Описанные в предыдущем очерке модели, искавшие приемлемую форму организации городской жизни в условиях индустриализации и гиперурбанизации, исходили из сложившегося к тому времени понимания города как застывшей, замкнутой в себе системы. Они если и предусматривали развитие, то лишь относительно небольшое, в ограниченном какими-то рамками пространстве, и лишь количественное, за счет территориальной экспансии (как в американской модели) или за счет наращивания элементов агломерации (в модели города-сада). По сути, такие взгляды не уходили далеко от доиндустриального понимания планирования города как проекта, который завершается в момент завершения его реализации, в то время как город продолжает развитие и после этого. В ситуации, когда города существенно не изменялись веками, такого проекта было достаточно, в новых же условиях успешной моделью могла быть только такая, которая предлагала бы не финализированный проект, но программу развития.

В становлении хорошо известной нам модернистской градостроительной модели, содержащей такую программу, ключевую роль сыграл французский архитектор Тони Гарнье, предложивший в 1904 году концепцию «Промышленного города» [1]. Во время обучения в Школе изящных искусств Гарнье изучал, в том числе, и программный анализ, что, видимо, повлияло на его взгляды. Гарнье впервые предусматривает возможность самостоятельного развития каждой из частей города в зависимости от изменяющихся городских потребностей. В его проекте территория поселения четко разделяется на городской центр, жилую, промышленную, госпитальную  зоны. «Каждый из этих главных элементов (фабрики, город, больницы) задуман и отдален от других частей так, что его можно расширять» [2]. 

Гарнье не так известен, как другой француз – Ле Корбюзье. Но именно Тони Гарнье почти за тридцать лет до принятия Афинской хартии предложил принцип функционального зонирования, ставший на многие десятилетия догмой модернистского градостроительства. Корбюзье, несомненно, был знаком с идеями Гарнье и даже опубликовал в 1922 году в своем журнале L'Esprit Nouveau фрагмент из его книги. И именно Корбюзье мы обязаны повсеместному распространению этой идеи. 

Вдохновленный идеями Гарнье, Бруно Таута [3] и американскими городами с их прямоугольной планировочной сеткой и небоскребами, Ле Корбюзье в опубликованной в 1922 году книге «Современный город» предложил концепцию поселения, состоявшего из двадцати четырех 60-этажных административных зданий, окруженных парком и 12-этажными жилыми домами. Эту модель Корбюзье широко пропагандировал, предлагая её для реконструкции Парижа, Москвы и других городов. Впоследствии он модифицировал её, предложив линейное развитие города [4] и отказавшись от первоначального периметрального жилого блока в пользу более свободного расположения застройки. Его «Лучезарный город» (1930) был зонирован параллельными лентами, образовывавшими зоны тяжелой промышленности, складов, легкой промышленности, рекреационную, жилую, зону гостиниц и посольств, транспортную, деловую и города-спутники с воспитательными сооружениями.

Рассматривая дом, как машину для жилья, функционирующую по заложенной в неё программе, Корбюзье и город рассматривал как механизм, который должен лишь четко осуществлять запрограммированные функции. При этом, к происходящим в городе процессам он относился утилитарно, не учитывая возникающие сложные взаимодействия между ними и генерацию новых городских процессов в результате таких взаимодействий. Как и любая механистическая модель, эта стремилась к упрощению. Лишь со временем стали очевидны негативные последствия подобного упрощения.

«Лучезарный город» так никогда и не был построен, но пропагандируемые Корбюзье идеи были широко распространены и легли в основу многих проектов, в том числе реализуемых в Советском Союзе. Достаточно сравнить план «Современного города» и генплан соцгорода левобережья Новосибирска или сопоставить образный ряд того же «Современного города»с обликом новых советских городов и микрорайонов 1970-х годов. 

Идеи функционального разделения городских территорий были догматизированы в утвержденной в 1933 году IV Международным конгрессом современной архитектуры CIAM Афинской хартии. Документ, принятый на пароходе «Патрис», содержит 111 пунктов, из которых, с учетом последовавших событий,  наиболее важными представляются два: 

Эти принципы начали широко применять в западной градостроительной практике во время послевоенной реконструкции европейских городов. В Советском Союзе они были взяты на вооружение лишь в первой половине1960-х в период хрущевских времен взамен доминировавшей до того времени концепции социалистического расселения, предполагавшей преимущественно строительство рабочих поселков при производствах. Разработанная европейскими архитекторами с социалистическими взглядами, модернистская градостроительная парадигмаказалась почти идеально совместимой с советской квазиплановой системой. 

Идеология тотального нормирования процессов жизнедеятельности и функционального разделения городских территорий в СССР была научно обоснована в первой половине 60-х годов и впоследствии зафиксирована в СНиПах. Однако последствия реализации модернистской градостроительной модели в конце концов оказались негативными и не привели к достижению тех целей, ради которых она разрабатывалась: возникновению удобного для жизни города с гуманной средой, выгодно отличающегося от исторических городов в плане транспортной доступности, комфорта и санитарно-гигиенических показателей. Создание «спальных», «деловых», «промышленных», «рекреационных» районов привело к тому, что каждый из них  используется лишь часть дня, а остальное время суток оказывается покинутым обитателями. Следствием монофункциональности стал «захват» криминалитетом окраинных микрорайонов в дневные часы, а деловых центров вечером и ночью, когда они пустуют. Разделение места жительства и мест труда и отдыха привело к увеличению транспортных перемещений горожан. Город превращается в разделенный магистралями архипелаг, жители которого передвигаются от одного «острова» к другому на автомобилях.

Наконец, одним из  невидимых, но важных следствий монофункциональности  стало ограничение возможности для пересечения разных видов деятельности и, как результат, прекращение генерации новых видов деловой и общественной активности, что является важнейшим смыслом существования города. Но об этом поговорим чуть позже.

Также не к повышению, а к снижению качества городской среды привел и переход от традиционного типа периметральной квартальной застройки к принципу свободного размещения многоквартирных домов в пространстве. Квартал был способом разделения общественных и частных пространств в феодальном и раннекапиталистическом обществе, а стена дома – границей публичного и приватного. Улицы были общедоступными, а дворы приватными территориями. С ростом автомобилизации архитекторы посчитали необходимым отнести линию застройки подальше от шумной и загазованной проезжей части. Улицы стали широкими, дома отделились от дорог газонами и деревьями. Но при этом исчезло разграничение общественных и частных пространств, стало непонятно, какие территории принадлежат домам, а какие городу. «Ничейные» земли оказались заброшены или же оккупированы гаражами, сараями, погребами. Дворы стали общедоступны и небезопасны, и часто «вывернуты» наружу, на улицу детскими и хозяйственными площадками. Отодвинутые от красной линии улицы дома уже не были привлекательны для размещения в их  первых этажах магазинов и предприятий обслуживания; улицы перестали быть общественными пространствами, постепенно окончательно превращаясь в автодороги. Лишенные пешеходов, они стали небезопасны в криминальном отношении.

С «возвращением» капитализма огромные «ничейные» пространства в российских городах заняли киоски, автостоянки, торговые павильоны и рынки. Дома начали огораживаться от посторонних шлагбаумами и заборами, с помощью которых жители пытались обозначить «свою» территорию. Возникает крайне неприятная, враждебная к «чужакам» среда, провоцирующая чувство неравенства у людей.

На западе подобные районы постепенно превратились в маргинализированные гетто. Первоначально в них заселялись молодые, вполне успешные яппи, для которых новостройка на окраине была первым собственным жильём. Но, если они были успешны, то весьма скоро меняли такое жильё на более престижное, уступая своё место менее успешным гражданам. Именно оттого пригороды Парижа и Лондона стали прибежищем для выходцев из арабских и африканских стран и местом высокой социальной напряженности.

Архитекторы планировали города и новые районы исходя из своих композиционных предпочтений, как художники. Но эти новые районы, выглядящие идеальной утопией на макетах, обернулись неблагоприятными условиями обитания для их жителей, несопоставимыми по качеству с историческими районами, которые они должны были заменить. В 1970-х годах в разных странах мира начинается снос построенных незадолго до этого микрорайонов и жилых комплексов.

(Продолжение следует)