1. Внешнее понимание церковности основано на профессиональном подходе и формальном следовании канонам культовой архитектуры. Как явление в архитектурной практике России, он связано со стремлением в XIX веке вернуться к подлинным основам православного зодчества и, в частности, с конкурсом строительство Храма Христа Спасителя в Чертолье. Это архитекторы А.Кутепов, 1831 г., И.Шарлеман 1831 г. и, конечно, сам К.Тон, 1832 г.

2. Артистическое понимание церковности связано с эстетизмом, мощной идейной установкой на гений художника-творца которому покорны и мастерство, и стили, и сама Красота. В России его первое предвестие - "нарышкинское барокко", затем - как тенденция - весь XVIII век, новый всплеск - эпоха модерна (Шехтель, Суслов, Щусев - в данном случае модерн понимается шире, чем просто стиль, шире, чем образное единство определенных формальных признаков. Модерн - это "ар нуво", новое искусство, новая жизнь, ее новое качество).

3. Третье понимание церковности связано с определенными идейными установками. Что это такое, дает яркий пример: " Проект для сооружения в Москве храма во имя Христа Спасителя, составленный митрополитом Московским Филаретом. Марта 1837г."

Храм не должен быть просто огромным зданием. "Умудряющий слепцов внушил и мне, не сушу архитектору, мысль - составить план храму, совершенно в новых значениях, основанных на символах видения св. Иоанна Богослова", - писал святитель нашей Церкви, недавно причисленный к лику святых. Вот этот план в кратком изложении:

Внутри по обыкновению три раздела: трапеза, символизирующая Ветхий Завет, сама церковь - Новый Завет, алтарь - Св. Святых. Семь престолов по числу семи церквей, упомянутых -в Апокалипсисе (Ал. 1, 12, 16, 20). Два престола в трапезе - посвящены св. праотцам и св. Иоанну Предтече. Пять в церкви - посвящены Благовещению, Рождеству Христову, Богоявлению, Преображению, Воскресению. Служение у каждого престола поочередное, по дням седмицы, воскресенье и праздники - в последнем алтаре, Воскресенском. Четыре столпа, по мысли митрополита Филарета, олицетворяют четыре природные стихии и четырех Евангелистов, второе значение их - утверждение Вселенной и проповедь истинной религии. Верхняя часть храма являет собой престол Всевышнего и Сионскую гору, в ней изображается всевидящее Око. Вместо окон - семь прорезов со стеклами и подобие семи светильников пред Господом (Ал. 1,12, 20). В верхней же части -четыре дуги из семицветных стекол, изображающих радугу, символ примирения Бога с человеком.

Снаружи основанием храма является терраса, она же возвышенная земная поверхность или воздух, в коем обитает и славословит Господа вся тварь. Самый храм - небо, верхняя его часть, как уже сказано, - престол Всевышнего, купол - Сионская гора и Агнец на ней (Ал. 5, 6; 14,1) с крестом и книгою семи печатей (Ал. 5,1 - 8; 6). По стене вокруг верхней части писаны 24 престола и 24 старца с золотыми венцами на них, арфами хваления и фиалами возношения Господу (Ал. 4,4; 5, 8). На четырех сторонах наружного престола - подобия четырех животных о 6 крыльях каждый (Ал. 4,6 -8).

Далее митрополит Филарет излагает функциональные особенности сооружения, но для нашей темы сказанного достаточно.

Казалось бы, проект основан на священном Писании, исходит от одного из первых иерархов Православной Церкви, однако нецерковность его очевидна. Проект был оставлен "без действия" (ГИМ ОПИ ф. 402 д. 130 л. 22-27).

Где-то близко к этому проекту, как продукту отвлеченной мысли, располагаются храм Василия Блаженного, Ново-Иерусалимский монастырь и, конечно, проект А.Витберга.

4. Что же такое церковность в храмовом зодчестве? Очевидно, мы должны дать церковное определение этого понятия. Для этого обратимся к слову современного святителя нашей Церкви митрополиту Сурожскому Антонию (Блум), который окормляет православные приходы в Англии: Это один из самых авторитетных епископов нашего времени, и вот в слове "О вере" он говорит: "Часто, особенно на Западе, в протестантском мире говорят о христианах как о народе Божием. Народ Божий - это тот народ, который имеет в руках Священное Писание Ветхого и Нового Завета, который это Священное Писание знает, который старается по нему жить. Так ли это? Можно ли сказать, что этим исчерпывается определение народа Божия? Мне думается, что нет; недостаточно иметь в руках Священное Писание; недостаточно его изучать, знать; недостаточно даже жить по нему, если та община, которая так живет, не укоренена в Боге, не пронизана присутствием Святого Духа так, как та ветхозаветная и новозаветная община, в которой Священное Писание родилось. Народ Божий -это не тот народ, у которого по наследству есть Священное Писание. Народ Божий, в полном смысле этого слова, - это тот народ, который может это Священное Писание провозгласить и написать—Я не хочу сказать, что Духом Святым мы можем воспроизвести дословно то, что написано в четырех Евангелиях и в апостольских посланиях, тем более в Ветхом Завете; но то же самое бяаговестие о Том же Самом Боге, лично нам известном, близком, родном, сделавшим нас членами Своего Тела, храмами Своего Духа, детьми вечного Отца, мы должны быть способны принести, сказать об этом живое, из недр церковного сознания и личного церковного опыта" (Митрополит Сурожский Антоний. Беседы о вере и Церкви. Спб-Интербук-Москва, 1991. - С. 77-79).

Итак, если храмовая архитектура на своем языке и своими средствами произносит это живое слово о Боге, она церковна. Пусть - воспользуемся мы примером Владыки - церковная архитектура погибла, погибла и память о ней. Церковь из своих недр износит некое новое строение. Люди видят и признают: да, это о Христе.

5. Сейчас же возникает вопрос: какие это люди могут и будут выносить суждение о церковности архитектуры? Кто определяет церковность творчества? Кто свидетельствует о веянии Духа Святого, Духа любви в данном сооружении или же о том, что перед нами плод творчества индивидуума с его эгоцентрическими установками и проявлениями? - Конечно, суждение могут высказать разные люди: священноначалие, профессионалы, критики, простаки. Но рецепцию (приятие) производит соборне народ Божий, община, и жернова истории - этот процесс сам по себе и непростой, и длительный.

6. Кто может браться за церковное творчество? Только человек укорененный в Церкви, живущий полной литургической жизнью в Боге. Живущий в общине. И от этой полноты, от личного церковного опыта, обретенного в любви, человек по дару Божию творит и обличает Невидимое, т.е. воплощает то, что за порогом простой видимости. Его творчество соборно.

Вот чего совсем не было на выставке проектов храма на Поклонной горе, которая происходила в этих залах несколько лет тому назад. Там было мастерство, изобретательность, было много "я" и совсем не было церковности.

7. Как возникает церковная архитектура? Достаточно ли здесь инициативы, скажем градоначальника, выбора вкуса, общественной поддержки, непрерывного финансирования? - Да, все это возможные и необходимые слагаемые, внешние приложения и силы. Однако, самая суть дела формируется в общине, в служении слова, благодарения и любви, недаром Церковь зовет свое искусство литургическим.  

8. Мы живем в своеобразное время: искусственный перерыв в храмовом строительстве привел к утрате и навыков и преемственности и чувства живой традиции. Поэтому мы сейчас находимся в поисках церковности, мы ее соборне определяем. И очевидно проступает тенденция - через голову XIX и XVIII веков - в средневековье.

Аналогичный процесс происходит в церковном пении: там тоже "засилие принципа концерта в современной церковнопевческой практике" преодолевается "через стяжание внутреннего духовного благозвучия и обретение пением полноты трисоставности, при которой физически слышимое пение становится производной функцией аскетического подвига" (В.И.Мартынов. История богослужебного пения. РИО ФА Москва, 1994. - С. 112). "Физически слышимое церковное пение, - продолжает автор, - есть лишь следствие правильно организованной церковноуставной жизни, а церковноуставная жизнь есть одна из практических реализации аскетической монашеской жизни. Вот почему само существование церковного пения неразрывно связано с существованием монашеского подвига, в нем зарождается и через него осуществляется" (с. 103). Здесь только следует отметить, что монашеский подвиг есть наиболее полное выражение святой аскетической жизни, проводимой людьми Церкви и в миру (см. также: Протоирей Борис Николаев. Знаменный распев и крюковая нотация как основа русского православного церковного пения. Иосифо-Волоцкий монастырь, 1955).