Через два года и три месяца после начала войны между Германией и СССР советское правительство издало первое официальное распоряжение, касающееся архитектуры.

29 сентября 1943 года при Совете народных комиссаров СССР был создан Комитет по делам архитектуры. Его председателем был назначен Аркадий Мордвинов, бывший основатель Всесоюзного общества пролетарских архитекторов и один из руководителей Союза архитекторов СССР.

Комитет стал первым государственным ведомством, который должен был официально контролировать всю проектную деятельность в СССР. До войны советские проектные организации были государственными и подчинялись разным ведомствам и наркоматам (частных проектных бюро в СССР не было с 1930 года). Цензурный контроль в архитектуре был фактически введен в 1932 г., но осуществлялся негласно. Цензурные функции выполнялись Союзом архитекторов СССР и Академией Архитектуры. Те, в свою очередь, ориентировался на результаты самых важных конкурсов, решения в которых принимались высшим руководством страны, часто самим Сталиным.

Новый Комитет должен был взять на себя централизованное руководство архитектурой в условиях войны, когда высшее советское правительство не имело возможности лично ею руководить, а проблема строительства восстановления разрушенных войной городов стала актуальной. Комитет находился в непосредственном подчинении Совета народных комиссаров СССР и Сталина, как председателя СНК.

Председателем Комитета был назначен Аркадий Мордвинов, высокопоставленный архитектурный функционер, в прошлом (до 1932 г.) – один из руководителей ВОПРА - Всесоюзного общества пролетарских архитекторов.

Возможно, создание Комитета было инициировано самим Мордвиновым. В августе 1943 г. по докладу Мордвинова на пленуме правления Союза архитекторов была принята резолюция, в которой были такой пункт:
 
«1... Отсутствие единого государственного руководства ар­хитектурой, распыленность проектирования по множеству от­дельных ведомственных организаций, некомпетентность орга­нов, утверждающих проекты, произвольное и случайное ре­шение вопросов архитектуры на местах, полное бесправие городских архитекторов — все это отрицательно отражается на архитектуре и гражданском строительстве.
2. Пленум считает совершенно неотложным организацион­ное упорядочение архитектурной деятельности и руководства гражданским и жилищным строительством.
Пленум поручает Президиуму Правления Союза советских архитекторов войти в Правительство с ходатайством о созда­нии руководящего всесоюзного государственного органа, в функции которого входило бы руководство проектным де­лом в стране...»[1]
 
Создание Комитета по архитектуре как «руководящего всесоюзного государственного органа, резко уменьшало значение Союза архитекторов СССР возглавлявшегося бывшим товарищем Мордвинова по ВОПРА Каро Алабяном и Академии Архитектуры СССР, возглавлявшейся Виктором Весниным. До осени 1943 года именно в этих ведомствах было сосредоточено руководство архитектурой деятельностью в СССР. Несомненно, что такая реорганизация была заранее согласована Мордвиновым с правительством летом 1943 г.
 
Доклад Мордвинова был издан в 1944 г. отдельной брошюрой под характерным названием «Художественные проблемы советской архитектуры». Уже из этого названия ясно, что для советского правительства проблема восстановления разрушенных советских городов была в первую очередь проблемой «художественной». То есть – проблемой «красивого строительства». 
  
В функции Комитета по архитектуре входило:
 
« а) утверждение проектов планировки и застройки городов и населённых мест городского типа, проектов важнейших жилых, культурно-бытовых и обществен­ных зданий:
б) государственный архитектурно-строительный контроль за качеством застройки городов, населённых мест городского типа и строительством жилых и гра­жданских зданий;
в) разработку и утверждение типовых проектов и стандартов для массового гражданского и жилищ­ного строительства, а также норм проектирования по планировке городов и населённых мест городского типа, по гражданскому и жилищному строительству;
г) рассмотрение и внедрение образцов изделий строительной и художественной промышленности для отделки и оборудования жилых и гражданских зданий;
д) наблюдение и контроль за творческой деятель­ностью архитектурно-проектных организаций вне за­висимости от их подведомственности;
е) руководство научно-исследовательскими учреж­дениями по архитектуре и учебными заведениями по подготовке кадров В; области архитектуры и художест­венной промышленности;
ж) руководство делом охраны и реставрации па­мятников архитектуры»[2]
 
 «Контроль за творческой деятель­ностью архитектурно-проектных организаций» предполагал ясное представление руководителей ведомства о том, каким следует быть советскому архитектурному творчеству.
Правительственные указания на этот счет были даны в виде личного письма Михаила Калинина председателю комитета Аркадию Мордвинову от 14 октября 1943 г.

Письмо было опубликовано в сборнике «Архитектура СССР» №6, (первом выпуске за 1944 год) под заголовком «Восстановительное строительство и задачи архитекторов»
 
«Москва, Кремль, 14/Х 1943 г.
Уважаемый товарищ,
В настоящее время в связи с восстановлением разрушенных городов, из которых некоторые, как, например, Сталинград, строятся заново, необходимо, чтобы в этом деле приняли горячее участие и проявили широкую инициативу советские архитекторы.
Новое строительство дает большие возможности для создания подлинно социалистических городов с большими художественными ан­самблями и глубоко продуманными жилыми стройками, полностью отве­чающими современным требованиям.
При воссоздании, скажем, Сталинграда безусловно придется учиты­вать и обилие солнца, и Волгу, и направление ветров, и пески. В соот­ветствии с этим, возможно, потребуется совершенно новая перепланировка города.
И, конечно, необходимо, чтобы такое дело находилось в культурных архитектурных руках или по крайней мере под надзором людей, от­вечающих этому требованию.
В основу строительства жилых домов должен быть положен прин­цип удобства для живущих в них, чтобы эти дома были не только хороши снаружи, но внутри удобны для жилья, а общественные зда­ния— практически пригодны для предназначенных целей.
И при этом следует избегать всяческих выкрутасов. Социалистиче­ское строительство должно быть целеустремленным, красивым, радую­щим взгляд, но не вычурным и не претенциозным.
Желательно распространение архитектурного влияния на нашу колхозную деревню как в популяризации типовых домов, так и в пла­нировке колхозных улиц.
Сейчас советским архитекторам представляется редкий в истории случай, когда архитектурные замыслы в небывало огромных масштабах будут претворяться в реальном строительстве.
И мы в праве ожидать, что наши архитекторы удовлетворительно справятся с выпавшими на их долю задачами,
В противном случае тяжелая моральная ответственность перед потомством ляжет на наше архитектурное руководство и на нашу архитектурную общественность.
С товарищеским приветом M. КАЛИНИН»[3]
 
Михаил Калинин был третьестепенной фигурой в сталинском руководстве. Он занимал декоративный пост Председателя президиума Верховного совета и не обладал никакой фактической властью. То, что именно ему было поручено заняться инструктированием архитекторов, указывает на малозначительность этой проблемы для Сталина в тот момент. До и после войны архитектурными проблемами занимался он сам и первые лица государства – Молотов, Каганович, Берия. Однако, нет никаких сомнений, что письмо Калинина выражает мнение Сталина.  

Письмо ясно расставляет приоритеты в деятельности проектировщиков по восстановлению советских городов.

В первую очередь следует воссоздавать и проектировать заново парадные ансамбли на центральных площадях. Разрушение существующих городов предоставило архитекторам редкую возможность перепланировать их ради «создания подлинно социалистических городов с большими художественными ан­самблями».

Тут надо уточнить значение термина «социалистический город». До сталинской архитектурной реформы 1932 года, словосочетание «социалистические города» в СССР означало, как правило, «рабочие города», где ключевую роль играло массовое жилье. Такие «социалистические города» проектировались в СССР короткое время в конце 20-х годов (в том числе и с участием иностранных архитекторы), но до их реализации дело так и не дошло.

После 1932 г. массовое жилищное строительство вообще перестало упоминаться в архитектурной прессе и в правительственной риторике. Советское градостроительство было ориентирование на создание в центрах городов ансамблей правительственных зданий, в состав которых входило жилье для партийно-правительственной элиты. Массовое рабочее жилье, сведенное к барачным поселкам без всякого благоустройства, окружало центры городов и промышленные предприятие. Но оно оставалось «невидимым» с точки зрения официального градостроительства.

Война абсолютно ничего не изменила в расстановке приоритетов. Но в 1943 г. возникла необходимость напомнить о них профессиональному сообществу.

В письме Калинина совершенно не упоминаются ни проблема массового жилья, казалось бы, первоочередная при восстановлении разрушенных войной городов, ни проблема восстановления обслуживающей жилье инфраструктуры, ни проблема доведения жилой нормы до официальной санитарной[4].

Эти проблемы советское правительство не решало до войны, не собиралось решать их и в будущем.
 
***
В декабре 1943 года в «Известиях» вышла статься Калинина «Большая общенародная задача», в которой задачи восстановительного строительства были сформулированы еще конкретнее, чем в письме Мордвинову:
 
«...Врагом, причинены нам огромные разрушения. Некоторые города, как, например, Сталинград, почти полностью уничто­жены, и их придется заново отстраивать. И вот невольно воз­никает вопрос — как строить.
Можно ведь просто возводить здания на основе старой их планировки, а можно произвести их перепланировку. Нам кажется, что к этому делу должны быть приложены все твор­ческие силы наших архитекторов и строителей и прежде все­го должна подвергнуться пересмотру целесообразность ста­рой планировки. А само строительство жилищ должно быть строго разграничено в отношении требований, предъявляемых ко временным жилищам и к постоянным. И если во времен­ных жилищах можно опустить те или иные удобства, то зато капитальные здания, несмотря на военную обстановку, долж­ны строиться вполне культурно.

Могут возразить, что новая планировка городов может сильно усложнить и даже задержать строительство и что это мероприятие довольно дорого обойдется. Вполне соглашаясь с этим, я все же думаю, что это необходимо сделать. Ведь города строятся на столетия, и поэтому особенно важна их целесообразная планировка. Сама разработка проекта не требует сейчас каких-либо особо дефицитных материалов; ар­хитектурными же силами мы вполне располагаем, и поэтому на денежные расходы в этом деле надо идти не скупясь.

А насколько велико значение сознательного и вполне культурного построения городов, их приспособленности к местным условиям!...»[5]
 
В статье содержаться несколько ключевых указаний .
1. Следует по разному относиться к качеству проектирования временных жилищ и постоянных.
2. Разрушенные города следует не столько восстанавливать, сколько перепланировать с целью создания центральных ансамблей.
3. На перепланировку городов не следует жалеть денег. 
Словосочетание «временное жилье» указывало на такое жилье, которое не соответствовало санитарным нормам. Под этим подразумевались бараки и землянки. При этом никаких планов замены «временного» жилья постоянным в СССР не существовало вплоть до середины 50-х годов. Деление жилья на «временное» и «постоянное» в тексте Калинина фактически указывало на социальное расслоение в жилищном строительстве. Требованиям комфорта и «художественного качества» должны были отвечать только дома для привилегированных слоев, строившиеся и до, и после войны в очень незначительных количествах и входившие в ансамбли центральных площадей и улиц.
 
***
 
Проблемы архитектуры очень мало заботили советское правительство. Это видно из того, что «Положение о Комитете», где были сформулированы задачи всех его подразделений, было принято только через полгода – 8 апреля 1844 г.

Еще через 4 месяца, 16 августа 1944 г. появилось постановление СНК СССР «О государственном архитектурно-строительном контроле», новом управлении, созданном при Комитете по делам архитектуре. Функции Управления архитектурно-строительного контроля были чисто цензурными. Это видно из текста постановления:
 
«Возложить на органы Государственного Архитектурно-Строительного Контроля Комитета по Делам Архитектуры при СНК СССР контроль за качеством застройки крупных городов и населенных мест городского типа, за качеством строительства наиболее важных зданий и сооружений жилищного и гражданского назначения, а также за архитектурным оформлением фасадов промышленных зданий и сооружений, выходящих за городские магистрали и проезды, независимо от их ведомственного подчинения»[6]
 
Управление архитектурно-строительного контроля получило право цензурного контроля архитектурных проектов всех проектных организаций СССР, включая фасады промышленных предприятий, выходящих на городские улицы. Таким образом, полностью исключалась возможность индивидуальных архитектурных решений, не согласованных с центральным ведомством. 

***
 
Создание Комитета по делам архитектуре резко изменило характер деятельности советских архитекторов, которая в течение первых двух лет войны выпадала из поля зрения высшего советского руководства.
В 1941, 1942 годах и в первой половине 1943 г. никакой видимой градостроительной активности в СССР не было. 

Союз архитекторов объявлял конкурсы на всевозможные монументы Победы и памятники павшим воинам. Для эвакуировавшихся на восток и в Среднюю Азию промышленных предприятий строились поселки. О том, по каким по каким принципам они проектировались и строились известно очень мало.

В резолюции Х пленума Правления Союза советских архитекторов СССР от 25 апреля 1942 г. говорилось:
 
«В восточных областях и районах (осо­бенно на Урале и в Сибири) проводится большая работа по изысканию и использованию местных строительных материа­лов и облегченных конструкций и по строительству массовых сооружений облегченного типа».[7]
 
Сооружения «облегченного типа», это по советской довоенной терминологии – общие бараки-казармы, строившиеся в больших количествах до войны. Однако в советской прессе их проекты не публиковались.

Может показаться удивительным, что военным временем датируется большое количество проектов комфортабельных одно- и двух квартирных жилых домов для разных климатических зон. Они публиковались в архитектурной прессе (в том числе и после войны), правда почти всегда без указания заказчика, конкретного места строительства и данных о реализации. Такие дома проектировали в 1942-45 гг. едва ли не все крупные советские архитекторы. Можно с уверенностью предположить, что речь идет о жилищах руководителей эвакуированных на восток и юг страны промышленных предприятий. 

Сами предприятия были засекречены, поэтому связать отдельные публиковавшиеся проекты с конкретным строительством не всегда представляется возможным. Можно представить, что масштабы такого засекреченного строительства были весьма велики, поскольку предполагали расселение сотен тысяч, если не миллионов людей.

Одним из немногочисленных исключений из этого правила был жилой городок нефтяников под городом Гурьев в Казахстане (архитекторы Васильковский и Арьефьев), начатый строительством осенью 1943 г. Поселок строился для Гурьевского нефтеперерабатывающего завода в жаркой безводной пустыне. Он состоял из комфортабельных одно-, двух-, четырех- и восьмиквартирных домов, приспособленных к условиям жаркого климата и стилизованных под среднеазиатскую архитектуру. В поселке были водоснабжение, канализация, центральный бассейн и прочее благоустройство, указывавшее на привилегированный характер жильцов. Судя по опубликованному генплану, поселок был рассчитан на несколько сот жильцов (более точных данных автору найти не удалось). Проект поселка публиковался в журнале Архитектура СССР в военное время (вып. 11, 1945) г. и получил Сталинскую премию в 1946 г.

Публичность этого проекта объясняется, видимо, тем, что оборудование нефтеперерабатывающего завода было поставлен в СССР по лендлизу американской фирмой Е.В. Badger and Sons Co. На строительстве постоянно присутствовали американские специалисты, поэтому сам поселок, было видимо, решено представить как образцовый поселок для рабочих. Ни в каких публикациях советского времени не упоминалось, что строительство поселка и жилого городка велось Главным управлением аэродромного строительства НКВД с помощью заключенных и «трудармейцев», представителей депортированных народов – волжских немцев, крымских татар, болгар, греков, румын, финнов и многих других. Их положение никак не отличалось от положения заключенных. В декабре 1943 г. из 3687 человек, работавших на строительстве, вольнонаемных было только 311. В июле 1944 г. на строительстве работало уже 12 тысяч человек.[8] Их условия жизни выглядели так:
 
«Всего было 14 землянок, вместимостью 200 человек каждая. Имелась
столовая на 2000 человек с двумя залами. Пища готовилась в семи чугунных котлах емкостью по 700 литров. Функционировали пункты санитарно-бытового назначения — бани на 30 человек, прачечные и камеры дезинфекции»[9]
 
Такая ситуация характерна для советского градостроительства сталинского времени в целом. В качестве заслуживающей внимания градостроительной задачи рассматривалась не проблема расселения и жизнеобеспечения всего населения, а комфортное размещение только небольшого слоя руководящих работников. Война обострила и ухудшила условия жизни в стране, ничего не изменив в расстановке приоритетов.

***
 
Хаотическая ситуация первых двух лет войны и отсутствие постоянного контроля сверху позволили некоторым высокопоставленным архитекторам публично заговорить о проблеме, обсуждение которой было закрыто десятилетием раньше – об индустриальном строительстве массового квартирного жилья. Это способствовала внезапная дружба с западными демократическими странами, в первую очередь с США. Призывы перенимать западный опыт какое-то время не рассматривались высшими инстанциями как идеологическая угроза и даже поощрялись.
 
Каро Алабян, глава Союза Архитекторов, сказал, открывая творческую дискуссию в Союзе архитекторов 19 мая 1943 года:
 
«Сегодня говорить об уникальных памятниках.... сегодня сделать центральными вопросами проблемы большой архитектуры я считаю для себя неправильным. Сейчас главная задача - это массовая архитектура, средний уровень советской архитектуры»[10]
 
Бывший конструктивист Моисей Гинзбург, автор знаменитого дома Накомфина дольше других сопротивлялся в начале 30-х годов правительственной установке на массовое коммунальное жилье. В 1943 году, выступая в дискуссии в Союзе архитекторов, он осмеливается критиковать предвоенную застройку улицы Горького в Москве (арх. Мордвинов) за излишнюю помпезность. Ссылаясь на военные бедствия, Гинзбург призывает к изменению взглядов на проблему жилья:
 
«Можно ли себе представить, что те колоссальные бедствия, которые понесла наша родина, те потоки крови, которые пролиты лучшими нашими сынами за родину, останутся без влияния на творчество каждого из нас. Чудовищна сама мысль о том, что это может остаться без влияния на нашу работу... К примеру возьмем улицу Горького, в строительстве которой до последней стадии я тоже принимал участие. Как велась эта работа? Было решено, что это улица, по которой проезжают наши триумфаторы с аэродрома. Следовательно, эта улица триумфальная, и мы пришли к такому выводу, что она должна быть расчленена воротами, пилястрами, колоннами, и на этом окончилось. Вот вам гуманизм в решении одной из главных магистральных улиц города. Разве это правильно? Разве мы думали о том, чтобы люди жили в квартирах не по 5-6 семей в одной квартире, чтобы люди имели сад возле своего дома, чтобы дети имели место для своих игр, чтобы было место для спорта, - то есть думали ли мы о самых примитивных вещах, которые определяют настоящий гуманизм, настоящую человечность в архитектуре? Мы плохо думали, и в результате получилось, что это улица героев, да и целый ряд реконструированных маги­стралей Москвы оказались нарядными, помпезными, но ни одна из них не решала простых человеческих проблем, простого, удобного жилища, пригодного для всех поколений семьи. Такого жилища, такой улицы, та­кого двора, такого сада, такого бульвара мы не создали, потому что настоящий гуманизм у нас остался висеть где-то в пространстве и не был нами как следует воспринят».[11]
 
Да и сам Мордвинов, выступая на пленуме правления Союза архитекторов в том же августе 1943 года, говорил:
 
«Существует противопоставление массового строительства проектированию монументов. Массовое строительство, изволите ли видеть, не искусство, а монументы - это чистое искусство. Нет сомнения, что над монументами нужно работать, но такое противопоставление неверно и вредно. Строительство малоэтажных жилых домов - какая это благородная и вместе с тем благодарная задача. Создать для человека уютное, теплое, красивое жилище, дающее ему радость жизни. Здесь тоже поэзия, но не пафос Победы, как монументы, а лирика. Эта лирическая поэзия рождена из любви к человеку, к народу».[12]
 
Наверное, дальше всех пошел в своем выступлении на том же пленуме бывший конструктивист Андрей Буров:
 
«...Я считаю, что, как правило, на 5 лет нам нужно не строить ничего капитального – просто запретить и разрешать это толь­ко в исключительных случаях. Иначе — а чем мы будем строить?
В нашей стране, которая умеет делать революции, было две технических революции: революция в тяжелой индустрии, вторая революция — в сельском хозяйстве. Обе революции мы произвели, заимствовав опыт Америки. И как мы заимство­вали? Приехали и купили завод тракторов, завод автомобилей и построили свое сельское хозяйство, свои МТС и принципи­ально свою с/х экономику. Я считаю, что должна произойти третья техническая революция — стремительная, и раз мы сумели совершить две те революции и сумели решить такую проблему, как эта война, вероятно, у государства найдутся возможности и средства решить эту проблему <…>
Количество разрушенных зданий в десятки и сотни раз превосходит технические возможности и навыки, выработан­ные десятилетиями для удовлетворения нормальных потреб­ностей в жилище. Для возникшей невиданной задачи эти методы совершенно непригодны.
Основным мероприятием первого периода разрешения этой проблемы должно быть изучение опыта США и приобре­тение в США ряда заводов по производству сборных ма­лоэтажных домов из заранее изготовленных деталей, комп­лексы заводов, производящих все необходимое — от опор, фундамента до дверных ручек.
Таким способом мы выиграем время, ,Мы сможем:
а) решить сложнейшую проблему жилище в освобожда­емых районах и в первую очередь в Сталинграде;
б) сэкономить массу времени, средств, материалов, рабочей силы — всего, примерно, в 10 раз;
в) высвободить значительную часть материалов и рабочих рук для ремонта не полностью порушенных зданий, для работы трудоемкой и мало поддающейся индустриализации;
г) обеспечить фундамент для создания строительной индустрии;
д) выиграть время для решения сложнейших архитектурных задач, начиная от принципов планировки городов и кон­чая теорией композиции, т. е. создать современную философию архитектуры.
Поэтому я считал бы необходимым, чтобы в резолюции пленума этот вопрос о коренном переходе на принципиально другие методы в отношении массового строительства был решительным образом записан...»[13]
  
Андрей Буров в 20-е годы был последователем и хорошим знакомым Корбюзье. В 30-е годы он переключился на сталинскую архитектуру, сделал карьеру, но идеалы молодости не забыл, и вернулся к ним при первом удобном случае. В начале 30-х Буров участвовал в работе над Челябинским тракторным заводом, который проектировала (как и многие другие тракторно-танковые и автомобильные заводы) американская фирма Albert Kahn Inc. Апелляция Бурова к недавнему опыту советской индустриализации – очевидный акт отчаяния. Он не мог не понимать, что готовность Сталина покупать заграницей технологию для военной и тяжелой промышленности отнюдь не распространяется на закупки технологий производства товаров народного потребления, в том числе и жилья. Перманентная жилищная катастрофа существовала в СССР до войны, и не было оснований думать, что советское правительство намерено что-то менять в положении дел.

Создание Комитета по делам архитектуры при СНК СССР, инициированное на том же пленуме президиума Союза архитекторов, на котором выступал Буров, положило конец эпохе относительного вольнодумства в советской архитектуре.
 
В. В. Бабуров, возглавлявший Управление планировки и застройки городов Комитета по архитектуре, выступая в декабре 1944 года на совещании руководящих работников республиканских управлений по делам архитектуры и главных архитекторов крупнейших городов, проходившем в декабре 1944 г., ясно объяснил, чем советское градостроительство отличается от иностранного.
 
«...англичане считают, что памятниками наши рукотворные сооружения служить не могут, <…> что сейчас должны создаваться не сооружения времен фараона, а какие-то духовные достижения, умственные концепции». [14]

Советские же архитекторы должны проектировать памятники архитектуры, объединенные в ансамбли в центрах городов.

«Тот, кто рассматривал проект планировки районов Бирмингема и в Америке - Чикаго, может отметить одну черту, -англичан как будто бы не волнует и не заботит проблема художественного градостроения, задачи монументального зодчества, монументальная задача градостроения не участвует в числе задач градостроителей. Больше всего там есть то, что может быть названо вопросом комфорта, здесь они достигли совершенно изумительных результатов.<…> Мы же во всех случаях восстановления города, прежде всего, обращаем внимание на центральную часть, мы прежде всего выдвигаем монументальные задачи градостроительства и Михаил Иванович Калинин говорит о том, что мы должны отроить на века, и это является чрезвычайно характерной чертой.<…> эту задачу, по-видимому, должны взять на себя общественные сооружения, административные сооружения, и не следует думать, что эта задача может быть поднята жильем.
Задача индустриализации жилья, изготовление жилья па заводе и сборка и монтаж их на месте, облегченные конструкции жилья, они вычеркивают и лишают нас возможности решать монументальные задачи...».[15]
 
Ничего нового в указаниях, которые Бабуров дает главным архитекторам советских городов, нет. Основные принципы советского градостроительства были сформулированы на 10 лет раньше, в начале 30-х годов, когда шло проектирование Дворца советов и разработка нового генерального плана Москвы. Требовалось только напомнить о них советским архитекторам и объяснить, что хорошие отношения с западными союзниками, вовсе не предполагают развития контактов с иностранными коллегами и обмена профессиональным опытом.  
 
Полную ясность в обсуждение проблем советского градостроительства внесла передовая статья восьмого выпуска «Архитектуры СССР» подписанного в печать 3 ноября 1944 г. Можно предположить, что она написана ответственным редактором журнала Каро Алабяном. Такие статьи без подписи в центральной прессе представляли собой партийные указания и обсуждению не подлежали. 

В статье обозначены не только принципы проектирования городов, но и указаны образцы, на которые следует при этом ориентироваться.
Примером для подражания объявляется русское градостроительство XVIII века, в частности строительство Санкт-Петербурга:

«Сейчас более чем когда-либо живой интерес при­обретают исторические традиции русского градо­строительства. Архитектурному и градостроительному гению России мир обязан одним из величайших создании этого искусства. Таким единым и цельным произведением искусства является Петербург, город, осуществивший начало архитектурного ансамбля с такой мощью и композиционной законченностью, какие неведомы ни одному городу Западной Европы. <…> Стройка Петербурга была великой школой градо­строительной пауки. Благодаря этой школе Россия уже в середине XVIII века, через какие-нибудь 50 лет после основания своей новой столицы, начала дело, не имеющее прецедента в истории архитектуры нового времени: разработала точные планы для мно­гих десятков своих губернских и уездных городов
<…> Если суммировать в самых общих, итоговых по­ложениях те важнейшие идеи, которые культивиро­вало русское градостроительство этой классической поры, то следует указать прежде всего на сочетание «регулярного» плана с глубокой верностью родной природе. Регулярный план – достижение и наследие европейской градостроительной мысли — потерял в руках русских архитекторов характер отвлеченно-геометрической схемы или «сетки». Он включился в природный пейзаж, оп приобрел гибкость н подвиж­ность...».[16]
 
Чтение между строк было обязательным умением того времени. Из статьи следовало, что ориентация на современное западное градостроительство запрещена. Образцы для подражания должны выбираться из отечественной истории XVIII века. Градостроительные решения должны основываться на регулярной сетке плана, как в центре Петербурга. 
Такой поход полностью исключал работу над генеральным планом города в целом, над принципами организации районов массовой жилой застройки, над обеспечением функционирования инфраструктуры обслуживания, распространяющейся на весь город. Исключалось также планирование жилищного строительства, обеспечивающего население жильем по санитарным нормам. Город рассматривался как феодальный центр с парадными ансамблями, окруженный некоей невнятной и стихийной массой схематически обозначенных районов. Под «искусством градостроительства» следовало понимать разработку парадных ансамблей и ничего больше. 

Как пишет Л.Ю. Косенкова:
 
«Сложность положения заставляла Комитет <по делам архитектуры> изобретать обходные маневры, предписывая проектировщикам разрабатывать лишь схему генерального плана. Приняв за основу наиболее общие положения будущего генплана, предлагалось сразу переходить к детальной планировке <…> Вместо схем генеральных планов на рассмотрение в Комитет представлялись вполне детализированные проекты, решавшие, однако, в основном композиционно-планировочные задачи»[17]
  
Импульсы для такого своеобразного способа проектирования городов исходили, несомненно, сверху. Советское правительство, как и до войны, интересовалось только парадным строительством в центрах городов, обслуживающим потребности правительственного аппарата и привилегированных слоев населения. Соответственно этому планировалось финансирование архитектурно-строительной деятельности в СССР.  

Через два месяца после окончания войны, в начале июля 1945 г. в Москве состоялось всероссийское совещание главных архитекторов городов. Оно открывалось докладом Мордвинова, в котором излагались 7 градостроительных принципов, имеющих фактически законодательный характер:
 
 «....связь города с природой; наличие стержня города в виде центральной площади, главной улицы и при­вокзальной площади; концентрация крупных общественных зданий на решающих композиционных узлах города и их высокое архитектурное каче­ство; ансамблевая и комплексная застройка жилых улиц; опрятность и светлость зданий; рациональное проектирование и осуществление инже­нерного оборудования города и беспрерывная борьба за высокое качество проектов и строительства»[18].
 
Истра
  
Хронологически первым проектом восстановления разрушенного во время войны советского города принято считать проект восстановления г. Истры, сделанный архитектором Алексеем Щусевым летом-осенью 1942 г. Этот незначительный по объему, но широко публиковавшийся проект во многом загадочен.

Истра – небольшой подмосковный городок, который недолго находился под оккупацией и был освобожден уже в декабре 1941 г. в сильно разрушенном состоянии. Проект Щусева, опубликованный в №4 «Архитектуре СССР» за 1943 г., а потом отдельной брошюрой в 1946 г., предполагал превращение его в курортный центр. Щусев проектирует для города центральную площадь со зданием райисполкома, очень похожим на ратушу в Стокгольме,[19] деревянные двухэтажные жилые дома, украшенные резьбой, и – что самое странное – деревянные здания туристских баз с роскошными интерьерами.  

В обсуждении проекта Истры в Академии Архитектуры приняли участие самые высокопоставленные советские архитекторы (В. Веснин, А. Мордвинов, И. Жолтовский, Л. Руднев, М. Гинзбург и др.) - «Всеобщее признание получил проект А.В. Щусева, который трактовал Истру как небольшой курортно-дачный городок, рассчитанный в основном на обслуживание туризма и мелкую кустарную промышленность».[20]
Массового туризма в СССР до войны не было вовсе. Учитывая, что фронт, стабилизировавшийся на ближайшие полтора года, находился совсем неподалеку, и никто пока точно не знал, в какую сторону он двинется, проектирование туристских комплексов под Истрой в 1942 г. выглядит абсурдом.

Нет никаких данных о том, от кого Щусев получил такое задание (действия на свой страх и риск в данном случае можно исключить). Основным работодателем Щусева с 1938 г. был Наркомат внутренних дел (НКВД). Щусев был главным архитектором института «Академпроект», занимавшегося проектированием секретных военно-промышленных научно-исследовательских институтов и автором главного здания НКВД на Лубянской площади в Москве, которое находилось в процессе строительства.

Объяснить интерес Щусева и всей архитектурной элиты СССР к курортному строительству в Истре в 1942 году, можно, на наш взгляд, только одним: речь идет вовсе не о курортах и туристских базах.   

Известно, что в 70-х годах под Истрой находились дачи Военно-дипломатической академии Советской Армии.[21] Академия, созданная в 1946 г., представляла собой учебный центр Главного разведывательного управления Генштаба. А эта организация играла во время войны исключительно важную роль.

Можно с известной долей уверенности предположить, что под видом проекта восстановления курортного города Истра. Щусев проектировал в 1942 г. учебные и тренировочные базы военной разведки.[22]
 
***
 
Планомерная работа над проектами разрушенных войной городов началась летом 1943 года в рамках Академии архитектуры. 20 мая 1943 года специальным распоряжением Совнаркома СССР были созданы творческо-экспериментальные мастерские Академии архитектуры под руководством членов Академии.[23]

Мастерская Каро Алабяна разрабатывала схему генеральной планировки Сталинграда. Мастерские И. Жолтовского, Л.Руднева, А.Щусева и В. Гельфрейха занимались проектированием центрального ансамбля Сталинграда. Мастерская Гинзбурга проектировала центральный ансамбль Севастополя, в мастерской Руднева велась работа над планировкой Воронежа.[24]

Из этого перечня работ хорошо виден иерархический характер проектной деятельности в СССР. Самым идеологически важным городом был Сталинград, поскольку он был назван именем вождя. В проектирование центрального ансамбля была вовлечена группа высокопоставленных архитектурных функционеров. Руководил проектированием Сталинграда один из самых высокопоставленных на тот момент архитекторов, ответственный секретарь правления Союза архитекторов Каро Алабян.
Сталинград сформировался как промышленный центр в начале 30-х годов. Он состоял из пяти автономных городов, вытянувшихся вдоль Волги на несколько десятков километров. Отдельные города были замкнуты на крупные заводы, которые обеспечивали жителям снабжение продовольствием, товарами первой необходимости и жильем. Такая практика ведомственного градостроительства сложилась в СССР во времена первой пятилетки. .В 1940 г. в Сталинграде имелось 1 032 тыс. кв. м. жилой площади[25] (при численности населения около 480 тыс. чел). К маю 1945 г. сохранилось только 330 тыс. кв. м.  

Город был почти целиком разрушен во время Сталинградской битвы, которая окончилась в феврале 1943 г.

В марте 1943 г. в Сталинграде побывал главный архитектор Управления строительством дворца советов Борис Иофан. 4 апреля 1943 года Государственный Комитет Обороны принял постановление «О первоочередных мероприятиях по восстановлению промышленности и городского хозяйства Сталинграда».

В июне в Сталинграде побывала комиссия Академии архитектуры (Алабян, Щусев, Мордвинов, Поляков и др.), которая предложила «ряд принципиальных решений плана восстановления города-героя <…> Большое внимание при разработке проекта уделяется общему архитектурному силуэту города, открывающемуся наиболее полно со стороны Волги». [26]

В октябре 1944 г. экспертная комиссия Госплана СССР рассмотрела предварительные проекты планировки Сталинграда, сделанные в порядке конкурса несколькими ведомствами.[27] За основу был принят проект группы Академии архитектуры под руководством Каро Алабяна.[28]
Можно предположить, что создание Комитета по строительству и архитектуре в сентябре 1943 г. было обусловлено началом работ над проектами восстановления Сталинграда летом 1943, которое привлекало внимание Сталина.

Разработчики генплана Сталинграда были не в состоянии что-то принципиально поменять в его структуре:

«Не дожидаясь разработки генплана, крупнейшие промышленные ведомства быстро восстанавливали северную часть города, где располагались такие заводы как Сталинградский тракторный, "Красный Октябрь", "Баррикады ".<…> В первые месяцы восстановления "выхватывались" дома с наименьшими разрушениями. Но постепенно восстановительные мероприятия были типизированы и поставлены на поток. Дома восстанавливались целыми улицами и кварталами, независимо от тяжести разрушений».[29]

В то же время было очевидно, что градостроительные проблемы в целом, в полном своем объеме, не интересовали советское правительство. Главная задача, которая ставилась перед архитекторами, сводилась к строительству парадного центра:
 
«Фактически то, что можно назвать концептуальными проектными поисками, сосредоточилось на небольшой по сравнению с территорией всего города площадке. До войны ядром центрального района города была площадь Павших Борцов, названная так в честь обороны города во время гражданской войны. По новому плану главный художественно-смысловой акцент переносился на берег Волги. Здесь проектировалась новая главная площадь города, призванная связать центр с Волгой. Площадь, на которой предполагалось соорудить грандиозный монумент Славы и музей Обороны Сталинграда, рассматривалась как место проведения демонстраций. Обе площади, объединенные широкой Аллеей Героев, и должны были составить центральный ансамбль города».[30]
 
В 1944 году Комитет по делам архитектуры объявил открытый всесоюзный конкурс на составление проекта центральной площади Сталинграда с монументом защитникам города. Из программы конкурса ясно следовало, что участником предстояло решать не столько градостроительные, сколько ритуальные задачи. Это был конкурс на храмовый комплекс.[31] Присуждение премий датировано 7 марта 1945 г.[32] Всего было отмечено 15 проектов. Первой премии не было. Присуждены две первых, одна третьья, одна четвертая, две пятых премии. Материалы конкурса были опубликованы в №11 Архитектуры СССР за 1945 год.Вот описание проекта Стамо и Пелевина, получившего одну из вторых премий:
 
«От круглой вокзальной площади озелененная магистраль ведет на площадь Павших Борцов, где рас­положены Дом Советов и Музей Отечественной войны.
Площадь Павших Борцов рассматривается авторами как площадь парадов и демонстраций, и поэтому в ее ком­позицию включены трибуны. В торце площади Павших Борцов ставится здание Обкома и Обл­исполкома.
Площадь Павших Борцов выхо­дит к набережной Волги широкой аллеей, на которой предполагаются триумфальные ворота, скомпоно­ванные вместе с полукруглыми мемориальными стенами, оформляю­щими братские могилы. На гребне берега, как завершение компози­ции, авторы ставят аллегориче­скую группу — советский титан-бо­гатырь, повергающий тевтона»[33]
 
Вот отрывок из описания проекта Дзержковича, получившего одну из третьих премий:
 
«Основное внимание автор сосре­доточил на площади парадов и де­монстраций, на которой он раз­мещает Храм Славы, золотую Баш­ню Победы, а перед храмом — статую Сталина. Между Храмом Сла­вы и Башней проектируется пар­тер.
Башня Победы — металлический гиперболоид, по типу башен инж. Шухова, на тяжелом гранитном цоколе, с тяжелым верхом. На башне спирально размещены гир­лянды и бронзовые ленты, маски­рующие спирально идущий по внутренней стороне гиперболоида эскалатор. Башня увенчана скульп­турой Победы.
Применение для башни сетча­той металлической конструкции придает сооружению скорее вы­ставочный, чем мемориально-тор­жественный и монументальный ха­рактер, какой, думается, должен быть присущ памятнику героям Сталинграда.
Храм Славы — прямоугольное здание на высоком цоколе — разра­ботан в очень тяжелых, массивных формах. <…> Перед Храмом Славы запроек­тирована небольшая площадь, огра­ниченная низкой колоннадой. В центре площади помещена статуя Сталина»[34]

Все остальные проекты решали те же самые задачи. На них представлены различные варианты храмовых ансамблей с монументами самых разных типов – зиккурат, всевозможные обелиски, античные храмы, триумфальная арка, пропилеи.   

Видимо, идея создания нового государственного культа всерьез обсуждалась в это время в правительственных верхах. Во всяком случае, как раз в октябре 1944 г. в правительство  поступило соответствующе предложение, подписанное начальником Управления учебных зданий Комитета по делам архитектуры А.К. Чалдымовым:
 
«1.В целях более целеустремленного воспитания нового человека необходимо разработать и сформулировать уже сложившиеся основные принципы (законы типа заповедей) поведения в личной и общественной жизни советских граждан, изложив их в простых и четких формах учения о нравственности и этике советского человека ( отношение к труду и общественной собственности, патриотизм, основы семьи и быта, честь и достоинство гражданина и др.)
2. Учредить новый по существу и по форме КУЛЬТ СВЯЩЕННОЙ РОДИНЫ (название может быть и иное) со своими обрядами для проведения народных празднеств, революционных торжеств, событий личной и общественной жизни граждан.
3.Учредить как общественное сооружение духовной жизни народа ХРАМ СВЯЩЕННОЙ РОДИНЫ, где в торжественной обстановке происходят службы, посвященные тем или иным общественным и личным событиям.
Храм - это не театр, не кино, не зал заседаний, а новый тип сооружения государственного значения, торжественно-монументальной архитектуры, с привлечением средств живописи, скульптуры, отражающих великие традиции народа и, в частности, героику Отечественной войны.
Храм с его службами должен КАЧЕСТВЕННО отличаться от всех культурно-массовых мероприятий, проводимых до настоящего времени. В храме должна быть создана обстановка большой торжественности, серьезности, сосредоточенности, углубленности.
Трудно пока придумать, да и нужно ли, более сильное и оправданное историей замечательное выражение, чем колокольный звон. Колокольный звон должен стать одним из выразительных средств культа СВЯЩЕННОЙ РОДИНЫ»[35]
 
Такие документы никак не могли быть чистой инициативой снизу, они отражали настроение правительства, что подтверждается характером конкурсных проектов на центр Сталинграда.

Сталин идею нового культа, видимо, после размышления отверг. Культ «Павших в Великой отечественной войне» начал разрабатываться уже только в 60-е годы, скорее всего как альтернатива уничтоженному культу самого Сталина.  

За первым конкурсом 1944, оставшимся без видимых результатов, последовал второй закрытый конкурс , прошедший в конце 1945 – начале 1946 года. Он тоже остался без результатов, как это часто случалось в конкурсном проектировании при Сталине. В 1946 г. на основании материалов конкурсного проектирования группа Академии архитектуры под руководством Каро Алабяна разработала окончательный, более скромный вариант центра Сталинграда, который и был реализован.

По проектам восстановления Сталинграда хорошо видна специфика советского градостроительства при Сталине. Оно делилось как бы на два слоя – видимый и невидимый. Видимое – официальное – градостроительство занималось застройкой парадных центров городов, ориентируясь на вкусы и указания высших правительственных инстанций, которые обитали в этих центрах.

Невидимое градостроительство занималось массовой жилой застройкой, которая практически никогда не публиковалась в архитектурной прессе и представляла собой трущобное жилье вокруг промышленных предприятий. Но это были плановые трущобы.

Так согласно приказу ГКО от 23 мая 1944 г. Наркомату гражданского строительства РСФСР было предписано создать производственную базу для строительства в год 510 тыс. кв. метров жилой площади. В том числе 400 тыс. кв. м. в сборных деревянных домах, 60 тысяч кв. м. в домах из гипса, и 50 тыс. кв. м. в домах из шлакобетона. Только 30% площади предполагалось обеспечить водопроводом и канализацией, 20% центральным отоплением.[36]

Совершенно очевидно, что 70% запланированной к строительству жилой площади должны были представлять собой коммунальные бараки-общежития, в лучшем случае разделенные на комнаты. И только 30% - квартирное жилье. Некоторые примеры такого массового жилья для Сталинграда опубликованы в выпуске №10 «Архитектуры СССР», 1944 г.[37]  

Оба типа градостроительства существовали параллельно и регулировались одними и теми же ведомствами.
 
Киев
  
Вторым по значению градостроительным конкурсом военного времени был конкурс на застройку главной улицы столицы Украины - Крещатика. Крещатик не был разрушен во время боев. Немецкие войска захватили Киев 19 сентября 1941 года. Пятью днями позже несколько кварталов вдоль Крещатика были взорваны советскими подпольщиками с помощью заранее заложенной взрывчатки. Начались пожары, которые практически уничтожили центр Киева.

В начале ноября 1943 г. Киев был оставлен немцами. В 1944 г. председателем СНК Украины становится член Политбюро Никита Хрущев, а в июне 1944 г. главным архитектором Киева был назначен Александр Власов.[38]  

22 июня 1944 г. вышло постановление Совнаркома УССР о проведении двух конкурсов проектов на восстановление Крещатика – открытого и закрытого.

Важность проекта подчеркивалась тем, что в закрытом заказном конкурсе было предложено участвовать в числе прочих группе московских знаменитостей - Щусеву, Алабяну, Гольцу, Гольфрейху, Чечулину, Парусникову и Соболеву. Многие из них участвовали в предвоенном конкурсе на правительственный центр в Киеве, который проводился в два тура в 1934-36 гг. Тогда требовалось спроектировать правительственный ансамбль на берегу Днепра, центром которого должна была быть статуя Ленина. Этот конкурс сыграл серьезную роль в формировании довоенного государственного стиля. Практическим его результатом было строительство одного здания – Наркомата внутренних дел Украины (впоследствии, здания Совнаркома УСССР), архитектора Ивана Фомина.  

Конкурс на проектирование Крещатика 1944 тоже предполагал в первую очередь строительство дворцовых ансамблей:
 
«Заданием на проектирование предусматривалось расширение Крещатика до 54 метров, устройство двух тротуаров по 14 метров каждый (до войны ширина Крещатика была от 34 до 44 метров). Следовало возвести здания республиканских министерств обороны и иностранных дел (только что было решено создать эти министерства в Украине, до этого такие были лишь на союзном уровне), горсовета, а также «Пантеон Отечественной войны», гостиницы, театры, выставочные залы, магазины, рестораны. Еще намечалось построить пешеходный мост на пляж, а через несколько лет и метро»[39]
 
Конкурс затянулся до конца года. Выставка проектов открылась 7 января 1945 года, материалы конкурса были опубликованы в 11 выпуске архитектуры СССР (1945).

Градостроительным этот конкурс даже формально назвать трудно. Окружающая Крещатик и площадь Калинина жилая застройка была представлена схематично и ни у заказчиков конкурса, ни у участников интереса не вызывала. Все участники конкурса представили разные варианты оформления улицы и выходящей на нее площади Калинина дворцами, храмами разных типов. Иногда узнаваемыми, иногда очень причудливыми. Например, в проекте Алабяна имелась странная, слегка ассоциирующаяся с готикой башня-ратуша, и одновременно еще более странная трапецевидная триумфальная арка, изрезанная аркадами. В проекте Заболотного и Милиниса тоже имелась триумфальная арка, но ступенчатая и состоящая из многоэтажных аркад. Гольц ориентировался на античные и итальянские образцы. В его проекте сосуществуют римский храм-периптер, палладианские аркады окружающих площадь зданий, обелиск и пышно декорированная башня-донжон.

В проекте Власова угадываются барочные ассоциации – овальные площади, колоннады, круглые храмообразные здания:
 
«В его проекте Крещатик предстал как улица, главным образом, официальная, репрезентативная, улица больших архитектурных масштабов, улица торжественных шествий».[40]

В проектах Крещатика пышности еще больше, чем в проектах для Сталинграда, делавшихся одновременно. Конкурс на застройку Крещатика демонстрирует (как впрочем и другие конкурсы того времени) характерную особенность сталинской архитектуры. Еще с начала 30-х годов существовал абсолютный запрет на применение любых вариантов современной архитектуры. Разрешено было ориентироваться на определенные исторические образцы (набор которых тоже постоянно уточнялся). Естественно, архитекторы инстинктивно пытались выйти за рамки простого подражания, что чаще всего приводило к появлению разнообразных курьезов. По проектам сталинского времени можно судить не о действительных взглядах их авторов, а только о том, какие образцы для подражания им было разрешено использовать в данный момент.
К примеру, Александр Власов был до 1932 г. талантливым конструктивистом, а в конце 50-х, во время архитектурных реформ Хрущев, стал автором очень хорошего и вполне современного проекта Дворца советов, поставившего точку в истории сталинской архитектуры. В качестве главного архитектора Киева, а затем Москвы, он проектировал здания, ставшие яркими образцами пышности и помпезности сталинской эпохи.
Способ проведения конкурса тоже был характерным для того времени. Премии были розданы, но ни один проект не рекомендован к реализации. Был объявлен второй тур конкурса, в котором участвовали только две группы – группа Власова и Таций и Иванченко. Проекты были закончены в августе 1946 г., но жюри опять не приняло решения. Только после третьего тура (апрель 1947 г) было принято решение принять за основу проект Власова, с использованием также и проекта Тация. Практически это означает, скорее всего, что не столько Хрущев, сколько Сталин не спешил принимать решение.

В конечном итоге, именно Власов (как главная фигура в архитектурной иерархии Украины) застроил Крещатик во второй половине 1940-х годов пышно декорированными жилыми домами.

***
 
Бросается принципиальное отличие советских градостроительных проектов военного времени от европейских. В Европе под восстановлением городов понималось в первую очередь восстановление их жилой структуры, комплексное решение транспортных и коммуникационных проблем. Поэтому работа шла практически исключительно над генеральными планами. Объемные решения отдельных элементов города разрабатывались на уровне определения градостроительных условий застройки – плотность, этажность, характер использования.

В советском градостроительстве генеральные планы городов играли второстепенную роль. Многообразные проблемы жилой структуры всего города решались крайне схематично. Целью профессиональных поисков была разработка объемного решения парадных административных центров с отдельными, особо важными зданиями и жилых кварталов и поселков для руководящего слоя населения.

Оба главных градостроительных конкурса военного времени – для Сталинграда и для Киева – сыграли важную роль в формировании послевоенной сталинской архитектуры, хотя и не дали почти никаких практических результатов. С их помощью отрабатывались актуальные принципы проектирования советских городов, новые способы управления архитектурной деятельностью и новая архитектурная иерархия.