Эпопея с реализацией проекта шестизвездочной гостиницы на площади Островского длилась более 14 лет. И, как часто водится за столь статусными площадками в самом что ни на есть историческом центре города, сугубо архитектурные проблемы объема и стиля здесь не раз и не два уступали место вопросам юридическим и финансовым. Гостиница построена на участке, который когда-то был частью сквера, прилегающего к Аничкову дворцу (Дворцу пионеров). В 1994-м году 0,3 га были выкуплены в частную собственность и затем на протяжении десяти лет с завидным постоянством перепродавались то одной девелоперской компании, то другой. Мастерская «Евгений Герасимов и партнеры» была привлечена в качестве генпроектировщика с самого начала, а вот проект кардинально видоизменялся несколько раз, не устраивая то вновь пришедших заказчиков, то КГИОП.

Соглашаясь на проектирование ближайшего соседа Александринки, Евгений Герасимов хорошо понимал, на что идет. Впрочем, лучше всего за него это сформулировал заместитель председателя КГИОП Борис Кириков: «Что бы ни построили на этом месте – будет скандал». И громких разбирательств действительно хватило – до появления «Золотого купола» Доминика Перро петербургская пресса даже называла гостиницу «самым скандальным проектом в исторической части города». Герасимов, апологет тонкого, стильного и сдержанного неомодернизма, поначалу предложил вести с архитектурой Карла Росси диалог на современном языке. Первый вариант гостиницы –восьмиэтажное здание из серого неполированного камня с двумя верхними полностью остекленными этажами. У общественности он вызвал самую яростную критику, но КГИОП в итоге этот проект согласовал, и на площадке закипели подготовительные работы. Строители как раз заканчивали рыть котлован, когда на суету под боком у Александринского театра неожиданно обратили внимание депутаты Законодательного собрания. Среди них неожиданно оказалось предостаточно ценителей зодчества, и на имя губернатора Валентины Матвиенко было направлено открытое письмо, сообщающее, что гостиницы городу, конечно, нужны, но архитектурное решение данного конкретного отеля «неприемлемо». Самое забавное в этой истории, что на упрек народных избранников в итоге отреагировали не городские власти, и не уполномоченный ими КГИОП, а сами заказчики строительства. Как раз тогда (в июле 2005-го) договор на финансирование строительства отеля заключила индонезийская компания Sampoerna, которая и обратилась к архитектору с настоятельной просьбой переделать проект. Формально Герасимов мог ее отклонить, ибо на руках у него имелась индульгенция КГИОП, но архитектором вдруг овладел профессиональный азарт. Модернизм вам кажется недостойным Росси? – Ну, так получите историзм! И на площади появилось, по собственным словам авторов, «итальянское палаццо». Кроме того, для улучшения восприятия ансамбля Герасимов пожертвовал одним этажом, понизив высоту гостиницы с 30 до 27 метров.

Точного прототипа у здания нет – но его источники угадываются с легкостью: это флорентийские, вичентинские и римские дворцы начала XVI века. Их предшественники XV века были разделены на три горизонтальных яруса и покрыты рустом. Высокое Возрождение добавило к этой схеме пилястры или колонны между окнами, боковые выступы-ризалиты и скульптуру.

У палаццо Евгения Герасимова имеется и то, и другое, третье. Но от Ренессанса его отличает подчеркнутая сухость решения – тонкие линии, плоский руст. Она же приближает к историзму. Правда, в конце XIX века далеко не всегда так точно выдерживались правила суперпозиции ордеров. Здесь же все очень тщательно: нижний ярус грубый и «мужской», это обозначено выступающим рустом и фигурами атлантов; второй – ионический и «женский», что обозначено стоящими на балюстраде скульптурами и соответствующими капителями; третий ярус коринфский, то есть еще более «легкий», чем ионический. Четвертый ярус аттиковый; он сделан еще легче – остеклен, отодвинут от края и прикрыт рядом тонких и редких колонн. Эта часть дома выдает его современное происхождение, также как и его размер и переплеты окон.

В остальном здание очень близко к своему обобщенному прототипу – одной из ветвей историзма, «стилю ренессанс». Важно, что оно не подражает ампиру Карла Росси, хотя один из первых эскизов, действительно, выглядел похожим на гипотетический флигель Александринки. В конце концов авторы пошли по более надежному и «контекстуальному» пути: условно говоря, отступили от Росси лет примерно на сорок-пятьдесят и имитировали историческую застройку конца XIX века.
В это время в Петербурге строилось довольно-таки много зданий, похожих на ренессансные палаццо. Как правило, это были дворцы, иногда – доходные дома, сходство с палаццо считали подходящим для жилья. Заметим, что сейчас знаменитые прототипы – итальянские дворцы XV-XVI веков – нередко используются как гостиницы. Так что Евгений Герасимов довольно-таки точно «попал» в иконографию «исторической гостиницы». Словом, обращение к теме палаццо выглядит вполне логичным.

Но самое поразительное в здании на площади Островского не это. А – основательность погружения в избранную стилистику и качество исполнения каменных фасадов, резьбы карнизов и скульптуры. Историзм получился вполне достоверным. К тому же в ближайшее окружение Александринки составляют (помимо знаменитых Аничкова дворца и улицы Росси) здания конца XIX века – два ближайших дома решены, один в «русском» стиле, другой – все в том же «ренессансе». Гостиница Евгения Герасимова выглядит их современницей – совершенно серьезно, можно запросто ошибиться.

Сегодня на здании гостиницы еще нет вывески оператора (его по случаю кризиса продолжают подбирать), а внутри продолжаются отделочные работы. То тут, то там за витражным остеклением первого этажа мелькают рабочие, и, пожалуй, лишь это выдает истинный юный возраст постройки и то – только самым внимательным прохожим. Подавляющее же большинство людей на вопрос  «Когда было построено это здание?» - уверенно отвечает: «Давно». Псевдоисторические муляжи, как известно, такого впечатления не производят. Золотые зубы «ударной» реконструкции, как правило, видно за версту, и уж точно ей не под силу то, что удалось Евгению Герасимову с помощью тонкой игры в нюансы – новый объем уже воспринимается как неотъемлемая часть площади Островского.