Древняя деревня Самино расположена в юго-восточной части Обонежья на территории Вытегорского района Вологодской области. Сейчас дома этой деревни расположены по обоим берегам реки Самино, впадающей в Андому, а древняя планировка деревни пока не выяснена. Об этнической истории деревни Самино и её окрестностей конкретно говорить пока рано. Ещё не до конца обработаны архитектурные, фольклорные, этнографические и топонимические данные экспедиций, побывавших здесь в 1997 году. Однако по предварительным выводам топонимистов "вепское прошлое присуще практически всему Вытегорью, а также Южному Пудожью" (И.И. Мулонен. Из отчёта об экспедиции). Кроме того известно, что рядом с Самино, в местечке под названием «Красная горка» было раскопано древнерусское городище. А из истории Муромского монастыря, расположенного в 30 км севернее Самино, известно, что в 14 веке, в момент его основания, в соседстве с монастырём жили «чудь» и "лопь" (1, с 7). По данным же последней трети 19 века «чудь» и "чудь обрусевшая" проживала уже только восточнее (район Ухтозера и р. Тихманки) (1) и южнее (близ Вытегры) (2, с 98), а в самом Самино жили уже русские. Таким образом, можно сказать, что этнический характер населения Саминского погоста в прошлом был сложным и неоднородным, как и в Западном Прионежье и Заонежье. Как утверждает академик В.П. Орфинский, там в 17 веке шли активные ассимиляционные процессы местного населения (людиков на северо-западе и вепсов на юго-западе Обонежья) в русском этносе. Вследствие этих процессов именно там, в Западном Прионежье и Заонежье возникли храмы особой формы: шатровые церкви с расширяющимся к верху храмовым столпом подчёркнутой высотности (2, с 100). По версии академика Орфинского, механизм их появления был таков. У русских и прибалтийско-финских народов существовали различные принципы взаимосвязи архитектуры и природы. Русское контрастное противопоставление архитектурных сооружений (церквей) среде обитания подчёркивало господство архитектуры над природой. У прибалтийско-финских народов образование их как этносов и освоение ими региона происходили почти одновременно, поэтому для них было характерно вписывание в природу своих деревень и культовых сооружений (2, с 101). Русские колонисты, переселяясь на Север, несли с собой свои, сформировавшиеся в центральных и южных районах Восточно-Европейской равнины «потребности зрительного восприятия», отличные от местных (3, с 55-70). Видимо, людики и прионежские вепсы, проживающие вблизи от русского ареала, при этнокультурных контактах обращали внимание на бросающиеся в глаза особенности соседствующего этноса (2, с 101). А такой особенностью у русских, как уже сказано выше, было доминирование архитектурных сооружений (храмов) над окружающей природой, достигаемое строительством шатровых церквей. Как пишет академик Орфинский, эта архитектурная черта, отсутствующая у местного населения, «вызвала восхищение» (2, с 107). И по мере продвижения ассимиляционных процессов она была заимствована людиками и южными вепсами, о чём свидетельствует анализ списка церквей Петрозаводского уезда Олонецкой губернии. От общего числа культовых построек 17-18 веков башенные составляли у ливвиков 33, 3%, в русских волостях 75%, в вепских 77,78%, а в людиковских 100% (4, с 102). Однако происходившее тогда заимствование не означало копирование. Для разных областей Обонежья оно имело свои особенности. Например, для Заонежья с его этнокультурной ситуацией было характерно появление шатровых церквей, в которых брёвна восьмерика укладывались непосредственно на повалы четверика, этим и достигалось расширение храмового столпа к верху (Варваринская церковь в Яндомозере (1650 год), Воскресенская церковь в Типиницах (1720 год), церковь Александра Свирского в Космозере (1769 год). Для карельско-вепского ареалов (от Линдозера до Гимреки) характерна гипертрофия (усугубление высотности) шатровых храмов путём надстройки второго восьмерика (Петропавловская церковь на Лычном острове (1620 год) или присутствии его в постройке изначально (Успенская церковь в Кондопоге (1774 год). Брёвна укладывались непосредственно на повал первого восьмерика, ещё более подчёркивая уширенный к верху характер храмового столпа. Южно-вепский вариант гипертрофии тоже имеет свои особенности: вышележащий восьмерик как бы вставлен в раструб нижележащего, при этом вид храмового столпа приобретает «пульсирующий» характер (церковь Рождества Богородицы в Гимреке 1693 года (реставрация В.С. Рахманова) и ныне утраченная Варламовская церковь Рыборецкого погоста 1693 года). Однако, при наличии особенностей, все церкви "западно-прионежской" школы объединяются подчёркнутой высотностью (2, с 101). Эта же черта присуща архитектуре и Саминской церкви, но у неё осутствует второй восьмерик. Конструкция же уширения храмового столпа выполнена так же, как у заонежской Варваринской церкви. Архитектуре Ильинской церкви в деревне Самино придают высотность подклет и стройный шатёр, особенно это видно издали. При внутреннем обследовании шатра в глаза сразу бросается наличие дополнительной стропильной конструкции. В рубленом на 1/3 "в реж" шатре в середину осевого столба вделаны с четырёх сторон опорные подкосы (внизу они опираются на сруб шатра и балки геометрической неизменяемости осевого столба). Хотя геометрическая неизменяемость осевого столба в данного рода шатре и так была обеспечена (осевой столб врублен «в зуб» в бревно-балку, а устойчивость его в двух взаимоперпендикулярных направлениях обеспечивают две пары сжимающих его брёвен). В частично рубленных шатрах вся ветровая нагрузка на шатёр воспринимается стропилами, которые обладают повышенной устойчивостью из-за того, что уложены между остатками сруба шатра. Однако при обследовании Ильинской церкви такого опирания обнаружено не было (лишь в одном месте стропила касались одного из остатков сруба шатра), угол наклона рублёного шатра был меньше наклона шатровых стропил. Все возникшие вопросы быстро разрешились при дальнейшем продвижении вверх - к главке. Во-первых, обращало на себя внимание наличие двух лестниц, ведущих туда. Одна представляла из себя бревно со вделанными поперёк него брусками, функцию другой лестницы выполнял осевой столб. В него с одной стороны были вделаны бруски, ведущие не в саму главку, а к доске 20x7x118 см, «продетой» в осевой столб. На вторую точно такую же доску, расположенную на 1, 8 м выше, опираются кружала существующего барабана. Ещё выше, уже в самой главке, сопряжение креста церкви с осевым столбом осуществлялось через вставку, короткое окантованное бревно длиной около 1, 2 м. Из всего увиденного был сделан вывод, что существующий шатёр - результат крупной реконструкции, при которой старый шатёр, более низкий и более пологий, был заменён более высоким путём наращивания осевого столба вставкой. Потеря дополнительной устойчивости стропил была компенсирована введением подкосов у осевого столба, который стал после этого основой геометрической неизменяемости всей конструкции. В старом шатре опирание главки и барабана осуществлялось через доски, "продетые" сквозь осевой столб - шпонки (верхние кружала старого барабана опирались на верхнюю шпонку, а нижние - на нижнюю). В новом шатре нижняя шпонка не задействована, и вся нагрузка от главки передаётся через верхние кружала на 7 столбиков, а затем через нижние кружала на верхнюю шпонку старого барабана и через неё - на осевой столб. Время, когда проводились работы по перестройке шатра, можно определить лишь косвенным путём. Видимо, мероприятия, проводимые с шатром, были не единственными при той реконструкции. Окна на чердаке кафоликона и алтаря - трёх-косящатые с торцовым опиранием косяков на нижний венец. Такие окна стали применять с середины 18 века (хронологическая таблица из диссертации академика В. П. Орфинского). В трапезной же мы видели в одном из проёмов следы от заплечиков - окна более раннего периода. Пробивка окон - тенденция внешне подчеркнуть высотность кафоликона (этим видимо хотели добавить сходства с ярусными церквями южной России, где внутри у кафоликона между четвериком и восьмериком не существовало потолков). Кроме того, изнутри высота кафоликона всё-таки была немного увеличена путём устройства "неба", до этого потолок был балочный. Об этом свидетельствуют два верхних неотёсанных венца кафоликона, штроба от досок потолка в стене между алтарём и кафоликоном, наличие стоек в западных углах кафоликона, на которые опиралась балка потолка. Известно, что «основная группа «небес» датируется восемнадцатым - первой половиной 19 века» (5, с 8), поэтому версия о крупной реконструкции, проведённой в Ильинской церкви во второй половине 18 века, кажется ещё более достоверной. Во время устройства «неба» был демонтирован вертикальный ворот, установленный между связевыми балками восьмерика, так как балки, на которые он опирался, мешали устройству нового потолка (гнёзда от этих балок с южной стороны храма почти вплотную примыкают к косяку чердачного окна, что ещё раз доказывает его позднее возникновение). Ворот меньших размеров (горизонтальный) был обнаружен на ярусе и представлял из себя деревянный барабан с ручками. Один конец его вделан в осевой столб, а другой - в рубленый шатёр. Он, видимо, был устроен при возведении нового шатра для удобства монтажа конструкций. Относительно датировки появления довольно большого арочного проёма (4, 4 м) между трапезной и кафоликоном можно высказать следующие соображения. В пользу его появления в момент постройки церкви говорит особая тщательность подгонки косяков. Однако известно, что такие проёмы на Российском Севере прорубались в основном во второй половине 19 века (в Варваринской церкви в Яндомозере это было сделано в 1860 году (6, с 87). Поэтому пролить свет на данный вопрос могут, видимо, только архивные изыскания и детальные зондажи. Появление угловых стоек и стоек-сжимов в трапезной, связанных с устройством ныне существующего потолка, можно отнести к моменту обшивки церкви в 19 веке. Не думаю, что наличие сжимов на фасаде необшитого сруба храмого столпа (о выразительности которого так заботились) украшало бы внешний вид церкви. Следовательно появление стоек-сжимов, существующего потолка и обшивки церкви произошло в один строительный период. К этой же реконструкции, видимо, можно отнести растёску старых окон и пристройку колокольни. Итак, гипотетически после постройки церкви можно выделить два этапа её реконструкции: во второй половине 18 и в 19 веке. Датировка их может быть уточнена при архивных изысканиях и зондажах, так как сделанные выводы основаны преимущественно на логической архитектурно-строительной интерпретации увиденного. Таким образом, по тенденции к наращиванию шатра Ильинская церковь сродни многим шатровым храмам Российского Севера, где это происходило в 17-18 веках (церковь в деревне Росляково Пудожского района). Однако наличие высокого подклета, а со второй половины 18 века высокого шатра делает Ильинскую церковь похожей на храмы западно-прионежской школы своей высотностью. Взяв, в частности, для сравнения Кондопожскую церковь, можно заключить, что её пропорциональный строй во многом идентичен Саминской, не только ныне существующей, но и старой. У обеих церквей центр окружности, в которую вписывается храмовый столп вместе с шатром и главкой, находится в районе второго повала (у Кондопожской - в середине повала первого восьмерика, у Саминской - в основании повала восьмерика). Пропорциональный строй старого шатра Саминской церкви и Кондопожской весьма приблизительно можно описать законом: основание/ высота=1/ ?2. Центр окружности, в которую вписывается храмовый столп вместе с шатром (исключая главку с барабаном) в старой Саминской церкви проходит в основании восьмерика, а в Кондопожской - в середине первого восьмерика. Примечательно, что при наращивании шатра, кроме того, что весь храм вписывается в окружность с центром в основании повала, основание шатра стало относиться к высоте, как 1/?5. Именно в этом проявляется пропорциональная особенность архитектуры Саминской церкви, а абсолютное сходство с Кондопожской проявляется в пропорции четверика храмового столпа (его высота равна удвоенной ширине восточной его части). С шатровыми храмами Заонежья Саминскую церковь делает схожей уширенный характер храмового столпа. Кроме того, поражает сходство фронтонных поясов Саминской церкви (проект реставрации выполнен Б.П. Зайцевым в начале 80-х годов) и Варваринской церкви в Яндомозере (проект реставрации выполнен Е.В. Вахрамеевым (6, с 84). У обеих церквей было два фронтонных пояса, нижний из которых, расположенный в области перехода от четверика к восьмерику, сочетался с двускатным вогнутым покрытием углов четверика. Однако, кроме черт, роднящих Ильинскую церковь в деревне Самино с шатровыми церквями Обонежья, есть в её архитектуре и самобытные черты: каскадность алтарного покрытия и оригинальный рисунок причелин того же алтаря, зафиксированный обмерной экспедицией 1968 года. По устной информации академика Орфинского, каскадность как метод заострения форм присуща угро-финским народам. Она в данном случае совместно с алтарными причелинами является визитной карточкой Ильинской церкви в деревне Самино. В качестве эпилога придётся сказать о следующем. Сравнение попавших к нам в руки обмерных чертежей Саминской церкви (выполненных Вологодской СНРПМ) и чертежей, на которых проведена реконструкция первоначального вида Саминской церкви (выполненных архитектором-реставратором Б. П. Зайцевым) даёт печальный результат: расхождение в высотах шатров у Б. П. Зайцева и Вологодской СНРПМ при переводе из масштаба 1:50 даёт около 2, 5 м (шатёр Зайцева выше, хотя реконструкция проведена на момент постройки церкви). Встаёт вопрос: кому же верить?.. Кроме того, некоторые расхождения в размерах плана Ильинской церкви, сделанного в октябрьской экспедиции 1997 года, и плана Вологодской СНРПМ (1970 год) тоже вызывает беспокойство. Ввиду этого пропорциональный анализ Саминской церкви носит предварительный характер, так как проверка фасада методами начертательной геометрии по фотографии ещё не закончена.
Библиография: 1. Список населённых мест Олонецкой губернии за 1873 год. 2. Орфинский В.П. К вопросу о типологии этнокультурных контактов в сфере архитектуры// Фольклорная культура и её межэтнические связи в комплексном освещении// Межвузовский сборник. - Петрозаводск, 1997. 3. Орфинский В.П. Вековой спор. Типы планировки как этнический признак (на примере поселений Русского Севера)// Советская этнография. - 1989. - N2. 4. Орфинский В.П. К вопросу о типологии культурных контактов... Со ссылкой на ЦГА РК, ф. 2, г. 1872, оп. 50, д. 94/4. 5. Кольцова Т.М. Росписи "неба" в деревянных храмах русского Севера// Архангельск, 1993. 6. Вахрамеев Е.В. Новые исследования Варваринской церкви в деревне Яндомозеро// Проблемы исследования, реставрации и использования архитектурного наследия. - Петрозаводск, 1987 г.
|