сооружение было навсегда заморожено в бетоне. – Существуют ли планы по освоению территорий железнодорожных путей, которые уже не используются по прямому назначению и представляют собой изолированные от города пустыри? – Это, безусловно, один из больных для нашего города вопросов, но нужно понимать, что его решение зависит не только от Москвы, но, в первую очередь, от федерального пользователя – РЖД и МКЖД. В настоящий момент мы ведем с ними переговоры и вместе ищем компромисс, который бы устроил и эти структуры, и город. Параллельно уже много лет ведется работа по поиску оптимальных планировочных решений, которые бы позволили включить эти территории в городскую ткань, накоплен целый банк концепций, и мы планируем их использовать. – Нужна ли для таких пространств комплексная общегородская программа? – Я не исключаю, что такая программа будет разработана. И, кстати, ее прообразом можно считать уже принятую программу по реконструкции действующих и строительству целого комплекса новых транспортно-пересадочных узлов. Сама концепция ТПУ – это в том числе и ответ на вопрос, как могут использоваться территории железнодорожных путей. Конечно, это лишь одна из типологий, их должно быть и обязательно будет больше, но важно, что фактически работа по освоению «железнодорожных» земель уже начата. |
|