Давно уже никто не размышляет на модную некогда тему «архитектура будущего». Причин тому несколько. Во-первых, архитекторам начали платить немалые деньги за архитектуру «настоящего», так что тратить время на будущее  им не выгодно. Во-вторых,  оказалось, что все будущее мыслилось архитекторами как будущее техники, а поскольку научно-технический прогресс вошел в какую-то микро-фазу, то готовность сопрягать архитектуру с последним писком научных теорий оставили за собой очень не многие, как бы по инерции с прошлого века. Иными словам – увлечение всякого рода фракталами, нелинейностями и прочим – это все не о будущем. Это все ностальгия по временам, когда архитектуру будущего мыслили шагающей, летающей и похожей на внутренности компьютера. Это вчерашнее будущее.
Тем не менее, у нас, как говорится, «на носу» вовсе не вчерашнее, а завтрашнее будущее. Мы вступили в третье тысячелетие и новый век, да как-то не заметили, что теперь все должно пойти по иному. Но как, куда – вот вопрос. Едва ли в направлении столетней давности утопий технического характера – это направление конечно никуда не денется, лунапарки и финансовые конторы постараются этот технический маскарад освоить для  своих затей, но взрослому человеку и архитектору они едва ли интересны.
Классика - тоже хорошая вещь и весьма почтенная, но опять таки – банки уж позаботятся о фронтонах в духе Уолл-Стрита. Нам с этих затей радости  мало. Можно было бы,  конечно, надеться, что некий политический нео-ампир потребует римских тог. Но вот годы идут и никаких имперских декораций, нет и, скорее всего, не предвидится, потихоньку мочим кого-то в сортире, вот вам и вся империя, разве что несколько дядей теперь именуют себя «сенаторами». Так что проект классики  придется тихонько прикрыть или наполнить чем-то другим.
Еще одной причиной, по которой у нас, да в какой-то степени и на Западе, перестали думать о будущем, можно считать то, что коли уж история сама сделала круг, и мы вернулись к той печке, от которой начали танцевать в 1917 – то что уж там думать о будущем, все возвращается на круги своя.
Все эти соображения чрезвычайно характерны для того этапа развития, который предшествует какому-то большому скачку. И мне кажется, что в этом смысле 21 век несколько напоминает прошлый, 20-й, в котором настоящий вкус времени начал ощущаться только на втором десятке.
Я бы поставил вопрос иначе – готовы ли мы к тому, что нас ждет в этом презренном будущем,  и не окажемся ли мы застигнутыми им врасплох. Боюсь, что в какой то мере – уже оказались и только не замечаем этого.
Как то тихой сапой к нам в дом проник Интернет и изменил географию и историю, наподобие Колумба. Америка сама просочилась к нам в комнаты, а мы все еще называем ее Индией. Но Бог с ним с Интернетом, в конечном счете  - это только один из симптомов. Рядом с ним прочие феномены глобализации, декосмизации, ( в Космос уже не торопимся), клонирования и многое другое, а прежде всего экология и система образования, распространение наркотиков и еще более существенные вещицы, например, вдруг упавший на нас терроризм, никем и нигде теоретически не рассчитывавшийся.

При чем же тут, однако, архитектура? - спросите вы. Резонный вопрос. Парадокс в данном случае может состоять в том, что тот клубок противоречий, который будет пытаться развязать или разрубить будущее окажется связан с архитектурой в большей степени, чем это сегодня кажется как ее лидерам, так и тем, кто о ней вообще не думает.
Во всяком случае, мне представляется, что новая миссия архитектуры прибавит к прежним ее задачам такую мелочь, как формирование глобально актуального смысла существования здесь, на этой симпатичной планете, затерявшейся во Вселенной. Архитектура в будущем, как мне кажется, будет не столько обеспечивать людей условиями жизни, сколько диктовать им эти условия и весь вопрос в том – когда это будет осознано и что за смыслы сможет архитектура предложить нашим шести миллиардам.
В каком –то отношении архитектура уже давно этим занимается и то, что проделали с ней Корбюзье, Леонидов и прочие и было ничем иным как подсовыванием человечеству нового смысла и образа жизни. Тут, конечно можно долго обсуждать различия между смыслом и образом. Но я этого сейчас делать не стану. Оставим это на потом. Сейчас будет достаточным считать, что это в принципе – одно и то же. Так вот, те смыслы и образы, которыми архитектура кормила людей первую половину прошлого века, уже никто всерьез не принимает, но и отказаться от них тоже никто не в силах. Это то двойственное, межеумочное положение и определяет, на мой взгляд, нынешнюю ситуацию в архитектуре и в какой-то мере в дизайне. Об искусстве говорить сейчас не будем.
Эти смыслы и образы развертывали перед человеком картину некоторой динамики, движения, которое характеризовалось не только и даже не столько своей направленностью, сколько интенсивностью, скоростью. Конечно, проекты движущихся домов – это просто нелепые издержки тенденции, но сам дух динамизма в архитектуре прошлого столетия был, безусловно, ведущим. Он то и отличает ее от духа архитектуры прошлых эпох, культивирующих статику, статичность.
Выбор делался не между идеалами и идеологиями, а между дифференциалами – ибо статика и динамика есть дифференциальные акциденции некоторого более глубоко лежащего смыслового ядра. Это смысловое ядро в действительности имеет отношение к функциям, если называть этим маловразумительным словом пути опосредования человеческого бытия. Ведь архитектура и в самом деле опосредует отношение человека к природе, к другим людям. К семье, к труду, к технике и, наконец, к самому себе, синтезируя все эти опосредования в какой-то цельный образ, который предлагая каждый раз нечто новое, аккумулирует , хотя и не всегда в должной мере все те образы, которые ему предшествовали. Образы архитектуры последнего века сводили все прошлое воедино под знаком скорости – если не скорости перемещения по поверхности земли, то хотя бы в скорости сооружения и разрушения самих этих форм и образов жизни.
Сегодня уже ясно, что эти дифференциалы довольно неадекватны тому, что можно было бы считать подлинным и глубоким смыслом жизни. Других смыслов, однако, мы не обнаруживаем.
Характерный пример – судьба христианства в архитектуре. Христианская культура воплотилась прежде всего в архитектуре храмов, то есть концентрированных сгустках символико-смыслового пространства. За пределами храмов собственно христианского в архитектуре вы найдете мало, а ведь архитектурное преображение всего мира не есть праздная и пустая блажь, это же насущная жизненная проблема.
Но, допустим, что для многих читателей  это абстрактная постановка вопроса. Тогда в чем же  - в каких смысловых образах мы будем строить жизнь после того, как идея скорости нам надоест. А надоест она потому, что  жажда передвижения, как некая стихия переселения народов, тот дух кочевья, которым, может быть, наградили Европу Чингиз-хан и Колумб, теперь уже иссяк. В космосе он скоро совсем затухнет.

Одним из следствий архитектурных образов прошлого века стал эскапизм – прямое следствие динамизма. Здания строились здесь, но говорили о каких-то иных местах или временах. Переезд в новый дом становился способом бегства и переселения в будущее. Этот утопический эскапизм мало считался с мелочами местной топографии, хотя лучшие из архитекторов, всегда выплывали только потому, что хватались за соломинку рельефа или какое-нибудь деревце, в целом архитектура превратилась в некий асфальтовый каток, последовательно сплющивавший все местные различия топографии (как физической так и исторической).
Но допустим, что мы готовы были бы теперь лелеять эту эко-данность, падем на колени и станем принюхиваться к запаху трав и земли. Поможет ли это создать архитектуру, которая от этой почвы все равно возносится к небу.
Кто ответит на этот  вопрос? Социолог, психолог, эколог, олигарх, безумец?
Только сам архитектор. Так что же – неужели ему суждено быть пророком?
Вероятно – в какой-то мере. Но в какой? Этого сегодня никто сказать не может.
Мы можем и должны всматриваться и вслушиваться в прошлое архитектуры, чтобы понять в какой мере она всегда скрывала это свое пророческое предназначение, прикрываясь фиговыми листками категорий Красоты, Пользы, Функции, Пути, Купола, Башни, Пространства и  Комфорта. Но чему могут нас научить архитектурные трактаты, пирамиды, храмы и города? В лучшем случае только тому, что архитектура менялась, никуда не убегая, что все эти формы остаются в известной мере вневременными и все-временными. Да к тому же и не достаточными для завтрашних нужд. Что же скрыто  за словом современность? Кто ответит?
Быть может все то движение, все те скорости, которыми кормила нас архитектура прошлого века – это всего лишь темпы той застывшей музыки, которая никуда не сдвигается с места, но звучит, согласно никем не видимыми нотам.
Музыка обращена к слуху, а архитектура – к зрению или запаху или тому, что переживается наощупь. Мы жили в эпоху зрительных образов, кино и плакатов, мы понемногу возвращаемся в какой-то иной мир. Но как его переживать, если все кроме зрения почти атрофировалось.
Атрофировались и те органы критического и теоретического постижения архитектуры, которые, видимо, были когда-то, в эпоху строительства соборов еще живыми. Как вернуться к ним, мы не знаем.
Остается только ставить эти вопросы, впрочем,  далеко не всем  попросту интересные.
Но время неумолимо приведет нас, если не к ним, так как другим вопросам, ответы на которые все равно будут ответами на вопрос о смысле жизни. И в чем больше инфантилизма  - в этих вопросах или в способности их не замечать?
 Я не знаю.