В истории советской архитектуры есть вопрос, ответ на который не даёт ни одна книга воспоминаний, ни одно партийно-правительственное постановление, ни одно научное исследование — зачем советское руководство активно привлекало зарубежных архитекторов в СССР в конце 30-х — начале 40-х г? Какие надежды на них возлагало, какие цели перед ними ставило?

В относительно короткий промежуток времени — приблизительно между 1929 и 1937 гг. в СССР приезжали и работали европейские и американские архитекторы, среди которых были и знаменитости. Этот наплыв иностранцев никак не был связан с усилением международных внутрипрофессиональных связей. Как раз наоборот, в начале 40-х гг. интеллектуальное общение советских и западных архитекторов становится гораздо менее тесным, чем ранее — в начале и середине 30-х гг., когда внимание иностранных архитекторов было приковано к конструктивизму, который многие их них считали чуть ли не официальным стилем молодого советского государства1. Имена К.Мельникова, братьев Весниных, М.Гинзбурга, И.Голосова, И.Соболева, Эль Лисицкого и др. были хорошо известны европейским архитекторам, близким к Баухаузу и CIAM (Международным конгрессам современной архитектуры)2. Многие известные немецкие архитекторы — Бруно Таут, Питер Беренс, Ханс Пельциг, Эрнст Май — были членами созданного в 1923 г. в Берлине откровенно просоветского общества «Друзья новой России»3. Бруно Таут несколько раз4, начиная с 1926 г., ездил в СССР и публиковал многочисленные статьи о советской архитектуре в журнале этого общества «Das neue Russland». Там же, рядом со статьями А.Луначарского печатались М.Гинзбург, Эрнст Май, Вальтер Гропиус и др. Довольно интенсивными были и культурные связи5.

Очень многим западным архитекторам СССР казался страной архитектурного будущего. Отмена частной собственности на землю воспринималась как освобождение градостроительства от оков капиталистического земельного права, как предпосылка реализации заветной мечты — возможности осуществлять градостроительные программы и строить новые города, не оглядываясь на границы частных участков. Победа Ле Корбюзье в конкурсе на здание «Центрсоюза» в Москве в 1928 г. и получение им заказа на проектирование ещё больше укрепили уверенность западных архитекторов в том, что будущее современной архитектуры и возможность наиболее полной самореализации лежат именно в СССР.

Иностранные архитекторы (американские и, особенно, немецкие) активно и довольно успешно участвовали в проектных конкурсах, проходивших в СССР. Так, в 1927 г. Александр Клейн принимал участие в конкурсе типовых квартир6. Фред Форбат выполнял в 1928 г. проект жилого дома с клубными помещениями для иностранных инженеров в Москве7. На конкурс проекта театра массового действа в Харькове в 1930 г. было представлено из Германии 68 проектов. Три из них были премированы: З.В.Стрижич и К.Эббеке — одна из трёх первых премий, Бозигер и Стоноров — шестая премия, В.Гропиус — восьмая премия. Участвовал в этом конкурсе и Ханс Пельциг8, поощрительными призами были отмечены семь немецких архитекторов. В конкурсе проектов Дворца Советов в Москве участвовали Гропиус, Пельциг, Марсель Бройер, Э.Мендельсон, Курт Либкнехт, Ханнес Майер и другие9.

Участвовали иностранные архитекторы и в рабочем проектировании. Первым западным архитектором, получившим в 1925 г. заказ на проектирование, был Эрих Мендельсон — представители ленинградского Текстильтреста, осмотрев новые предприятия легкой промышленности Германии, обратились к нему (прославившемуся к этому времени шляпной фабрикой в Люкенвальде) с предложением разработать контрпроект к уже имеющемуся проекту красильно-апретурной фабрики «Красное знамя» в Ленинграде10. Две поездки в СССР в 1925-26 г., и работа над проектом завершились во второй половине 1926 г. разработкой огромного объёма проектной документациих11.

Начиная с середины двадцатых годов, в СССР по договорам и контрактам приезжает немало иностранных специалистов12. В 1929 — 1932 гг. для постоянной работы приезжают и архитекторы — немцы, американцы, швейцарцы, голландцы, англичане, венгры, чехи и др. Их насчитывалось не так уж и много — менее 100 чел. «Капля в море», в сравнении с количеством отечественных архитекторов. В одной лишь Москве в 1928 — 1929 гг. работает около 10 тыс., в Ленинграде — 9 тыс. (40 проектных организаций); в Харькове — 5,5 тыс. советских проектировщиков13.

Зачем власти нужны зарубежные архитекторы? В стране вполне достаточно собственных, с дореволюционным стажем. А, кроме того, советские вузы уже больше пяти лет выпускают архитекторов и практически никто из них не сидит без работы, хотя и особого дефицита в архитекторах не наблюдается. Кроме того, промышленное проектирование (на которое, в основном, приглашались западные архитекторы), ведётся, зачастую, усилиями инженеров, без участия архитекторов вообще. От градостроительного проектирования, к которому также привлекаются иностранные архитекторы, власть требует поиска инновационных подходов и решений, учитывающих особенности страны победившего социализма (к такому иностранные архитекторы не готовы). Вопросы расселения и районной планировки решаются в основном политиками и экономгеографами; мнение архитекторов в этих вопросах значения вообще не имеет. Какую реальную пользу могут принести эти 100 иностранных архитекторов?14

Деятельность в СССР Э.Мендельсона и Ле Корбюзье стоит особняком. Причина в том, что они оба получили свою работу естественным для архитектора путём — в результате победы в конкурсе или персонального заказа. Выполняя её, они оставались независимыми. Прочие же западные архитекторы, группами и в одиночку приезжавшие, начиная с 1929 г., в СССР, не получали заказы, а устраивались на работу в советские проектные организации. А это была совершенно особая ситуация, потому что от них требовалось забыть о частном проектировании15 (в рамках которого они привыкли работать), и постараться вписаться в государственную систему проектного дела, усиленно формируемую в данный период. А это означало отсутствие: привычных для частной практики контрактов на работы и предварительно оговорённых в них условий труда; сроков; фиксированной заработной платы; премиальных и условий их получения; гарантий социального обеспечения; гарантий предоставления в нужном объёме требуемой исходной информации и технического обеспечения (помещение, связь, копировальная техника, чертёжные инструменты и проч.); правил внутриколлективных взаимоотношений, форс-мажорных обстоятельств и т.п.16

Участие зарубежных архитекторов в выработке проектной документации, требуемой в ходе индустриализации, шло двумя мощными потоками: а) в виде заказов, размещаемых в других странах и выполнявшихся иностранными фирмами за рубежом; б) в форме непосредственной проектной деятельности иностранных архитекторов, на территории СССР.

Зарубежными проектными организациями, в период 1928 — 1929 гг. выполняется значительный объём проектных работ (самостоятельно и совместно с отечественными проектстройорганизациями). Он составляет 12,5 % от общего количества проектов, выполненных в этот период по стране в целом. Причём этот объём расширяется — из 45 проектов, выполняемых в 1928 — 1929 гг., 15 являлись завершаемыми, а 30 — вновь начинаемыми. Из них зарубежные фирмы проектируют все объекты (100%) по искусственному волокну, половину (50%) по химической промышленности, половину (50%) заводов (шесть из двенадцати) по чёрной металлургии, почти треть проектов (30%) по сахарной промышленности, 80% проектов по горнорудной промышленности, один — по машиностроению (но какой — Сталинградский тракторный завод!)17, 7% по текстильной промышленности; осуществляют 18% объёма проектных работ в каменноугольной промышленности и т.п.18

Но эти субподрядные иностранные проектные фирмы очень сильно раздражают власть. Причина заключается, прежде всего, в организационных трудностях самого субподряда, одна из серьёзных проблем которого заключается в недостаточной проработанности задания на проектирование из-за неполноты исходных данных и их необоснованности. И как следствие — необходимость изменения почти готовой проектной документации. Так, например, на строительствах Новостали в сезоне 1929/1930 г. задания менялись по 2, 3 и 4 раза19. Менялись даже после того, как проектная документация было изготовлена и отправлена на стройку. Это постоянно приводило к значительным дополнительным работам не только по изменению проектной документации, но и к переделкам уже построенных зданий. Так, в строительном сезоне 1929/1930 г. на Магнитострое вследствие изменений проектов возникла необходимость сноса ряда уже возведённых сооружений.20

Но, если в отечественной проектной конторе, подчинённой тресту ВСНХ, переделка и корректировка проектной документации выполнялись по приказу и без особых пререканий, то в иностранной фирме любые изменения были связаны с пересмотром соответствующих позиций договора, уточнением исходных данных, с дополнительной оплатой, необходимостью давать ответы на возникающие тут же вопросы, потерями времени на переписку21 и т.д. и т.п. Это приводило к большим сложностям и в организационно-управленческом, и в финансовом, и в содержательном плане. ВСНХ гораздо легче было оперативно управлять собственными подчинёнными структурами, нежели погружаться в детальное и скрупулёзное составление договоров с иностранными подрядчиками на проектные работы, предварительно продумывая, учитывая и прописывая все возможные нюансы, условия и содержание проектного задания, и, фактически, отказывая себе в возможности что-либо менять в ходе работ.

Кроме того, внеплановое внезапное изменение сроков строительства (подчас, по спущенному сверху распоряжению — вследствие изменения или уточнения плановыми органами объёмов и направленности капитальных вложений), приводило к тому, что проектные организации заказами загружались в спешном, а порой почти авральном порядке22. В отношении зависимых проектировщиков отечественных проектных организаций, такое было вполне возможным, в отношении же независимых иностранных фирм подобное не проходило — они либо совсем отказывались от выполнения «горящих» заказов, либо выставляли неприемлемые финансовые условия. Принудить их, в отличие от отечественных проектных организаций, было нельзя.

Второй мощный поток — приезд иностранных архитекторов в СССР. Они стремились сюда и от безработицы Западной Европы, и потому, что, как уже было сказано, видели в родине победившего социализма страну архитектурного будущего, страну нового градостроительства.

Западные архитекторы, работавшие в СССР, как и иностранные фирмы, ведущие проектирование из-за рубежа, плохо вписывались в формирующийся порядок проектных работ в рамках государственной системы проектного дела, плохо включались в трудовой порядок проектной деятельности. Они, даже находясь непосредственно в штате проектной организации, не понимали, почему меняются исходные проектные задания и в случае вынужденных переделок уже готовой документации (произошедших не по их вине), просили пересмотреть объёмы и сроки проектной работы и величину оплаты.

В СССР зарубежные архитекторы, в целом, потерпели творческое фиаско, несмотря на казалось бы заметную проектную и профессионально-общественную деятельность нескольких человек — Э.Мая, Б.Таута, Г.Шмидта, Х.Майера, К.Майера, А.Кана.

Albert Kahn Associates
Сидят: А.Кан и С.Брон. Стои справа: М.Кан 

В апреле 1929 г. фирма Albert Kahn, Inc., расположенная в Детройте, получила заказ от советского правительства на проектирование Сталинградского тракторного завода. Выбор объяснялся тем, что спроектировавший все заводы Форда А.Кан отработал технологию проектирования промышленных предприятий, позволявшую его фирме (штатом в 400 чел.), разрабатывать рабочие чертежи за неделю, а возводить корпуса промышленных предприятий за пять месяцев23. Кан практически доказал, что может делать подобное и в СССР — проект Сталинградского тракторного завода был выполнен в рекордно короткие сроки; конструкции для него были изготовлены в США, перевезены в СССР и смонтированы в течение шести месяцев. Как следствие, следующим заказом стал проект гигантского Челябинского тракторного завода. А в феврале 1930 г. был подписан договор, согласно которому фирма А.Кана становилась главным консультантом советского правительства по промышленному строительству. Кану был предложен пакет заказов на строительство промышленных предприятий общей стоимостью в 2 миллиарда долларов.24

Между 1929 и 1932 гг. фирма А.Кана спроектировала 521 (!) (по другим данным — 571) объект. Это в первую очередь тракторные заводы в Сталинграде, Челябинске, Харькове, Томске; самолётостроительные заводы в Краматорске и Томске; автомобильные заводы в Челябинске, Москве, Сталинграде, Нижнем Новгороде, Самаре; кузнечные цеха в Челябинске, Днепропетровске, Харькове, Коломне, Люберецке, Магнитогорске, Нижнем Тагиле, Сталинграде; станкостроительные заводы в Калуге, Новосибирске, Верхней Сольде; прокатный стан в Москве; литейные заводы в Челябинске, Днепропетровске, Харькове, Коломне, Люберецке, Магнитогорске, Сормово, Сталинграде; механические цеха в Челябинске, Люберецке, Подольске, Сталинграде, Свердловске; теплоэлектростанцию в Якутске; сталелитейные и прокатные станы в Каменском, Коломне, Кузнецке, Магнитогорске, Нижнем Тагиле, Верхнем Тагиле, Сормово; Ленинградский алюминиевый завод; Уральскую асбестовую фабрику и многие другие объекты.25

Проекты разрабатывались филиалом фирмы Кана в Москве под руководством брата главы фирмы — Морица Кана. Бюро Кана существовало до 1932 г. под названием «Госпроектстрой». В нём работали 25 американских инженеров и около 2,5 тыс. советских сотрудников26. В то время, это было самое большое архитектурное бюро мира. Через Госпроектстрой прошло в общей около 4 тыс. советских архитекторов, инженеров и техников27. Они овладели и уносли с собой живой практический опыт осуществления поточно-конвейерного способа проектирования. В 1932 г, после расторжения контракта и отъезда американских архитекторов, Госпроектстрой был реформирован в Металлостройпроект28.

Скорее всего, фирма Кана разрабатывала не только промышленные предприятия, но и соответствующую инфраструктуру. Известно, что вместе с проектом Сталинградского тракторного завода поставлялись и проекты домов для рабочих.29

По списку объектов видно, что А.Кан спроектировал (и оснастил оборудованием) едва ли не всю советскую военную промышленность. Ведь до 1930 г. в СССР, практически, не существовало собственных тракторных и танковых заводов. В 1931 г. побывавший на строительстве Челябинского тракторного завода американский журналист Г.Р.Кникербокер писал в книге «Угроза красной торговли», посвященной первому пятилетнему плану: «Стоя посредине быстро растущих к небу стен самой большой тракторной фабрики мира, невольно вспоминаешь фразу из "Известий", официального органа советского правительства о том, что "производства танков и тракторов имеют между собой очень много общего. Даже артиллерию, пулемёты и пушки можно успешно производить на гражданских промышленных предприятиях" (...). По твёрдому убеждению большевистских пессимистов строящаяся сейчас тракторная фабрика в Челябинске может почти моментально быть переориентирована на военные цели для отражения ожидаемого нападения капиталистического мира. Планируемый выпуск 50 000 штук десятитонных 60-сильных гусеничных тракторов в год, очень сильно напоминающих танки, означает, что рёчь идет о производстве одного из типов танков».30

В 1929 г. Эрнст Май, городской советник по делам строительства Франкфурта-на-Майне приезжает с лекциями в СССР. Обратно он возвращается с приглашением на работу ему и целой бригаде специалистов для проектирования новых городов в СССР. Желающих было очень много Сотрудников он отбирал сам. В октябре 1930 г. Эрнст Май с подобранной им группой из архитекторов и инженеров разных специализаций (многие с семьями, всего более 40 человек) выезжает в Москву, а затем, почти сразу же, в специальном вагоне, группа отправляется в Сибирь для осмотра площадки и начала проектирования. Сотрудник Мая архитектор Вальтер Швагеншайдт так описывал в письме от 9 марта 1931 г работу бригады: « Мы проработали район между Новосибирском и Кузнецком, гигантский угольный бассейн Сибири. Довольно подробно мы спроектировали прямо на месте 6 городов, большая часть из которых будет построена уже в этом году».31

Архив авторов
Э. Май (рук.), М.Стам и др. Проект планировки Магнитогорска на 200 тыс. жителей. 1931. Генплан (июль 1931 г.). План первой очереди строительства 

За короткое время группа сделала проекты застройки Магнитогорска, Нижнего Тагила, Щегловска, Кузнецка (Сталинска), Ленинска, Автостроя, Прокопьевска, Сталинграда и многих других городов Сибири. Часть спроектированных для Магнитогорска зданий — жилые дома, школы, детские сады — была осуществлена. Строительная технология в СССР находилась в этот период на ином уровне, нежели тот, который был привычен европейцам и американцам32. Металл, стекло, бетон были крайне дефицитными материалами. Архитекторы Мая были вынуждены проектировать жильё не столько из кирпича и бетонных панелей (по образцу франкфуртских разработок Мая), сколько из дешёвых местных материалов. Например, одноэтажные дома со стенами из деревянных стоек, обшитых досками, и заполненные в качестве утеплителя глиной, опилками, стружкой, строительным мусором или торфом33.

Некоторые зарубежные архитекторы искренне считали, что технические и финансовые условия СССР ещё много лет не позволят строить ничего кроме примитивных бараков. Поэтому они активно включались в создание проектов бараков, предназначенных для массового строительства. Так, Вальтер Швагеншайдт по собственной инициативе разрабатывал вечерами проект «развивающегося барака», который на первой стадии представлял собой, фактически, одну большую коллективную спальню с нарами на 222 человека, а затем, по мере появления строительных возможностей, достраивался до «культурного барака» с уборной, умывальниками и спальнями с кроватями на 100 человек. Основываясь на этом проекте, Вальтер Швагеншайдт даже предлагал возводить социалистические города, целиком составленные из подобных одноэтажных бараков: «Одноэтажная застройка из местных материалов — это правильный путь. А поэтому я предлагаю строить барачный город, а по мере поступления денег, материала и рабочей силы перестраивать, и я покажу, как его можно будет перестроить в город-рай»34. Заручившись поддержкой в Москве, Швагеншайдт ещё год, вплоть до отъезда из России в октябре 1933 г. разрабатывал проект своего «растущего города» из одноэтажных бараков. И вполне вероятно, что-то из его разработок было осуществлено35.

Осенью 1931 г. горячий сторонник СССР Бруно Таут получает приглашение участвовать в закрытом конкурсе на отель для интуристов в Москве (будущая гостиница «Москва»). До этого Б.Таут уже бывал в СССР с рабочими целями: впервые он приезжал в Москву в мае 1926-го. В Жилищно-строительном комитете при Президиуме Моссовета он читает доклад, в ходе которого даёт, в том числе, и организационные советы — об усилении научного аппарата, о применении светокопии, о введении десятичных масштабов и т.д. Второй раз — в январе 1929 г.36 Третий — в октябре 1930 по приглашению Мосстройобъединения. И на этот раз он делает глобальное организационное предложение — высказывается за объединение всех московских строительных организаций в единый крупный центр.

Перебравшись в 1930 г. в СССР для постоянной проектной работы, Б.Таут получает в своё распоряжение группу из 30 советских сотрудников и, как мы указали, принимает участие конкуре на проект гостиницы «Москва». Кроме него, участвуют бригады Гинзбурга и Щусева. Сдержанный и сухой проект Б.Таута успеха не имеет37. Его критикуют в прессе за «недостаточное соответствие окружению»38. После провала в конкурсе, бригада Б.Таута занимается проектированием нескольких крупных объектов, в том числе жилого комплекса у Курского вокзала и театрального комплекса. Но времена современной архитектуры в СССР заканчиваются именно в это время — фактически, официальная ориентация на классику делает стилистические образы архитектуры Таута неприемлемыми для советских функционеров. Он полностью теряет надежду на реализацию своих проектов в СССР и, несмотря на то, что получил в конце 1932 г. персональное проектного бюро, находящееся в приямом подчинении Президиуму Моссовета39, в начале 1933 г. уезжает обратно в Германию.

Немецкий архитектор Рудольф Волтерс, работавший в период 1931 — 1932 гг. в Новосибирске, описывает очень странную ситуацию, сложившуюся в Москве осенью 1932 г.: «Утверждение проектов зависело в первую очередь от маленькой группы специалистов, (...) которой руководили американцы. Эта группа была филиалом "Гипрогора" (...) Дух и руководство были чисто американскими. И это делало работу всех немецких архитекторов, обращавшихся в эту центральную инстанцию, очень тяжёлой (...). К сожалению, энергия архитекторов "Гипрогора" была не особенно сконцентрирована на том, чтобы планы отдельных посёлков были функционально взаимосвязаны с городом в целом. Вместо этого они с нахмуренным лбом тыкали толстым карандаш в архитектурные детали. Известно, что наши русско-американские градостроители любят красивые геометрические генеральные планы с прямоугольной сеткой улиц, осями, звездообразными площадями. Чикаго! Создается впечатление, что эти американцы прибыли в Россию через Берингов пролив, ничего не зная о начавшейся 30 лет назад градостроительной революции Европы. Американцы принесли в Россию окостенелую школу градостроительства, и она всё больше берёт верх, в особенности потому, что для всех архитектурных деталей из высшей инстанции Москвы был предписан "классический стиль" как единственно возможный: звёздообразные планы и греческие фасады! (…) "Гипрогор" (руссо-американцы) и "Стандартгорпроект" (руссо-немцы), ненавидят друг друга (...). Здесь столкнулись два мировоззрения. Здесь нет надежды на взаимопонимание. (...) Сегодня франкфуртский архитектор Май — закатившаяся звезда в России. Его группа растаяла до нескольких самых преданных людей и печально-предупреждающе возвышаются во всех концах России над морем деревянных изб начатые корпуса до смерти замученной "строчной застройки"»40.

В целом, в СССР зарубежные архитекторы потерпели творческое фиаско — они ехали сюда создавать новую архитектуру и проекты новых городов, а от них требовалось создание «механизмов управления людьми». Сталинское руководство и город, и жилище в нём рассматривало как реальное средство организационного упорядочивания населения: 1) население должно было объединяться в «новые трудовые общины» — трудо-бытовые коллективы, в которых те, кто вместе трудится, должны были и совместно проживать41; индивидуальное жилище (как источник автономного независимого обособленного быта) концептуально исключалось42; 2) место работы рассматривалось как место наделения человека всем необходимым для жизни — местом распределения средств к существованию43; местом получения культурных и бытовых благ (квартира, детский сад, врачебное обслуживание, санаторий, культурный отдых и т.д.)44; местом организации досуга и отправления мероприятий «новой обрядности» («красные дни календаря», «красные» или «комсомольские» свадьбы, «красные крестины», называемые ещё «октябринами» и «звездинами»45 и т.п.46); местом получения привилегий (бесплатный проезд к месту летнего отдыха, транспортная помощь, дополнительные продовольственные пайки, персональный автомобиль и проч.)47 и т.д.; 3) «селитьба при производстве» призвана была обеспечивать тотальное использование рабочей силы для отправления всеобщей трудовой повинности (люди, не имевшие работы, не могли получить жильё и прописку и принудительно выселялись из населённых пунктов); 4) соцгорода являлись элементами единой системы производства, территориально закрепляя структуру валового национального продукта, и являлись форпостами распределительной системы (изделий, продуктов, финансов, ресурсов, услуг, жилья и проч.).

Западные архитекторы не понимали, как следует проектировать город, который есть «средство прикрепления рабочих к производству»; они не понимали, как можно проектировать корпуса промышленного предприятия без наличия технологической схемы; они не понимали, как вообще можно проектировать что-либо без каких бы-то ни было исходных данных. Они не воспринимали советскую методологию расчёта перспективной численности населения города («число рабочих промышленных предприятий, умноженное на коэффициент семейности»); они задавали глупые вопросы относительно потребного количества объектов обслуживания и расчётного числа мест в них (и не понимали, почему в «обществе социальной справедливости», например, столовые должны быть спроектированы не для всех и с разными залами для рабочих и руководства); они не умели участвовать в «авралах» и «ускоренном перевыполнении плана» и не понимали, зачем нужна подобная гонка (если есть реальный запланированный срок изготовления проекта и всё идёт в соответствии с ним); они не привыкли работать без должного технического обеспечения48; они не умели приписывать лишний «листаж»; не способны были привыкнуть к бардаку и бесхозяйственности49; не способны были понять, почему необходимо следовать указания парторга мастерской, а не её главного архитектора и т.п.

Зарубежные архитекторы не способны были понять то, что соцгорода, которые им предлагается проектировать, рассматривались властью как элементы системы принудительного перераспределения населения по территории страны, так как возможность вольнонаёмным получить хоть какое-то жилище в городах-новостройках интенсифицировало перетекание естественных (и специально инициируемых) миграционных потоков в нужную власти сторону. Они не способны были понять, что «жизнь» в соцгородах сознательно подчиняется «трудовой деятельности», а возведение жилища, объектов соцкульбыта и проч., единственной цели — принуждению к труду и социальному дисциплинированию. Они не умели выполнять воплощающую эту цель проектную работу50. И в результате проектные организации, в которых они трудились, вынуждены были отказываться от их услуг51.

Зарубежные архитекторы, в большинстве своём, не могли понять, почему нужно проектировать квартиры, в которые будут заселять людей «покомнатно» — то есть, в каждую комнату по семье; почему нужно проектировать общежития, предназначенные для проживания 20 — 25 человек в одной комнате, с расположенными в конце коридора общими удобствами из расчёта одно посадочное место — на 25 чел.; зачем на генплане города следует предусматривать огромные территории, предназначенные для возведения бараков (причём самых примитивных) или землянок. Почему не проектировать сразу современную урбанизированную застройку?

А кто-то из них очень хорошо всё понимал, так как расчёт, проведённый даже без числовых показателей, просто на уровне здравого смысла, подсказывал (как, например, Вальтеру Швагеншайдту), что технические и финансовые условия СССР ещё много лет не позволят строить ничего, кроме бараков. Поэтому они искренне и активно включаясь в создание проектов бараков, в отличие от штучного возведения парадно-показных жилых и административных зданий в центрах городов.

Иностранные архитекторы приезжали в СССР и привозили с собой привычные им образцы планировочных и конструктивно-технологических схем, а также наработанный опыт организации проектной деятельности. Они готовы были щедро делиться этим багажом, но вовсе не склонны были изобретать что-либо новое. Поэтому группа Эрнеста Мая при проектировании соцгорода повсеместно применяла привычную им строчную застройку, а американцы упорно воспроизводили излюбленные геометрические планы с прямоугольной сеткой улиц и звёздообразными площадями.

Иностранные специалисты не имели опыта проектирования в «некапиталистических» условиях, опыта решения социальных жизнестроительных задач. Ещё в 1925 г., после передачи ленинградским Текстильтрестом Э.Мендельсону персонального заказа на проектирование красильно-апретурной фабрики «Красное знамя», в архитектурных кругах разгорелась острая полемика о формах и целесообразности привлечения иностранных архитекторов к проектированию в СССР52. В дискуссии на страницах журнала «Строительная промышленность» под общей рубрикой «О привлечении иностранных специалистов к строительству в СССР» приняли участие практически все центральные творческие организации — МАО, ОСА, АСНОВА, ВОГИ (Всесоюзное общество гражданских инженеров). Было высказано категоричное утверждение: «социальный строй СССР ставит перед советской архитектурой новые задачи, которые не могут решать зарубежные архитекторы». В социальном содержании жилого организма в СССР и за рубежом существуют огромные различия. Ответ на вопрос «Нужен ли советской архитектуре иностранный архитектурный опыт и что из него должно быть учтено?» оказался, скорее, отрицательным.

Приехавшие в СССР иностранные специалисты проектировали, основываясь на предшествующей практике. У них отсутствовал опыт проектирования соцгородов и систем соцрасселения. Они легко принимали догму о том, что пролетарские центры должны рассматриваться как фокусы притяжения для окружающих сельскохозяйственных зон и проживающего там крестьянского населения. Но с трудом уясняли доктрину социалистического расселения, согласно которой пролетарские центры, объединяемые производственными связями в единые территориально-производственные единицы (вместе с прилегающими к ним «непролетарскими» зонами), должны определять ареалы мобилизационно-политического членения территории, которые пространственно выделяются и закрепляются за счёт формирования соответствующих административных органов, управляющих этими единицами.

Они плохо понимали фундаментальные принципы проектирования «города нового типа» в СССР. Не понимали, как следует проектировать жилую среду для формирования структуры, обеспечивающую компактное и обособленное размещение рабочих контингентов крупных градообразующих предприятий с целью объединения их (вместе с менее сознательными трудящимися сферы обслуживания и служащими советских учреждений) в единый управленческий механизм, руководимый райкомами и горкомом ВКП(б). Не понимали, как, в соответствии с задачей пространственного закрепления такой структуры, должно быть расположено производство, планировочно размещено жильё, прочерчена трассировка внутригородских магистралей — как, в целом, должно осуществляться подобное социально-организационное членение городских территорий53.

Проекты западных архитекторов этим задачам не отвечали. В частности, насаждаемая группой Эрнеста Мая строчная застройка противоречила массово-воспитательной функции: на улицу, где должны были маршировать демонстрации и осуществляться массовые действа, жилые здания выходили своими торцовыми глухими фасадами. В итоге, эти дома не превращались в естественные трибуны для жильцов прилегающих домов (и, как следствие, не становились для жителей города «социально-престижными» — дабы трудящиеся боролись за право быть заселёнными именно в дома на «парадной» улице)54.

Советская власть не могла при формировании государственной системы проектного дела впрямую воспользоваться зарубежным опытом, потому что аналогов подобной общегосударственной структуры на Западе не имелось. Так, командированный в 1926 г. в Германию архитектор А.В.Розенберг констатировал отсутствие там государственных проектных контор. Действовали акционерные общества и частные строительные конторы, были проектные бюро, которые не осуществляли архитектурно-градостроительного проектирования, а выполняли лишь техническую работу, непосредственно связанную с производством документации. Правда, имели место попытки отдельных строительных контор создать собственные архитектурно-проектные бюро, но они встретили отпор частнопрактикующих архитекторов (и их объединений), и такие архитектурно-проектные бюро были закрыты55.

Поэтому советская власть вынуждена была обращаться к опыту частных зарубежных проектных фирм, выискивать самые успешные из их в плане организации коллективной работы, стандартизации и унификации проектных решений и собственно процесса проектирования, а также способов и темпов разработки проектно-сметной документации.

Альберт Кан и Эрнст Май были приглашены в СССР потому, что являлись идеологами и успешными реализаторами поточно-конвейерного способа проектирования. Эрнст Май — в градостроительстве; Альберт Канн — в промышленности.

Советское руководство пыталось включить приехавших в страну иностранных архитекторов в единую структуру проектного дела с помощью назначения руководителей56 или «уполномоченных»57, которые контролировали работу и разъясняли им «политику партии и правительства». Но иностранные архитекторы плохо вписывались в предлагаемую систему формальных и неформальных правил поведения в рамках системы проектного дела. Конечно, не все. Кое-кто вписывался неплохо — выполнял ответственные правительственные задания и даже руководил советскими проектными организациями, как например, Ханнес Майер, швейцарский архитектор, приехавший в СССР в 1930 г. после смещения за крайне левые убеждения с поста директора Баухауза в Дессау. Он до конца 1931 г. занимал пост одного из главных архитекторов Гипровтуза, возглавлял в институте «Стандартпроект» разработку ряда градостроительных проектов для Урала и Дальнего Востока58.

Или швейцарский архитектор Ганс Шмидт. Он приехал в Москву вместе с бригадой Эрнста Мая, но вскоре отделился от неё и возглавил в 1933 г. мастерскую № 3 Горстройпроекта, занимавшуюся, в основном, застройкой города Орска59. То же можно сказать и об эмигрировавшем В СССР городском советнике по строительству Кёльна Курте Майере, ставшем руководителем одной из мастерских Моссовета60 и некоторых других.

Остальные, в большинстве своём, так и не смогли понять смысла проектной работы в условиях постоянных изменений, вносимых строителями в проектную документацию прямо на стройке; не смогли принять «фигур умолчания»61 (кто-то не хотел понимать; а кто-то искренне хотел, но не мог); не смогли согласиться со сдельной формой оплаты труда (они боролись против неё у себя на родине и были уверены, что в СССР встретят более справедливую форму оплаты62)63.

Кое-кто из западных архитекторов бежал в СССР от безработицы в надежде найти хорошо оплачиваемую работу64, но руководство Наркомтяжпрома (основной «заказчик» иностранных специалистов), начиная с 1931 г., стало досрочно расторгать договора с иностранными фирмами65 и переводить часть работавших в СССР инвалютных специалистов на безвалютную оплату66. В результате, в 1933 г., оказавшись не в состоянии финансово обеспечивать оставшиеся за границей семьи и не имея иных стимулов для работы в СССР67, значительная часть иностранных специалистов покинула страну68. В частности, в системе НКТП количество иноспециалистов сократилось на 1401 человека (из указанного количества подавляющее большинство составляли немцы — 869 чел.69).

Иностранные архитекторы с недоумением воспринимали государственную систему проектного дела, не понимали роль партийного контроля в архитектурно-градостроительной работе, необходимость политических согласований в неархитектурных инстанциях, не способны были воспринять организационные установки на проектирование (штатное расписание, формы контактов со смежниками, характер сбора исходных данных и проч.), выпадали из общего порядка «руководства-управления», возражали против бесхозяйственности и нерациональной организации проектных работ и т.п. Заметим, например, что трудившаяся в Гипровтузе группа Ханеса Майера первоначально работала обособленно, как иностранная бригада. Но вскоре выяснилось, что деятельность группы (и её результаты) не соответствуют принятой системе организации работ и предъявляемым к содержанию проекта требованиям. Как корректно высказался через много лет один из иностранных членов бригады, «обособленное существование бригады не способствовало пониманию советских условий труда и быта, а также экономических процессов»70. В итоге участников группы распределили по различным советски проектным бригадам71.

Архив авторов    
Визит в Германию инженеров-
строителей и архитекторов, организованный ВСНХ СССР в 1927 г. 

Советская власть не слишком рассчитывала на иностранную архитектурно-градостроительную помощь. Она давала зарубежным архитекторам известную свободу, даже позволила немцам и американцам бороться друг с другом в попытке устроить советскую проектную организацию по соответствующему зарубежному образцу. Но западным архитекторам не удалось оказать какого-либо принципиального влияния, хотя и американская, и особенно немецкая формы организации проектного дела пристально анализировались, детально изучались и критически осмыслялись72 представителями советской архитектурной элиты, специально направленными для этой цели в США и Германию73. В частности, подобное задание выполнял А.К.Буров во время своей командировки в США. Ознакомившись во время поездки (1930 г.) с работой фирмы А.Кана, он писал об американской организации проектного дела без восторга, как о явно неприемлемом: «С архитектурой у них совсем нудно. Вместо архитекторов у них огромное бюро. Это "business" (в настоящее время очень дрянной). ...первое впечатление такое, что один делает эскиз, другой — план, третий — фасад, четвёртый — интерьеры, пятый, шестой, седьмой — дцатый — электричество, конструкции, водопровод, канализацию, вентиляцию, рефрижерацию и т. п. Подписывает же это хозяин конторы, который никакого отношения ко всему этому делу не имеет…»74.

Решение об устройстве государственной системы проектного дела в СССР принималось, в конечном счёте, не на основе западных аналогов. Хотя американский образец всё же учитывался в значительно большей степени, нежели другие. В июне 1929 г. «Торгово-промышленная газета» писала, что следовало бы организовать специальную контору по фабрично-заводской архитектуре, которая должна заниматься только проектированием зданий на основе разработанных другими технологических процессов, и заключить договор о техническом содействии с одной из крупных американских архитектурных фирм. Госпроектстрой должен был стать «учебно-производственным предприятием, которое, воспринимая американский опыт в процессе своей производственной деятельности, одновременно передавало этот опыт возможно большему количеству стройорганизаций и молодых советских специалистов [...]. Наша задача — овладеть богатейшим американским техническим опытом в области строительства, научить этому опыту молодые кадры»75.

Но, как следует из письма А.Кана в ВСНХ СССР от 14 октября 1930 г., эффективное сотрудничество с фирмой Госпроектстрою организовать не удалось: «Оказалось невозможным обеспечить достаточное количество хорошо квалифицированных советских архитекторов и инженеров [...]. Наши люди были вынуждены сами выполнять значительную часть чертёжной работы [...]. Они сделались чертёжниками вместо того, чтобы быть руководителями чертёжного бюро»76. В другом письме А.Кана председателю Союзстроя Н.П.Комарову сообщалось: «Из 300 работников очень немногие являются опытными, большинство [...] имеет небольшой стаж, а многие являются просто учениками [...]. Если бы какая-либо деловая организация в Соединённых Штатах или в какой-либо другой стране имела такой состав работников, то не прошло бы и нескольких месяцев, как эта организация потерпела бы банкротство»77.

Использование советским государством западных архитекторов продолжался очень недолго — примерно с 1929 г. по 1932 г. Основная масса иностранцев покидает СССР в 1932 — 34 гг. Единицы доработали до 1938 г. Эффект от их деятельности трудно оценить однозначно. С художественно-архитектурной точки зрения потерпели фиаско все. Социалистические города, которые должны были продемонстрировать Европе преимущества государственной собственности на землю и социалистического строя в целом, обернулись, в конечном счёте, морем бараков с покомнатно-посемейным заселением и помпезными площадями в центрах городов. Новый советский государственный стиль оказался, как будто в насмешку, поразительно похож на гитлеровский классицизм, расцветший одновременно со сталинским. Сугубо специфического архитектурно-планировочного решения социалистического города — уникального, не похожего на города капитализма, выработать так и не удалось.

При этом, невозможно не замечать ту кардинальную роль, которую некоторые из иностранных архитекторов сыграли в строительстве советской тяжёлой и военной промышленности. Ведь соцгорода были хоть и важной с точки зрения пропаганды, но малосущественной с точки зрения капитальных вложений темой в реализации планов первой пятилетки78. Главной была промышленность. А массированный импорт западных производственных технологий и возведение сотен новых, часто крупнейших в мире заводов оказались возможными, прежде всего, благодаря заимствованию американского и немецкого методов конвейерно-поточного производства проектной документации. Не говоря уже о том, что на их основе, в конечном счёте, оказалась выстроена вся государственная система массового проектирования в СССР, долгие годы существовавшая как бы автономно от проектирования уникальных объектов и ансамблей центров городов.

Последствия этого сказываются и поныне.

Примечания

[1] Preusler, Burchard. Walter Schwagenscheidt. Stuttgart, 1985. S. 97.

[2] «Эти "авангардисты", это было тогда что-то вроде секты, члены который были связаны друг с другом по всему миру и лично друг друга знали: в России — Кандинский, Эйзенштейн, Гинзбург; во Франции — Ле Корбюзье, Перре, Марсейль Брейер; в Германии — Гропиус, Мис Ван Дер Роэ, Май, Макс Райнхардт, Эрвин Пискатор, братья Тауты, Швиттерс; в Англии — Раймонд Унвин, в США — финн Элиель Сааринен, в Голландии Жак, Питер Оуд и многие другие» [Jasperts, Fritz. Die Architektengruppe «May» in Russland. Düsseldorf, 1980. S. 11].

[3] Borngräber, Christian. Ausländische Architekten in der UdSSR: Bruno Taut, die Brigaden Ernst May, Hannes Meyer, und Hans Schmidt // Wem gehört die Welt. Berlin, 1977. S.109.
Общество издавало журнал «Новая Россия» («Das neue Russland»), в котором публиковались сообщения о строительстве в Советском Союзе, статьи немецких и советских архитекторов по проблемам городского и жилищного строительства и т.п. (Юнгханс К. Немецкие архитекторы и Советский Союз (1917 — 1933) // Взаимосвязь русского и советского искусства и немецкой художественной культуры. М.: Наука, 1980. С. 102).

[4] К.Юнгханс указывает на то, что Бруно Таут пять раз командировался в Москву (Юнгханс К. Немецкие архитекторы и Советский Союз (1917 — 1933) // Взаимосвязь русского и советского искусства и немецкой художественной культуры. М., Наука, 1980. С. 102).

[5] В 1920 г. Вальтер Гропиус переписывался с В.Кандинским, создавшим в Мюнхене группу «Голубой Всадник». Эль Лисицкий, до войны изучавший архитектуру в Дармштадте, в 1921 г. через Георга Гроса познакомился в Берлине со всеми известными немецкими прогрессивными художниками и архитекторами. Он был связан с архитектурным журналом «Материалы по основам формообразования», оказавшим влияние на журнал «А-В-С», издававшийся в Базеле в 1924 — 1926 гг. Хансом Шмидтом совместно с Мартом Штамом и Эмилем Ротом. (Юнгханс К. Немецкие архитекторы и Советский Союз (1917 — 1933) // Взаимосвязь русского и советского искусства и немецкой художественной культуры. М.: Наука, 1980. С. 101 — 102).

[6] Юнгханс К. Немецкие архитекторы и Советский Союз (1917 — 1933) // Взаимосвязь русского и советского искусства и немецкой художественной культуры. М.: Наука, 1980. С. 101.

[7] Там же. С. 104.

[8] Там же. С 103 — 104

[9] Кроме того, на конкурс Дворца Советов было представлено: из Голландии — 2, из Франции — 3, из Америки — 11, из Эстонии, Швейцарии, Италии — по 1 (Заплетин Н.П. Переломный этап пролетарской архитектуры (по материалам комиссии технической экспертизы) // Строительство Москвы. 1932. № 3. С. 17).

[10] Коккинаки И.В. Советско-германские архитектурные связи во второй половине 20-х г. // Взаимосвязь русского и советского искусства и немецкой художественной культуры. М.: Наука, 1980. С. 120.

[11] В октябре 1925 г. Э.Мендельсон привёз в Ленинград проект (техническая часть разработана совместно с инж. Лазером), состоящий из генерального плана, нескольких вариантов и модели. До весны 1926 г. был разработан проект, состоящий из: 1) 35 листов строительно-технических чертежей; 2) 23 листов архитектурных чертежей; 3) 24 страниц описания построек; 4) 217 страниц статических расчетов; 5) 1 спецификации строительных материалов и работ всего проекта; 6) 12 технических чертежей машин; 7) 80 страниц описания машинно-технической части; 8) 62 групп технических чертежей деталей машин, включая расчеты и стоимость машин; 9) 1 смета, составленная на основании цен, предложенных различными фирмами. После принятия проекта в июле 1926 г., были подготовлены исполнительные чертежи: 1) 13 листов строительно-технических чертежей, масштаб 1:100; 2) 58 листов строительно-технических чертежей, масштаб 1:50; 3) 13 страниц пояснений к исполнительным чертежам; 4) 305 страниц статических расчетов; 5) 34 страницы сравнительных статических расчетов; 6) 22 группы технических чертежей деталей машин, включая расчеты и стоимость машин; 7) 9 листов технических чертежей машин (Письмо Эрика Мендельсона // Современная архитектура, 1927. № 3. С. 108).

[12] Это была официальная линия, осуществляемая советским правительством. Cм.: Постановление Совета Народных Комиссаров Союза ССР (Протокольное. Гриф «Секретно») от 15 февраля 1926 г. «О привлечении специалистов из заграницы» // Индустриализация Советского Cоюза. Новые документы. Новые факты. Новые подходы. Часть 2. Институт Российской истории РАН. Москва, 1999. С. 222 — 225).

[13] По Ленинграду данные см.: За индустриализацию 1932. № 82; по Харькову см.: Будивництво. 1930. № 3 — 4. С. 101.

[14] В проектирующих организациях трудилось примерно 7 — 10% от всего наличного количества иностранных специалистов. Так, например, в июле 1933 г. из 1989 иноспециалистов, работавших в тяжёлой промышленности СССР, в проектирующих организациях (включая и инженеров) трудилось 136 чел., т.е. 7%. (Справка ИНО НКТП о привлечении иностранной технической помощи в тяжёлую промышленность СССР. Декабрь 1933 г. // Индустриализация Советского союза. Новые документы. Новые факты. Новые подходы. Часть 2. Институт Российской истории РАН. Москва, 1999. С. 264). Хотя нет уверенности в том, что этим цифрам можно безоговорочно верить, так как, например, в аналогичной справке, через год подготовленной ИНО НКТП в Бюро жалоб Комиссии советского контроля, приводятся совершенно иные цифры об общей численности иностранных специалистов, работающих на предприятиях Наркомтяжпрома в 1933 г.: «На 1/1-1933 г. — высшего технического персонала — 1180, среднего — 1249; рабочих — 4121, всего — 6550» (Справка ИНО НКТП в Бюро жалоб Комиссии советского контроля о динамике численности иноработников на предприятиях НКТП. Декабрь 1934 г. // Индустриализация Советского союза. Новые документы. Новые факты. Новые подходы. Часть 2. Институт Российской истории РАН. Москва, 1999. С. 272).

[15] Нкуклонно осуществляемый правительством в период 1928 — 1930 гг. курс на уменьшение доли частного проектирования привёл к сокращению количества проектов, исполняемых в порядке частных заказов (специалистами-профессорами) с 1,5 % в 1928 г. до 0,3 % в 1929 г. А в 1930 г. власть окончательно покончила с «частным проектированием» как таковым, запретив постановлением СНК СССР от 23 ноября 1930 г. «О правах заказчиков на изготовленные по их заказам архитектурные, инженерные и иные технические планы, чертежи и рисунки» (СЗ СССР, 1930. № 58. Ст. 613. С. 1126) заказывать проекты персонально отдельным архитекторам на договорных условия. Тем самым, в 1930 г. власть подводит последнюю черту в огосударствлении частного проектирования.

[16] Конрад Пюшель писал о том, что для него и других архитекторов до последнего момента оставалось загадкой то, в каких именно отношениях они находились с работодателем. Договоров на работу они сами не заключали, а Ханнес Майер (в бригаде которого Пюшель работал) все вопросы на эту тему отметал как провокационные (Püschel, Konrad. Wege eines Bauchäuslers. Dessau, 1997. S. 56).

[17] Что, кстати, составляло 22,5 % от всего объёма проектных работ по машиностроению.

[18] Индустриализация СССР. 1929 — 1932 гг. Документы и материалы. М.: Наука, 1970. С. 111 — 113.

[19] Из конъюнктурного обзора Госплана СССР о выполнении народнохозяйственного плана за октябрь 1929 — июнь 1930 г. не ранее 1 июля 1930 г. (датировано по содержанию) // Индустриализация СССР.1929 — 1932 гг. С. 134.

[20] Там же. С. 134 — 135.

[21] Из доклада ВСНХ СССР в Совет Труда и Обороны о постановке проектирования в капитальном строительстве промышленности от 18 мая 1929 г. // Индустриализация СССР. 1929 — 1932 гг. Документы и материалы. М.: Наука, 1970. С 118.

[22] Там же. С 117.

[23] Андрей Константинович Буров: Письма. Дневники. Беседы с аспирантами. Суждения современников. М.: Искусство, 1980. С. 266.

[24] Senkevitch, Anatole. Albert Kahn in Russland. Bauwelt, 1995. Heft 48. S. 2814.

[25] Bliznakov, Milka. The realization of utopia: Western technology and Soviet avant-garde architecture // Brumfield, William C. ed. Reshaping Russian architecture: Western technology utopian dreams. Hew York: Cambridge University Piess, 1990. P. 173.

[26] «Через 15 месяцев после подписания договора в мае 1931 г. Мориц Кан так описывал размеры московского бюро: "Госпроектстрой существует всего только год. Раньше наше бюро в Детройте, насчитывающее в обычное время от 400 до 500 архитекторов, инженеров и чертёжников, считалось самым большим в мире. Госпроектстрой сейчас насчитывает около 600 сотрудников в московском бюро, не считая студентов, ещё 150 будут вскоре приняты. В бюро в Ленинграде — 300 сотрудников, в Харькове — 100"» (Senkevitch, Anatole. Albert Kahn in Russland. Bauwelt, 1995. Heft 48. S. 2814 — 2815).

[27] Ibid. S. 2817.

[28] Казусь И.А. Организация архитектурно-градостроительного проектирования в СССР: этапы, проблемы, противоречия (1917-1933 г.). Дисс. на соиск. уч. ст. канд. арх. В 2-х т. М., 2001.

[29] Senkevitch, Anatole. Albert Kahn in Russland. Bauwelt, 1995. Heft 48. S. 2814.

[30] Knickerbocker, H.R. Der Rote Handel droht. Berlin, 1931. S. 66 — 68.
Опираясь на программу строительства тракторных заводов, запроектированных А.Каном, М.Н.Тухачевский, назначенный в 1931 г. руководителем Управления вооружений Красной Армии, планировал к концу 1932 г. довести количество стоящих на вооружении в РККА танков до 40 тыс. штук . «Танки, идущие обычно во 2-м и 3-м эшелонах, — писал он, — могут быть несколько меньшей быстроходности и большего габарита ... А это значит, что такой танк может являться бронированным трактором…» (Письмо М.Тухачевского Сталину от 19 июня 1930 г. Цит. по: Минаков С.Т. Советская военная элита в политической борьбе 20 — 30-х годов // Кадровая политика. № 1. 2003 [http://www.whoiswho.ru/kadr_politika/12003/stm10.htm])

[31] Preusler, Burchard. Walter Schwagenscheidt. Stuttgart, 1985. S. 98.

[32] «В то время, когда мы … воевали (имеется в виду Первая Мировая война — М.М.), — писал А.К.Буров, специально анализировавший во время своей поездки в Детройт американский опыт проектирования и строительства, — они строили, и очень много, имея много денег. … У нас же к концу войны оказался старый негодный опыт домашинного периода, старые традиции» (Андрей Константинович Буров: Письма. Дневники. Беседы с аспирантами. Суждения современников. М.: Искусство, 1980. С. 42).

[33] Borngräber, Christian. Ausländische Architekten in der UdSSR: Bruno Taut, die Brigaden Ernst May, Hannes Meyer, und Hans Schmidt // Wem gehört die Welt. Berlin, 1977. S.120.

[34] Preusler, Burchard. Walter Schwagenscheidt. Stuttgart, 1985. S. 104.

[35] Ibid. S. 105.

[36] Коккинаки И.В. Советско-германские архитектурные связи во второй половине 20-х г. // Взаимосвязь русского и советского искусства и немецкой художественной культуры. М.: Наука, 1980. С. 126.

[37] Borngräber, Christian. Ausländische Architekten in der UdSSR: Bruno Taut, die Brigaden Ernst May, Hannes Meyer, und Hans Schmidt // Wem gehört die Welt. Berlin, 1977. S.126.

[38] См.: Хроника. В Союзе советских архитекторов. Архитектурные декадники // Советская архитектура. 1933. № 2. С. 58 — 59; Москва за месяц. В Союзе советских архитекторов. Архитектурные декадники // Строительство Москвы. 1932. № 11 — 12. С. 42 — 45.

[39] «Из управления Моспроекта выделено Бюро архитектора Бруно Таута с непосредственным подчинением Президиуму Моссовета» (Строительство Москвы. 1932. №11 — 12. С. 42).

[40] Wolters, Rudolf. Spezialist in Sibirien. Berlin, 1933. S. 82 — 84.

[41] Для обеспечения взаимовлияния и взаимодействия трудовых и бытовых процессов с целью создания системы первичной территориальной организации производственных единиц на основе предельной «прозрачности» совместного обитания; кругового трудового влияния «всех на каждого»; всестороннего охвата внешним нормирующим воздействием на локальные трудовые коллективы, сформированные на основе искусственно регулируемого порядка внутриколлективных межличностных отношений.

[42] Власть постоянно боролась с частным жилищем, вынужденно терпела его нестратегическое присутствие в городах, не снося тотально лишь потому, что хронически не могла справиться с жилищным кризисом. Частное жилище было допущено в концепцию социализма также вынужденно, как вынужденно был допущен в политэкономию социализма крестьянский рынок.

[43] Согласно декрету СНК от 10 сентября 1921 г., место работы должно обеспечивать трудящегося заработной платой, которая включает в себя: 1) денежную плату; 2) предметы продовольствия и потребления; 3) производственную одежду; 4) внеплановые выдачи и т.п. (СУ РСФСР. 1921. № 67. Cт. 513. С. 629).

[44] Согласно декрету СНК от 10 сентября 1921 г., место работы должно компенсировать трудящемуся расходы по квартире, отоплению, освещению, водопроводу и другим коммунальным услугам (или предоставлять всё этого бесплатно), а также предоставлять услуги парикмахерских, бань и проч. (Там же. С. 629).

[45] Лебина Н.Б., Шкаровский М.В. Проституция в Петербурге (40-е гг. XIX в. — 40-е гг. XX в.). М., 1994. С. 198 — 199.

[46] Согласно декрету СНК от 10 сентября 1921 г., место работы должно предоставлять трудящимся также и возможность регулярного посещения культурных заведений, в частности, театра (СУ РСФСР. 1921. № 67. Ст. 513. С. 629).

[47] Согласно декрету СНК от 10 сентября 1921 г., по месту работы трудящемуся должны предоставляться «продукты с огородов и советских хозяйств», средства передвижения, семейные пайки и другие пайки, выдаваемые дополнительно к заработной плате на семью рабочего и служащего (Там же. С. 629).

[48] Отсутствие телефона, копировальных аппаратов, переполненные рабочие помещения сильно усложняли работу (Junghans, Kurt. Bruno Taut. 1880 — 1938. Berlin, 1970. S. 91 — 92).

[49] Письмо американского рабочего Фердинанда Демут в ЦК профсоюза строительных рабочих о безответственности Госстройтреста при использовании иностранцев (янв. 1926 г.) // Индустриализация Советского союза. Новые документы. Новые факты. Новые подходы. Часть 2. Институт Российской истории РАН. Москва, 1999. 303 с.

[50] Швейцарский архитектор Ганс Шмидт приехал в Москву вместе с бригадой Эрнста Мая, но вскоре отделился от неё. В 1933 г. он возглавил в Горстройпроекте мастерскую №3, занимавшуюся, в основном, застройкой города Орска. В мастерской работали члены бригад Эрнста Мая и Ханнеса Майера (Borngräber, Christian. Ausländische Architekten in der UdSSR: Bruno Taut, die Brigaden Ernst May, Hannes Meyer, und Hans Schmidt // Wem gehört die Welt. Berlin, 1977. S.132).
26 января 1935 г. в докладной записке главному архитектору Наркомтяжпрома В.А.Веснину руководитель Орской мастерской треста Горстройпроект Г.Шмидт писал: «Трест с самого начала работал с большим штатом иностранных архитекторов. Эти архитекторы, несмотря на все недочёты в своих работах, принесли на определённом этапе Советского градостроительства не только большой опыт, но и определённую методологию в проработке всех вопросов градостроительства. Работа с иностранцами в тресте шла не очень благополучно. Часть вины, безусловно, пала на иностранцев, большинство которых не сумело и не хотело поставить свою работу на почву реальных советских условий» (Российский государственный архив литературы и искусства [далее — РГАЛИ]. Ф. 2772. Оп. 1. Ед. хр. 94. Л. 33).
Из той же докладной записки следует, что при проектировании Прибалхашстроя, работа первоначально была поручена иностранному архитектору, который, после первого обследования этой задачи, явно чувствуя, что он не сможет её выполнить на нужном уровне, а его подход не соответствует решению этой задачи, от работы отказался. В целях ускорения сроков работа была поручена той бригаде, которая была свободна. «В результате этого получилась картина громадных домов в стиле Петербурга, вызывающая даже среди работников Треста некоторое сомнение об их пригодности в условиях Прибалхашстроя» (РГАЛИ. Ф. 2772. Оп. 1. Ед. хр. 94. Л. 33).

[51] Так, например, к маю 1933 г. от услуг иностранных работников под тем или иным предлогом отказались Металлостройпроект, Союзстандартжилстрой, Востоксоюзстрой, Союзтранстехпром, и др. организации (Приказ по Наркомтяжпрому СССР о работе и условиях труда иностранных специалистов на предприятиях отрасли от 23 мая 1933 г. // Индустриализация Советского союза. Новые документы. Новые факты. Новые подходы. Часть 2. Институт Российской истории РАН. Москва, 1999. С. 246 — 250). Подобные увольнения продолжались и в течение следующего 1934 г.: «Несмотря на категорическое распоряжение НКТП о необходимости предварительного согласования с главком и ИНО НКТП каждого отдельного случая увольнения иноработника, хозяйственные организации на местах практикуют, тем не менее, увольнения без согласования с наркоматом, нарушая этим указанную директиву и приводя в обоснование таких увольнений … причины» (Справка ИНО НКТП в Бюро жалоб Комиссии советского контроля о динамике численности иноработников на предприятиях НКТП. декабрь 1934 г. // Индустриализация Советского союза. Новые документы. Новые факты. Новые подходы. Часть 2. Институт Российской истории РАН. Москва, 1999. С. 274).

[52] Коккинаки И.В. Советско-германские архитектурные связи во второй половине 20-х г. // Взаимосвязь русского и советского искусства и немецкой художественной культуры. М.: Наука, 1980. С. 120.

[53] Как следует проектировать соцгорода, чтобы они «… в своей планировочно-технической организации в наибольшей степени соответствовали бы потребностям общества, построенного на социалистических началах» (Лавров В., Попов В. 15 лет планировки городов // Строительство Москвы. 1932. № 11-12. С. 29).

[54] А.Мостаков в статье «Безобразное "наследство" архитектора Э.Мая» («Архитектура СССР». №9 за 1937) резко критикует работы Э. Мая за то, что строчная застройка с выходящими на улицу глухими торцами домов не позволяет превратить её в место сборов, демонстраций и массовых шествий: «В социалистическом городе улица всегда будет мощным фактором городского ансамбля. Этого не мог и не хотел понять буржуазный филистёр Май». А.Мостаков в своё время был советским специалистом, включённым в бригаду Мая, в составе которой он разрабатывал генплан Нижнего Тагила, кстати, охарактеризованным им, среди прочих, как пример «реализации порочной концепции Мая» (Мостаков А. Безобразное «наследство» архитектора Э.Мая // Архитектура СССР №9.1937. С. 63).

[55] Казусь И.А. Организация архитектурно-градостроительного проектирования в СССР: этапы, проблемы, противоречия (1917 — 1933 г.). Дисс. на соиск. уч. ст. канд. арх. В 2-х т. М. 2001.

[56] Так, весной 1932 г. все бригады с иностранными архитекторами получили новых советских руководителей (Junghans, Kurt. Bruno Taut. 1880 — 1938. Berlin, 1970. S. 91 — 92).

[57] РГАЛИ. Ф.674. Оп. 1. Ед.хр. 7. Л. 12 — 12об.

[58] Püschel, Konrad. Wege eines Bauchäuslers. Dessau, 1997; Хан-Магомедов C. Архитектура советского авангарда, Кн. 2. М., 2001. С. 268.

[59] Borngräber, Christian. Ausländische Architekten in der UdSSR: Bruno Taut, die Brigaden Ernst May, Hannes Meyer, und Hans Schmidt // Wem gehört die Welt. Berlin, 1977. S.132.

[60] Юнгханс К. Немецкие архитекторы и Советский Союз (1917 — 1933) // Взаимосвязь русского и советского искусства и немецкой художественной культуры. М.: Наука, 1980. С. 108, 110.

[61] Немецкий архитектор Рудольф Вольтерс, трудившийся в 1931 — 1932 гг. гг. в Новосибирске, вспоминал, что окружающие его люди настоятельно рекомендовали ему: для того, чтобы разобраться в происходящем вокруг него — надо читать газеты: «Вы должны читать газеты. То, что вы видите своими глазами создает у вас неправильное представление о нашей системе»! Написанному в газетах следовало верить даже тогда, когда написанное противоречило тому, что видели глаза.

[62] «5 ноября с.г. в 9 час. вечера из Кузбасса приехала группа иностранных рабочих в количестве 30 человек. Все приехавшие работали в Советском Союзе в Прокопьевском районе 14 дней. По их заявлению, главной причиной их отъезда из Советского Союза послужило недостаточное питание, ссылаясь на то, что два дня им не выдавали хлеба, а сахару в месяц выдают 500 грамм. В общественной столовой за время их пребывания на руднике выдавались борщ и каша. Заработная плата низкая, а с системой сдельной оплаты они боролись у себя за границей и считают совершенно невозможным работать на сдельных условиях в Советском Союзе» (Докладная записка президиума ЦК профсоюза работников каменноугольной промышленности первому секретарю ВЦСПС Н.М. Швернику о причинах отъезда группы немецких рабочих из СССР в Германию. 17 ноября 1932 г. // Индустриализация Советского союза. Новые документы. Новые факты. Новые подходы. Часть 2. Институт Российской истории РАН. Москва, 1999. С. 244).

[63] В результате они либо уезжали домой, либо оставались и тогда вынуждены были принимать всё как есть и во всё встраиваться, с неизбежностью на равных основаниях разделяя судьбу многих граждан страны. Кстати, такая участь постигла троих из семи учеников Ханнеса Майера — выпускников Баухауза, коммунистов, приехавших вместе с ним в 1930 г. в СССР. Четверо из членов бригады вернулись на родину (в 1933 — 1937 гг.). Трое оставшихся приняли советское гражданство и, в конце концов, подверглись репрессиям — Бела Шеффлер исчез прямо с рабочего места в Гипровтузе в 1932 г. и судьба его неизвестна. Антонин Урбан женившийся на русской, был арестован в 1937 и, вероятно, расстрелян. Филлип Тольцинер был арестован также в 1937 г. и депортирован в Пермь. Он единственный выжил, вышел, дождался реабилитации и провёл остаток жизни в Москве. В России погибла также секретарша Ханнеса Майера Маргарет Менгель, которая с двухлетним сыном последовала за Майером в Москву. Её сын Ханнес вырос в детских домах (Püschel, Konrad. Wege eines Bauchäuslers. Dessau, 1997. S. 60).

[64] Например, когда в 1929 г. Эрнст Май отбирал архитекторов, желающих поехать с ним вместе в Москву, он получил 1400 предложений. В Германии в это время около 90% архитекторов были безработными (Preusler, Burchard. Walter Schwagenscheidt. Stuttgart, 1985).

[65] «…Это расторжение дало нам возможность реально сэкономить (уменьшить наши валютные обязательства, которые мы должны были выполнить по договорам техпомощи) свыше 16 000 000 золотых рублей. Нужно также отметить, что эту работу, благодаря тщательной подготовке, удалось проделать без единого крупного процесса за границей, во враждебных к нам, как правило, третейских судах» (Справка ИНО НКТП о привлечении иностранной технической помощи в тяжёлую промышленность СССР. Декабрь 1933 г. // Индустриализация Советского союза. Новые документы. Новые факты. Новые подходы. Часть 2. Институт Российской истории РАН. Москва, 1999. С. 257).

[66] «Средняя инвалютная оплата одного специалиста к концу 1933 г. уменьшилась больше чем на 90% по сравнению с началом 32 г. (январь 1932 г. — 219 руб., январь 1933 г. — 41 руб., конец 1933 г. — до 23 руб.)» (Справка ИНО НКТП о привлечении иностранной технической помощи в тяжелую промышленность СССР. декабрь 1933 г. // Индустриализация Советского союза. Новые документы. Новые факты. Новые подходы. Часть 2. Институт Российской истории РАН. Москва, 1999. С. 266 — 267)

[67] Даже несмотря на гарантированную оплату труда иностранных рабочих в рублях, регулярно выплачиваемые дополнительные денежные дотации на питание и снабжение, предоставление улучшенных бытовых условий (лучшие квартиры, мебель, отопление и т.д.) (Справка ИНО НКТП в Бюро жалоб Комиссии советского контроля о динамике численности иноработников на предприятиях НКТП. Декабрь 1934 г. // Индустриализация Советского союза. Новые документы. Новые факты. Новые подходы. Часть 2. Институт Российской истории РАН. Москва, 1999. С. 274)

[68] «Изменившаяся за границей (главным образом в Германии) конъюнктура, в связи с приходом к власти фашизма и оживлением военной промышленности (связанной с металлургией, химией и в особенности с металлообрабатывающей промышленностью), отвлекла из Союза значительное количество иноработников как специалистов, так и рабочих. Основная масса этой категории иноработников выехала за границу, надеясь получить там работу и в связи с тем, что у нас они валюты не могут получить (как в виде сбережений, так и на содержание их семей, оставшихся за границей). По имеющимся сведениям (по поступающим письмам) значительная часть выехавших иноработников работу действительно получили» (Справка ИНО НКТП в Бюро жалоб Комиссии советского контроля о динамике численности иноработников на предприятиях НКТП. декабрь 1934 г. // Индустриализация Советского Союза. Новые документы. Новые факты. Новые подходы. Ч. 2. М., Ин-т Росийской истории РАН. Москва, 1999. С. 272 — 273).

[69] Справка ИНО НКТП в Бюро жалоб Комиссии советского контроля о динамике численности иноработников на предприятиях НКТП. декабрь 1934 г. // Индустриализация Советского Союза. Новые документы. Новые факты. Новые подходы. Ч. 2. М., Ин-т Росийской истории РАН. Москва, 1999. С. 271.

[70] Пюшель К. Группа Ханеса Майера в Советском Союзе // Взаимосвязь русского и советского искусства и немецкой художественной культуры. М.: Наука, 1980. С. 158.

[71] Там же. С. 158

[72] См., напр., статьи 1927 — 1928 гг.: Строительство в Дессау // Строительная промышленность. 1927. № 12; Баухауз в Дессау // Строительная промышленность. 1927. № 1; Как строят за границей (Впечатления недавней поездки за границу) // Строительная промышленность. 1926. № 2; Впечатления о поездке в Германию, Францию, Австрию и Швецию (по путевым заметкам) // Строительная промышленность. 1928. № 11 — 12; Рабочий поселок в Бритци // Строительная промышленность. 1927. № 4; Баухауз — Дессау // Строительная промышленность. 1928. № 10; Поселок Georggsrten в Целли // Строительная промышленность. 1928. № 1 и др.

[73] Например, уже упоминавшаяся командировка в Германию А.В.Розенберга. В 1928 г. в Баухаузе побывал И.Л.Маца (Коккинаки И.В. Советско-германские архитектурные связи во второй половине 20-х г. // Взаимосвязь русского и советского искусства и немецкой художественной культуры. М.: Наука, 1980. С. 124).

[74] Андрей Константинович Буров: Письма. Дневники. Беседы с аспирантами. Суждения современников. М.: Искусство, 1980. С. 35.

[75] Цит. по: Казусь И.А. Организация архитектурно-градостроительного проектирования в СССР: этапы, проблемы, противоречия (1917 — 1933 г.). Дисс. на соиск. уч. ст. канд. арх. В 2-х т. М. 2001.

[76] Там же.

[77]Там же.

[78] Лишь чуть более 5% от всего объёма капитальных вложений в первую пятилетку шло на жилищное строительство.