Размещено на портале Архи.ру (www.archi.ru)

27.01.2011

Элементы классических утопий в архитектуре СССР в 1920-30 гг.

Введение
Социальные предпосылки появления утопий
Характерные черты классических утопий
Социалистическая архитектурная утопия 1920-30 годов в СССР

Заключение

Список использованной литературы
 
Введение

Слово "утопический" появилось в 1529 г., вскоре после публикации книги Томаса Мора «Утопия», которая породила новый литературный жанр. Словом "утопия" стали обозначать все тексты, вдохновленные сочинением Томаса Мора, в которых вне связи с объективным историческим развитием изображалось некое изолированное в пространстве или удаленное во времени идеальное общество. "Город Солнца" (1602) Кампанеллы, "Новая Атлантида" (1627) Фрэнсиса Бэкона, произведения Шарля Фурье, Денни Вераса, Жан Жака Руссо и многих других авторов закрепили успех жанра. 
В тоже время книге Томаса Мора предшествовали многочисленные фрагменты Библии, "Государство" Платона, "Град Божий" Августина Блаженного, а также классические тексты древних цивилизаций, которые по сути своей являлись утопиями.
Утопическая мысль оказала большое влияние на развитие европейской цивилизации. Она в определенной степени задавала вектор движения в переходные периоды истории, концентрируя в себе недостатки существующего общественного порядка и находя радикальные методы решения проблем.
Цель всякой утопии вообще, а утопии социальной - в частности, заключается в том, чтобы показать, куда может прийти человек, если он пойдет по тому или иному направлению. Одной из целей утопии является также исчезновение классовой борьбы.
Все переходные периоды истории были ознаменованы появлением утопий. Один из ярких примеров - утопические идеи Советского государства, образованного в 1917 году, и в частности соответствующие новой идеологии архитектурные утопии.
Показательно, что разные авторы в разные эпохи приходили к одним и тем же выводам и видели схожую картину идеального социального общества. Так и в программных документах архитектурного сообщества 1920-30 годов можно найти черты классических утопий.
В последнее время большое внимание уделяется изучению советской архитектуры этого периода. В значительной степени за счет ее ориентированности на социальные идеалы провозглашаемые государством, уникальный опыт новаторского проектирования. В контексте глубокого изучения архитектуры 1920-30 гг. актуальным представляется выявление глубинных корней данного течения, в частности утопических теорий и концепций идеального города предыдущих периодов. Это помогает понять некоторые причины появления и неизбежного краха утопических идей советской архитектуры.
1. Социальные предпосылки появления утопий
Появление социальных утопий в различные периоды истории всегда было неразрывно связано с внутренним конфликтом существующего мироустройства и того, каким его хотелось бы видеть современникам-мыслителям.
Вопреки общепринятому мнению утопия не принадлежит к жанру эскапистской литературы. Большинство утопий побуждали читателей размышлять о своей эпохе и воображать "должное". Этот идеальный образ складывался на основе системы ценностей того общества, к которому принадлежал автор утопии. Почти все утописты, начиная с Томаса Мора, исходили из политических, социальных и экономических реалий своего времени.
При изучении утопии всегда нужно учитывать особенности менталитета и идеалов эпохи. Одушевляющие утопию ключевые идеи тесно связаны с философской мыслью, литературой, символами, мифами, общественными движениями и даже религиозными верованиями того или иного времени.
В утопии можно выделить два аспекта: критику существующей реальности и проект должного. Протестуя против исторически сложившегося несправедливого порядка, автор утопии порой трезвым взглядом оценивает современное ему общество и противопоставляет его "воображаемой реальности". Главный порок общественного устройства проявляется в положении неимущих классов, Возбуждение бедных — генератор исторических событий: толпа лихорадочно жаждет построить другой мир, здесь и немедленно. Это она вдохновляет утопии, и ради нее они создаются. Таким образом, утопия составляет суть любой социальной теории. Утопия рождается из сопротивления тирании и несправедливости, из надежды на лучшее мироустройство.
В 18 веке утопическая мысль стала входить в состав политико-философских трактатов. Идеальные модели утопий открыто предлагались в качестве альтернативы суще¬ствующему порядку. Утопические идеи из плоскости мечты переходили в программы реальных поли¬тических действий, прямо присутствовали в них или становились ферментом их образования.
Противостояние действительности и протест могут привести к репрессиям или спровоцировать революцию. При этом может сложиться парадоксальная ситуация, когда "реальность превосходит вымысел", как это произошло в эпоху Великой французской революции, в период борьбы за независимость латиноамериканских колоний или во время русской революции 1917 г.
Как правило, утопии опережали свое время. Современникам они казались химерами, но именно в них были впервые поставлены вопросы равенства полов, страховой медицины, социального обеспечения, смешанного обучения, сокращения рабочего времени, сформулировано понятие досуга.
2. Характерные черты классической утопии
Несмотря на разнообразие моделей, утопия как жанр с момента публикации первых произведений характеризуется набором устойчивых черт: пространственная изолированность, вневременность, автаркия, урбанизм, регламентация жизни.
2.1. Пространственная изолированность
В географическом отношении утопическое пространство всегда изолировано. Остров или отрезанный от внешнего мира край благодаря своей обособленности позволяют уберечь от испорченных нравов внешнего мира и создать возможность для построения идеального пространства утопии.
Географической удаленности и большого расстояния — еще недостаточно. Удаленное пространство должно быть в корне отличным от реального, ибо только это способно сделать его утопической моделью. Изолированность должна гарантировать неприкосновенность предложенной модели и предотвратить зависимость от другого пространства или его воздействие.
Государство Платона (428-348 до н.э.) расположено на вымышленном острове Атлантида. В эпоху географических открытий пространством для построения утопических моделей стал неизученный и загадочный «новый свет» и островная Азия, там расположены «Утопия» Томаса Мора (1478-1535), идеальное государство «Бенсалем» Френсиса Бэкона (1561-1626). «Город Солнца» Томазо Кампанеллы (1568-1639) задуман на острове Целлон и имеет дополнительную изоляцию благодаря расположению на холме и семи концен-трическим кольцам стен.
2.2. Вневременность
Внеисторическая сущность системы, которая установлена "раз и навсегда", не подвержена и не может быть подвержена никаким изменениям, придает утопии характер окончательно определенного, застывшего настоящего, лишенного прошлого. В классической утопии нет ни прошлого, ни будущего, ибо в ней развитие не возможно. Как только утопия реализована, начинается царство вечного настоящего, статического времени. Отсутствие развития упраздняет проблему исторической причинности.
Все города-утопии были рассчитаны на определенное количество жителей и имели жесткую планировочную структуру, не предполагающую количественных и качественных изменений.
Фернандо Аниса выделяет 3 типа утопий по отношению ко времени [1]:
Консервативная утопия обращена в прошлое.
Революционная утопия решительно устремлена в будущее.
Антиисторичная утопия изображает существующий мир, отдаленный на большое расстояние.
Прошлое, как правило, отождествляется с мифами о «Золотом веке» или о потерянном рае. Это утраченное время имеет характерные для утопии черты: не зная ни преступлений, ни законов, ни наказаний, ни войн, люди живут счастливые и беспечные на изобильной земле. «Золотой век» не знает эволюции. Все установлено изначально и навсегда.
Начиная с XVII в., утопия проецируется в будущее. Оно ассоциируется с прогрессом, и утопия опирается на оба эти понятия, особенно в XIX в., когда технический прогресс и научные открытия, как казалось, снимают все барьеры. При этом утопия приходит к отрицанию прошлого, вплоть до его полного забвения.
2.3. Автаркия (самодостаточность)
В классической утопии внешнеэкономические связи сведены до самого минимума. Большинство утопических проектов ратует за самодостаточное хозяйство и не приемлет торговых связей и взаимозависимости, якобы порождающих общественные беды.
Например, в Утопии Т. Мора возможность передвижений жителей государства ограничена — выйти за пределы своего города можно, лишь имея разрешающую грамоту князя.
2.4. Урбанизм
Идеальный город— один из самых устойчивых топосов утопической мысли. Реальный город со всеми его очевидными и, видимо, неизлечимыми пороками, противопоставляется идеальному воображаемому городу.
Правильная, геометрическая структура утопического города отличает большинство проектов,  начиная с античных времен. Гипподам Милетский (498 - ок. 408 года до н. э.) создавал планы новых греческих городов, в частности Пирея, в согласии с космогоническим видением вселенной. Представление о жизни человека в организованном обществе оказалось неразрывно связано с идеей геометрической гармонии. Начиная с Гипподама, всякий проект идеального города неизбежно идеологичен: четко очерченный план города подразумевает устойчивую форму правления, ведь к такой четкости стремится всякая власть, желающая опереться на своих подданных.
Город-утопия, как правило, центричен и регулярен; имеет единообразные структурные элементы: жилые дома или социальные жилые комплексы для общины. Подобные комплексы встречаются во многих утопических произведениях разных исторических периодов и основаны на одних принципах.
В «Истории севарамбов», написанной французом-гугенотом Дени Верасом (ок. 1630 — ок. 1700) система расселения основана на иерархически построенной сети больших и малых, населенных мест, общим структурным модулем для которых служит «осмазия» — квадратное в плане четырехэтажное жилище общины, корпуса которого окружают внутренний двор с фонтаном и садом. Осмазия включает жилые помещения для тысячи человек, которые связаны между собой галереями-балконами на которых можно укрыться от непогоды.
Франсуа-Мари-Шарль Фурье (1772-1837) строил свою утопическую систему на основе ячеек-коммун. Такие первичные ячейки — «фаланги» — должны были иметь 1600 - 2000 обитателей. Посредине ее размещался «социальный дворец» — Фаланстер с открытым двором, двумя жилыми крыльями и общественными учреждениями в центре; крытая пешеходная галерея обеспечивает проход в любую часть здания. Интересно, что и Фурье, и Верас в своих «социальных дворцах» используют одни и те же  архитектурные элементы.
Детский сад, школа, общественная столовая, баня и другие социальные объекты являются неотъемлемыми частями городов-утопий.
Каждая утопическая теория и основана на разработке идеального города, как колыбели новой жизни, однако помимо городов авторы уделяли внимание и системе размещения поселений на территории воображаемого государства. Можно выделить два принципиально разных типа расселения: компактный город-государство и сеть небольших поселений. Эти два устойчивых типа спорят друг с другом всю историю развития утопических теорий.
2.5. Регламентация
Общественная и частная жизнь утопии регулируются на основе принципов, порой свидетельствующих как об одержимости казуистикой (например, расписанные до мелочей фаланстеры Шарля Фурье), так и о скрытой тяге к тоталитаризму, присущей многим утопиям. Именно эти черты позволяют вывернуть наизнанку утопический дискурс в так называемых контр-утопиях, антиутопиях, или отрицательных утопиях, расцветших в XX в.
В большинстве утопических проектов подчеркивается регламентированный характер предложенной системы; она должна функционировать как часовой механизм, в ней нет места для фантазии, а все необычное (еретическое) исключается либо подавляется. Четкая организация и регламентация имеют целью не допустить ничего случайного. Классическая утопия враждебна всякого рода аномалиям, импровизациям и не санкционированным различиям; она предпочитает математическую и геометрическую точность в планировании жизни, четкое расписание и строгие принципы распределения обязанностей, призванные устранить все неожиданное.
Утопия вообще претендует на глобальность в той мере, в какой она стремится создать общественную гармонию на основе целостной теории, охватывающей все аспекты общественной и частной жизни. Навязчивая идея окончательности ведет к формированию системы, в которой все проблемы решены раз и навсегда.
Всеобщее равенство обеспечивается за счет ряда аскетических ограничений. Во все времена утопия разворачивалась в социальном пространстве и всякий альтернативный проект предполагал обобществление личности или "коллективное единообразие" и содержал оправдание вмешательства в частную жизнь индивида.
Индивидуальное пространство оказывалось сведенным к минимуму, а всякое стремление к личностному самопроявлению воспринималось как недостаток солидарности или пережитки индивидуализма.
Для всех утопий характерно полное или частичное отсутствие частной собственности, регулируемое государством. В «Государстве» Платона стражи и воины не имеют частной собственности, дабы она не могла помешать исполнению ими своих общественно-значимых обязанностей. Работники же наоборот могут ее иметь, так как это может стимулировать их мастерство.
Томазо Кампанелла пишет о жителях своего воображаемого государства:  «Они утверждают, что крайняя нищета делает людей негодяями, хитрыми, лукавыми, ворами, коварными, отверженными, лжецами, лжесвидетелями и т. д., а богатство - надменными, гордыми, невеждами, изменниками, рассуждающими о том, чего они не знают, обманщиками, хвастунами, черствыми, обидчиками и т.д. Тогда как община делает всех одновременно и богатыми, и вместе с тем бедными: богатыми потому, что у них есть все, бедными - потому что у них нет никакой собственности; и поэтому не они служат вещам, а вещи служат им» [6] .
Идею регламентированного труда, и в частности его продолжительности затрагивает большинство утопистов. Борясь за права рабочего класса, утописты стремятся за счет рациональности, использования новых технологий и науки уменьшить трудовой день до 4-8 часов. Тогда как, например, в период промышленной революции в Европе он составлял от 12 до 18 часов.
В «Утопии» Томаса Мора трудиться по 6 часов в день обязан каждый член общества, при этом каждая семья занимается определенным ремеслом. В «Городе Солнца» все жители работают по 4 часа.
При сокращении рабочего дня у жителей утопических государств появляется время для саморазвития, спорта, занятий науками.
Характерно, что в утопиях, даже ранних, женщины трудятся наравне с мужчинами. В то время как активное использование женского труда началось в в упомянутый выше период промышленной революции.
Камнем преткновения для критиков являются идеи значительного числа авторов-утопистов относительно института семьи.
В «Городе Солнца» Кампанеллы нет семьи. Семья как способствующая накопительству и развитию частной собственности видится корнем зла и пороков.  «Дома, спальни, кровати и все необходимое у них общее. Но через каждые шесть месяцев начальники назначают, кому в каком круге спать и кому в первой спальне, кому во второй». Деторождение строго регламентировано. Выбор партнеров и времени для зачатия детей лежит на главном правителе Любви и подчиненных ему начальниках. Женщины, которые не могут иметь детей «переходят в общее пользование» [6].
Перечисленные характерные особенности можно обнаружить в большинстве утопий, начиная с античных времен вплоть до социальных утопий 20 века. Это должно говорить о том, что человечество всю историю не смогло найти более справедливого общественного устройства, чем социальное. При этом удивительно, почему до сих пор ни одна социальная утопия не была полностью успешно реализована.
3. Социалистическая утопия 1920-30 гг. в СССР
Диалектика истории постоянно сближала и смешивала утопию и реальность, породив страх того, что утопия, в конце концов, сбудется. Этот навязчивый страх отчетливо проявился в общественной мысли XX в. Критики видели в "реализованных утопиях" сбывшуюся угрозу, различимую в теоретических утопиях,— а именно, формирование тоталитарных систем и рационалистических обществ Востока и Запада, в которых технократия, планирование, уравнительный коллективизм, а то и террор, установлены посредством действенного корпоративного или полицейского государственного аппарата.
Вопрос о реализации утопии волновал и Н.Бердяева. Он полагал, что в наше время утопии имеют больше возможностей воплотиться в жизнь, чем в прошлом — настоящее уже являет достаточно примеров сбывшихся тоталитарных утопий [1]. Сталинизм в Советском Союзе делает правомерными такого рода размышления.

Обрушение всех общественных институтов в России после революции 1917 года поставило новое государство перед необходимостью создания принципиально новых идеалов общества. Концепции развития и существования советского государства и, в частности, архитектуры в первые послереволюционные десятилетия представляют собой яркий пример утопии.
Как и всякая утопия, советская родилась из высокой социальной напряженности в России начала ХХ века. Многочисленные революции, народные демонстрации и акции протеста против существующего положения дел в обществе, в конце концов, закончились полной сменой власти в 1917 г. Вместе со сменой политического режима поменялись и идеалы. Что типично для утопии, восприятие мира свелось к простейшим противопоставлениям – бинарным оппозициям света и тьмы, добра и зла, белого и красного. Все, что было раньше, будь то политическое устройство, образ жизни или даже архитектура, воспринималось как пагубное, чуждое новым коммунистическим идеалам.
Что характерно, большинство утопий ориентированы на малоимущие, априори не довольные жизнью слои населения, так и Октябрьская революция пробудила огромные массы рабочих и крестьян, воодушевленно подхвативших идеи всеобщего равенства.
Характерные черты классических утопий, такие как изолированность, вневременность, самодостаточность, урбанизм и регламентация жизни легко обнаруживаются в советской утопической мысли 1920-30 годов.
Изолированность, которая должна оградить пространство утопии (СССР) от пагубного влияния внешнего мира (капиталистических стран) достигалась путем ограничения выезда за пределы государства и пропаганды, в которой буржуазное общество представало как разлагающееся и идущее к неминуемому краху.
Свойственная всякой утопии «вневременность» в советской утопии характеризовалась стремлением к полному переустройству государства и мира в конкретные сроки. Собственно, период называемый нами советской утопией должен был быть, по сути, переходным периодом к настоящей утопии - полной победе социализма, который в своем идеальном воплощении уже не будет претерпевать изменений, не будет зависеть ни от прошлого, ни от будущего.
Наиболее ярко можно проиллюстрировать утопические концепции на примере архитектурных и градостроительных дискуссий. Архитекторы в новом, формирующемся государстве ощущали себя реформаторами и просветителями, которые должны воздействовать на общество благодаря созданию материальной среды, отражающей новые идеалы государства. Архитекторов-теоретиков буквально захватила идея формирования нового общества и его обустройства, создания нового быта. И действительно, проектирование, не оглядываясь на традиционный опыт, а, опираясь на только формируемые приоритеты можно назвать уникальным в архитектурной практике.
Несколько общих идей объединяли всех теоретиков и мечтателей архитектуры того периода, при разности подходов все они основывали свои концепции на одних и тех же выдержках из трудов основоположников официальной идеологии: К. Маркса, Ф. Энгельса и В. Ленина. Энгельс считал большие города наследием прошлого, не имеющим права на существование в будущем. Ленин говорил о необходимости нового типа размещения населения, которое бы ликвидировало с одной стороны отставание деревни, а с другой – чрезмерное скопление людей в крупных городах.
«Уничтожение противоположности между городом и деревней не в большей и не в меньшей степени является утопией, чем уничтожение противоположности между капиталистами и наемными рабочими; не большей утопией, чем создание советского строя на развалинах буржуазного владычества, чем создание пролетарского государства…» - пишет Г.Зиновьев в своей статье «От утопии к действительности» в 1930 году [5]. Он демонстрирует грандиозные планы советских архитекторов и ученых не видящих никаких преград для реализации своих утопических идей.
В градостроительной дискуссии конца 20 – начала 30 годов существовали два противоборствующих направления: урбанизм и дезурбанизм. Урбанисты выступали за создание компактных ограниченных по размерам городских образований, тогда как дезурбанисты агитировали за создание равномерно распределенной по территории сети небольших поселений и предлагали наиболее радикальные меры. Интересно, что две эти утопические концепции в своем общем виде существовали и боролись между собой задолго до появления советского государства.
Дезурбанист Михаил Охитович предлагал развивать «не город, а новый тип поселения». Его предложениями были внегородское, децентрическое расселение, максимальная отдаленность жилищ друг от друга. Вместо отдельной комнаты для каждого рабочего он предлагает отдельное строение. Концепция Охитовича основана на автотранспорте. Вера в неисчерпаемые возможности технического прогресса, в данном случае автомобилей, характерна для утопий начиная с эпохи Нового времени.
Далекими от реальности были и идеи урбанистов. Л. Сабсович утверждал, что «в течение 15-20 лет можно будет ликвидировать все существующие крупные города, а также села, не отвечающие современным требованиям, и создать вместо них сеть городов меньшей величины с промышленными, сельскохозяйственными и смешанными функциями» [5].
Проблемы, которыми занимались советские архитекторы, касались не только пространственной организации города. Зодчие были убеждены, что в результате революции должны произойти изменения также и в образе жизни людей. Регламентация, обобществление и механизация быта виделись единственно верным решением. И в этой части архитектурных концепций можно обнаружить наибольшее число совпадений с классическими утопиями.
Обобществлялись все стороны жизни людей, отдых и досуг должен был проходить в специально возведенных клубах, стадионах. Приготовление и прием пищи предполагалось вынести за пределы жилища и создать для этого сеть общественных столовых, фабрик-кухонь. Новыми типами сооружений стали также бани и прачечные. Воспитанием детей должны были заниматься детские комбинаты (само производственное происхождение слова говорит о механицизме и поточности этого явления). В некоторых наиболее кардинальных проектах воспитание детей предполагалось в полном отрыве от семьи для устранения ее пагубного влияния и создания социалистического типа человека ориентированного на государственные идеологические ценности.
Эти кардинальные проекты с той же целью предлагали также полное устранение института семьи и проживание людей в домах-коммунах, где для каждого человека должна была существовать отдельная комната минимальной площади для сна.
Менее радикальные дома-коммуны получили широкое распространение в конце 1920-начале 1930 годов. Они виделись архитекторам как переходные формы от капиталистического города к новой форме расселения. Дома-коммуны имеют много общего с фаланстерами Ш. Фурье. Да и сами архитекторы часто называли свои проекты фаланстерами.
Ярким примером дома-коммуны является жилой дом Наркомфина в Москве архитектора Моисея Гинзбурга. Дом Наркомфина задумывался как образцовый проект, который впоследствии станет основой для застройки социалистических городов. Он должен был привнести коммунизм в самое сердце домашней жизни и подготовить граждан к полному обобществлению быта.
Первоначальный проект предусматривал сооружение 4-х корпусов, стоящих в зелени. Протяженный жилой корпус соединяется остекленным переходом в уровне 2-го этажа с коммунальным корпусом, вмещавшим кухню, столовую, спортивный зал, библиотеку и клубные комнаты. Широкие коридоры, балконы  и терраса на крыше должны были стать местом общения жильцов. В комплекс входили также гараж, прачечная и детский сад.
Сами квартиры делятся на несколько типов. «Жилые ячейки типа К» - предназначались для семей, сохранявших приверженность традиционному образу жизни. Одиночки и молодые пары должны были заселить «жилые ячейки типа F», где большая комната дополнялась только одной спальней, вместо кухни был встроенный «кухонный элемент», а вместо ванной – душевая ниша за занавеской. Предполагалось, что обитатели этих квартир будут в основном питаться в общей столовой, но все же в конце коридора для них были оборудованы общие кухни [2].
Из всех домов-коммун, построенных в утопические годы начальной поры советской власти, дом Наркомфина был реализован наиболее полно и качественно. Однако, обобществленный быт не прижился. Как и во многих других домах-коммунах жители самовольно начали выгораживать кухни и ванные комнаты, неиспользуемые общественные пространства приспосабливались для более необходимых целей. Утопия советской архитектуры, столкнувшись с реальностью, умерла, уступив место функционализму и экономической эффективности.
Заключение
Утопические проекты 1920-30 годов, будь то проекты расселения населения по территории страны, проекты соцгородов, или домов-коммун были в нереальны и неосуществимы в современных им условиях. Как в любой утопии авторы этих проектов пытались представить себе идеальный мир будущего, в котором хотели бы жить.
Энтузиазм послереволюционного десятилетия захватил большую часть населения. И политики, и экономисты, и архитекторы всерьез верили в возможность построения совершенно нового общества и разрабатывали свои утопические проекты настолько подробно, что казалось уже завтра по ним можно возводить новые города. Однако реальность была далека от фантастических проектов. В чистом виде они не соответствовали экономическим возможностям государства. Да и общество не было готово к столь резким переменам как отказ от семьи и всепоглощающий коллективизм. Поэтому чаще всего архитекторы-практики создавали свои проекты не такими радикальными. Хотя, сегодня привлекают внимание именно те из них, которые претендовали на переустройство быта: дом Наркомфина в Москве, Городок чекистов в Екатеринбурге и другие.
Сегодня, в нашей стране, в период бурного осуждения прошлого, особенно эпохи сталинизма, критике часто подвергается и архитектура того периода. Он ассоциируется с плохим качеством строительства, скученностью, коммунальными квартирами, бараками, общежитиями, отсутствием коммунальных систем в жилых домах.
Можно по-разному относиться к  советской архитектуре рассматриваемого периода, но ее вклад в мировую культуру неоспорим. Переход от тесной зачастую антисанитарной дореволюционной застройки к микрорайонам с полным социальным обслуживанием, озеленением, разными типами жилых домов и квартир – заслуга этого периода. Разрабатывались новые типы зданий, сегодня так нам привычные: клуб рабочих, прачечная, дом культуры, фабрика кухня, баня, детский сад. Большое внимание уделялось строительству спортивных сооружений. Жители советской утопии должны были быть развиты интеллектуально и физически.
История не знает полностью воплощенных утопий. Они всегда подстраивались под реальный мир: умирали или сильно видоизменялись. Само понятие «утопический» воспринимается нами как «неосуществимый». Наверное, смысл утопии, в том числе советской, не в ее полном осуществлении, а в попытке изменить жизнь к лучшему. Утопия генерирует новые фантастичные идеи, а результатом ее является компромисс с реальностью, зачастую удачный для них обоих.

Список использованной литературы
1. Аниса. Ф. Реконструкция утопии. Эссе. Научное издание / Предисловие Федерико Майора. Перевод с французского Е. Гречаной, И.Стаф. .- М.: Наследие, 1999
2. Броновицкая А. Дом-коммуна / Анна Броновицкая //Наркомфин. Дом-коммуна Наркомфина [электронный ресурс] .- режим доступа: http://narkomfin.ru
3. Иконников А.В. Утопическое мышление и архитектура / А.В. Иконников, - М.: Издательство «Архитектура –С», 2004 .- 400 с.
4. Островский В. Современное градостроительство: пер. с пол./ под ред. В.В. Владимирова .- М.: Стройиздат, 1979
5. Схватка Сабсовича с Охитовичем. Историческая дискуссия о социалистическом расселении // Русская жизнь, № 13, октябрь 2007
6. Т. Кампанелла. «Город Солнца» / Отдых с пользой [электронный ресурс] .- режим доступа: http://volnychas.my1.ru