Интервью с Олегом Рыбиным, который с 16 апреля официально вступил в должность главного архитектора Петербурга и председателя Комитета по градостроительству и архитектуре этого города.
Олег Рыбин, главный архитектор Санкт-Петербурга. Фотография представлена редакцией газеты «СА»
– Вы занимаете сразу две должности – главного архитектора и председателя Комитета по градостроительству и архитектуре Санкт-Петербурга. В Москве сейчас не так. Чем обусловлено объединение двух постов?
Совмещение этих постов важно не только для Петербурга, а для любого города России, потому что административный ресурс помогает главному архитектору принимать профессиональные и блокировать неверные решения.
После принятия Градостроительного кодекса в 2004 году мы живем, скорее, вопреки закону. В его версии отменено согласование проектов органами архитектуры. Это порождает недовольство и профессионалов и горожан, увидевших, наконец, здание, с которого сняли леса. Резонанс вокруг нового здания Мариинки это подтвердил и заставил задуматься – может, пришла пора подкорректировать федеральный закон? Ведь сейчас у главного архитектора города нет правовых рычагов воздействия на ситуацию.
Кстати, именно на примере Мариинки-2 виден полный срез проблем в механизме принятия решений: организация конкурсов и его результаты, согласование проектов, работа градостроительного совета и рекомендательный характер принятого им решения.
А ведь все города болеют одной и той же болезнью, различна лишь степень поражения. Болезнь прогрессирует, потому что архитектор, как принято считать, мешает девелоперам. Их цели понятны, в итоге часто строится то, что продается, а не то, что нужно городу. В связи с этим главного архитектора стараются отодвинуть подальше, ссылаясь на административный барьер, что идет городам только во вред. Снимать все административные барьеры в отсутствии общей культуры поведения оказывается небезопасно.
Необходимо разобраться, кто он – главный архитектор города, в чем его роль и предназначение. Человек у власти, навязывающий свой вкус, или специалист, способный организовать экспертное сообщество, разработчиков, чиновников на совместную работу.
– Какие задачи в работе главного архитектора Вы назвали бы основными?
Порядок, тот или иной, есть в любом городе. Вопрос в том, как работает система, соблюдаются ли законы и функционируют ли инструменты градостроительного регулирования. Таким образом, главная задача дробится на множество различных подзадач: внесение изменений в генеральный план, актуализация правил землепользования и застройки, исполнение проектов планировок.
Причем надо помнить, что планировки – продукт скоропортящийся. Если нет внятной программы, особенно по промышленным зонам, то проект планировки вскоре после утверждения превращается в макулатуру, становится ненужным, потому что и интересы, и программа, и нормативы могут поменяться. Так что основной приоритет – создание и исполнение градостроительной документации.
Отсюда следуют уже совершенно конкретные документы, такие как градостроительный план земельного участка, являющийся последним рубежом. Если он нечеток и невнятен, то породит появление в городе непонятных объектов с неверными параметрами и странной функцией.
Планирую продолжить работу петербургских градостроительных советов –профессионального и общественного. Как сказал известный московский архитектор, градостроительные советы, которые действуют во многих городах, являются «фильтрами на пути беспредела». Порой это последняя надежда на появление объектов полезных, прочных и красивых.
– Петербург в архитектурном отношении особенный город. Как можно сохранить его архитектурное наследие и самобытность?
Надеюсь, что опыт Нижнего Новгорода окажется здесь востребованным. В 2008 году мы завоевали золотой диплом в номинации «Архитектура и градостроительство регионов России», на конкурсе «Исторический город и новая архитектура». Создание параметрических регламентов для исторических территорий — принципиально важные позиции.
Петербург создан «по воле и плану». Из этой его специфики вытекает и задача – необходимость создания и, самое главное – соблюдения жестких и очень конкретных правил.
Принципиальные положения градостроительного закона города не должны быть размыты или страдать ни при каких обстоятельствах, поскольку разрушение родовых качеств градообразования чревато потерей идентичности, а, по сути, девальвацией понятия воли, некогда проявившейся на берегах Невы. Это и есть самый главный предмет охраны, с утратой которого забвение неизбежно.
Утрата родового свойства Петербурга как столицы государства также не прошла без последствий. Затевая «город заложить», император, князь или воевода понимал его значение и смысл, а самое главное – чем город будет жить, его внешние и внутренние ресурсы. Потеря столичного ресурса для сложнейшего и трудного в жизнеобеспечении городского организма, требующего гораздо больше затрат, чем город естественным образом возникший, может быть самым тяжелым для города. В том числе поэтому идет поиск новых форм и механизмов. Перевод части федеральных функций, скоростные и высокоскоростные коммуникации – это зарождение линейного города между двух столиц, что вполне естественным образом помогало бы и Москве и Петербургу. Но не только это.
На мой взгляд, важно создать механизм, при котором заниматься памятниками будет выгодно. Однажды спросил немецких коллег: «Есть ли у вас очередь на снятие статуса памятника?» Они ответили: «У нас есть очередь на присвоение статуса памятника». В Европе это дает всевозможные льготы – в частности, по коммунальным, налоговым и земельным платежам.
Сейчас важно сделать так, чтобы в центре Петербурга люди жили в нормальных, комфортных условиях, сохраняя, однако, родовые свойства поселения, когда жестко регламентировались очень простые градостроительные понятия – квартал, брандмауэр, высота карниза, высота конька и другие элементы, сохранившие неповторимую среду города. Но новое – неизбежность.
Любая ткань ветшает, рвется, вопрос в том, как мы умеем её чинить и залечивать. Мы же не штопаем бежевый свитер синими нитками. Умение нежно работать с исторической тканью города, с материалом, масштабом, размером и регламентом – это и есть искусство работать в исторической среде.
В Северной столице традиционно все постройки, возведенные до 1917-го года, являются предметом особого внимания. На мой взгляд, не может какая-то дата, пусть даже самых крупных политических и исторических событий, быть мерилом качества архитектуры. Искусство живет по другим законам, независимым от флагов на улице. Так неужели мы не способны сегодня создать авторитетную экспертную группу, оценить все здания и сооружения и предъявить окончательный на сегодня список объектов культурного наследия? Объекты нужно активно защищать не тогда, когда их разрушают, а тогда, когда они разрушаются.
В Петербурге один из сильнейших в стране архитектурных цехов и сильное градозащитное движение. Но защитники появляются, когда есть нападающие. Вопрос – кто нападает? Точно не архитекторы.
Сохранение наследия – это приспособление зданий под современное использование. Очень сложно работать с внутренностями дома, потому что все ветшает, деревянные перекрытия гниют и приходят в негодность. Конечно, сейчас технологии позволяют сделать инъекции, превращающие дерево в железо. Но, к сожалению, технологии эти очень дороги, использовать их целесообразно на объектах всемирного наследия, находящихся под охраной ЮНЕСКО (например, Преображенский собор или часовня Муромского монастыря в Кижах). Для рядовых же зданий эти технологии необоснованно затратны.
В Петербурге и в Нижнем Новгороде часто можно встретить ветхие, сгнившие изнутри здания. Если это памятник, снести его – уголовное дело, а воссоздать без разбора самого сооружения тоже уже невозможно. Понятие реконструкции ушло из закона, остался термин «приспособление». Так давайте определимся, что такое приспособление в физическом понимании этого слова.
– Вы были главным архитектором Нижегородской области и первым замом главного архитектора Москвы А.В.Кузьмина. Что дал вам этот опыт?
Все, что было в Нижнем Новгороде и Москве, применимо и в Петербурге. Проблема инфраструктуры, тем более проблема отставания инфраструктур – транспортной, социальной и инженерной, для всех городов одинакова.
Строится огромное количество квадратных метров недвижимости. Вопрос – какой и где. Появляются довольно странные с точки зрения архитектуры и здравого смысла вещи, которые делают города больными. Москве в этом отношении не повезло больше всех. У остальных ещё есть шанс не повторить сценария столицы.
Очевидно, что чем мощнее инвестиционный поток, тем жестче его надо регулировать (не останавливая), иначе он может быть опасен для города. Столицы должны уже признать это необходимостью.
Конечно, система расселения – очень сложный вопрос. Задумавшись о местах приложения труда в микрорайонах и спальных районах, которых возводится все больше, возможно, стоит вспомнить советский опыт. Однако, не только отсутствие рабочих мест в спальных районах составляет серьезную проблему, но и то, как выглядят в Москве сегодняшние так называемые зоны стабилизации. В них нет необходимой инфраструктуры, и, в первую очередь, социальной.
Градостроительная аксиома – чем плотнее город насыщен инфраструктурными объектами, тем меньше пробок. Ведь людям не надо выезжать на основные магистрали, чтобы попасть на работу. Все, что нужно для жизни, они находят внутри микрорайонов и вообще могут ходить пешком. В микрорайоне должны быть и рабочие места, и детские сады, и школы, и фитнес, и торговые площади, и поликлиники.
Совершенно отдельная тема – парковки. Вроде бы все уже придумано, надо лишь грамотно использовать европейские и азиатские наработки. С пробками борются во всем мире, используя разнообразные мероприятия: ограничения, чет-нечет, запрет на покупку машины, если нет парковочного места, высокую цену парковки в центре, тарификацию и привлечение инвесторов в строительство парковок. И, конечно, особое место отводится общественному транспорту. Он должен быть высокого качества, только в этом случае люди на него пересядут.
Многие автомобилисты игнорируют общественный транспорт, предпочитая по три часа стоять в пробках, потому что в автобусах не комфортно и тесно. Уповая на общественный транспорт, мы должны понимать, что он должен превратиться в коммуникацию – ведь человеку нужно просто переехать из одной точки в другую. Человек, живущий в многоквартирном доме, не строит себе персональный лифт, все ездят на одном, хотя и приходится его немного подождать. Важно, чтобы в лифте было чисто и просторно. То же и с транспортом в городе – нужно, чтобы он ходил так же часто, как и лифт, для этого сейчас делаются выделенные полосы. Это очевидная вещь, но многие на неё не обращают внимание.
Я четко понимаю, что мне интересно заниматься реальным городом. За мега-проектами мы часто забываем о существующем городе – а у него свои болячки и проблемы – инфраструктурные, транспортные, социальные, которые требуют решений. Мне кажется, именно на вопросы города нынешнего, живущего сегодня, сейчас, обращают внимание власти Петербурга.
Согласно известной градостроительной аксиоме город состоит из трех вещей: люди, камни, нормы. Можно, не разрушив ни одного камня, с помощью продуманных норм сделать жизнь людей комфортной. В Петербурге много вопросов, которые ждут ответа – от особенностей формулировок нормативных актов до вопросов реконструкций и реставраций в историческом центре.
Беседовала Анна Домрачева Интервью подготовлено для газеты «СА» Союза архитекторов России.
|