Размещено на портале Архи.ру (www.archi.ru)

23.06.2010

Открытое письмо Феликса Новикова Григорию Ревзину

Феликс Новиков

По поводу интервью, данного им на «Эхе Москвы» в программе «Дорогой наш Никита Сергеевич» Виталию Дымарскому 20.06.2010

Уважаемый Григорий Исакович!
Я случайно включил «Эхо Москвы» в момент когда Виталий Дымарский начал беседу с вами и с удовольствием ее прослушал. Как всегда, ваши суждения были содержательны и – не сомневаюсь – заинтересовали слушателей радиостанции. Но поскольку время, о котором шла речь, мне живо помнится, я хотел бы предложить вашему вниманию иную версию некоторых обстоятельств, сопутствующих хрущевской архитектурной «перестройке». Это его определение.

Сталин к этому делу не имел решительно никакого отношения. Поручение готовить Всесоюзное совещание строителей было дано соответствующему отделу ЦК Хрущевым лично. И установка на индустриализацию была дана тоже им. Что же касается письма Градова, то получение подобного документа «снизу» входило в планы подготовки мероприятия и, как вы понимаете, партийная логика в этом была. А далее возникают персональные моменты.

Учились вместе три друга архитектора – Градов (он был архитектором, а не инженером – это его псевдоним – настоящая фамилия Сутягин), Щетинин и Пожарский. Градов занимался проектированием объектов для города Сталинска Кемеровской области (позднее и теперь Новокузнецк), причем со всеми излишествами – башнями, шпилями и прочим, полагавшемся в ту пору, Пожарского помяну ниже, а Щетинин был инструктором строительного отдела ЦК партии. И когда возникла потребность в том самом письме, друзья, посоветовавшись, назначили его автором Георгия Александровича. Разумеется, это было согласовано. Он охотно взялся за это дело, не без оснований полагая, что в накладе не останется.

Прошло совещание и Градов выступил с кремлевской трибуны, за что был кооптирован в состав Правления СА СССР и назначен его секретарем. Но эта история имела интересное продолжение. Спустя год собрался II съезд архитекторов и на заседании партийной группы, определявшей списки нового правления, выступил делегат Давид Ходжаев, отвел кандидатуру Градова и открытое голосование с отводом согласилось. Спустя шесть лет Градов станет директором ЦНИИЭПа учебных зданий и тогда Пожарский займет место его зама по науке. Так было дело.

Думаю, что сравнение Градова с Тимашук безосновательно. Дело врачей было покруче. А главным на том  совещании было выступление самого Хрущева. Однако во вредительстве он нашего брата не обвинял. В расточительстве – да, о «создании памятников себе» говорил, ну, и так далее. Должно быть он слышал утверждение Наполеона о том, что архитекторы способны разорить любое государство (император тоже самое говорил еще и о женщинах, но Хрущева эта тема не интересовала). Ваш тезис об уничтожении профессии тоже слишком крут. «Дорогой наш Никита Сергеевич» сделал другое – он поставил подрядчика над архитектором, а это все-таки не одно и тоже. Конечно, заниматься новациями при необходимости согласовывать проектные решения со строителем было трудно, но тем больше чести тем, кому это удавалось.

Теперь о старых профессорах. Постановление ЦК и Совмина «Об устранении излишеств вышло спустя без малого год после совещания. И только тогда были даны установки и ориентация на передовой западный опыт. Наказаны были – Поляков, Рыбицкий, Душкин, Ефимович, главные архитекторы городов Горький и Харьков. Поляков и Захаров лишились мастерских «Моспроекта» по решению МГК партии. Не он отказался от професии, его от нее отлучили. Это дело Фурцевой – тогда 1-го секретаря МГК КПСС. Захаров пострадал за проект застройки Люсиновской улицы, где он задумал построить шесть (!) одинаковых высотных здания с каскадом этажей и шпилями подобными высотке на Кудринской площади (фото прилагается).

Григорий Алексеевич был профессором. А остальные профессора остались при своих мастерских. Я работал в мастерской Соболева, по соседству была мастерская Синявского. Их никто не трогал. Правда спустя несколько лет директор «Моспроекта» Осмер, бывший в военные годы парторгом ЦК на магнитогорском металлургическом комбинате, предложил обоим профессорам, работавшим в «Моспроекте» по совместительству, решить какая работа для них главная. Оба предпочли преподавательскую, но это, согласитесь, другая причина. Вы утверждаете, что из старшего поколения никого не осталось. Однако Владимир Георгиевич Гельфрейх, которому в 55-м было 70, продолжал руководить мастерской и спустя 10 лет в той же должности удостоился звания Героя Соцтруда. Борис Михайлович Иофан вплоть до 66-го руководил застройкой Измайлова и Марьиной Рощи.
Вскользь Вы сказали, что вместо Академии архитектуры стал Госстрой. Но это
не так – он был и вместе с ней и после нее, а вместо стала Академия Строительства и архитектуры, которую возглавил некто Бехтин, не имевший ученых званий и степеней.

Сомневаюсь в том, что Хрущев был в восторге от сталинских высоток. Это ведь  он пресек  стротельство  последней из них, чечулинской в Зарадье, хотя
каркас поднялся уже на добрые полсотни метров. А потом он был демонти-рован и металл пошел на строительство стадиона в Лужниках.
Вы говорите, что Дворец съездов был достроен при Брежневе. Но эту стройку завешили в 61-м к открытию XXII съезда партии – того самого, на котором Хрущев обещал: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!».

Я хочу предложить вам иную версию возникновения ансамбля Нового Арбата. Прежде всего вспомним, что он был начертан планом реконструкции Москвы 1935 года, то есть Сталинским планом. И вовсе не Хрущев пленился обликом кубинской столицы, а его зять и главный редактор газеты «Известия» Аджубей. Он предложил тестю послать туда главного архитектора Москвы дабы посмотрел он на «Дом Фокса», напоминавший своей формой книгу. И Михаил Васильевич поехал. А потом, как мне помнится летом 62-го, состоялось заседание Архплана под председательством Демичева – 1-го  секретаря  МГК КПСС, на котором Посохин докладывал проект Нового Арбата и я при сем присутствовал. Сначала был представлен «Дом Фокса» – планы, разрезы, фасады, а потом «книжки» проспекта, которые тогда были жилыми. Только в Гаване планировочно разделялись господа и прислуга, а у нас, разумеется, тогда такого быть не могло. Все это вам подтвердит Михаил Михайлович Посохин. А насчет того, что проспект, явившийся как раз к празднованию 50-летия Октября, был воспринят как Америка, это вы правы. Точно так и было. И «кохиноровец» Толя Панченко пел «Песенку о двух Арбатах» на известную мелодию Окуджавы, слова которой написал ваш покорный слуга. Кончалась она так:

                             От Кремля, от Дворца ты течешь к Москва-реке,
                             Там где СЭВ свой фасад распахнул над ней.
                             Ах Арбат, New Arbat, ты моя Америка,
                             Ты Гавана моя, ты почти Broadway.
                             
Остаюсь искренним почитателем ваших текстов.
С лучшими пожеланиями
                                                                                                                    Феликс Новиков
мнение редакции может совпадать,
а может и не совпадать с позицией автора