Статус ремесленника, состоявшего на службе государя в Оружейной палате, обуславливал его ведомственную подсудность: гражданские дела жалованных и московских кормовых иконописцев и живописцев разбирали в Палате; решения по сыскным делам и наказание по судным выносили на основании основного свода законов для гражданских судов – Соборного Уложения 1649 г., обычно статей из X главы «О суде», а также дополнивших его впоследствии установлений Новоуказных статей. Нельзя не заметить, что москвичи в XVII веке неплохо представляли свои законные права – их исковые челобитные, как правило, апеллировали к конкретным статьям Уложения. По форме и содержанию такие челобитные нельзя назвать всплеском эмоций. Хотя нередко челобитчик не пренебрегал возможностью довольно живописно изобразить постигшие его несчастья, он, по сути, довольно четко обозначал цель своего обращения, а также характер и размеры компенсации (моральной или материальной), на которую рассчитывал (нельзя исключить, что определиться с порядком изложения обид или претензий истцу помогал писец, тем более, что это были люди компетентные, профессия писца нередко передавалась от отца к сыну).

Условия обитания в большом городе нередко порождали ситуации, когда мастера Оружейной палаты – активные члены городского социума – вступали в противоречие с окружающей их средой, нарушая порядок проживания в слободе, предусматривавший уплату налогов и выполнение ряда служебных обязанностей, затрагивая интересы соседей по двору, порой сами становились объектом нападок.
Индивидуальные особенности характера того или иного изографа, неблагоприятно сложившиеся обстоятельства, несовершенство социальных институтов или правовых норм – причины, порождавшие порой девиантное поведение членов городского сообщества, к которым относились и мастера Оружейной палаты.

Нередко самые разнообразные коллизии возникали в связи с нарушениями обязательств в сфере договорных отношений: между мастером и взятым в обучение ремеслу с жилой записью учеником, между кредитором и должником по заемной кабале; но, вероятно, к числу наиболее интересных сыскных и судных дел, инициированных участниками частноправовых сделок, можно отнести иски по подрядным договорам на иконописные, живописные, иконостасные и т.п. работы.

В связи с рассматриваемой тематикой в делах Оружейной палаты, хранящихся в Российском государственном архиве древних актов, удалось выявить более 40 документальных комплексов, в которых фигурировали иконописцы и живописцы; одни искали справедливость в суде, другие пытались оправдаться и смягчить наказание за проступок.

Прежде, чем обратиться к конкретным коллизиям, хотелось бы отметить некоторые особенности документального отражения в делопроизводстве Оружейной палаты сыскных мероприятиях и судебной практики последней трети XVII века, которая заключалась, во-первых, в неполной чаще всего сохранности документальных комплексов, во-вторых, в отсутствии, даже при наличии полноценного комплекта документов, окончательного решения по делу, в-третьих, особое значение делопроизводственного оформления дела в виде помет дьяков и подьячих на оборотах листов, на сставах и в виде включений в тексты документов между строк и на полях, которые фиксировали в виде промежуточных резолюций ключевые этапы разбирательства по делу и определяли дальнейший ход судебного процесса.

Частный заказ, рассматриваемый через призму тяжб, возникавших по причине невыполнения или задержки выполнения подрядных заданий (особая ценность такого рода архивных дел заключается в том, что они содержат представляемые к суду подлинные документы – договора, поручительства, расписки и т.п.; обнаружить же отдельные подлинники подрядных в архивных собраниях удается чрезвычайно редко, а книги записей регистрационных копий в то время еще не существовали), расширяет известный круг работ того или иного мастера, устанавливает или уточняет атрибуцию конкретного памятника.
Решения по судным делам нередко наносили весьма существенный удар по материальному положению иконописцев и живописцев, признанных виновными, порой и вовсе меняли весь жизненных уклад на многие годы.

Уникальна в выявленном круге документов судьба кормового иконописца Оружейной палаты родом из Великого Устюга Ивана Скулина, который появился в Москве в начале 1680-х годов, выучился «иконному художеству», и в 1691 году был определен в кормовые иконописцы Оружейной палаты. Спустя чуть меньше года, 5 сентября 1692 г., он занял у боярина Федора Аврамовича Лопухина очень крупную по тому времени сумму в 180 рублей на уплату по его утверждению долгов отца (дьяка церкви Варлаама Хутынского в Великом Устюге Ивана Козьмина) и своих собственных с обязательством вернуть деньги на Рождество 1693 года, но деньги в срок не отдал и был отдан по исковой челобитной кредитора под суд. На суде И.И. Скулин признал за собой долг Ф.А. Лопухину, но сказал, что деньги ни сейчас, ни впредь отдать не сможет.

Интересна предыстория «знакомства» Ф.А. Лопухина и И.И. Скулина: оказалось, что при определении в кормовые иконописцы Иван принес в Оружейную палату для свидетельства мастерства образ Рождества Христова на штилистовой цке, написанный по заказу А.Ф. Лопухина. Судя по оценке Тихона Иванова Филатьева, работа не была исключительной по мастерству, и Скулина определили в иконописцы средней статьи.

В ситуации с займом просматривается явная заинтересованность в мастере Лопухина и однозначное представление самого Скулина относительно невозможности возврата долга (трудно объяснить, исходя из реалий второй половины XVII века, а также более или менее обычной в среде мастеров Оружейной палаты практики кабальный займов и исковых дел по ним, как вообще могла образоваться задолженность в таких масштабах у Ивана и его отца, и на каких условиях можно было получить столь крупный заем), поскольку, исходя из размеров поденного корма Ивана – по 2 алтына на день, – за то время, на которое были взяты деньги в долг, он мог заработать в Оружейной палате не более 30 рублей. И даже с учетом подработок на стороне собрать столь крупную сумму у него не было никаких шансов.

Истец боярин Ф.А. Лопухин подал 19 января 1694 года челобитную об указе по своей заемной кабале в соответствии с 262 статьей X-ой главы Соборного Уложения, предусматривавшей оценку дворов и «животов» виновных, которые, отстояв на правеже указной срок, долг вернуть не смогли, и передаче имущества истцам в иск. Но И.И. Скулин сообщил о том, что не имеет вотчин, двора, лавок, пожитков и торговых промыслов, а также не обзавелся женой и детьми. В этом случае вступала в силу 266 статья X-ой главы Уложения, касавшаяся служилых людей «меньших чинов» о выдаче их истцу «головою до искупу», т.е. до отработки долга, из расчета для мужеского пола – по пяти рублей за год, в случае Скулина это 36 лет.

Неустойка подрядчиков по частной сделке на иконописные работы могла обернуться, как например, для иконописца Филиппа Павлова, 20-летней тяжбой и потерей двора в Голутвинской слободе и др.
Хорошо известна ссылка живописца Ивана Безмина в Козлов в 1686 году из-за «персоны младенческой – написанной на полотне» (умершего сына стольника Л.К. Нарышкина), которая «объявилась» в чулане в комнатах царевны Софии Алексеевны.

Итак, судные дела открывают дополнительные возможности для изучения жизни, быта и творчества в XVII веке ремесленников Оружейной палаты.