Выполнено в рамках научно-исследовательской темы. «История государственной организации профессии архитектора в СССР (1917-1941 гг.)», Российская Академия Архитектуры и Строительных Наук (РААСН), 2007-2009. № 1.5.32.

До сих пор совершенно не раскрытой страницей истории советской архитектуры и градостроительства остается массив вопросов о том, какую роль сыграла в подготовке и осуществлении индустриализации в СССР общегосударственная организация системы массового архитектурно-градостроительного проектирования . Известно, что, начиная с 1926 г., в СССР интенсивно и целенаправленно создается структура проектных организаций государственного подчинения, основанная на превращении архитектора из творческой личности в дисциплинированного, послушного государственного служащего, готового безропотно осуществлять поточное проектирование военных и гражданских, промышленных и селитебных, инженерных и инфраструктурных объектов. Известно, что к 1930 г. советское правительство своими постановлениями совершенно официально (де юре) запретило всякую частную проектную практику (а еще раньше – исключило ее возможность де-факто). Известно, что в этот период проектное дело встраивается в единую  всесоюзную формируемую иерархическую структуру административно-командного подчинения.

Но абсолютно неизвестно, кто из архитекторов принимал участие в формировании этой структуры? Кто занимал в ней командные посты? Кто конкретно осуществлял организацию массовой коллективной архитектурной (градостроительной) проектной деятельности, обеспечивавшей проектной документацией гигантские строительные программы первой пятилетки? Кто готовил эту организационную реформу?  А ведь иностранный опыт организации проектных работ (прежде всего, немецкая и американская формы организации проектного дела – групповые и бригадные формы труда, вид проектной документации, степень унификации и стандартизации и т.п.) становится в конце 1920-х гг. объектом пристального внимания и серьезного изучения со стороны руководящих органов советской власти. Он исследуются специально уполномоченными для этой работы представителями советской архитектурной элиты, направляющимися в производственные командировки в США и Германию. В 1927 – 1928 гг. в Германии побывали – А. Розенберг, Н. Волков, Эль Лисицкий, Н. Богданов, А. Буров. Г. Вольфензон, В. Углов, Д. Аранович, В. Бабуров, И. Маца и др. В 1929 г. в Австрию, Венгрию, Чехословакию, Италию и Германию с целью изучения планировки и архитектуры городов командируется Г.Б. Красин и т. п. Какие результаты привезли эти люди, как они повлияли на формирование системы проектного дела в СССР?

Начиная с 1930-х гг. в целях формирования военно-промышленного комплекса создаются проектные институты промышленных наркоматов. Они разрабатывают проектную документацию не только для военных предприятий, но и выполняют огромный объем работ по проектному обеспечению строительства новых рабочих поселков при строящихся промышленных предприятиях. Сегодня проектирование гражданских объектов (поселков, жилища, объектов обслуживания) в рамках ведомственных проектных организаций периода первых пятилеток, остается абсолютно не раскрытой страницей истории советского градостроительства. И особенно, в стенах организаций, связанных с военной промышленностью. В советско-российской и в западной специальной литературе, показатели объема «военно-промышленного» освоения территорий сильно занижены в сравнении с показателями освоения территории «гражданской промышленностью». Какое количество поселений проектировалось и возводилось в системе ВСНХ, а затем Наркомтяжпрома? Какие организации разрабатывали проекты поселений при военно-промышленных предприятиях и объектах? Отличались ли эти проекты (и, в конечном счете, эти поселения) от создававшихся в стенах гражданских проектных организаций? Существовали ли какие-либо специфические нормы проектирования гражданских объектов для «негражданских» проектных институтов? Список этих проектных институтов, содержание их градостроительной деятельности, численность кадрового состава архитекторов-проектировщиков, особенности постановки и решения архитектурно-градостроительных задач – слагают еще один из неизученных на сегодняшний день фрагментов истории отечественной системы проектного дела.
Одна из самых загадочных тем в истории Советского Союза – градостроительство ГУЛАГ. Изучение огромного, практически не вскрытого, исторического материала о реальных процессах возведения силами заключенных заводов-гигантов и соцгородов при них, а также объектов транспортной инфраструктуры, заставляет совершенно по-новому взглянуть на привычные события индустриализации и архитектурно-градостроительного ее обеспечения. Учитывалось ли при разработке схемы расселения и конкретных градостроительных проектов использование контингентов принудительной рабочей силы? Какой процент подневольного труда был планово задействован в строительстве новых поселений, как проекты поселений предполагали его временное размещение, как влияло на планировочную структуру соцгородов расположение на их территории пунктов содержания заключенных? Учитывалось ли и планировалось ли это размещение в генеральных планах городов (или проектировщики о нем не подозревали) и т. п.?

Всем известны Беломоро-Балтийский и Волго-Донской каналы – образцы принудительного осуществления планов индустриализации. Но абсолютно ничего неизвестно о том, какая инфраструктура (транспортная, жилая, хозяйственная и т. п.) создавалась вокруг них – на основе каких проектов она формировалась и кто разрабатывал эти проекты? Какое структурное изменение в характере освоения территорий предполагалось (и реально происходило) в результате возведение производственных и транспортных объектов первой пятилетки, какие идеи преобразования изначально пустующих территорий клались в основу стратегии возведения на них индустриальных объектов? Кто давал проектные задания, в каком виде? Кто предписывал, какие и где следует возводить промышленные (инженерно-технические) сооружения, кто персонально определял (или в рамках каких коллективов это прорабатывалось) объемы жилья различных типов, составы объектов обслуживания, плотность размещения сооружений на территории? Кто все это придумывал, прогнозировал, проектировал. Кто составлял программы на проектирование и почему они потом менялись?
Широко известны объемы капиталовложений в заводы-гиганты первой пятилетки; много сведений опубликовано о строительстве транспортных артерий – железных дорог, каналов; о возведении системы электрических станций – плотин на огромных реках. При этом совершенно неясным остается вопрос об объемах средств, направлявшихся на жилищное строительство. В силу каких причин строительство жилищ хронически отставало, принуждая людей вселяться, а потом долгое время ютиться в списанных товарных вагонах, засыпных палатках, шалашах, бараках, землянках? Неясным остается вопрос о расселенческом обеспечении этих строительных программ – как изначально планировалось размещение строителей и их семей, как определялась их дальнейшая судьба? Какие условия быта закладывались в проекты жилых поселений при новостройках? Как на стадии проекта дифференцировалась жилая среда в зависимости от квалификационного, служебного, административно-управленческого статуса людей, занятых на производстве?

В этой связи, до сих пор абсолютно неизученной остается тема «барачной индустрии». Кто проектировал бараки, как тип домостроений в соцгородах и соцпоселках? Какими нормами регулировалось это проектирование? Кто разрабатывал индустриальные методы возведения бараков, рассчитывал их конструктивные схемы, осуществлял экономию материалов и трудозатрат? В каком виде кварталы бараков и целые барачные поселки были представлены в генеральных планах соцгородов? Может быть тот факт, что уже в ходе первой пятилетки генплан «разделился» на два документа: а) детально спланированный и вычерченный центр и б) схема нарезки кварталов, без вычерчивания зданий; был определен тем, что в этих кварталах предполагалось вписывание типовых схем размещения бараков?
Сегодня мы знаем, что всего лишь одна советская проектная организация под названием Госпроектсрой-1 (созданная специально для освоения и реализации американского поточно-конвейерного способа проектирования промышленных предприятий и массового обучения ему советских архитекторов и инженеров) разработала проекты около 530 (по другим подсчетам – 570) индустриальных объектов первой пятилетки. Но абсолютно не известно, кто проектировал поселения при них (какого типа, по какому планировочному принципу, из каких видов жилищ, с какими составом объектов обслуживания т. п.). Не знаем, были ли они реализованы в соответствии с первоначальным замыслом (хотя знаем, что многие подвергались кардинальной переработке, причем архитекторы, исполнявшие задания по переработке проектов, зачастую, не ведали, зачем это нужно). Какие типы планировочной структур предусматривались в этих проектах?

Сегодня мы знаем о существовании крупной проектной организации, курировавшей проектирование Магнитогорского металлургического, Нижнетагильского вагоностроительного, Уральского машиностроительного, Кузнецкого и Криворожского металлургических, Златоустовского, Красноуральского медеплавильных комбинатов и других «военно-гражданских» заводов первой пятилетки. Это Гипромез, в проектное бюро которого входил сектор промышленных городов и поселков. Какую роль играл этот сектор в проектировании поселений при промышленных предприятиях? Как осуществлялся контроль над содержанием деятельности этого сектора? Какую роль в утверждения разработанных институтом проектов играл Совет Гипромеза (в составе 21 члена), пользовавшийся правом решающего голоса? Какую роль призваны были исполнять специалисты, назначенные на введенную в начале 1930-х гг. должность «главный инженер проектов», при которых в период первой пятилетки состояла группа иностранных консультантов? Какую роль играла «экономико-бытовая группа» – одна из двух групп сектора промышленных городов и поселков? Какие задачи выполняла архитектурно-планировочная группа (входившая в сектор наряду с «экономико-бытовой»)?
А ведь все эти вопросы приложимы к любой из советских проектных организаций. Как вообще было устроено и как функционировало особое советское учреждение – «проектный институт», который был единственной единицей огромной общегосударственной системы массового проектного дела в СССР и подобного которому не было в мировой практике?

В СССР кооперативная, частная, коллективная формы возведения и эксплуатации жилищ кардинально отличались (в отношении прав собственности и распоряжения) от своих западных аналогов. Советское государство контролировало все эти формы и. фактически, было единственным полновластным «хозяином» всей муниципализированной городской недвижимости и единственным официальным застройщиком новой. И оно формировало и постоянно совершенствовало общегосударственную систему архитектурно-градостроительного проектирования.

Огромную роль в устройстве и непосредственной деятельности общегосударственной системы проектного дела играло НКВД. Начиная с 1921 г. высшая власть уполномочивает Главное управление коммунального хозяйства НКВД (ГУКХ НКВД) исполнять роль распорядителя государственной недвижимости, возлагая на него эксплуатацию жилого фонда существующих городов, а также создание и управление инфраструктурой населенных мест городского типа. Ему же поручается не только возведение, но и проектирование населенных мест социально нового вида – «советских рабочих поселков», а затем «социалистических городов». А также формирование, собственно, методологии градостроительного проектирования: разработка норм, формулирование «правил» проектирования. А поскольку никаких иных форм собственности на жилище, кроме государственной, в СССР, фактически, не существует, постольку ГУКХ НКВД выступает главным «субъектом» владения и распоряжения городской недвижимостью, постоянно борясь за власть с другим столь же мощным «проектировщиком», застройщиком и распорядителем государственной недвижимости – ВСНХ .

Сколько и каких проектных мастерских было в составе ГУКХ НКВД (и других подразделений НКВД, осуществлявших градостроительное проектирование)? Проекты каких городов они создали? Какие нормы градостроительного проектирования и исходя из каких принципов разрабатывали? Проектировали ли они поселения при новых военно-промышленных предприятиях, или этим занимались так называемые «шарашки» в системе ГУЛАГ? Существовали ли в системе ГУЛАг архитектурно-градостроительные «шарашки»? Кто разрабатывал типовые проекты лагерей для заключенных, кто осуществлял «привязку» их по месту в границах генпланов будущих городов?  Деятельность каких градостроительных проектных организаций никогда не освещалась в открытой печати и почему – чем они занимались?

Как согласовывалась деятельность гражданских и ведомственных (не находившихся в ведении НКВД) проектных организаций? Каким образом происходило согласование решений по размещению промышленных предприятий, трудовых лагерей и поселений для вольнонаемных? И какова, в этой связи, была процедура исполнения градостроительных работ (кто и по какому признаку указывал на места расположения новых производств и задавал, тем самым, места проектирования поселений, какой вид проектирования являлся первоочередным – промышленное проектирование или проектирование населенного места (как они согласовывались)? В какой форме перемещалась проектная информация от ведомственных к гражданским проектным институтам и наоборот?

Казалось бы, что эти вопросы и сама эта тема несут узко исторический характер. И не имеют никакого отношения к современности. Увы, это не так. И не следует думать, что идея наличия государственной системы проектного дела осталась лишь в прошлом. Российское государство сегодня стоит перед необходимостью сформировать свое отношение к  проектному комплексу, хотя бы в той его части, которая выполняет (и будет исполнять во все более расширяющемся масштабе) государственные заказы. Ситуация сегодня такова, что вне зависимости от того нравится нам это или нет, формирование организационно-управленческой структуры, подобной по своим задачам советской общегосударственной системе проектного дела (т.е. способной, координировать и объединять для воплощения общенациональных программ, усилия проектных структур сегодняшних государственных экстерриториальных производственных «ведомств» между собой и с местными региональными проектными организациями) станет в ближайшем будущем неизбежным. Потому, что без этого окажется невозможным осуществление практических мер государственного протекционизма определенным видам расселенческих структур, типам планировочной организации поселений, типологии жилищ, видам инфраструктуры и проч. Всего того проектного обеспечения, без которого невозможна реализация общенациональных программ.

Если архитектурное сообщество не будет сегодня ставить и решать на государственном уровне вопросы о целесообразности формирования в современных условиях тех или иных типов пространственно-планировочных структур, типов жилищ и видов сооружений инфраструктуры, и, что самое главное, не будет само определять устройство общегосударственной системы проектного дела (или предлагать разумные ей альтернативы); то завтра оно рискует вновь оказаться лишь в роли послушного исполнителя, утратив возможность влияния на подобные организационные решения. Возможно, в этом случае, возникшая система вновь утеряет всякое гуманитарное содержание своих действий и дух созидательного творчества.