Уже в первые годы формирования современной армянской архитектуры  на страницах ежедневной прессы велась активная полемика.

Я имею ввиду статьи и письма конца 1920-х - начала 1930х годов с нападками на Таманяна оппонентов строящегося Еревана – молодых, дерзких, талантливых архитекторов - членов Общества пролетарских архитекторов Армении. Я не случайно вспомнил эти давние сюжеты, поскольку в тексте Андрея Иванова содержится опять же критика в адрес Таманяна ( но с противоположного фланга – конструктивисты обвиняли Таманяна в излишнем внимании к старой «буржуазной» архитектуре, Иванов обвиняет Таманяна в отсутствии внимания к ней). Таманяну, как говорится, не привыкать. Великое наследие Таманяна не блекнет. Но. Как тогда, так и сейчас это вопрос позиции тех, кому это наследие досталось и кто, увы, имея или не имея на то право, им распоряжается. Не развяжет ли им окончательно руки подобная переоценка ценностей?    

В прошлом году «Голос Армении» опубликовал мою статью под названием «Содержание и форма Еревана. По Таманяну или против», где я проанализировал градостроительную историю современного Еревана. Вывод заключался в том, что национальный план Таманяна на различных этапах развития города (всего этапов развития было шесть) неоднократно перестраивался, но на последнем, нынешнем этапе все идеи Таманяна оказались окончательно преданы забвению и искажены. 

Андрей Иванов, кажется, с этим согласен, правда в прямую о том не заявляет. Он ставит вопрос в ином ракурсе – именно Таманян виновен в нынешних неудачах. Виновен, поскольку был безразличен к существующей до него застройке старой Эривани, заложил в город код разрушения его исторических слоев, а нынешние градостроители этот код использовали. Оттого и столь неудачный Северный проспект  (одна из двух составляющих пары культурологического исследования Иванова; вторая составляющая – Конд).

Таманян не скрывал, что будет строить новый город. Идеальный город – и по форме, и по содержанию. Он оценил место: «... мое мнение таково, что нынешнее место города очень хорошее и удобное...», но не существующую городскую ткань: «...эти части (территории периода персидского владения – К.Б.) лишены облика города, улицы нельзя называть улицами в европейском смысле...» (А.Таманян. Доклад  к генеральному плану Еревана, 1924). 

Принцип палимпсеста (термин, который означает стирание текста со старых пергаментов и нанесение нового, используется Ивановым применительно к городской среде) – это традиция христианского моделирования пространств. В истории Армении известен единственный случай сохранения античной постройки, исходя из ценности архитектуры – античный храм в Гарни; остальные дохристианские культурные слои уничтожались (современныне  археологи их раскапывают). Таманян использовал  «принцип палимпсеста» там, где «надписи» (застройка) были совсем стертые, не читались. 

Таманян совместил новую сетку улиц с существующей регулярной системой Х1Х в. Сохранил на плане церкви. Его отношение к древностям основано на ренессансной традиции: раскопы римских холмов выявили образцы античной архитектуры, положенной в основу архитектуры Возрождения. Ани – армянский Рим. Таманян был на раскопах Ани и по той же аналогии использовал образцы ее архитектуры.

Мне странно думать, что Таманян может казаться провинциалом. Что вырос в маленьком Екатеринодаре, практически новом городе и ему не было знакомо понятие исторической среды, ее ценностей (очутившись в 1919 году в Эривани, не увидел очарования города). Помилуйте, но это получается некий фрейдизм – он, что, хотел разрушить старую Эривань, так как она напоминала ему его провинциальную родину? (Большевистским синдромом сломать старый мир Таманян точно не страдал). В таком случае, что же в творчестве, например, Сарьяна есть следствие его происхождения из соседней, тоже лишенной большой истории Нахичевани-на-Дону? Новаторство?

Таманян был столичным человеком. Начал свой путь архитектора на Невском проспекте. Во второй русской столице для образованного олигарха князя С.А.Щербатова построил доходный дом с апартаментами владельца (первый пентхаус)  (Первая премия и золотая медаль московской городской управы 1914г.).

Он, они строили новую Армению. Новую по сути и по форме. На пустом месте. При минимальном сохранившемся населении, при отсутствии специалистов, в состоянии войны. И нужно было создать город, который бы связал 3000 лет прежней национальной истории с последующими. Как архитектор, он искал решение. «Академик испытал чувство человека, который отыскал Родину и увидел, что она поднимается из праха. Об этом чувстве он любил говорить всегда и всюду...». (С. Гехт).

Никто не поспорит, что то или иное явление следует оценивать в контексте времени. В градостроительстве начала ХХ века не было современных понятий средового проектирования, постмодернизма. Самым средовым градостроительным образцом того времени были так называемые города-сады, (изобретение англичанина Э.Говарда, получившее распространение в России в начале ХХ века).

Развитие крупных городов происходило по принципам, которые были заложены в эпоху барокко в Риме и классицизма в Париже. На этих принципах основывалось и столичное градостроительство Петербурга. Оба принципа – весьма различных по сути – Таманян соединил в генплане Еревана. Сделал он это виртуозно, и смог ответить на очень многие вопросы (или как мы теперь говорим – вызовы).

Планировочные, связав город с определенной частью существующего, старого города, но главное – с рельефом, с природным окружением. Идеологические, сумев создать притягательную для всей нации пространственную модель, в которую неотъемлимой частью встроен национальный символ – гора Арарат. Наконец, он блистательно решил художественную задачу нового города, в котором в прекрасно спланированные пространства вписаны  два его шедевра, ставшими камертонами архитектурного мастерства.  

Градостроительство Таманяна амбивалентно, поскольку амбивалентен был он сам (как и амбивалентен всякий выдающийся человек).

Создавая архитектуру Армении, он соединил классическое с национальным. Он  реформатор и традиционалист одновременно. Постоянно соединяя два различных, порой противоречивых понятия, он неизменно добивался нового.  

Много или мало Таманяна  в Ереване? Таманян и Ереван – синонимы. И потому, все, что происходит в городе, происходит «по Таманяну, или против». Но всегда не поздно понять и вернуться к Таманяну. И в этом нет ровным счетом ничего трагичного. Национальное градостроительство, которое он создал на примере Еревана – то выдающееся, что имеет ценность для всего развития профессии. Мировая архитектура еще не оценила это по достоинству. Несомненно, это был великий человек.

Я повторяю себя: «Таманян – главный герой нации в ХХ веке. План Еревана и народ Еревана (интеллект Еревана) – главные достижения армянства в ХХ веке».

Вряд ли будет справедливо диктат одной планировочной системы над другой сводить к национальному ханжеству. Хотя упрек в отсутствии диалогичности представляется справедливым.

Наличие двух оппозиций всегда было главным в культуре Армении. «Две силы, два противоборствующих начала, скрещиваясь, переплетаясь и сливаясь в нечто новое, единое, направляли жизнь Армении и создавали характер ее народа на протяжении тысячелетий: начало Запада и начало Востока, дух Европы и дух Азии». (В.Брюсов. Поэзия Армении . 1916). Лучшим примером является столица Ани, где также формировался новый международный архитектурный язык  европейского средневековья (И.Стржиговский, 1918). 

Таманян категорически отвергал интернациональный стиль конструктивистов. Тем не менее в конце 20-х начале 30-х годов противостояние двух стилей, носившее форму жесткого, но диалога,  привелo к кульминации середины 30-х - созданию нового архитектурного языка (я его называю рационально-декоративным языком современной армянской архитектуры).  Очевидные черты нового стиля запечатлены на фасадах кинотеатра, универмага, здания НКВД, гостиницы «Севан», винных подвалов  и, наконец, Оперы.

Однако это было последним проявлением модели амбивалентности и    творческого диалога.

Разрушение механизма двуединства (амбивалентности) и постепенное замещение моноэтническим единообразием, стало одним из последствий геноцида, а затем и сталинизма. Соответственно, стал исчезать диалогизм в культуре. И даже если существовали две оппозиции – национальный город –тоталитарный город, они сосуществовали, но противопоставляясь друг другу. Обратная амбивалентность.

К концу 30-х годов ситуация окончательно выпрямилась – были обвинены в национализме – Таманян (перед смертью), Буниатян (арестован). Репрессированы  конструктивисты Кочар, Мазманян и  Ерканян. Были отброшены на переферию творческого процесса Баев, Числиев. Покинули Армению Халпахчьян, Яралов, Токарский. (Все эти архитекторы получили профессиональное образование в России).

Главные позиции оказались в руках выпускников местного факультета архитектуры, назвавших себя «школой Таманяна» (единственное исключение составил Р. Исраелян, получивший образование в Ленинграде, но он был плотно « укрыт» в промышленном институте).

Готов утверждать, что Вторая республика – Армянская ССР – предсталяет два отдельных политических понятия, рубиконом для которых стал 1937 год. Период до 1937 года - это социалистическая Армения, в своих национальных приоритетах во многом наследующая идеи независимой Первой республики.

Генплан Таманяна – одна из главнейших в ряду этих идей. Период после 1937 года – сталинская Армения, в которой все образовавшиеся национальные идеи и формы выкорчевывались. Генплан Еревана посттаманяновских двух десятилетий – тому свидетельство. С 60-х годов началось сопротивление сталинизму, которое привело к консолидации национального самосознания 1965 и 1988 годов. Так что, при определенной доли допустимости, можно считать, что нынешняя республика – Четвертая. 

Прорыв 60-х был основан на оппозиции глобальное (модернизм) – национальное. Но внутреннего диалога не было - отступившие на время лидеры «школы» взяли реванш. Армянский модернизм был задушен и сегодня практически уничтожен физически. Тенденция единомыслия, отсутствие диалога существует и сейчас; это и привело к настоящему глубочайшему кризису в профессии.

Попытки налаживания диалога профессия-власть возникли в начале 80-х. Обнажившиеся вопросы экологии природной и культурной среды провоцировали альтернативные действия. 

Удалось поштучно «оценить» Х1Х век («черные дома») (М. Гаспарян, Л.Варданян) и распространить на них охранную функцию. Провести зонирование исторических слоев (Артем Григорян) и попытаться  в некоторых конкурсных проектах Северного проспекта расколоть «орешек каленый...большеротых кривых вавилонов...» (О.Мандельштам) этого места; либо разыграть предлагаемый Ивановым сюжет на примере  анклава Сари-тага (Л.Давтян), того же Конда (А.Азатян (Нунупаров), О.Гурджинян). Создать теоретическую и прикладную модель организации ландшафта города (Арцвин Григорян). На основе отдельных проектных решений, главным образом разработанных в мастерской Спартака Кнтехцяна, вашим покорным слугой была написана концепция сосуществования старого и нового градостроения («Старый Ереван  в новом Ереване»). Все было перечеркнуто.

Думаю, эти факты недавней истории мало кому сейчас памятны, в интернете подобной информации, скорее всего, нет.  Я их привожу не для того, чтобы обнаружить пробелы в информированности А.Иванова.  Он сумел многое узнать и, главное, многое увидеть в реальной ереванской ситуации. Его движение в Конд понятно. Там больше подлинного, чем в окруживших город полчищах многоэтажных построек. Их так много, они немасштабно большие, но кажутся почему-то маленькими. Несуразные, бездарные, лишенные архитектуры. Подобный сюжет давно существует и в Конде.

На Конд налезла этажерка «Двина». Конд и «Двин» - это пример обратной амбивалентности. «Двин»-бульдозер пытается снести Конд. Как снес настоящий бульдозер недалеко расположенный дом Исраеляна (обращение газеты и жителей к мэру на полтора года отложили аутодафе – до прихода нового мэра (предыдущего) и нового главного архитектора (нынешнего). 

Архитектура сложна. «Двин» большой, но не настолько - а целый холм раздавил. А музей  Шарля Азнавура маленький – и он тоже раздавил холм. Не потому ли Иванову так комфортно во дворике параджановского музея, где он мог укрыться от монстров многоэтажек. Но и эта архитектура не панацея. Атмосферу музея создает не бутафория никогда не существующих «старых» домов Дзорагюха, а сам великий Параджанов и хранитель его наследия Завен Саркисян. Между ними живая связь и стены здесь не причем.

Под конец я поставлю вопрос, на который и сам не знаю ответа.

Что было бы лучше – не строить вообще Северный проспект или построить так, как сейчас. В самоценности идеи Таманяна у меня сомнений нет, я много об этом писал и повторяться не буду.

Но в том, что Северный проспект спроектирован второпях и наихудшим образом, у меня тоже нет сомнений.  Но вот, что бы было на его месте,  что за многоэтажный бред - на это у меня не хватает воображения.

Ситуация почти что безвыходная. И этот текст я бы не стал писать, если не почувствовал бы еще большей угрозы, что все будет не «по Таманяну, а против».

В собственном архиве я нашел статью, которую написал году в 87-м. Она имеет отношение к теме нашего разговора. Статья называлась «Не надо ничего разрушать» (темой разговора была именно проблема органичного включения подлинной исторической среды в развивающийся город). Сегодня я говорю иначе – не надо ничего строить.

Повторяю свой призыв – давайте остановимся, давайте переждем, чтобы утратить навык создавать бездарности, навык разрушения. 

Нам действительно надо вернуться к пониманию целостности среды. И моделированию ее с позиций сегодняшнего развития профессии в условиях цивилизованного общества. Перейти к совершенно новой системе проектирования. Нам надо переломить самих себя и переломить ситуацию. Изменить отношение к городу, как к чему-то ценному, но не как к одной лишь возможности добывать ценности.

Попробуем начать диалог?

P.S.

За последние несколько дней произошли важные события, имеющие отношение к вышеназванным проблемам. Согласно сообщениям в прессе, по поручению Президента Армении состоялась встреча Премьер–министра с несколькими архитекторами. Среди которых были и те, кто не раз высказывал свою озабоченность вопиющими ошибками в градостроительстве. Проявление внимания  высшего руководства страны к очень непростым проблемам градостроительства ожидалось давно, и оно (проявление этого внимания, проявление политической воли) сейчас вселяет надежду на то, что ситуация, наконец, начнет улучшаться. 

Возможно, это есть начало диалога?

В этом случае я спешу высказаться более конкретно. А именно: принимаясь за анализ существующего состояния градостроительства столицы, восстанавливая список ее памятников, подойти к вопросу не с известных академических позиций, а с позиций сложившихся реалий. А именно: список архитектурных ценностей Еревана должен содержать по крайней мере на три раздела. 

Первый раздел – памятники, которые должны быть сохранены и впредь не должны быть испорчены (изуродованы, разрушены, перенесены и т.п.). Говорю обобщенно и сознательно избегаю профессинальных терминов, не вдаваясь в детали механизмов охраны памятников, которые известны специалистам.

Второй раздел – памятники, которые должны быть восстановлены. В первую очередь, - это наиболее ценные постройки, которые играли важнейшую роль в формировании облика города. К их числу относятся летний зал кинотеатра «Москва», гостиница «Севан», трибуна на площади, кафе «Поплавок», Дом молодежи. Вопросы «Старого Еревана» или, точнее, «Эривани в Ереване», несомненно, в этом же контексте.

Третий раздел – памятники градостроительста, как Кольцевой бульвар, улица Абовян, Главный проспект и пространства вокруг памятников,  как Опера, которые должны быть расчищены от архитектурного мусора (по аналогии с космическим). Т.е. тот процесс, который начат на ул. Абовян, должен получить развитие на остальных пространствах.

По сложности решения три раздела расположены по нарастающей. Очевидно, что в решении каждого конкретного случая возникает противоречие между интересами города и отдельных собственников (как на примере переноса павильонов с ул. Абовян). Это есть результат многолетнего попустительства в отношении города и в угоду частных лиц. Однако, если «процесс пошел», то для его реализации нужны твердые гарантии в виде специальных решений (в идеале – это закон для столицы, и его тоже следует  начать разрабатывать). Решений, которые закрепят обозначенную политическую волю.