Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует! <...> Это вот что: если я, вместо того, чтобы оперировать, каждый вечер начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха! Если я, ходя в уборную, начну, извините меня за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной получится разруха. Следовательно, разруха сидит не в клозетах, а в головах! М. Булгаков «Собачье сердце»
За свое более чем шестисотлетнее существование город Выборг успел побывать во владычестве шведов, русских (в 1710 году Выборг заняли войска Петра I), финнов (в результате революции 1917 года Великое Княжество Финляндское, созданное на месте завоеванных в 1809 году Александром I восточных провинций Шведского королевства, обрело статус независимой державы – в 1812м к нему отошел и Выборг) и опять русских (в ходе Зимней войны в конце 30х Финляндия вынужденно уступила СССР большую часть своих восточных территорий – в т.ч. и Выборг1).
Как мне кажется, столь бурным историческим развитием и объясняется ярко выраженная дробность, неоднородность архитектурного облика этого «пограничного» городка: там можно увидеть примеры самых разных ответвлений модерна (преимущественно в центральном районе Линнойтус) – как строгого национального романтизма (с почти лишенными декора фасадами, облицованными либо темно-коричневым или изжелта-красным кирпичом, либо гранитными плитами), так и вычурного балтийского ренессанса и кичевого псевдорококо, – и хрущевки (их основная масса концентрируется на юго-восточной оконечности города у подножия Батарейной горы), и функционализм 30х (в основном промышленный – в районе Пантсерлахти), и даже постройки XIV–XV веков.
Судя по обилию приведенных выше терминов, Выборг вроде бы должен производить впечатление пестрого города. Ничего подобного. Вся эта стилевая разномастность выборгского зодчества нивелируется крайне неухоженным (порой на грани аварийного) состоянием большинства архитектурных памятников: zum Beispiel, некогда белейший экстерьер знаменитой библиотеки Алвара Аалто (1933–1935), нынче выглядит так, словно его кто-то долго и упорно эксплуатировал в качестве скалолазного снаряда – фасадная штукатурка потрескалась, а местами и вовсе обвалилась, все в каких-то ржавых подтеках, кое-где выбиты окна; и интерьер выглядит отнюдь не лучше… штукатурка на внутренних гранях фирменных световых фонарей А. Аалто (круглых в плане, а в разрезе конических), освещающих отдел выдачи и читальный зал, треснула, образовавшиеся «островки» отклеились и от влаги свернулись в небольшие свитки, все вместе напоминающие ожоговые струпья. Не скрою, работники библиотеки на вопрос – как вы можете работать в таких условиях? – буквально в унисон выкрикнули: «А мы и не можем!.. Вот бы Россия уступила наш город Финляндии!»
Ладно, то, что разваливается выборгский модернизм – это еще полбеды: в конце концов, рационалистические фасады не очень сложно отреставрировать таким образом, чтобы они смотрелись аутентично (главное, решить вопрос с финансированием)… Здешний югендштиль (так называли модерн в Скандинавии, Германии, Австрии) пребывает в куда более ужасающем состоянии. Рыночная площадь (Кауппатори) и набережная в районе Старого города выглядят еще более или менее презентабельно, зато, если пройти чуть южнее (метров на 500!), то иллюзия «относительной» сохранности местного культурного наследия вмиг рассеивается: к примеру, на Крепостной улице (Линнанкату) около четверти всех зданий находятся в полном запустении. Одну из этих построек особенно жалко – это пятиэтажный (бывший доходный и жилой) дом в стиле модерн, построенный в 1904 году по проекту архитектора Карла Хорда аф Сегерштадта: фасад поврежден не так уж сильно – разве что проемы в цоколе кое-где заделаны досками да отвалилась паратройка наличников, зато внутри царит тотальная разруха – шикарные изразцовые печи все в сколах и трещинах, на стенах граффити; на полу слои штукатурки вперемешку с кирпичами, гвоздями и прочим; в перекрытиях – дыры размером с площадку для игры в сквош. Самое поразительное, что виной всему этому не Вторая мировая, а банкротство (или «внезапная» смерть) приобретшего этот дом в начале 90х нувориша, который хотел приспособить его под гостиницу.
К югу от старого города, на вершине бастиона Пантсерлахти, располагается здание Школы искусств, построенное финским архитектором Уно Ульбергом в 1930 году – пожалуй, это самый интересный архитектурный объект во всем Выборге. Даже библиотека А. Аалто, на мой субъективный взгляд, уступает ему в оригинальности. В нем совершенно уникальным образом сочетаются стилевые черты популярного на тот момент функционализма и классики. К сожалению, его состояние также довольно плачевно… Правда, небольшая группа энтузиастов во главе с директором школы искусств, невзирая на денежные затруднения, медленно, в поступательном ритме, ремонтирует его интерьеры и следит за тем, чтобы его экстерьер не пришел в окончательный упадок.
Должен заметить, в Выборге, помимо Школы искусств, довольно много построек У. Ульберга2, некоторые из них рационалистические (аля Баухаус – больница 1930-го, здание городского архива 1933го и т.д.), но большинство все же выполнено в стилистике национального романтизма. Как известно, в творческой карьере У. Ульберга было два периода: всю первую четверть XX века он занимался стилизацией, а затем вдруг кардинально сменил курс и увлекся «функишом»3 (функционализм по-фински). Комуто это может показаться странным, но, если вспомнить, и Дж. Террани, и Ле Корбюзье поначалу тоже грешили проектированием в ар нуво (или чем-то очень на него похожим).
По-моему, модернистская архитектура У. Ульберга в стилевом отношении (т.е. не функционально, а эстетически) более адекватна той идеологии, из которой она произросла (социалистической), нежели его архитектура в югендштиле, и с этой точки зрения последняя во многом проигрывает первой. Что это значит? Модерн – это архитектурный жанр, эволюционировавший из аляповатой эстетики так называемой купеческой роскоши и олицетворяющий систему ценностей буржуазного социума (банкиров, негоциантов, коммерсантов, крупных промышленников) начала XX века. Для него типичны рельефность и витиеватость (или попросту богатство) фактуры экстерьера, яркость, а иногда и полихромия (многоцветность) отделки – как внутренней, так и наружной. Национальный же романтизм У. Ульберга, несмотря на заключенный в нем патриотический пафос, чересчур депрессивен: серые, облицованные грубо обтесанными каменными блоками фасады, угрожающе массивные порталы парадных входов; рельефы, изображающие женщин в капюшонах, с челюстями, как у актера Берта Ланкастера, и мечами в руках. Все это отдает чем-то романским, а средневековые мотивы (строгие и мрачные), на мой вкус, не очень хорошо ложатся на вычурность и эпатаж, заложенные в самой сути модерна. Иными словами, если тебе не хватает веселости, не пытайся создать видимость обратного, будь искреннее. В этом смысле холодные и лаконичные формы Школы искусств служат идеальным примером искренности в архитектуре.
По хорошему, архитектуру Школы искусств следовало бы классифицировать как умеренно постмодернистскую (хотя по всем правилам это не что иное, как ар деко). Вся загвоздка в том, что самого термина «постмодернизм» тогда еще не было придумано (до «Постмодернистской архитектуры» Ч. Дженкса и «Уроков Лас-Вегаса » Р. Вентури было еще ох как далеко) – так что, в каком-то смысле можно сказать, что У. Ульберг опередил свое время. Здание имеет веерообразную планировку и состоит из двух трехэтажных блоков (корпусов)4, связанных друг с другом только на уровне стилобата – посредством одного коридора (с ужасающе низким потолком) – и третьего этажа – посредством двух переходов: первый опирается на двойную колоннаду (вкупе они формируют подобие портика, являющегося центром композиции фасада, обращенного к заливу) и декорирован триглифами, которые зажаты между тонкими горизонтальными поясками, – получается своеобразная пародия на античный архитрав; второй менее протяженный и образует вместе с торцами основных блоков на фасаде, обращенном к Лужской улице (Ховиойкеуденкату), прямоугольную арку. Эта арка является, в моем представлении, аллюзией на древнеегипетскую храмовую архитектуру – в первую очередь, по причине своей монументальности. Она увенчана небольшим карнизом, поддерживаемым двумя кронштейнами. Нижняя грань перекрывающей ее плиты украшена плафоном с орнаментом из Hakenkreuz – правосторонних свастик (их г-образные концы закручены по направлению часовой стрелки).
Издали школа кажется на сто процентов модернистским продуктом (даже квадратные колонны смотрятся вполне себе авангардно), зато при близком рассмотрении обнаруживаются мелкие декоративные элементы, заимствованные из античной и ренессансной культур. Да вдобавок к этому почти все они искажены в пропорциях – одни триглифы чего стоят: прямоугольные плиточки с двумя криво прорезанными в них желобками. Чем не постмодернизм?
Тем не менее, как ни странно, подобное цитатничество отнюдь не раздражает, скорее, немного забавляет. Просто здесь все эти постмодернистские вкрапления не берут на себя слишком много, служа таким дразнящим дополнением к суховатой рационалистической архитектуре Школы искусств.
К слову, относительно орнаментов, использованных в оформлении Школы искусств, существует версия, будто их прототипами послужили языческие символы – это объясняется тем, что Ульберг якобы был сектантом и порой выражал свои сомнительные религиозные предпочтения в архитектуре. Предполагается, что и специфическая планировка здания – сегментная, с периметром, образованным двумя дисимметричными (один с пристройкой) блоками – результат увлечения Ульберга мистицизмом: на схематическом уровне она как бы представляет собой криптограмму, изображающую языческое божество Вяйнемейнен (аналог Христа у древних карелов) – мол, радиальные крылья здания – ноги божка, а фасадарка – его позвоночный столб. Приведу по этому поводу выдержку из статьи «Школа искусств Уно Ульберга», опубликованную в 9-м номере еженедельника «Как дела?» за 1996 г. (авторство коллективное и принадлежит Обществу друзей Уно Ульберга): «Школа искусств имеет все основные признаки языческого и древнехристианского храма. Вход в Школу с востока, со стороны города. Колоннада открыта на запад, в сторону моря. Как и христианский Храм, Школа ориентирована по сторонам света, небесный или храмовый купол – это связь с небом (самые первые христианские алтари имели дыру в крыше), пещера (крипта) или источник воды внизу – связь с землей и подземным миром.
Место, выбранное для строительства Школы – с сильной исторической и природной аурой – это место жертвы, политое кровью многих битв (угол старинной крепости), это возвышенность на берегу, это художественная мастерская…»
Что ж, подобная гипотеза вполне возможна, хотя мне она не кажется верной. Косвенным подтверждением ее жизнеспособности может послужить эпизод из биографии другого зодчего – знаменитого В. И. Баженова: он использовал атрибутику масонских знаков в мотивах декорирования царицынских павильонов, чем вызвал сильное неодобрение императрицы Екатерины II, и в итоге та повелела разобрать часть дворцового ансамбля. Выходит, архитекторы-еретики не такая уж редкость.
Что же конкретно до веерообразного плана, то содержание в нем какой-либо мистикофилософской подноготной совсем маловероятно, слишком уж много у него аналогов в архитектуре, и вовсе лишенной духовности, к примеру, в муссолиниевской классике: взять здание почты Дж. Самона 1933 года и Школу им. Дж. Кальеро (автор неизвестен) 1936-1938 гг. в Риме. Правда, территории, на которых размещаются упомянутые сооружения, имеют такие границы: две улицы, пересекающиеся под острым углом, и позади, как бы в основании треугольника, историческая застройка, – так что веерообразный план в данном случае был чуть ли не единственным возможным решением (тогда как Школа искусств стоит на холме почти свободно – У. Ульберг мог придумать для нее какой угодно план).
К тому же, ни в одном из этих объектов не обыгрывается тема проходного внутреннего двора; как следствие, радиальные блоки, образующие периметры зданий, не сепарированы друг от друга5. Так что планировки фашистских построек и Школы искусств Ульберга схожи друг с другом только абрисом и художественной компоновкой основных функциональных элементов (что, кстати, уже не так мало). Если же сравнивать их с точки зрения стилевой принадлежности, то все они являются произведениями одной школы – рационалистической. Единственным отличительным свойством архитектуры Школы искусств в данном случае является ее ощутимый уклон в сторону классицизма.
Надо заметить, первой мыслью, возникшей у меня при взгляде на Школу искусств издалека, была следующая: насколько же она кинематографична – города не видать, только вот этот дом, невероятно благородный и чистый, пожухлая трава, редкие дуновения прохладного ветра, ни дать ни взять скандинавская идиллия в духе позднего А. Стриндберга. Как мне показалось, на фоне Школы искусств было бы идеально снимать какие-нибудь неспешные минималистские драмы в духе «тетралогии некоммуникабельности» М. Антониони или «Сталкера» А. Тарковского. Помню, у меня случился настоящий катарсис: я бегал с фотокамерой вокруг этой школы полчаса, не обращая внимания ни на обвалившуюся штукатурку, ни на покрытые мхом ступени парадной лестницы; ни на злую, всю в грязи собаку, каждые пять минут помечавшую то стену, то колонну и беспрестанно лаявшую на все движущиеся предметы (включая меня). Весь этот кошмар стал заметен только под конец фотосессии – и хорошо, а не то моей единственной реакцией на все это была бы пара сочувственных зевков. Но неприятный осадок, конечно, все равно остался – будто клеймо на воспоминаниях.
Ну, а если подытожить… Что же это такое выходит? Коммунизма уже почти двадцать лет как нет, период тотальной разрухи, по идее, должен оставаться далеко за спиной, а Аалто с Ульбергом, вон, все обшарпанные, грязные стоят, а неподалеку еще и модерн трещинами пошел, того и гляди рассыплется, словно песочный замок… Неужто за всю эту дрянь ответственна пресловутая капиталистическая этика, которая диктует: наживайся на упадке, – читай: культурное мародерство лучше, чем меценатство и альтруизм. Правильно, зачем реставрировать «архаику», если можно все снести и построить на очищенной территории игорный дом.
1 Вдобавок ко всему вышесказанному отмечу, что город был почти полностью уничтожен бомбардировкой в 1939 году.
2 Отчасти это объясняется тем, что в промежутке между 1932 и 1936 гг.он занимал пост главного архитектора Выборга.
3 В этом стиле он работал вплоть до своей кончины в 1944 году.
4 Это обусловлено тем, что ранее (до Второй мировой войны) постройка У. Ульберга совмещала в себе функции и школы, и музея.
5 С другой стороны, если присмотреться, план Школы им. Дж. Кальеро структурирован таким образом, что зоны старших и младших классов объединяются лишь в одном месте, а именно вблизи точки схода блоков-лучей – что вроде бы позволяет охарактеризовать эту схему как двусоставную (двухкорпусную, раздельную). И тем не менее функциональная организация такого рода не имеет практически ничего общего с положенной в основу проекта Школы искусств: радиальные блоки итальянской школы объединены все же не карликовым переходом, а довольно крупной рекреационной зоной (на первом этаже вестибюлем), там же размещены и две лестничные клетки (всего их три).