Из огромного множества деревянных построек Московской Руси очень малая часть уцелела до наших дней. Среди уцелевших лишь единицы (как правило, культовые) сооружены ранее середины XVII в. Эти считанные памятники обладают незаменимой документальной ценностью, ибо почти каждый из них остался самым ранним представителем своего архитектурного типа; нередко только с их помощью удается проследить отдельные пути развития русской деревянной архитектуры.

       В числе наиболее древних — Никольская церковь на Муезере (рис. 1), последняя крупная постройка, сохранившаяся от Троицкого Муезерского монастыря. По своему назначению она относится к церквам-трапезным, которые начиная с XVI столетия строились в общежительных монастырях на Руси.

       Каменные постройки такого рода известны в сравнительно большом количестве. Неоднократно уделяя им внимание, исследователи древнерусской архитектуры установили типологическое родство между собой каменных церквей-трапезных и определили их некоторые характерные признаки.

       В отличие от каменных, деревянные церкви-трапезные почти не сохранились, и Муезерская среди них - исключение. Несмотря на это, до сих пор она не изучалась как пример монастырской деревянной постройки2. Результатам изучения памятника именно в таком качестве посвящена настоящая статья. Она основана на подробном натурном исследовании, проводившемся для реставрации Никольской церкви3, а также на вновь найденных архивных источниках о монастыре на Муезере.

       Первое упоминание о Троицком Муезерском монастыре встречается в “Описной книге Кемской волости”, составленной в 1591 г. сотником Семеном Юреневым при передаче части порубежных земель Поморья в собственность Соловецкому монастырю: “Да на Маслозерской же земли на Муезере на острову монастырек, а в нем храм Троицы Живоначальные, пустынька, а в ней пять братов; а питаюца от своих трудов лешею пашенкою, и на озере рыбу ловят” 4. Другой источник, составленный несколько позже, уточняет время основания монастыря. Это “Указ царя Бориса Федоровича...” 1600 г., где, в частности, сказано: “... Били нам (царю Борису — И. Ш.) челом из Вотьцкие пятины с Каянскаго рубежа, из пустыни Троицы Живоначальные с Муезера игумен Фирс с братьею, а сказал: стоит де тот их монастырь Соловецкаго монастыря в вотчине Кемские волости, на угодье на Муе озере, и к тому де их монастырю пашни немного; а пашут де сами, и питаюца своими трудами ... Тот монастырь стал ново и нашие (т. е. царские - И. Ш.) денежные и хлебные руги в тот их монастырь нейдет ничего. И в прошлом де в 95 (1587) году по его (игумена Фирса — И. Ш.) челобитью, дана им блаженные памяти государя царя и великого князя Федора Ивановича всеа Русии грамота...” 5.

       Следовательно, монастырь на Муезере существовал уже до 1587 г. Возможно, он возник в начале 70-х годов XVI в. Основанием для такого предположения служит текст надписи, высеченной на четырехконечном каменном кресте, который находился в алтаре Никольской церкви и в начале 1960-х годов был вывезен в Ленинград экспедицией Русского музея. Надпись сообщает, что “поставил сий крест первоначальной старец инок Генадей лета 7081 (1573) августа в 11 день”6.

       Но окончательно утверждать, что Муезерский монастырь был основан около 1573 г., нельзя: подлинность надписи палеографически не доказана, а место происхождения креста точно не известно7, поэтому нам кажется более справедливым считать, что Троицкий монастырь на Муезере был основан в 1570 — 1580-е годы. Его основателями, вероятно, были иноки — выходцы из какого-либо крупного северного монастыря 8. Первым поселенцам не удалось скоро заручиться существенной материальной поддержкой центральной государственной власти, и новой пустынькой полностью завладел Соловецкий монастырь.

       В то время земли северо-западного Поморья часто подвергались вооруженным набегам “свейских и каянских немцев”, на судах приплывавших по р. Ковде в Белое море и разорявших береговые русские поселения 9. Троицкий монастырь счастливо избежал этого бедствия, возможно, потому, что был расположен в стороне от моря и больших рек — основных путей сообщения на севере в древности. Благоприятные для монастыря внешние обстоятельства дали возможность монахам продолжить строительство: на острове недалеко от Троицкой церкви ставят вторую — во имя Николы Чудотворца. Если принять во внимание записи 1601 г. в приходной книге монастыря о значительных пожертвованиях “на церковное строение”, то скорее всего Никольская церковь была построена в следующем, 1602 г. 10. Эта же дата названа в тексте своеобразной храмозданной надписи, существующей ныне на здании церкви (рис. 2)

       Маленькая пустынька строилась весьма медленно, но все же к концу 70-х годов XVII в. в ней были все постройки, необходимые для религиозных и хозяйственных нужд монахов. Вот что сообщает об этом одна из тогдашних описей: “В Муезерской пустыни церковь Пресвятые и Живоначальные Троицы древляная клинчатым делом с папертью... Другой храм... Николая Чудотворца древяной шатровой теплой. С трапезою и с папертью. И с келарскою... Колокольня старая о пяти столпах, а на ней шатер... в монастыре брацких 4 келий прежних ветхих с сенми теплыми; да келья брацкая не в давне новая построена с сенми теплыми ж, ... келья на берегу близ озера сетная с сенми холодными ... ветхая. Да келья большая с сенми холодными и с чуланами а в ней служебники монастырские и работники живут. Да с тою ж келеею вместе зделана хлебня... Поварня ветхая... Двое конюшень ветхой и с хлевами. Анбарец пустой ветхой... Да строения внове строителя старца Алексия. Келья поставлена новая с перерубом с сенми теплыми и холодными. И с чуланами...

       К хлебне вновь приделаны сени и 2 чулана теплых... Анбар на струбах новой. Квасоварня новая... Анбар казенной одножирной... Третей анбар на пристани двоежирной... Мелница а до нее из монастыря две версты... Противо мелницы келейка малая с сенми теплыми... Кузнеца в монастыре...” 12.

       За деловым перечнем монастырских церквей, келий и служб выступает древний облик пустыни, целиком деревянной, как и множество других, повсеместно возникавших на Севере с XV по XVII в. и лишь иногда превращавшихся в крупные монастыри.

       В последующие годы кроме трех часовен — две “подле Николаевской церкви” и одна на берегу13 — в монастыре почти ничего не строилось. Он постепенно приходил в запустение: если в 1677 г. в монастыре на Муезере было 12 братьев 14 и “крестьян состояло 33 души мужеска пола” 15, то в 1708 г. осталось только 5 монахов, а вместо собственных крестьян нанимались “работники” 16. В конце концов при секуляризации церковных земель в 1764 г. по указу Екатерины IIоб учреждении Духовных штатов Троицкий монастырь на Муезере был “отписан на колежское содержание”, т. е. упразднен 17. Заброшенные монастырские строения год от году ветшали и рушились. Церковь Троицы сгорела 18. Случайно сохранился только храм Николы Чудотворца.

       За прошедшие два с лишним века окружение храма стало иным. В древности возвышенность, где он стоит, была открытой, и шатровый восьмерик свободно царил не только над островом, но и над окрестными берегами озера, отчетливо выделяясь на фоне дальнего леса. Теперь поблизости густо разрослись ели, и древняя постройка едва видна за их остроконечными вершинами.

       Значительно изменилась и сама церковь. Исчезли крыльцо, паперть и келарская, упоминавшиеся в описи; первоначально открытый сруб оказался под дощатой обшивкой. Однако несмотря на эти утраты и переделки, уцелевшая часть памятника еще сохраняет архитектурные особенности, присущие ей с XVII в.

       Ныне здание Никольской церкви состоит из двух неодинаковых клетей, конструктивно связанных между собой общей одинарной стеной, что убедительно доказывает одновременность их строительства (рис. 3). Одна клеть, вытянутая в плане с востока на запад, вмещает алтарь и собственно церковь, они разделены до потолка тесовой преградой (рис. 4, 5). Другая, большая квадратная клеть служила монахам трапезной. Все здание срублено на высоком подклете, занятом хозяйственными помещениями.

       Завершаются клети неодинаково. Над собственно церковью и западной частью алтаря возведен с широким повалом приземистый восьмерик, над ним — шатер с полицами, венчаемый луковичной главой с восьмиконечным крестом. Восточная часть алтаря, не занятая шатровым восьмериком, покрыта двускатной слеговой кровлей. Такой же высоты слеговая кровля была устроена и над клетью трапезной.

       Таким образом, объемное построение Никольской церкви асимметрично, и здание в зависимости от точки зрения выглядит поразному: с востока оно предстает монументальным столпообразным сооружением, а с юга и севера похоже на клетскую постройку, на крышу которой поставлен шатровый восьмерик. Последнее впечатление связано с тем, что в собственно культовой части здания архитектурные признаки клетских храмов играют значительную роль: вытянутая по продольной оси клеть — основание восьмерика - значительно превосходит его и по площади, и по объему; двускатная кровля восточной части алтаря не обрывается у стен восьмерика, а опоясывает его, соединяясь с кровлей трапезной. Вот почему внешне восьмерик как бы отделяется по высоте от своего клетского основания, а оно, напротив, воспринимается единым, благодаря двускатной кровле, одинаковой по высоте и уклону на всем здании, включая трапезную.

       Если снять позднюю дощатую обшивку, в первозданном виде откроется сруб церкви. На нем нет никаких архитектурных украшений, полностью сохранена богатая естественная пластика бревенчатой стены. Высоко расположенные маленькие окна без косяков не нарушают ритма горизонтально уложенных массивных бревен. Тем заметнее красота косящатых “красных” окон, прорубленных для лучшего освещения церкви соответственно южной, северной и восточной граням восьмерика. “Красные” окна выделяются на фоне стены благодаря своим мощным, гладким, чуть выступающим колодам, боковые косяки которых - единственные вертикали в срубе.

       В целом облику Никольской церкви присуща суровая монументальность - характерное качество архитектуры почти всех сохранившихся деревянных сооружений Древней Руси.

       Интересно отметить, что при сравнении нашего памятника с постройками, приведенными в книге Адама Олеария 19, обнаруживается их значительная близость. Например, на листе с видом Нижнего Новгорода изображен шатровый храм с такой же, как у Муезерской церкви, трапезной. Рядом же видны избы и хоромы, ровно ничем не отличающиеся от нее: на высоком подклете, под двускатной тесовой кровлей, с тремя маленькими продолговатыми окнами на одном из фасадов. Это бесспорное свидетельство родства деревянного культового здания с жилыми постройками Древней Руси дает право еще раз отметить существование общих черт у памятника на Муезере и чисто клетских построек. Причем внутри Никольского храма подобная общность проявляется не меньше, чем во внешнем облике. Так, собственно церковь представляет собой небольшое замкнутое помещение, освещаемое одним “красным” окном с севера, а другим “красным” и маленьким оконцем без косяков — с юга. Тесаные “в лас” стены, низкий потолок-перекрытие из продольно уложенных пластин, такой же конструкции пол, широкие откидные скамьи у стен, на деревянной “пяте” дверь из широких тесин — создают обычную скромную обстановку древнего мирского жилища. Только двухъярусный иконостас — с местным рядом и деисусом “на семнадцати деках” — оживлял прежде своей красочностью будничность интерьера.

       Трапезная Никольской церкви сравнительно большая, почти в четыре раза превосходит по площади помещение для служб. Ее сходство с простым жилищем еще больше: внутри она выглядит просторной курной избой. В значительной мере это сходство объясняется черной печью, остатки которой сохранились в левом от входа углу трапезной. При правильной топке дым и копоть не опускались ниже определенного уровня, поэтому вверху под потолком стены стали бархатисто-черного цвета, в середине — светло-коричневого, а внизу темно-коричневого. Соответственно цветовому разделению стены трапезной стесаны не по всей высоте помещения, а только в средней части, ограниченной у пола широкими пристенными лавками, а под потолком - линией верхнего уровня дверей и окон, ниже которого редко опускалась сажа. Внутри столь же замкнутая, как и другая часть храма, трапезная сообщается с собственно церковью через единственный дверной проем. Его закрывает глухая тесовая дверь, в коробку которой входят два отдельных полотна - одно в трапезной, другое в собственно церкви, благодаря чему эти два помещения еще больше отделяются друг от друга (рис. 6). Дверной проем обрамляют широкие косяки. Плавные подтесы “заушин” верхнего из них и мягкая, со скруглениями в углах линия внутреннего контура - почти единственные кривые на стесанной поверхности стены. В четкости их рисунка видна уверенная рука древнего мастера, сумевшего придать двери значение главной по красоте архитектурной детали в интерьере трапезной.

       В одной из книг описей сказано, что в “Николиной церкви в олтаре и в трапезы и в келарской девять окончин”20, т. е. ровно столько, сколько окон во всей сохранившейся части памятника. Там же упомянуто, что в келарской были “печ и заслон”. По свидетельству Г. Корельского, в трапезной находилась “кубическая из булыжного камня черная печь... и ... стоящий близ нее келарский стол, приделанный к столбу”21. Так выясняется, что в древности внутреннее пространство трапезной Муезерской церкви было сложнее, ибо в одной клети со столовой пустынной братии размещалась и келарская — кладовая для разных монастырских припасов. Так как “печ и заслон” упомянуты среди оборудования и имущества келарской, вполне допустимо предположить, что она занимала северную часть помещения трапезной. При одном из строителей пустыни были “в келарской и с паперти двери вновь же зделаны”22. Раз в келарскую был отдельный вход, значит, она отгораживалась от собственно трапезной возможно тесовой стенкой такой же конструкции, как и алтарная преграда.

       На севере почти во всех известных нам больших трапезных не монастырских церквей опорную балку потолка-перекрытия поддерживают два столба 23. В Муезерской трапезной никаких следов столбов не сохранилось: и пол, и потолок переделаны. Во всех же древних текстах упоминается только один столб. Например, в перечне икон сказано: “В трапезе ж у столба деисус писан на трех деках на красках...”24. В начале нашего века Г. Корельский тоже назвал лишь один столб. Можно было бы предположить, что у писавших о Муезерской церкви просто не нашлось повода упомянуть второй столб в трапезной, если бы не существовало обмера плана Троицкой церкви 1714 г. в Елгомской пустыни 25 - единственной, кроме Муезерской, деревянной монастырской трапезной церкви, известной нам лишь по схематическому чертежу. На чертеже ясно видно, что в трапезной Елгомской пустыни единственный столб стоял посередине помещения. Существование только одного столба в трапезных Никольской и Троицкой церквей конструктивно оправдано: в обеих постройках пролеты между стенами невелики. Таким образом, есть основание утверждать, что одностолпные помещения присущи именно монастырским трапезным.

       В описи имущества Муезерского монастыря вскользь упоминается об использовании монахами подклета собственно культовой части Никольской церкви. Там был “подвало кладовой”, где хранилась монастырская казна 26. О том же, что было в подклете трапезной, ни в одном из источников не сказано. Тем не менее в его внутреннем устройстве видны интересные особенности. Подклет трапезной лучше освещался, чем кладовая под церковью: рядом с дверью в северной стене сохранилось сравнительно большое окно и волоковое оконце под ним (тогда как под церковью — лишь одно волоковое оконце). Выше них с другой стороны двери прорублено необычной формы окно — круглое (рис. 7). Что это отверстие не случайное, не след какой-то утраченной конструкции, доказывает тщательность его обработки. Стены подклета с внутренней стороны покрыты густой копотью, так же как и все оконные отверстия, из которых в наибольшей степени — круглое, почерневшее и с внешней стороны. Так как бревна не обуглены, о пожаре не может быть речи. Остается одно предположение: в подклете трапезной стояла черная печь. Главное назначение ее выясняется уже в верхнем помещении. В стене, общей с собственно церковью, сохранилось наклонное сквозное отверстие, а под ним — до пола чисто сработанный вытес — след от примыкания к стене какой-то детали или конструкции (рис. 8). Учитывая, что подобные вытесы делались в курных избах для крепления деревянного короба-дымника, можно предположить, что и здесь существовала аналогичная конструкция: теплый воздух по деревянному коробу поднимался вверх, в трапезную и через отверстие в стене попадал в церковь, т.е. печь в подполье трапезной предназначалась для отопления культовой части памятника.

       Вполне возможно, что в Муезерском храме было одновременно две печи:одна в самой трапезной, другая в ее подклете. Если нижняя служила в первую очередь для отопления собственно церкви, то верхняя обогревала и трапезную, и частично церковь. Нагретый верхней печью воздух проходил в помещение для служб через небольшой открытый проем в стене над внутренней дверью (см. рис. 6) — в трапезной края этого проема заметно закопчены.

       Система так называемого воздушного отопления — чрезвычайно интересная часть внутреннего устройства трапезной церкви Муезерского монастыря. До сих пор ничего подобного не было обнаружено ни в одном из сохранившихся памятников древнерусской деревянной архитектуры. На наш взгляд, применение системы воздушного отопления — еще одна характерная особенность деревянных монастырских трапезных церквей.

       Чтобы хоть косвенно проверить наши выводы, закономерно для сравнения обратиться к каменным монастырским трапезным общежитийных монастырей, ибо аналогичных деревянных построек мы не знаем. Исследователи выделяют ряд общих черт в устройстве каменных трапезных XVI в. В плане эти постройки обычно представляют собой сочетание одностолпной почти квадратной палаты с компактно примыкающими к ней келарской и хлебодарней. По высоте эти трапезные, как правило, делятся не менее чем на два яруса: наверху расположен большой парадный зал, низ же отведен под хозяйственные помещения, где ставилась большая печь, обогревавшая все здание 27. Нам кажется, что этих данных уже достаточно для доказательства значительного сходства внутреннего устройства Никольской церкви на Муезере и каменных трапезных церквей XVI в. К тому же и назначение трапезных - быть в первую очередь обеденным помещением — не менялось в зависимости от строительного материала. Уместно лишь отметить, что если главный зал каменных трапезных больших монастырей был рассчитан на парадные обеды братии и “кормления” в праздники большого числа пришлого народа, то в пустыни на Муезере трапезная была лишь повседневной монашеской столовой, почему и мало чем отличалась от простого жилища.

       По-видимому, не только одинаковое назначение и сходство внутреннего устройства связывали каменные и деревянные монастырские трапезные церкви. Общее могло проявляться и в их внешнем облике. Как известно, первые каменные трапезные были прямоугольными постройками и стояли отдельно от храма. В течение XVI в. из первоначально цельного здания трапезной выделяется церковь, в большинстве случаев представляющая собой высокий четверик, завершаемый шатровым восьмериком. Размеры ее сравнительно невелики и она нередко остается без алтарных апсид 28. К концу XVI столетия эта особенность каменных трапезных храмов постепенно исчезает.

       Шатровый восьмерик над прямоугольной клетью и алтарь, не полностью выделенный из центрального объема постройки, присущи архитектуре деревянной трапезной церкви Муезерской пустыни. Значит, действительно в ее внешней композиции есть сходство с каменными церквами-трапезными больших монастырей. Но если Никольская церковь соответствует промежуточному этапу развития архитектурной формы, то, думается, логично предположить, что существовали деревянные монастырские постройки, весьма близкие к развитому типу каменных церквей - трапезных конца XVI в. Пока мы не можем конкретно назвать ни одного подобного здания, но тем не менее в дереве сохранились достаточно известные аналоги этой развитой архитектурной композиции: шатровые храмы XVII в., у которых центральная часть представляет собой восьмерик на четверике (рис. 9).

       Итак, церковь на Муезере — достаточно яркий пример тесной взаимосвязи между деревянными и каменными постройками Древней Руси. Особенности ее архитектуры показывают, что аналогичные конструктивные и композиционные задачи решались древними мастерами для камня и дерева параллельно в зависимости от возможностей строительного материала. И если Муезерский памятник 1602 г. — пример еще не до конца сложившегося типа деревянной монастырской трапезной церкви, то храмы “восьмерик на четверике”, широко распространившиеся на севере во второй половине XVII в., возможно, представляют этот тип композиционно законченным. Но вопрос происхождения и развития в дереве архитектурной формы “восьмерик на четверике” не может быть решен в рамках настоящей статьи.

Примечания:

1. Муезеро расположено в Беломорском районе Карельской АССР в 125 км от Беломорска.

2. В статье А. А. Молчанова Муезерская церковь рассматривается только как еще один памятник шатрового типа (Молчанов А. Деревянная церковь Николая Чудотворца в Муезерском монастыре. — АН, вып. 18. М., 1969, с. 112—117).

3. Натурное исследование велось под руководством А. В. Ополовникова.

4. Досифей, архим. Географическое, историческое и статистическое описание ставропигиального первоклассного Соловецкого монастыря. М., 1836, ч. 2, с. 283—284.

5. Досифей, архим. Указ. соч., с. 386—387.

6. Смирнова Э. С. Экспедиция в Карельскую АССР. — Сообщения Государственного Русского музея в Ленинграде. Л., 1964, вып. 8, с. 127—129.

7. В клировых ведомостях Никольской церкви до 1851 г. об этом кресте ничего не говорится (см. документы Государственного архива Карельской АССР, ф. 600, оп. 1, ед. хр. 1/1 и следующие). Ни разу не упоминается он и в описях церковного имущества XVII—XVIII вв., где всегда в начале перечисляются главные реликвии.

Существует и другая точка зрения на время возникновения монашеского поселения на Муезере: XV в. Эту дату назвал А. А. Савич, но ничем, кроме своих “некоторых предположений”, ее не обосновал (см. Савич А. А. Главные моменты монастырской колонизации Севера XIV—XVII вв. — В кн.: Сборник общества исторических, философских и социальных наук при Пермском университете. Пермь, 1929, вып. 3, с. 66).

8. Основателем Троицкого Муезерского монастыря считался монах-строитель Кассиан, причисленный к местночтимым святым. (Досифей, архим. Указ. соч., ч. 2, с. 383; Архангельский патерик. Исторические очерки о жизни и подвигах русских святых... в пределах Архангельской епархии. Спб., 1901, с. 136—137). Его имя упоминается и в списке с закладной 1573 г., хранившейся в пустыни (см.: Книга приписной к Соловецкому монастырю Троицкой Муезерской пустыни: списки с крепостей, вкладные, отводные, приходные, расходные и переписные книги. ЦГАДА, ф. 1201, оп. 1, д. 991 за 1572—1699 гг. и д. 991-а за 1654—1755 гг. Далее в примечаниях — кн. 1 или кн. 2. В данном случае: кн. 1, л. 2).

9. Соловецкий летописец второй половины XVI века. — Исторический архив, вып. 3, М., 1951, с. 229—230.

10. Кн. 1, л. 14, 15. Однако записи под 1591 г. и даже под 1589 г. сообщают о вкладах “в монастырь к Троице да Николе (подчеркнуто нами — И. Ш.) на Муезеро” (кн. 1, л. 2 об). Одно из двух: либо церковь была построена действительно вскоре после основания монастыря, либо “вкладные” были переписаны с ошибками и Никольскую церковь срубили не раньше 1602 г. Мы придерживаемся второго предположения.

11. Неизвестно, когда надпись появилась. Ее текст впервые опубликовал Г. Корельский в своей заметке 1912 г. (Корельский Г. Приписная Муезерская церковь в Маслозерском приходе.— Архангельские епархиальные ведомости, 1912, ч. неоф., с. 285—390). В клировых ведомостях Муезерскои церкви только после 1912 г. проставляется дата—1603 г. (см. Государственный архив Карельской АССР, ф. 600, оп. 1. ед. хр.1/31), поэтому скорее всего доски с надписью были прибиты при ремонте храма в 1897—1901 гг. Прямое же указание на существование в монастыре второй церкви нам пока известно лишь под 1643 г. (кн. 1, л. 65).

12. Кн. 1, л. 150—156 (оп. 1679 г.).

13. Кн. 2, л. 114 об., 115.

14. Кн. 1, л. 155 об.

15. Досифей, архим. Указ. соч., с. 384.

16. Кн. 2, л. 62 об.

17. ЦГАДА, ф. 1201, оп. 2, д. 1826, л. 41.

18. Корельский Г. Указ. соч., с. 386.

И. Н. Шургин. Никольская трапезная церковь на Муезере 95

19. Олеарий Адам. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. Спб., 1906.

20. Кн. 2, л. 115.

21. Корельский Г. Указ. соч., с. 387.

22. Кн. 1, л. 154. В начале XX в. западная стена трапезнойбыла переделана и никаких следов от этой двери не осталось.

23. Например, в Петропавловской церкви 1696 (?)г. с. Вирма, Петропавловской церкви 1698 г. с. Пучуга, Никольской церкви 1705 (?) г. с. Ковда и др.

24. Кн. 2, л. 114 об.

25. Церковь не сохранилась. Фотографии см.: Забелло С. и др. Указ. соч., с. 80, рис. 173, 176.

26. “Под церковью Николая Чудотворца в казне обиходов монастырских свеч восковых 21 фунда ладану фунт 2 братыны да ендова медная луженая да 3 тарелки медных и оловянных...” (кн. 1, л. 186).

27. Ильин М. А. Трапезная Валдайского Иверского монастыря. — Сообщения Института истории и теории архитектуры, вып. 6. М., 1947, с. 44—46; История русского искусства, т. III, М., 1955, с. 286, 368, 454.

28. Например, Введенская трапезная церковь 1570 г. Успенского монастыря в Старице.