Я никогда не думал, что, родившись в Петербурге, я снова окажусь в нем.

Городу не просто возвращено его прежнее название. Он снова возвращается к своей исконной сущности, хотя до полного возрождения его европейского характера еще далеко.

Каким гениальным градостроителем был Петр! О том, что он был гениален в других областях, всем хорошо известно. Но никто не обращал внимания на то, что он был гениален градостроительно.

Почему наш Петербург расположился в неудобном, казалось бы, для города месте — в устье Невы, где, для того чтобы пройти по побережью, надо пересечь несколько рек и каналов — Большую Неву, Малую Неву, Большую Невку, Малую Невку, Фонтанку, Мойку? Почему Петр не построил этот город где-нибудь около Финляндского вокзала или Смольного, где традиционно и ставились города — Ниеншанц, например? Там переезд с одного берега на другой был бы значительно короче. Традиционно все города ставились тут, в течение более чем тысячелетия, — на этой одной только реке, а не на десятках рек, которые впадают в Финский залив.

Почему это было сделано Петром? Потому что Петр думал о столице, о столице торговой. Ему нужны были набережные. Поэтому если вы сравните Петербург с любой другой столицей Европы, да и не только Европы, почти все они расположены на реках. Но река не занимает там доминирующего положения. Лондон — на Темзе, Париж — на Сене... Понятно, почему города возникали на реках. Реки — торговые пути.

Но в отличие от всех других столиц Петербург расположен на нескольких десятках рек, тогда существовавших и после частично засыпанных.

Если вы взглянете на то, как устроены реки в столицах Европы, то увидите, что по большей части вначале, в средние века, они были устроены без набережных. Дома уходили прямо в воду — так, как сейчас в Венеции, частично — в Лондоне, где только богатая парадная часть города имеет набережную, набережные проезды.

В Петербурге, в отличие от всех этих городов, набережные проезды идут по всем рекам. Это — десятки верст набережных. Поэтому все пристани — военные, торговые и т.д. — могли свободно размещаться на огромном пространстве. Петр изменил традициям этой местности и не стал строить Петербург около Ниеншанца, а расположил этот город на таком, казалось бы, неуместном месте, но на самом деле на очень удобном для будущего
развития. Это было сделано с расчетом на столетия вперед.

Есть еще одна особенность Петербурга — то, что он расположен на абсолютно плоской местности. Когда я первый раз юношей приехал в Москву, меня поразило, что нужно идти то вверх, то вниз. Я не привык чувствовать под ногами почву. Для меня в Петербурге мостовые и тротуары были как бы полом, незаметным в движении. Ни вверх, ни вниз ходить не приходилось.

И Нева так же точно не является рекой. Это — проток от Ладожского озера к Финскому заливу, к Балтийскому морю. И проток этот ясно отмечен еще в «Повести временных лет».

Там сказано, что Ладожское озеро впадает в море Балтийское. Значит, Нева не рассматривается как река. Действительно, в ней нет речного режима. Когда я спросил академика Берга, почему произошла такая ошибка в «Повести временных лет» (академик Греков считал, что летописцы не знали севера, не знали, что существует Нева), Берг ответил: они знали лучше, чем академик Греков, — это действительно не река, а впадение озера; на Неве нет речного режима воды, нет разливов весной, осенью, вода держится всегда на одном уровне, кроме двух месяцев сентября и октября, когда могут быть нагонные волны со стороны моря. Но это не обычные речные подъемы воды.

В Петербурге все основные линии горизонтальные из-за плоскости земли и из-за плоскости и постоянства уровня воды. Первый горизонт абсолютно точный. — это горизонт соединения набережных с водой. Второй горизонт — это верх набережных, которые все идут на одном уровне, не поднимаясь и не опускаясь, причем довольно низко. Третья горизонтальная линия — это горизонтальная линия крыш домов, слегка неровная.

Одним словом, Петербург подчинен горизонтальным линиям. Если в нем есть вертикали, то это — перпендикуляры, возведенные к горизонтальным линиям. Это — три шпиля: Адмиралтейский, Петропавловский и Инженерного замка. Они подчеркивают горизонтальность Петербурга.

Этим же объясняется и прямизна петербургских улиц, потому что в гористой, неровной местности нельзя сделать таких прямых улиц, какие существуют в Петербурге. Прямизна всей планировки связана с этим же. Это единая система Петербурга, которой не имеет ни один город.

И вот возникает вопрос. В течение двухсот лет действовал закон, установленный еще Петром: строить все не выше Зимнего дворца. Это подчеркивало третью линию горизонта, волнистую, но все-таки никогда не превышавшую уровень Зимнего дворца, во всяком случае в центре. Поэтому появление куполов — скажем, Исаакиевского собора — тоже должно быть оправдано. Но это характерная черта столиц. Это характерно так же, как для Рима — купол св. Петра, как для Лондона — купол собора Павла. Это характерно и для тех городов, где высятся готические здания с двойными башнями — как в Париже Нотр-Дам.

И вот первым в европейской науке, кто обратил внимание на необходимость этого правила горизонтальных линий, был принц Уэльский Чарльз. У него, между прочим, было прекрасное выступление о красоте Праги. Он приехал в Прагу после войны один только раз для получения степени почетного доктора Карлова университета и лекцию свою посвятил Праге, красоте этого города, анализу этой красоты.

Принц Чарльз выпустил книгу «A Vision of Britain», которую я бы мечтал видеть изданной у нас. Издать ее сейчас нелегко — она вся в цвете. Кстати сказать, принц Чарльз — акварелист. Он изобразил акварелью и воображаемые планировки городов, и существующие. Он подобрал фотографии со своими исключительно интересными замечаниями и сделал снимки старого Лондона и Лондона, испорченного высотными зданиями. Эти снимки расположены в книге параллельно: вот — старый Лондон, вот — Лондон, в котором уже купол собора святого Павла потерян и из-за высотных зданий представляет собой бесформенную массу.

После этого англичане, у которых нет склонности устанавливать какие-либо законы или ограничивать свободу владельцев участков, перестали строить высотные здания в Лондоне. Там, где есть потребность в многоэтажных зданиях, их прячут под землю. Правда, Лондон уже испорчен. Испорчен уже Париж, особенно Монпарнас, этими безобразными зданиями, которые нависли над городом больше, чем Эйфелева башня.

Дело в том, что Эйфелева башня не так портит Париж благодаря своей неархитектурности. Ведь и в Петербурге мы не обращаем внимание на трубы, которые иногда высятся над зданиями. Это не архитектура. Любуясь нашим городом, мы как бы исключаем эти трубы, телевизионную мачту и так далее. И Эйфелева башня поэтому не царапает наше чувство красоты в той мере, в какой царапают высотные здания, потому что эта ажурная башня не воспринимается как архитектурное сооружение.

В упомянутой книге принца Чарльза изложены десять принципов градостроительства, очень важных, особенно для нашего города.

Между прочим, эти принципы актуальны сейчас еще вот почему. Это — принципы «демократической архитектуры». Отдельные принципы говорят, что архитектор, берясь за черчение нового здания, за его планировку, должен прежде всего представлять себе, понравится или не понравится это здание тем, кто будет в нем жить. Он должен уважать мнение простых горожан. Он строит здание не для архитекторов, а для жильцов и для горожан. Этот принцип у нас совершенно отвергается. У нас в градостроительстве принцип тиранический, то есть архитектор строит свои здания потому, что он — специалист и знает, как лучше сделать. Он знает, как будет красиво. Принц Чарльз считает такой принцип недопустимым, неправильным. Кроме того, у него еще есть целый ряд других соображений, например такое: очень полезными в архитектуре бывают дилетанты - В качестве дилетанта он приводит самого себя, поскольку не имеет, в отличие от других английских королей, архитектурного образования. Дело в том, что король Георг III и другие английские короли имели в своем учебном плане такой предмет, как архитектура. Принц Чарльз обучался уже по новой программе, и вкусу его учила королева-мать, не Елизавета II, а его бабушка, которой он, кстати сказать, и посвятил свою книгу.

Вчера в «Вечернем Ленинграде» опубликована статья о том, чтобы украсить город еще одним «чудом» — высотным зданием на реке Смоленке. Это полное непонимание того города, в котором живешь, тех ощущений, которые он вызывает. Что, собственно, нужно в Петербурге? В Петербурге не нужно никакой специально новой архитектуры. В Петербурге нужна «дополнительная архитектура», то есть та, которая в какой-то мере была бы согласована с традиционной архитектурой нашего центра, с исторической архитектурой. Петербург не нужно переделывать. Его идеи не нужно переделывать. Они заложены Петром, и заложены гениально. Как же быть с увеличением населения в городе?

По этому поводу я уже высказывался в печати. Я считал и считаю, что нужно перестать расширять Москву, Петербург, потому что окраины тогда задавят центр, что все строительство должно быть направлено из Москвы в сторону Петербурга, а из Петербурга — в сторону Москвы по скоростной линии, которая и заложена. Мэрия города пригласила меня на закладку этой скоростной линии, которая сможет разгрузить город, потому что жители городов и станций, расположенных по скоростной линии, смогут приезжать сюда в музеи, в театры и не чувствовать себя провинциалами. Идея скоростной линии, которая была предложена мной лет десять назад, постепенно была принята. И теперь скоростная линия строится. Таким образом, отпадает необходимость в еще дополнительных линиях вокруг города.

В заключение хочу вернуться к Петру. Основывая Петербург и закладывая его градостроительные принципы, Петр сделал одну гениальную вещь, которую мы тоже должны помнить. Приблизительно в 15–20-ти верстах от города, одновременно с закладкой самого города, он закладывает Петергоф, Стрельну, Ораниенбаум. Он закладывает кольцо пригородов. Если во всех больших городах пригороды обычно фабричные и въезд в города всегда представлял собой хаотическую, безобразную картину, то Петербург закладывался с кольцом дворцов и парков. Петр не был во всем новатор. Многие его принципы, которые считаются новаторскими, были уже в Древней Руси. В частности, если проследить градостроительные принципы, заложенные Петром в Петербурге, они воспроизводят принципы Новгорода. Ведь все русские города строятся на одной стороне реки, на высокой стороне. Так заложены Киев, Москва, Путивль, Кострома, Ярославль и т.д. На двух сторонах реки одновременно заложен только Новгород в Древней Руси. И он в какой-то мере был предшественником Петербурга, потому что он тоже, как Петербург, стоял на великом торговом пути «из Варяг в Греки». И вокруг Новгорода существует кольцо монастырей. Это уже древнерусский градостроительный принцип. Так построен Псков и любой другой древнерусский город: приблизительно в 10–15-ти верстах от него идет кольцо монастырей. В Новгороде это кольцо частично сохранилось. Этому кольцу монастырей в петровском Петербурге соответствовало кольцо дворцов и парков. Поэтому сейчас очень важно сохранить город в тех размерах хотя бы, в которых он существует на сегодняшний день. Застраивать пространство между Петербургом и Петергофом, между Петербургом и Царским Селом ни в коем случае нельзя. Это нарушение градостроительного принципа, заложенного Петром.

Если мы любим свой город, мы должны сохранять облик города, созданный в значительной мере при его закладке великим Петром. В первую очередь мы не должны строить высотные здания, от которых уже отказались многие градостроители в Европе.

Будем следовать заветам Петра Великого.

Перехожу к заключению и возвращаюсь к тому, с чего я начал.

Нашему городу возвращено его историческое название — Петербург. А вместе с этим историческим названием мы можем надеяться на полное возвращение его культуре его европейского характера со всеми европейскими ценностями: личностным характером, универсализмом, восприимчивостью к другим культурам, терпимостью к чужим убеждениям, свободой, открытым выходом в Европу и свободным входом к нам.