Материалы свода, действительно, хранятся также и в министерстве. Но именно институтский Свод памятников является аналитическим центром, он формирует экспертное заключение о каждом объекте. Движущей интеллектуальной силой этого гигантского проекта является сектор Свода института искусствознания. Этот сектор издает тома Свода, выявляет памятники, атрибутирует их. Еще граф Уваров говорил о том, что молчащий памятник невозможно включить в историю развития культуры. Выявлением и атрибуцией памятников занимается сектор Свода. Можно сказать, что этот сектор – интеллектуальный центр собирания информации об архитектурном наследии в нашей стране. Он работает несколько десятилетий.

У Стругацких есть прекрасная повесть «За миллион лет до конца света», герои которой все время повторяют: «где имение, а где вода» – и в конечном счете все оказывается взаимосвязанным, исследования японского языка и астрономия оказываются «в одной тарелке» и вместе каким-то образом влияют на будущее. Так вот, если даже не уходить так далеко в абстрактные сопоставления – как может быть связана современная архитектура и фундаментальная гуманитарная наука? Зачем современным архитекторам грамотно написанная история?

Культурная жизнь в стране и в том числе жизнь архитектора – это как организм. Невозможно представить себе, что руки будут нормально работать, если отключить голову: это будет неконтролируемый процесс. Поэтому если в одном месте мы перекрываем исследования истории архитектуры – как русской, так и западной, – мы перекрываем источник знания.

Перерыв в развитии истории архитектуры, который произошел, например, в 1930-е годы и затем в 1950-е годы – очень болезненно сказался на общей архитектурной культуре. Не появились книги, которые были задуманы. Если сейчас уничтожить академическое направление, это скажется лет через 30-40. Потому что не будет новых трудов по истории архитектуры, которые формируют представление архитектора об окружающей его среде. Ведь архитектурное сознание это не только среда города, в котором он живет, но это общая интеллектуальная среда, которая должна включать в себя и знание мирового контекста, и знание истории. В архитектурных школах всего мира архитекторов учат мыслить, а знание истории – оно, прежде всего, определяет культурный уровень архитектора. Современного западного архитектора невозможно представить без такого рода знаний.
Любая концепция, любое представление о том, как следует организовать какую-либо среду, базируется на фоновом знании, а это фоновое знание формируется представлением о контексте – понятом в очень широком смысле, который включает представления и об истории профессии, и об истории смежных областей. Если эти представления ложные, то и все остальное рассыпается как карточный домик. Фундаментальная наука не случайно связана со словом «фундамент»: без этого фундамента рухнет и общечеловеческая, и архитектурная культура. Или, точнее – начнет питаться мифами, искажающими действительность.

Как же отличить миф от научного знания?

Научное знание отличает точность и обоснованность, требовательность к результатам, которые приходится, в процессе работы, многократно проверять ради формирования достоверных представлений – в частности, об архитектуре или живописи прошлого. Владимир Иванович Плужников о сказал очень точно: «в нашем институте прохладный климат, в котором не разводятся бактерии». Требовательное отношение к знанию исключает нездоровое мифотворчество и в конечном счете позволяет узнать правду и строить умозаключения на прочной основе.

Без этого начинают рождаться мифические направления, начинают появляться «бактерии», которые формируют примитивные и благодаря этому очень понятные, легко воспринимаемые, но абсолютно лживые схемы.

Институт упрекают в неэффективности, то есть в недостаточной скорости подготовки изданий…

Подготовлен ряд томов «Истории русского искусства». Чиновнику может показаться, что они должны расти как грибы. Но это не научно-популярная книга, это прежде всего работа по обобщению и уточнению знания. За каждым томом стоит исследование. Уже вышло из печати два тома, один – сложнейший, подготовленный еще при Алексее Ильиче Комече под его руководством, посвященный древнейшему периоду – значение этого тома нельзя переоценить. Другие тома делаются настолько быстро, насколько это возможно для того, чтобы это был действительно фундаментальный труд. Такие книги делаются долго. Все эти годы люди работали без особой поддержки министерства, получали гранты. Говорить о том, что эти люди проели какие-то мифические государственные миллионы – это абсурдно.

Если бы государи российские думали только о скорости выпуска томов, у нас не было бы Собрания русских летописей, не было бы Археографической комиссии. Наши государи рассчитывали на очень долгое время, потому что не чувствовали себя временщиками – мы пожинаем их труды до сих пор.

Советская власть – напротив, нередко, но как правило безуспешно, пыталась требовать от фундаментальной науки быстрого практического результата. Это неправильно. То, что делает наука, не может отражаться на практике непосредственно и сразу. Фундаментальная наука образует, если можно так выразиться, базовый интеллектуальный продукт, уровень которого влияет на качество культурной атмосферы в целом.

На минуту представим себе, что институт расформировали – что произойдет?

Это на самом деле будет означать огромный удар по престижу страны, чего пока никто не может осознать. Дело в том, что если страна претендует на какое-то место в общеевропейской цивилизации, в этой стране должны быть институции, занимающиеся изучением искусства и художественной культуры. Изучением не только своих губерний, но и всего мира. Потому что уровень цивилизации определяется в том числе и уровнем исторического знания.

Институт обладает уникальными научными традициями и ценной интеллектуальной атмосферой, которые создавались и оттачивались десятки лет – если их уничтожить, это будут потери для интеллектуального запаса страны. Страна незаметно для людей из министерства станет провинциальнее.