Новую сцену театра на Таганке собираются построить за существующими зданиями, во дворах вдоль Нижнего Таганского тупика, между Садовым кольцом и двухэтажным домом, где сейчас находится музей Владимира Высоцкого. После строительства новой сцены все здания театра объединят в «Международный экспериментальный театральный комплекс», создание которого санкционировано московским мэром. Нижний Таганский тупик превратится в театральный бульвар и будет закрыт для машин.

Новое здание, спроектированное Юргеном Вилленом – это стеклянная призма восьмиэтажной высоты, внутри которой скрывается сердце театра – позолоченное помещение сцены и зрительного зала на 1000 мест. Снаружи объем помещения зрительного зала покрывает разнородная золотая оболочка. Воздушная прослойка между «золотым самородком» и стеклянной оболочкой играет роль фойе. Входя, посетитель сразу же попадает в необычное пространство, гигантское, прозрачное и цельное – поразительное – сразу погружающее зрителя в обстановку театральных эффектов. Предвкушение спектакля, таким образом, начинается с ощущения пространства, с архитектуры, которая включается в театральную игру, используя для этого максимум современных возможностей – например, структурное остекление, позволяющее создавать нерасчлененные стеклянные поверхности и превращающее стену в гигантскую витрину. 

Смысл архитектуры новой сцены «Таганки» от Юргена Виллена – в том, чтобы срежиссировать отношения между прохожими, зрителями и дальше – между посетителями театра внутри фойе. «Увидеть и быть увиденным» - так архитектор выражает основную идею здания. Это подготовительный этап к спектаклю, работу над которым берет на себя само здание: все смотрят друг на друга и волей-неволей становятся актерами «экспериментального комплекса». Между людьми внутри и снаружи – тонкая преграда остекления, но она уже вносит эффект «остранения»: все что с другой стороны, воспринимается  как картина. Для усиления эффекта и улучшения функциональности за стеклянными стенами предусмотрены шторы-занавес на всю высоту. На плоской стеклянной крыше – кристаллическая пленка, которая посредством поляризации может делать потолок по желанию устроителей либо прозрачным, либо превращать его в экран и проецировать туда изображения. 

Второй этап подготовки зрителей к спектаклю – подъем театралов к ложам по спирали пандуса, расположенного вокруг основного объема театра. Перед посетителями разворачивается  представление: кадры различных видов из разных видовых точек последовательно сменяют друг друга, а архитектура здания направляет взгляды.

Сам автор, рассуждая о своем замысле, превращающем посетителей театра - отчасти - в актеров, вспоминает театральные перформансы лондонского художника Брюса МакЛина: когда зрителей рассаживали в двух сторон закрытого занавеса, и они так сидели минут по сорок, потом занавес наконец открывали и одна половина зала видела другую – вместо актеров, которые на представлении не появлялись.

Вход в театр располагается со стороны Садового кольца, куда выходит главный фасад новой таганской сцены. Ее стеклянная стена контрастно соседствует с когда-то культовым бруталистским зданием «Таганки» 1970-х: там – красно-кирпичная масса, здесь стен вообще не будет – одна сплошная витрина, которую, как сцену, можно будет закрывать темно-малиновым занавесом.

За зданием театра в глубине дворов – три корпуса «инвестиционного строительства» (девелопер проекта – Rose group). В данном случае они оказываются логичным продолжением театра – здесь планируется разместить несколько кинозалов, книжных магазинов, галереи, много кафе и несколько псевдолофтов – просторных помещений «для жизни и для работы». Сверху и по бокам корпуса покрыты гибкими полосами каменной материи, а широкие «главные» стены – стеклянные и вторят зданию театра.

Композиция трех корпусов, по замыслу автора, отражает градостроительную динамику района Таганки: здания выстроены в ряд, одно за другим углубляясь вглубь квартала. При этом каждое следующее немного меньше предыдущего. Фактически, эти три похожих здания встраиваются в городскую среду в виде луча, который расширяется в сторону Садового кольца. Вторя домам из соседних дворов, корпуса поставлены не строго параллельно, а под разными углами – первый вторит зданию сцены, два других – поставлены перпендикулярно Нижнему Таганскому тупику.

Навесные галереи, связывающие корпуса между собой, также пересекаются под разными углами. Они проходят сквозь корпуса и связывают их между собой на разных уровнях. Внутри переходы закрытые, остекленные – в расчете на зимнее время, а на их кровлях устроены озелененные скверы, которые архитектор называет «пьяццо» – площади. Здесь летом могут работать кафе, и главное – из некоторых мест, несмотря на небольшую высоту, открываются хорошие виды, кое-где даже на Кремль, а где-то на золотистую оболочку новой сцены.
Ниже, под переходами, в уровне первого этажа образуется два внутренних двора – архитектор их называет «мультикультурными площадками» - это места для перформансов, представлений под открытым небом, встреч и разного рода «тусовок». Автор видит в этих площадках смесь Ковент Гарден в Лондоне и Хакешен Хоф в Берлине.

Теперь – парадоксы.
Сложившийся в этом проекте архитектурный образ навеян поисками модернистского или экспериментального театра, выходами актеров в зрительный зал и попытками вторжения в обыденную жизнь. Самый яркий и уже хрестоматийный пример таких инноваций в России – это «Таганка» семидесятых. Немецкий архитектор Юрген Виллен с местным культурным феноменом не знаком, зато он ничего не знает о последующих расколах и ссорах. Проектируя третью «Таганку», архитектор исходил из первичного европейского опыта, не будил воспоминаний, а только стремился создать инновационный образ театра. И удивительным образом попал почти в десятку. Потому что эмоциональная, «артистическая» активность, выход «на улицу» и отточенность простых  форм до максимального эффекта – это все черты старой «Таганки», про которую с одной стороны сейчас вроде бы помнят, но с другой стороны вроде бы уже и начали забывать.