Образованные люди с большим почтением относятся к истории, пытаются извлечь из нее "мораль" и "уроки", весьма высоко ставят отдельных исторических деятелей, но воспринимают их скорее как героев преданий, романов или кинофильмов. Однако история, замечаем мы это или нет, встречается нам повсюду в самых простых и обыденных вещах. Прошлое на всем оставляет следы и знаки, нужно только уметь их видеть. Любой город, Екатеринбург в том числе, похож на написанную временем книгу. Перелистывая страницы этой книги, мы обнаруживаем не случайность в планировке улиц, расположении домов, магазинов, театров, площадей... Хочется больше узнавать о людях, которые не в воображении романиста, а в реальности именно здесь жили, именно эту землю ногой попирали.

На рубеже XX и XXI веков Екатеринбург заметно меняется - появляются новые кварталы, реставрируются памятники архитектуры в историческом центре. Одним из заметных явлений культурной и политической жизни города последних лет стала реконструкция резиденции губернатора Свердловской области. Практически за два года развалины бывшего Дома учителя превратились в великолепный особняк, картинка с его фасадом охотно тиражируется местной и центральной прессой. И вот уже набережная получила старое название - Тарасовская. Кто такой Тарасов, что за история, что за судьба скрываются за этим именем, свидетелем каких событий были стены губернаторского дома? Несколько краеведческих статей на эту тему, к сожалению, грешат многими неточностями и скорее путают дело, чем вносят ясность. Попробуем, основываясь на архивных документах, разобраться в истории дома, по воле обстоятельств, главного в Екатеринбурге на сегодняшний день.

Первое упоминание о губернаторской резиденции относится еще к XVIII в.: в 1791 г. городские власти выдали план на "место под каменный дом коллежскому асессору Ивану Софкову по Набережной". Человек этот в анналах городской истории известный - высоких чинов администратор, управляющий монетного двора. Через пять лет Софков получил крупный банковский кредит, в качестве залога им был представлен к оценке каменный дом. Сравнение чертежа фасада 1796 г. с современной фотографией наглядно показывает нам, что за прошедшие с той поры два века изменился только архитектурный декор здания. От XVIII в. в современном Екатеринбурге сохранилось очень не много: первые два этажа Консерватории, стены Музея изобразительных искусств на ул. Воеводина, апсида Вознесенской церкви, стены главного дома Дворца детского и юношеского творчества и резиденция Эдуарда Росселя. Последнее здание тем более ценно, что практически не подвергалось кардинальным перестройкам. Давайте внимательно проследим биографию первого хозяина этого особняка, чье имя отныне неразрывно будет связано с нашей областной властью.

Иван Кузьмич Софков, несмотря на дворянское происхождение, начал службу солдатом. Но не прошло и двух лет, как он уже в чинах сержанта принимал участие в сражениях русско-турецкой войны 1768 - 1774 г. - одной из самых замечательных страниц русской военной истории. Напомним, коротко, причины войны и ход основных событий. Петр I, как хорошо известно, через Балтику "в Европу прорубил окно" и сделал Россию морской державой. Южное же направление его внешней политики было провалено. Начав с завоевания Азова, строительства Таганрога и кораблей на воронежских верфях, Петр Великий после поражения в Прутском походе 1711 г. растерял все завоеванные земли. Россия лишилась выходов к Черному морю, средиземноморской торговли и вообще потеряла всякое влияние на Ближнем Востоке. Спустя полвека, в 1768 г. Турция, подстрекаемая Францией, воспользовалась незначительным приграничным столкновением и предъявила России заведомо невыполнимые требования. Так началась очередная русско-турецкая война, на которой раскрылся выдающийся полководческий талант Петра Александровича Румянцева и счастливо сложилась военная карьера Ивана Кузьмича Софкова. Разного масштаба люди, но что бы делали полководцы без рядовых солдат и офицеров. Изучая послужной список Софкова, трудно отделаться от мысли, что фортуна явно покровительствовала ему в той войне.

1769 год - боевое крещение. Первая армия кн. Голицына (где-то в ее рядах и сержант Софков) успешно завершает многомесячную осаду крепости Хотин. 1770 - год триумфа русского оружия. Ведомые Румянцевым войска дошли по Пруту до Дуная и в сражениях при реке Ларге и реке Кагул разгромили во много раз превосходящие силы противника. Секрет успеха понятен: там где турки надеялись "рассыпавшись повсеместно вокруг неприятеля своего, великим и ужасным криком привесть его в смятение", русские полагались на выучку, порядок и отлаженное взаимодействие. В результате Россия взяла под контроль территорию севернее Дуная, Румянцев стал полным Георгиевским кавалером, а Софков, получив небольшое ранение ("контузию") руки, прапорщиком. Компания следующего, 1771 года, проходила в основном на Дунае. Софков в составе корпуса генерал-майора Вейсмана совершил дерзкий рейд по турецкому берегу, где "разбил и самого визиря в его величайшем лагере и завладел оным со всею артиллериею". Это было в октябре, а в ноябре Иван Софков уже подпоручик. В 1772 г. стороны вели безуспешные переговоры об условиях мира, в 1773 г. Екатерина II потребовала от Румянцева новых побед, дабы склонить турков к уступкам. Продиктованная политическими расчетами компания окончилась неудачной осадой Силистрии. Храбрый Вейсман, прикрывая отход русских войск, погиб, но наш герой вот уже год как служил в поручиках Второй армии в Крыму. Своевременный перевод на новое место спас ему жизнь. В 1774 г. армия Румянцева перешла Дунай и принудила Османскую империю заключить Кучк-Кайнарджийский мирный договор, по которому Россия получала территории от Юж. Буга до Кубани, контроль над Крымским ханством, морские порты на Черном море и свободу плавания через Босфор и Дарданеллы.

После войны Софков оставался в Крыму, усмиряя бунтующих татар, пока в 1781 г. с чином секунд-майора не был "за болезнию отставлен на свое пропитание". О будущем тридцатилетний майор мог не беспокоиться - героев начальство любит и без места не бросит. В том же году он получил назначение членом в Московскую монетную экспедицию, т. е. на Московский монетный двор. Правда долго пожить в "древней столице" ему не пришлось. Пока русские войска сражались с турками на Дунае, Урал и Поволжье были охвачены недолгой, но кровопролитной крестьянской войной по водительством Емельяна Пугачева. То, как быстро восставшие смогли взять по свой контроль огромную территорию, заставило Екатерину II всерьез задуматься об управлении провинциями. Вскоре после войны императрица провела губернскую реформу, в следствии которой была образована Пермское наместничество. Новые местные органы власти приходилось создавать практически с нуля, а это требовало надежных и квалифицированных чиновников. В 1783 г. коллежского асессора Софкова отправили в далекий незнакомый Урал на должность заседателя в земском суде. Пермь в ту эпоху город маленький и скучный, не общества, не развлечений. Иное дело Екатеринбург, если и жить на Урале, то именно там. Не прошло и года, как Софков бросил пермские судебные дела и добился перевода в Екатеринбург, где почти двадцать лет отвечал за производство медной монеты.

Первые деньги в Екатеринбурге изготовили еще в 1725 г. Это были довольно странные квадратные медные пластины достоинством обычно 1 рубль и 50 копеек. Неудобные тяжелые "платы" скоро изъяли из обращения, и перешли на производство заготовок для монетного двора в Москве. В Екатеринбурге работа монетного двора в полном смысле этого слова возобновилась лишь в 1748 г. В XVIII в. императрицы жили пышно и расточительно, Россия вела беспрерывные войны за новые территории - все это пагубно сказывалось на бюджете государства. Легкий для властей и катастрофический для народа способ решить финансовые проблемы - эмиссия денежных знаков. Монетные дворы в России работали на пределе возможностей. Появление во главе екатеринбургского монетного двора Ивана Софкова не произвело революции, но свои обязанности он исполнял исправно и был регулярно отмечаем повышением в чинах. На время его управления предприятием пришлось резкое повышение производительности монетного двора, к концу века в Екатеринбурге способны были изготовить до 2 млн. руб. медной монеты.

Закрепившись на службе, Иван Кузьмич женился на дочери одного из местных высокопоставленных чиновников и начал обзаводится детьми и домашним хозяйством, к тому времени ему перевалило за сорок. Место для дома выбиралось не случайно. Во-первых, близко от работы, с балкона весь монетный двор как на ладони. Во-вторых, в Старом Екатеринбурге район современных улиц Толмачева, Карла Либкнехта, Тургенева и Ленина выше плотинки традиционно считался чиновничьим. Строгих правил никто не вводил, но каждый старался выбрать место жительства недалеко от сослуживцев. При Софкове здание использовалось так, как это тогда было принято. Первый этаж - служебный: погреба для вин и овощей, провизорская, баня. На втором принимают гостей, живут хозяева и слуги. В небольшом мезонине рабочий кабинет главы семьи. Умер Иван Софков в 1807 г. (56 лет от роду) в чине обер-берггауптмана 5 класса, что соответствует статскому советнику и уровню вице-губернатора. Чиновников такого ранга в провинции можно было пересчитать по пальцам одной руки. Но незадолго до смерти в 1804 г. Софков продал особняк екатеринбургским купцам. Трудно сказать, что побудило его к этому, но возможно, помимо службы, у него была какая-то частная коммерческая деятельность, о которой сохранившиеся архивные документы ничего не говорят.

Компания купцов, выкупивших у Софкова каменный дом, приобрела его исключительно из спекулятивных соображений, и выгодно перепродала первому же состоятельному покупателю. Им оказался известный во всей России человек, знаменитый винный откупщик Злобин. Именитый гражданин города Вольска (Поволжье) Василий Алексеевич Злобин в люди вышел из простых крестьян саратовской губернии. Начинал с сельского писаря, а дослужился до управляющего винокуренными заводами генерал-прокурора Сената князя А. А. Вяземского. Протекция екатерининского вельможи предоставляла Злобину колоссальные возможности: он владел рыбными промыслами в Астрахани, занимался поставкой провианта разным казенным учреждениям, но главная статья доходов - соляные и винные откупа. Схема зарабатывания "пьяных" денег очень проста. Государство обладало монопольным правом на производство и продаж населению спиртных напитков - это была одна из основных статей пополнения государственного бюджета. Практически же казна за немалые деньги уступала свое право частным лицам, ну а те, будучи монополистами на рынке, сдирали с потребителя во много раз больше заплаченного за откуп. Государство имеет стабильный доход, откупщик прибыль, а простой народ страдает от пагубных привычек. Вольский купец Лев Расторгуев купил целый горный округ, построил в Екатеринбурге огромный дворец, удививший даже видавшего многое Александра I (Дворец детского и юношеского творчества), а ведь он был всего лишь поверенным Злобина на Урале, и начальный капитал сделал на винных откупах. Можно себе представить, какими средствами распоряжался его патрон.

Чтобы получить откупа, необходимо было представить государству залог, поэтому Злобин скупал по всей стране недвижимое имущество. Но заполучив в собственность особняк, откупщик старался произвести в нем различные переделки и перестройки, дабы увеличить оценочную стоимость. Нынешняя губернаторская резиденция не стала исключением: Злобин пристроил к главному дому два каменных флигеля, придав всему комплексу известную нам сегодня архитектурную форму. Большие деньги сопряжены с большим риском, а очень большие деньги с очень большим риском - блестящую карьеру коммерсанта Василий Злобин закончил полным банкротством. Его собственность была распродана, а дом на набережной в центре Екатеринбурга перешел к бывшему поверенному Злобина вольскому же купцу Илье Курсакову. Он, подобно Злобину, в городе нашем никогда не был. В 1837 г. у особняка появился новый хозяин - екатеринбургский 2 гильдии купец Савва Лукич Тарасов.

К началу XIX в. в Екатеринбурге сложилась сплоченная группа купцов, объединенных общей старообрядческой верой и промыслом - торговлей скотом и салотопенными производствами. Почти полвека "сальники" контролировали экономику Екатеринбурга и занимали ключевые должности в городском самоуправлении. Селились они особняком на так называемой "заимке" (окраине города в районе современных улиц Розы Люксембург, Куйбышева, Декабристов, Белинского, Чапаева). Это объяснялось не столько только закрытостью старообрядцев, сколько страшной вонью, распространяемой салотопнями и мыловарнями. Известные в истории города купеческие фамилии Рязановых, Баландиных, Казанцевых, Блохиных принадлежали к этой группе. Туда же следует отнести и Тарасовых. Дед и отец Саввы Михаил и Лука Тарасовы были городскими головами (высший выборный пост в системе городского самоуправления) соответственно в 1796 - 1799 и 1823 - 1826 гг. Сам Савва Лукич не раз избирался на разные, правда менее важные, должности. Приверженность местной купеческой элиты к староверию придавала екатеринбуржскому обществу той эпохи неповторимое своеобразие.

Произведенные патриархом Никоном в XVII в. реформы богослужебного обряда разделили православных на два враждующих лагеря - сторонников и противников нововведений. Перед почитателями старины очень скоро встала проблема недостатка священников. Постепенно умирали священники, рукоположенные до никонианских реформ, а признавать новых старообрядцы отказывались. В конце концов был найден выход - православные грамотные священники, порвавшие с официальной церковью, заново принимали крещение по старым правилам. Отсюда название самой распространенной в России ветви старообрядчества - беглопоповцы. К ним принадлежали и екатеринбургские купцы. Как центр урало-сибирского староверия Екатеринбург в первой половине XIX в. встал в один ряд с Москвой, а попытки в той или иной форме легализовать старообрядческую церковь были совсем близко к успеху. Поездка в 1824 г. Александра I на Урал ознаменовалась обретением взаимопонимания между верховной властью и старообрядческими общинами, насчитывающими без малого 200 тыс. человек. Император присутствовал на службе в часовне, разрешил поставить кресты на большом храме в Екатеринбурге и даже предлагал избрать "архиерея старообрядцев". Воцарение Николая I кардинально все переменило. Новый император считал старообрядческие общины в большой степени политическими организациями, самоуправление которых близко "к формам демократическим", а это "неблагоприятно другого рода единству", т. е. самодержавию. Во времена Павла I верховной властью для раскольников был предложен своеобразный компромисс: им разрешалось легально проводить службу по старым книгам, но взамен они должны согласиться со священниками, назначенными епархиальным начальством. Это было названо единоверием. Отказ перейти в единоверие трактовался как явный бунт и проявление нелояльности к императору, главе православной церкви. Таким образом, изначально богослужебные противоречия приобретали исключительно политический смысл.

1820 - 1830-ые годы - времена сильнейших гонений на староверов. Екатеринбург, как старообрядческий центр, был избран одним из главных направлений удара. Виднейшие представители местного купечества, люди твердой воли и безупречной репутации переходили в единоверие не выдержав давления властей. Но были в числе купечества и такие, кто вопреки репрессиям и здравому смыслу, в единоверие не перешел. Наиболее яркий пример того - Савва Тарасов. В то время, когда по всему Уралу десятками громились старообрядческие скиты, иконы и богослужебные книги перевозились в единоверческие церкви, а вчерашние монахини и старцы подвергались преследованиям, он купил дом в самом центре Екатеринбурга, как раз напротив резиденции Главного горного начальника, и возвел там огромную домовую раскольническую церковь. На гравюре 1864 г. видно, что купол церкви отчетливо просматривался едва ли не от Кафедрального собора. Очертания ее и сегодня легко угадываются между главным домом и южным флигелем. Такой вызывающий дерзкий поступок не мог, конечно, долго оставаться безнаказанным.

В конце 1853 г. в доме у Тарасова произвели обыск, забрали все богослужебные книги, иконы и компрометирующую переписку с видными старообрядцами. Секретный комитет о раскольниках приговорил "Савву и Ивана Тарасовых, как упорных, вредных и опасных сектантов, выдворить из Екатеринбурга в одну из отдаленных губерний". Сохранился интереснейший документ допроса Саввы Тарасова, производимого лично всесильным Главным горным начальником заводов Хребта Уральского генералом В. А. Глинкой. На предложение перейти в единоверие Тарасов, зная о неизбежном наказании, гордо ответил: "... не имею желания". Реакция не заставила себя долго ждать: Тарасовы были приговорены к ссылке на Богословские заводы под надзор полиции. Весну 1854 г. они встречали уже на северном Николопавдинском заводе, "в котором не водворено жительством ни одного раскольника", а значит вредного влияния оказывать не на кого. Что значит для купца ссылка? Рушатся все связи, подряды, кредиты, человек влазит в долги, из которых рискует никогда не выбраться. С первых же месяцев Тарасовы начинают атаковать различные места и учреждения прошениями о смягчении наказания, но Глинка, обиженный невниманием к его личной просьбе, непреклонен. К счастью для осужденных в 1855 г. Глинка уехал в Петербург, а его приемник оказался более благосклонным. В 1856 г. упорные старообрядцы вернулись домой, дав обязательства не участвовать в распространении раскола. А "вид открытой в доме Саввы Тарасова молельни уничтожен без всякой огласки и комната, в которой она устроена, обращена в простое жилое помещение". В результате репрессий беглопоповское старообрядчество перестало существовать. На смену ему пришло согласие "часовенных". Так называли староверов, вообще отказавшихся от института церкви. В Екатеринбурге была небольшая община часовенного согласия, объединявшаяся вокруг Никольской часовни (Тверитина 54), а главными покровителями и спонсорами общины до самой революции оставались купцы Тарасовы.

При потомках Саввы Лукича, умершего в 1871 г., особняк на набережной приобрел современный вид: примерно в 1880-ых годах фасад главного дома комплекса получил модный тогда декор с использованием элементов разных архитектурных стилей. Эта перестройка сделала дом более нарядным и отделила от решенных в строгой манере классицизма флигелей. Из младшего поколения екатеринбургских Тарасовых наиболее известен внук Саввы - Петр Иванович. Его благосостояние обеспечивали золотые промыслы на Южном Урале, но в городе П. Тарасов запомнился как нумизмат и всегдашний участник разного рода культурных и благотворительных акций. Почетный член Уральского общества любителей естествознания он в 1907 г. подарил музею УОЛЕ коллекцию из 2363 (!) монет. Забавно, что один из последних частных хозяев нынешнего губернаторского дома Петр Иванович Тарасов 25 лет собирал те монеты, которые чеканил первый владелец особняка - Иван Кузьмич Софков.

Дворец Расторгуева: правда и вымысел

Бывший дворец пионеров или Дом Расторгуева - Харитонова - одно из самых замечательных явлений российской архитектуры эпохи классицизма. А каких великих людей видели его стены, сколько восторгов было высказано в его адрес? В 1824 г. в доме останавливался путешествующий по России император Александр I. "Да это настоящий дворец!" - невольно вырвалось у Александра Павловича, а уж он то понимал толк в роскошных апартаментах. Спустя мгновение "Милосердный Монарх и великодушный Отец своих подданных изволил показаться на балконе и радостные восклицания с громогласным ура! переносилось из конца в конец в тысячах стоящих из народа". В 1837 г. в Екатеринбурге был будущий правитель России Александр II, и его разместили в лучшем особняке Екатеринбурга. Во доме, или лучше сказать дворце, на протяжении всего XIX века устраивались торжественные приемы и грандиозные балы по случаю особенно важных событий.

Не меньше самого дома привлекал внимание сад в английском вкусе с прекрасными цветниками, оранжереями, беседками и прудом. "Сад всегда открыт для публики и в хорошие летние дни, особенно в праздничные, посещается лучшим обществом и приносит много удовольствий, - вспоминал современник. - Этот сад мог бы быть украшением и столицы, а в Екатеринбурге почитается редкостью, где, кроме его, нет ни одного публичного сада". А сколькими легендами окружена история расторгуевского дома: подземные ходы, пыточные камеры, кладовые золота. Но кому обязан Екатеринбург этим шедевром, кто был его архитектором?

Семейное придание сохранило следующую историю. Внук Льва Ивановича Расторгуева А. А. Зотов в одном из частных писем вспоминал: "С начала 1796 г. дед мой решил блеснуть перед екатеринбургской знатью, построить небывалый еще в городе дворец. Денег была уйма, но не было даровитого зодчего. Это затруднение дед мой и поведал начальнику канцелярии Пермского губернатора. Тот ответил, что в тобольской каторжной тюрьме содержится государственный преступник, даровитый зодчий. Он считается умершим, можно знать только его номер. Да и сам узник перед страхом наказания не скажет своего имени и тем более звания. Встреча моего деда с узником состоялась. Через 12 лет дворец был готов", ну а неизвестный архитектор, не дождавшись освобождения, повесился в пересыльной тюрьме. Забавная, навеянная, скорее всего, романами Александра Дюма история.

Архивные же документы воссоздают совсем иную, менее интересную, но куда более реалистичную картину. Сразу оговоримся, документальных источников сохранилось совсем не много. Хозяин особняка построил его в нарушении установленного в тогдашней России порядка и протест екатеринбургского полицмейстера, о том, что ему не представлялось никаких планов и фасадов, так и остался "гласом вопиющего в пустыне". Единственное оставленное современниками свидетельство об архитекторе находим в частной переписке далекого от Екатеринбурга человека - горного начальника Гороблагодатских заводов и известного исследователя платины на Урале Р. Мамышева. В марте 1815 г. один из корреспондентов Мамышева сообщил, что знакомый ему "архитектор Малахов находится в Екатеринбурге для строения дому купца Расторгуева", и что зовут его "Михайло Павлович". Сведения, конечно, скудные, но при сопоставлении с другими материалами достаточные для более или менее определенных выводов. Лев Иванович Расторгуев происходил из поволжских старообрядцев. На Урале его узнали как вольского 2 гильдии купца и поверенного знаменитого винного откупщика Василия Злобина. Когда в конце 1790-ых годов он начал скупать землю на Вознесенской горке, место это было далеко не престижным, да и хоромов возводить он тогда еще не собирался: построил только двухэтажный каменный дом и водочную фабрику. Успешная коммерция привела Расторгуева к обычному для многих состоятельных купцов решению - в период с 1805 по 1809 гг. на заработанные от производства и продажи спиртного деньги он купил Кыштымские и Нязепетровские металлургические заводы. Заводосодержатель не то же самое, что винный откупщик: он ближе к дворянину, чем к купцу. Необходимость соответствовать новому высокому социальному положению подтолкнула Льва Ивановича к кардинальной перестройке екатеринбургского дома. А с архитектором ему помог случай.

Михаил Павлович Малахов родился на Украине в Черниговской губернии. Учился сначала в духовной семинарии, потом в народном училище. После учебы три года служил канцелярским чиновником в суде и почтамте, пока не поступил в 1800 году в Академию художеств в Петербурге. Через полтора года Михаила Малахова выпускают из Академии с чином архитектора 14-го класса. Молодому двадцатилетнему провинциалу получить хорошее место удалось не сразу. Четыре года он "находился при строении лекционных театров Медико-хирургической Академии и Казанского собора", год вообще не имел никакой работы, пока наконец его не определили в министерство внутренних дел. В марте 1805 г. оренбургский военный губернатор Г. Волконский в частном письме просит министра внутренних дел графа В. Кочубея направить Малахова, о знаниях и способностях которого он "довольно наслышан", в Оренбург. Каким образом оренбургский губернатор узнал о деловых качествах никак еще себя не проявившего архитектора остается только догадываться. Мы никогда не узнаем, кто способствовал поступлению Малахова в Академию, кто хлопотал за него в министерских кабинетах, но без чьей-то протекции явно не обошлось.

Скупые строки официальных документов не скажут многого об Оренбургском периоде жизни Михаила Павловича, но вред ли он был удачным. В бумагах, разумеется, нет прямых указаний на то, что с Южного Урала в Екатеринбург Малахов переехал специально для строительства дома Расторгуева, но люди, которые знали архитектора лично, указывали именно на эту причину. Возможно, Расторгуев даже негласно финансировал переход архитектора на службу из одного ведомства в другое - как вскоре выяснилось, вся местная администрация была у него на содержании. Формально с февраля 1815 г. Михаил Павлович Малахов зачислен архитектором в штат Екатеринбургских горных заводов, фактически - преступил к перестройке дома на Вознесенской горке. Косвенным доказательством тому служит уже упоминавшийся протест полицмейстера, датированный 1817 г. Без малого тридцать лет Малахов безвыездно провел в нашем городе, в 1828 г. женился на дочери горного чиновника Вере Колобовой, воспитал талантливых детей и скончался в 1842 г.

Дом Расторгуева в Екатеринбурге - первое и лучшее творение Михаила Павловича. К тому моменту, как он взялся за работу, были построены главный угловой дом и северный флигель. Малахов поставил на главный дом крошечный мезонин с великолепными портиками, Вознесенскую улицу украсил колоннадой, спроектировал домовую церковь с ротондой, второй флигель во дворе, конюшни и т. д. Окончательно весь архитектурный ансамбль сложился к 1824 г., после того, как был сооружен так называемый "переходный" флигель между церковью и главным домом. Как же проявилась в этих постройках индивидуальность уральского архитектора?

Стиль классицизм, который господствовал в ту эпоху в России и Европе, меньше всего способствовал самовыражению творческого Я автора. Напротив, он предписывал архитекторам строго следовать системе законов и правил (симметричный фасад, нечетное число окон, портики с колоннами и фронтоном и т. п.), каждая новая постройка являлось своего рода вариацией воображаемого идеального здания - строго и величественного. Классицизм - имперский стиль, он совпадает по времени с абсолютными монархиями, правлением Наполеона Бонапарта, а в нашем веке - со сталинизмом. Архитектор-классик мыслит не отдельными деталями декора, и даже не отдельными зданиями, а большими пространственно-архитектурными комплексами. Высшая точка мастерства для него - умение вписать здание в градостроительный и природный ландшафт. Таким умением обладали Матвей Казаков, Карло Росси, Андрей Воронихин, и, не в меньшей мере, Михаил Малахов.

Представим себе расположение расторгуевского дома в 1815 г. Главный фасад - южный, который выходит на площадь перед Вознесенской церковью. Его Малахов украсил портиком из шести колонн, монументальным и одновременно воздушным. Более скромный и основательный портик западного фасада со спаренными колоннами. Здесь архитектор ориентировался на восприятие человека, стоящего непосредственно на улице Вознесенской или по ней проезжающего. Поэтому акцент сделан на ритме чередования колоннады ворот и северного флигеля. Особенно выразителен подъезд к главному дому, решенный в виде триумфальной арки. Совсем иные задачи пришлось решать Малахову, когда он строил домовую церковь. Тут сказалось требование хозяина, который не без умысла пожелал возвести старообрядческую церковь прямо перед входом в православную. В 1810 - 1820 гг. екатеринбургские старообрядцы ни от кого не таились и были в полушаге от того, чтобы легализовать свою церковь. Лев Иванович Расторгуев умер в 1823 г., и поскольку все основные компоненты архитектурного ансамбля к тому времени были готовы, ему удалось увидеть свою мечту осуществленной.

Что еще построил Михаил Павлович Малахов в Екатеринбурге? Ответить на этот элементарный вопрос не так просто. Можно не ошибаясь назвать ряд строений, которые Малахов по долгу службы обязан был проектировать, рассчитывать сметы и надзирать за строительством: Горная аптека, Уральское горное правление, Екатеринбургская гранильная фабрика, дом Главного горного начальника заводов Хребта Уральского на набережной Исети и др. Значительно сложнее точно установить участие Михаила Павловича в проектировании частных домов. Поскольку нет достоверных документов, авторство Малахова можно определить только по некоторым приемам, которые отличают его творческий почерк. Искусствоведы установили, что классический портик Малахов делал крайне необычно: он очень близко прижимал его к стене, так что карниз касался колонн, а арка, связывающая пилоны со стеной, получалась незаконченной и входила в "тело" стены. Так сделаны портики у Дома Расторгуева, у Уральского горного правления и частного особняка купца Зота Блохина (Куйбышева, 63). Дом Блохина, или как его еще называют "Малый Рязановский", можно приписать Малахову и потому, что его фасад очень похож на фасад Горной аптеки. Разумеется, проектировал Малахов и свой собственный дом по ул. Васенцовской (Луначарского, 173), в его ротонде он повторил ротонду домовой церкви Расторгуева. Вокруг остальных приписываемых ему построек споры между краеведами ведутся давно и пересказ их занял бы слишком много места.

Что еще построил Михаил Павлович Малахов в Екатеринбурге? Ответить на этот элементарный вопрос не так просто. Как автор, он подписал только один проект - Екатеринбургской шлифовальной фабрики и Горнощитского мраморного завода, да и тот остался не осуществленным. Можно не ошибаясь назвать ряд строений, которые Малахов по долгу службы обязан был проектировать, рассчитывать сметы и надзирать за строительством: Горная аптека, Уральское горное правление, Екатеринбургская гранильная фабрика и Дом Главного горного начальника заводов Хребта Уральского. На последнем (нам это здание известно как Областная больница №2 на Набережной рабочей молодежи) стоит остановиться подробнее. "Дом этот по прекрасной своей архитектуре и огромности может почесться вторым в городе, после дома Расторгуева", - восторженно записал о нем современник. Так же как с в случае с Расторгуевым, Малахов начинал не с пустого места. Он добавил к давно построенному особняку берг-инспектора Булгакова мезонин, портик и ворота, но благодаря его вмешательству заурядное здание превратилось в шедевр архитектуры.

Должность Главного горного начальника над всеми уральскими заводами была учреждена в 1826 г., назначались на нее военные в генеральских чинах. В начале 1830-ых гг. Главный горный начальник переехал в Екатеринбург. В его резиденции первый этаж отвели для прислуги, второй - жилые покои и парадные, рабочий кабинет и канцелярия - в мезонине. Из кабинета открывался великолепный вид на Исеть, чем-то напоминающий Петербург. Малахов сделал портик трехярусным, чтобы колонны балкона у мезонина не были слишком громоздкими и не мешали наслаждаться красотами горной столицы. Особенно эффектно смотрится Дом горного начальника с противоположного берега реки от ул. Первомай-ской. Градостроительное мышление Малахова проявилось и в том, как он согласовал новое здание с окружающими постройками. Дом горного начальника сразу стал и по сей день остается архитектурной доминантой набережной, а поддержкой ему служит особняк купца И. Пшеничникова (современный Дом дружбы), который Малахов двумя годами ранее заставил хозяина сделать с изящным четырехколонным портиком по фасаду.

Другое направление эволюции тоновской архитектуры началось с простого наблюдения, что "к стилю наших византийских построек [имеются в виду работы школы К. Тона] нельзя применить эпитета "русский", потому что эти произведения имели мало общего с настоящим русским стилем". Архитекторы и ученые заново открывали для себя творения зодчих времен Ивана Грозного и Алексея Михайловича с ассимметричными композициями фасадов и шатровыми куполами. Национальные чувства интеллектуалов как нельзя кстати пришлись на начало царствования императора Александр III. У историков этот император имеет странную репутацию. С одной стороны, Александр III много сделал для развития в России капиталистических отношений, при нем выдвинулся такой выдающиеся государственный деятель, как С. Витте. С другой, он был один из самых консервативных, если не сказать реакционных, правителей. Витте как-то сказал про Александра III: "Более всех своих подданных, он любил русских". На практике это выражалось в крайне негибкой национальной политике: он проводил насильственную русификацию Прибалтики, при его попустительстве начались антисемитские погромы на Украине. "Русский стиль" в 1880-1890 гг. получил государственную поддержку как выражение очередной смены идеологии.

Характерный пример архитектурного официоза времен "России для русских" - храм Спаса на крови на канале Грибоедова в Петербурге. Нелепое сочетание имперской гигантомании с декором, заимствованным из допетровской эпохи. К счастью, чувство меры не всегда отказывало архитекторам, и свидетельством тому великолепные образцы "русского стиля" в Старом Екатеринбурге: Афанасьевская церковь при Уральском горном училище, Церковь Св. Симеона Верхотурского на Ночлежной площади, церкви на Ивановском и Михайловском кладбищах, Лузинская церковь и др. В гражданской архитектуре признанным шедевром стал Дом Железнова на Златоустовской улице.

Любуясь старинным зданием, мы не вспоминаем политический и культурный контекст ушедших времен, он не мешает нам по достоинству оценить вкус и мастерство архитектора . Но чуть внимательнее присмотревшись к прошлому, мы разглядим не только индивидуальность зодчего, но и эпоху, которая с его помощью воздвигла себе памятник - "рукотворный памятник".

Деревянное зодчество Старого Екатеринбурга

"Екатеринбург простирается на большое расстояние. Постройки его главным образом деревянные, - писал в середине XIX в. один из путешественников. - Имеются однако среди них весьма привлекательные, а иной раз просто великолепные каменные здания, которые теряются в огромной массе маленьких деревянных домов и не производят должного эффекта. Подобно тому, как неравномерно разбросаны культурные центры во всей огромной империи, здесь, в пределах одного города лучшие дома богатых образованных людей расположены в отдалении друг от друга". Автор - весьма ученый человек, известный геолог, академик, директор Горного института Григорий Гельмерсен - в первом, поверхностном, может быть, впечатлении о городе подметил одну из особенностей русской жизни XVIII - XIX вв. - культурный раскол между привилегированными сословиями и народом.

Петровские реформы перекроили дворянский быт по европейским образцам. Одежда, прически, развлечения - все делалось на немецкий, французский или голландский манер. Основная же масса населения страны сохраняла приверженность к старым традициям, корнями своими уходящим в глубокую древность. Для Гельмерсена европейская столичная культура высших слоев общества, и каменное многоэтажное здание в стиле классицизм как ее выражение в архитектуре - синонимы "образованности". Народной культуры, архитектурного фольклора для него не существует.

Но, в ту же эпоху лучшие писатели, музыканты и художники начинали постепенно открывать для себя красоту крестьянской культуры. М. Глинка и композиторы "Могучей кучки" привнесли мелодический строй народной песни на сцены российских оперных театров, А. Пушкин познакомил читателей с русской сказкой и народным просторечием. Архитектура - искусство более консервативное, оно зависит не столько от индивидуального самовыражения автора, сколько от вкуса заказчика, строительной технологии и политики правительства. Но и на ней сказывается общее направление развития культуры. В начале 1870-ых гг. стараниями архитектора В. Гартмана в отечественном зодчестве утвердился так называемый "русский стиль", предпочитавший каменным зданиям деревянные стилизованные постройки с богатым декором. Лучшие проекты архитекторов этого направления публиковались в журнале "Мотивы русской архитектуры" и рассылались во все концы государства. Творчество В. Гартмана чем-то было сродни музыке Н. Римского-Корсакова. "Всюду эта новая деревянная архитектура блещет своими формами, - восторженно писал знаменитый критик В. Стасов, - резными наверху решетками, живописными крышами, бесконечным разнообразием окон и дверей, окруженных узорчатыми наличниками и навесами".

В столицах "русский стиль" не продержался больше десятилетия, уступив место новой моде, но в провинции он нашел много почитателей, подвергался различным модификациям и просуществовал вплоть до начала XX в. Тому есть свое объяснение. Для жителя провинциального города, в отличие от петербургской публики, деревянный дом не был terra incognitа, для него это родная, еще не забытая повседневность. Новые архитектурные веяния провинциал воспринимал как разрешение использовать в оформлении своего дома привычные ему и хорошо знакомые мотивы. Попробуем проследить на примере Екатеринбурга эволюцию развития городского деревянного дома, присмотревшись внимательно к тому, что еще осталось, и к тому, что сохранилось только на фотографиях.

"Жалкие лачуги", которые так не нравились "высоколобым" путешественникам, сегодня еще можно увидеть на улицах Екатеринбурга. Действительно, сильно покосившиеся избы на три окна по фасаду не выглядят привлекательно. Это своего рода точка отсчета деревянной городской архитектуры - дома, ни чем не отличающиеся от своих деревенских аналогов. 

Деревянный дом не похож на современную железобетонную многоквартирную "коробку" не только размерами, материалом, бытом, но и самим отношением человека к своему жилищу. Для нас дом давно стал жилплощадью. Мы стараемся выбрать квартиры, где воздух почище да транспорт поближе, с легкостью меняя один район на другой, не задумываясь ни о чем, кроме комфорта. Иное дело деревенская изба. Она ставилась на века, для хозяина каждая вещь в доме и у дома имела и практическое назначение, и мистический смысл. В старой архитектуре русских городов аграрная и городская культуры встречались, взаимно обогащая друг друга. Примером такого рода городского усовершенствования избы может послужить дом по Чернышевского, 6. С одной стороны, он поставлен на каменный фундамент (иначе строить в Екатеринбурге после 1838 г. было запрещено), привязан к красной линии квартала и регулярной планировке, но, с другой - обращает на себя внимание не случайность выбранного орнамента. Волнистые украшения фронтона - "хляби небесные", те самые, которые должны разверзнуться, чтобы пошел дождь. "Колесо Юпитера" в центре - обозначение солнца. Тот же знак на наличниках окон символизировал смену дня и ночи. Строгий геометрический ромбовидный орнамент указывал на плодородное поле. Возможно, горожанин не воспринимал буквально эти символы, но установившейся веками традиции следовал строго. 

Для большинства деревянных домов Екатеринбурга второй половины XIX в. характерно смешение классицизма с декоративным убранством фасада в "русском стиле". Сейчас уже невозможно определить, была ли мода на деревянную резьбу заимствована из столичных журналов или она стала следствием местной интерпретации архитектурного фольклора. Характерный пример - дом на Сакко и Ванцетти, 56. На первый взгляд, он кажется сказочным "теремком", в действительности же это симметричный фасад с центральным ризалитом, уже тысячи раз воспроизведенный в камне. 

В основе композиции дома по Ленина, 53а, также лежала классическая схема: симметричный фасад с мезонином, но крыша и весь декор в "русском стиле". В той же стилистике исполнены дома по Розы Люксембург, 14 и Радищева, 8. На Хохрякова, 64 два боковых ризалита увенчаны фронтонами, а чердачное окно можно принять за мезонин. Когда до провинции дошли новейшие веяния архитектуры модерна, то их смело стали применять в сочетании с традиционной деревянной резьбой, как в здании Фельдшерской школы Р. Кленовой, некогда стоявшем по Пролетарской, 8. Смешение элементов различных стилей принято называть эклектикой, но разнообразие таких соединений бесконечно и в каждом регионе и городе можно заметить свои особенности.

Оригинальную страницу в деревянное зодчество Старого Екатеринбурга вписали представители диаспор, в частности татарская семья Агафуровых и немецкая - Филитц. Торговый дом братьев Камалитдина и Зайнитдина Агафуровых торговал в Урало-Сибирском регионе бакалеей, галантереей и другими товарами повседневного спроса. Они арендовали огромный торговый комплекс по Успенской улице (современный "Детский мир" на Вайнера), а жили на улице Усольцевской (Сакко и Ванцетти 24, 28). Полукаменный дом на Сакко и Ванцетти, 24 был одним из немногих в Екатеринбурге, где в деревянном декоре восточные мусульманские мотивы использовались наряду с русскими и неоготическими. Еще более последовательно воплощен восточный элемент в деревянном павильоне на набережной пруда. Но, напрасно было бы думать, что Агафуровы повсюду стремились подчеркивать свое происхождение. Так, в 1896-1898 гг. ими был построен деревянный дом в самом что ни на есть "русском стиле" (Сакко и Ванцетти, 28). 

Среди специалистов по русской народной культуре принята классификация наличников на пять групп, каждая из которых характеризуется усложнением их составных элементов. К первой группе относятся наличники, состоящие из простых досок, закрывающих проемы между стеной и окном. Это самые старые из известных наличников и встречаются они только в отдаленных северных деревнях. Наличники второй группы отличаются от первой появлением орнамента на досках. В обоих случаях карниза как такового не существует. Возьмем, для примера, наличник на Вайнера, 23 (не сохранился). Все его элементы расположены по одной плоскости, а архитектура как бы прорисована графически. Другой вариант, с барочным навершием, - Красноармейская, 72 (не сохранился). Таких наличников в Екатеринбурге не много. Их делали, когда мастер или хозяин хотел отойти от традиционных схем. Куда более распространены наличники третьей группы, где четко выделены горизонтальный профиль карниза и широкая фризовая доска. У самых ранних на фризе вырезан символ солнца. В современном Екатеринбурге подобный деревенский резной орнамент еще можно встретить - Хохрякова, 84 (не сохранился), хотя для города конца XIX в. более характерны массивные карнизы и выпиленные накладные украшения - Белинского, 43. Четвертая группа отличается от третьей появлением навершия.