Андрей Бархин

Автор текста:
Андрей Бархин

Истоки советского ардеко и эволюция стиля Дворца Советов Б.М. Иофана

0

     Период 1930-х годов – время параллельного развития и конкуренции ардеко и неоклассики – стилей, премированных на конкурсе проектов Дворца Советов. Архитекторы советской версии ардеко обращаются к опыту зарубежной архитектуры, Б.М.Иофан – к американскому ардеко, работам Р.Худа и Э.Сааринена, И.А.Голосов работает в сложном безассоциативном ардеко, близком к итальянскому. Довоенный период был связан с деятельностью иного поколения мастеров, чем послевоенный, что требует использования для архитектуры 1930-х иных терминов, нежели «сталинский ампир» или «культура два», в условиях абсолютной воли вождя архитектура 1930-50-х была достаточно разнообразна и вовсе не вся обращена к образам ампира. Явное движение от индивидуальности стиля 1930-х к послевоенной типизации архитектуры еще раз подчеркивает различие двух периодов. Чтобы понять стилевую структуру отечественной архитектуры 1930-х, необходимо рассмотреть эволюцию стиля Иофана от ребристого проекта ДС к его послевоенному проекту МГУ, анализируя архитектурные истоки – исторические и актуальные, зарубежные и отечественные.

     Ардеко в широком понимании есть период параллельного развития нескольких версий архитектуры межвоенного времени – неоготической (линия Сааринена, Худа), неоацтекской (линия Ф.-Л.Райта, А.Сент-Элиа, Х.Ферриса) неоклассической (итальянское и советское ардеко) и модернистской. Архитектура 1930-х опиралась на три группы источников – новаторские актуальные (приемы модерна и авангарда), европейские исторические (средневековые и классические – древнеримские и ренессансные) и архаические (ближневосточные и экзотические). И ардеко оказалось способно переплести все эти стили прошлого, что предопределило международный характер распространения и успешности метода ардеко, заключавшегося в декорировании, приспособлении древних мотивов к новым заданиям, потребностям и нуждам XX века. 

     Новация ардеко состояла не столько в изобретении художественных средств, сколько в использовании и трансформации редких, уже созданных исторических приемов. Влияние новой моды распространялось и на творения, возводимые в самих колониях [1]. Многолетнее строительство дворца в Нью-Дели превратит творение Лаченса, начатое еще в эпоху протоардеко, уже в памятник ардеко. Это же можно сказать и о творении У.Стаккини – вокзале в Милане. Ардеко обращалось к архаическим и экзотическим декоративным и композиционным приемам мавзолеев Вавилона и Египта, ступ Юго-Восточной Азии, в первую очередь, Ангкора. Удивительную неканоничную, архаическую пластику демонстрирует грандиозный вокзал в Милане и особняки Райта, лондонские здания архитектора Т.Тейта Адалаида-хаус и Дейли-телеграф, а также павильоны выставки 1925 г. в Париже [2]. Апофеозом этого интереса стало возведение павильона Ангкор на парижской выставке 1931 г., а также украшенного барельефами на африканские темы Музея Колоний А.Лапраде.

     Безассоциативное ардеко работало с историческими ритмами, но не с образами. Достаточно сравнить Дом ТАСС и Дом Книги И.А.Голосова, Дом Радио А.Н.Душкина с композицией Адмиралтейства и Галикарнасского мавзолея. И в этом отличие от метода Жолтовского, воплощенного в одном из его вариантов ДС, или в послевоенном фасаде московского ипподрома. Ардеко использует декоративный, но не ордерный язык форм, стиль 1920-30-х сочиняет и ищет в историческом наследии альтернативные классическому языку детали, упрощает карнизы и капители, использует ребра вместо колонн, кессоны вместо наличников. Голосов, автор удивительного по архитектуре проекта Дворца Труда, в 1930-е становится одним из лидеров советского ардеко.

     Избегая открытой ордерности, мастера советской версии ардеко использовали русты и окна-кессоны текстурно, орнаментально. В распределении фасадного декора, стиль Л.В.Руднева и И.А.Голосова мог быть свободен от исторических ассоциаций, но снова обрел симметрию. Ардеко готово и компоновать новаторский декор в рамках академичных композиций, и наоборот, создавать новые фасадные схемы, используя традиционные детали. Создание новых образов в ардеко было сложной и ответственной задачей. Эта архитектура была лишена ностальгического отзвука ретроспективизма, так или иначе присущего любой неоклассике ХХ века. Впрочем, ассоциативность была чертой не только неоклассики, так, актуальными и историческими прообразами полны и работы мастеров ардеко, и в первую очередь проект ДС Иофана.

     Ребристый стиль развивался в 1910-20-е в Европе, в 1920-30-е в США, в СССР он стал основой стиля ДС и послевоенных московских высоток. Советская версия ардеко, возникшая в ответ стилевым идеям зарубежной архитектуры, памятникам ардеко 1920-х и протоардеко 1910-х, развивается преимущественно в первой половине 1930-х. Однако стиль ДС в 1930-е не доминирует. Приемы советского ардеко возникают до конкурса ДС, так, ребристую телескопичную в духе Зала Столетия Берга структуру имел проект театра в Харькове И.Г.Лангбарда, созданный в 1929 г. Готика вдохновляла строителей и заказчиков по обе стороны океана – и архитекторов американского ардеко, и немецкого экспрессионизма, в первую очередь Г.Пельцига. Его стиль, сочетающий римскую монументальность и проникнутую готическими образами ребристость, не был поддержан новой властью в Германии 1930-х. Оба режима настроены консервативно, первый еще конструктивистский тур конкурса на Дворец Советов в Москве не удовлетворил заказчика, возникает обратное движение стилевого маятника в сторону усложнения. 

     Отечественная архитектура 1930-х восприняла стилевые особенности мировой архитектуры ардеко, очевидные при анализе истоков американского ардеко. Стиль небоскребов ардеко не мог опереться на камерную по масштабам архитектуру чикагских особняков Райта или павильонов выставки 1925 г. в Париже, которая лишь усилила внимание к архаическим источникам ардеко, но не инициировала его. Красочный характер международного ардеко 1920-х стал кратким возрождением архитектуры и искусства после Первой мировой войны, но был прерван кризисом 1929 года. Американское ардеко сочетало технические и конструктивные новации с традиционностью творческих решений. Его обращенность и в прошлое, и в будущее, явные параллели с неоготическими и неоацтекскими приемами создавали поистине удивительные сплавы и транскрипции исторических стилей, что стало уникальным явлением архитектуры ХХ века.

     Новация американского ардеко состояла в соединении декора и тектоники разных стилей прошлого. Ребристая структура фасадов и тектонический уход соборов готики и неоготики стали очевидным прототипом небоскребов 1910-30-х. Большинство небоскребов решались в духе стройных готических башен без шпилей, например кафедрального собора в Руане, воспетого К.Моне, и церкви Сент Уан, решенной мощной башней над средокрестием. Эта архитектура и стала непосредственным источником для тектоники американских высоток. Международный конкурс на здание Чикаго Трибюн в 1923 г. собрал все стили того времени и стал ключевым для развития американского ардеко. На конкурсе победил неоготический вариант Худа, но эпоха 1920-х прошла под знаком проекта Сааринена, сенсационно соединившего ребристость готики и уступчатый ацтекский тектонизм. 

     Тектоника контрфорса, утонение башен готики удивительным образом романтизировало архитектуру, офисные здания теперь восхищали, словно соборы. Именно проект Сааринена превратил косвенную в законе о зонировании 1916 г. отсылку к пирамидам ацтеков и майя, и даже возможно скалам Долины монументов в мощную идею стиля ардеко, одним из ранних воплощений которой стало здание Риверсайд плаза в Чикаго, 1925 г. После конкурса на Чикаго Трибюн ардеко становится национальным стилем США. В конце 1920 - начале 1930-х архитектурный график Х.Феррис изобразил множество перспектив величественных зданий, уходящих под облака [3]. Это были его собственные фантазии и заказанные ему изображения проектов других архитекторов. К сожалению, романтический многобашенный город Ферриса, не осуществленный в полной мере из-за кризиса 1929 года, сейчас потерян среди безликих небоскребов 1970-90-х гг.

    Красоту тектонического утонения, вслед за Саариненом, демонстрирует Худ в здании Радиатор билдинг (1924). Уже работы чикагской школы доказывали конструктивную ненужность ухода массы здания в верхней зоне. Но ортогонально решенные башни, например неоготический небоскреб Линкольн Тауэр в Нью-Йорке (1930 г, высота 205 м), казались недостроенными. Выученные решать башни неоготических соборов, архитекторы хотели проектировать в качестве символа здания сложные завершения небоскребов. Такая своеобразная «корона» была нужна не по экономическим или конструктивным причинам, но по художественным. Архитекторы и заказчики ардеко стали конкурировать в красоте завершений и вестибюлей своих башен. Триумфом этой идеи стали здания Дженерал Электрик и, конечно, Крайслер Билдинг с острыми лучами в стиле диадемы статуи Свободы. 

    Вертикальную устремленность неоготических башен архитектура США 1920-х стала сочетать с монументализмом древних пирамид. Так создавался уникальный силуэт Нью-Йорка, города, как пишет В.Кертис, собравшего под одним небом образы разных эпох и культур. В архитектуре небоскреба новаторские с технической точки зрения сооружения облачались архаическим декором. Примером сочетания в ардеко идей архаизма и футуризма может служить Чанин-билдинг. Американская архитектура ардеко поражает богатством и сложностью декора, размерами и дороговизной использованных материалов, уникальностью конструктивных решений. Пик строительства небоскребов Нью-Йорка придется на самый конец 1920-х и годы кризиса. В 1930-е уже лишь достраивались два нью-йоркских гиганта – Импаер-Стейт-билдинг и Рокфеллер-центр, скупые фасады которых компенсируются роскошью входных вестибюлей.

     Ребристая архитектура становится в 1920-30-е международным стилем. Однако язык архитектуры американских небоскребов складывался не только из готических контрфорсов и романских орнаментов, но из ацтекских пирамидальных уступов и уплощенной пластики Вавилона и Египта (например, Фред Френч билдинг, 1927 г.). В изолированном виде лопатки и пилястры ардеко носили архаический, ближневосточный характер. Но плоские пилястры ардеко 1920-х восходили и к неогреческим по духу работам Хоффманна 1910-х. Храмы и пирамиды, мавзолеи и башни древности – все сакральное в 1920-30-е гг. стало актуальным художественным источником благодаря активизации в 1910-20-е археологических исследований древних культур по всему миру. Неовавилонским духом проникнуты главные башни Нью-Йорка – Импаер-Стейт-Билдинг и Рокфеллер-центр. Так мыслили и в Европе, и в США, и в СССР. Мастера советского ардеко использовали различные приемы, в качестве альтернативы классическому ордеру, это и канеллироанные лопатки Хоффманна, Лидваля 1910-х (Руднева, Лангмана 1930-х), и неоготические ребра немецких экспрессионистов и мастеров американского ардеко 1920-х. 

     Ребристость и тектонизм ардеко 1920-30-х безусловно были модернизацией неоготики. Работая в 1920-е над завершениями своих башен, американские архитекторы изучали и опыт неоготики рубежа веков, и архитектуру башен собора Саграда Фамилиа А.Гауди (с 1883 г.), дворца Стоклет в Брюсселе И.Хоффмана 1905 г., церквей О.Перре 1920-х. Основным же источником архитектуры американских небоскребов оставался тектонизм башен готики. Стиль неоготического собора в Ливерпуле (с 1904 г.), восходящий к монументальности романского собора в Дархеме, ясно демонстрирует истоки тектонизма ардеко. Стилевая трансформация ардеко происходит вне связи с выставкой 1925 г. в Париже, так Б.Гудхью, создавая муниципальное здание в Небраске в 1922 г., уже работал в ардеко. Для Гудхью, знатока готики и барокко, ардеко – это стиль, укорененный в истории. В 1920-30-е в ардеко будут работать и ученики Гудхью – Р.Худ и Ф.Крет. Конкурс на здание Чикаго Трибюн в 1923 г. стал первым архитектурным событием стиля ардеко. Сенсационность проекта Сааринена состояла в соединении неоготического и неоацтекского прообразов. Именно эту идею стало активно развивать американское ардеко. Худ, победивший с неоготикой на конкурсе Чикаго Трибюн, вернувшись в Нью-Йорк сразу начнет работать в новой моде (Радиатор билдинг, 1924). Тектонизм ардеко у Сааринена возникает еще в башне вокзала в Хельсинки (1913 г.), ставшей одним из шедевров североевропейского протоардеко. Стилевая трансформация ардеко, произошедшая до Первой мировой войны, например в графике Сент-Элиа, в 1920-е обретает черты мировой моды.

     В 1920-30-е развиваются различные версии ардеко, вдохновляемые готикой и пирамидами Мезоамерики, гигантизмом и грацией римской античности. Эпоха обращена в прошлое и устремлена в будущее. Ориентализм и зарождающийся кубизм на рубеже веков сформировали в работах Райта и мастеров Венской школы приемы протоардеко. Параллелизм стилевых процессов обращения к ориентализму и в творчестве Л.Салливена и И.-М.Ольбриха (1890-х), О.Вагнера и Ф.-Л.Райта (1900-х), свидетельствует об общемировом характере этого интереса, этого поиска альтернативы греко-итальянскому канону в архитектуре. И Райт признавал ориенталистические истоки своего монументального неордерного стиля особняков 1900-х (упоминая японский павильон на выставке 1893 г. в Чикаго). Стилевые новации эпохи протоардеко станут для ардеко первоистоком, поводом и примером для обращения в прошлое. Но ардеко более ретроспективно, кинематографично, ассоциативно, чем свободное и разнообразное наследие протоардеко, например Райта, Хоффмана 1910-х. На смену косвенному ориентализму приходит откровенная стилизация (например, особняки Райта в Лос-Анджелесе и его неоацтекский проект небоскреба 1924 г). 

     Символом двойственности памятников ардеко, их традиционности и новизны, стало превращение каменных горгулий готики в стальных птиц ардеко на вершине Крайслер-билдинг. При работе с небоскребами Нью-Йорка в конце 1920-начале 1930-х ни неоготика, ни неоацтекское ардеко, ни неоклассика не имели стилевой монополии. Одновременно развивалась и упрощенная версия ардеко, восходящая к аскетизму неоегипетских монументов и к идеям авангарда. Аутентичный и супрематический подходы к наследию сосуществуют, взаимно влияя на развитие друг друга. Иллюстрацией этому стали Импаер-Стейт-билдинг и Рокфеллер-центр. Идею трансформации, модификации каноничной детали ардеко наследует у Салливена, мастера удивительного, ювелирного стиля 1890-1900-х.

     Пластической основой архитектуры 1920-30-х, в первую очередь американской, стало протоардеко в работах Салливена и Райта на рубеже веков. Удивительно, но на протяжении 20 лет эти уникальные уплощенные рельефы, созданные в духе кельтских орнаментов, английской романики и древних меандров Мезоамерики, не усваивались архитектурным сообществом. Эти творения были непонятны, и только в 1920-е они стали основой нового языка – стиля ардеко (один из первых примеров Веризон-билдинг в Нью-Йорке, 1926 г.). Плоские рельефы Салливена, сложный орнамент в традиции движения Искусств и Ремесел, в 1920-е мастера ардеко стали сочетать с футуризмом эпохи, создавая причудливые детали, составившие славу ардеко США, навеки вписавшие эти памятники и города [4] в историю архитектуры. 

     Неоготические и неоацтекские приемы использовались и чередовались мастерами на разных уровнях, композиционном и декоративном. Но именно неороманика стала стилеобразующей основой ардеко, пластика которой в английской традиции позволяла новому стилю быть как упрощенным, так и усложненным. И романтизация европейской романики позволила мастерам протоардеко и ардеко освоить и иные декоративные традиции, в первую очередь – ацтекскую. Одновременно с более многочисленными на рубеже веков неоклассическими зданиями, работы Салливена и Райта открывали новый стиль – ардеко, ставший в 1920-е национальным стилем в США. Скальный тектонизм ардеко позволял конкурировать и с востоком, и с западом. Так утилитарная, коммерческая архитектура ардеко включилась в соревнование ступ и храмов, созданных человеком, и монументов Аризоны, созданных природой.

     Еще в конце 19 века Салливен и Райт обратили внимание на эстетику романских барельефов, плоскостную пластику восточного искусства и в частности мезоамериканского, их поиск новой архитектуры через увлечение древней и будет продолжен мастерами ардеко. Тектонизм архитектуры американских небоскребов 1920-х имел своим истоком неоготику, плоскостность декора же была основана на ориентализме, архаическом монументализме и неороманике. Однако общая для удаленных регионов и культур тектоника каменных храмов и их пышная декоративность парадоксальным образом совпала и образовала в архитектуре американских небоскребов новое единство - ардеко. Именно готико-буддийский код сблизит графику таких разных мастеров межвоенного времени как Г.Пельциг, Х.Феррис, Я.Чернихов. 

     Романтическое прочтение европейской готики в проекте Сааринена оказало влияние и на архитектуру американских небоскребов, и на советских архитекторов – Иофана, Фридмана, Лангбарда, Чечулина. Советская архитектура 1930-х готова была подвести итог развития мировой архитектуры, аккумулировать ее лучшие достижения, актуальные и исторические. Символом этих амбициозных устремлений стали конкурсы на ДС и НКТП, призванные конкурировать с графикой Сент-Элиа и Ферриса.

     На архитектурный язык проектов I тура конкурса ДС безусловно повлияла архитектура зала Столетий М.Берга во Вроцлаве (1913 г.), определившая также черты театров в Харькове и Минске Лангбарда. И если архитектура I тура конкурса была во многом определена круглым залом заседаний, как сутью задания, то во II туре возникает амбициозная идея создания высотного здания, а затем и превращения ДС в постамент для фигуры вождя. Символом обращения советских мастеров к американской архитектуре стали решенные ребрами (пилонами и лопатками) проекты ДС Иофана, НКТП Фридмана. 

     В архитектуре ДС слились разные образы древности – ступенчатые пирамиды и конусообразные ступы, мифический образ Вавилонской башни и руин Колизея [5]. Башня Иофана стала ответом одновременно и разрушенным памятникам прошлого, и актуальным творениям – ступообразному Монументу 1813 г. в Лейпциге и телескопичному Залу Столетия Берга во Вроцлаве, построенным в 1913 г., спиральной Башне В.Е.Татлина 1919 г. Конкурсный проект ДС Иофана позволял конкурировать Москве с американским ардеко и его историческими первоистоками. ДС Иофана, соавтором концепции которого можно считать Людвига, не просто воплотил в себе ангкорский силуэт Монумента в Лейпциге, но соединил архаический монументализм ступ Востока со стройностью ребристой Вавилонской башни по известной реконструкции А.Кирхера 1679 г. ДС Иофана стал воплощением двойственного характера ардеко, монументом, одновременно архаичным по образу и футуристским в силу своей рекордной высоты.

     Дворец Советов, увенчанный статуей Ленина, в ответ статуе Свободы, стал символом конкуренции СССР и США, этими же мотивами будут руководствоваться после войны и создатели московских высоток. Ступенчатые силуэтные построения и динамично закомпонованные башни встречались и в архитектуре 1920-х у Мендельсона, Троцкого, Голосова. Но ребристая динамичная плита Рокфеллер-центра, предложенная Худом, стала мощнейшим воплощением этих идей и сформировала ступенчатые контрфорсы ДС Иофана. Второй шедевр Иофана 1930-х – павильон на выставке 1937 г. – также восходил к нью-йоркской архитектуре. Проект НКТП Иофана повторил уступчатость другого небоскреба Худа – здания МакГро-Хилл билдинг. Динамические композиции 1920-х были лишь одной идеей среди множества других. Но вслед за Худом динамическую плиту проектируют на конкурсе НКТП братья Веснины и Фомин. Иофан, работавший над ДС, самым высотным зданием в мире, взял за основу стиль уже построенных и осмотренных им на натуре американских высоток – и в первую очередь, Рокфеллер-центра. 

     Анализ архитектуры предвоенного десятилетия не подтверждает стилевой общности созданного в предвоенный период в Германии, Италии и СССР и не дает оснований говорить о существовании некоего общего для этих стран «тоталитарного» архитектурного стиля. Обобщить одним термином созданное в СССР в 1930-е невозможно, настолько это были стилистически разнохарактерные течения архитектуры [6]. Подобная архитектура развивалась в 1930-е и во Франции, и в США. Разнонаправленность стилевых поисков – специфика межвоенного времени. Это требует классификации архитектуры 1920-30-х на основе используемых мастерами исторических источников, группировать которые, как представляется, следует, используя термины ардеко и неоклассика. 

     Оперирование термином «тоталитарный стиль» предполагает внедрение государства в архитектуру, государственный имперский заказ и воплощение вкусов власти. Но чем эпоха 1930-х в этом отношении отличается, например, от архитектуры XIX века, от ансамблей Росси и Земпера? В количестве созданного архитектура эклектики, модерна и неоклассики рубежа веков наверное даже превосходит эпоху ардеко (что очевидно например в Риме, Париже, Петербурге). В те же 1930-е государство строило и в городах США. Те заказчики, кто отверг аскетичность модернизма и эксперимент ардеко, без колебаний выбрали неоклассику, неогреческую в Германии, неоманьеристскую в Италии, имперскую в СССР. Но ни термин «ардеко», ни «неоклассика» не способны в одиночку описать стилевые процессы 1930-х.

     Сложность анализа стиля 1930-х состоит в коллективном авторстве многих, если не всех проектов, стилистической переменчивости от проекта к проекту. Процесс создания проектов, ответственность каждого из авторов вероятно останется тайной стиля 1930-х. И эта картина характерна также и для советских проектов и построек 1930-х, и для американских небоскребов 1920-х. Метод мастеров остается анализировать только по осуществленному варианту, все ранее сделанное чаще всего не монтируется с новаторскими, модными на короткий период времени решениями. По прошествии лет небоскребы США воспринимаются созданными самой эпохой, неразличимыми меж собой авторами. Роскошные здания, казалось бы требующие оригинального решения, создавались вне личного стиля архитектора, влекомого некой грандиозной стилевой волной. Подобная картина наблюдается и советской архитектуре 1930-х. В некотором смысле это снижает творческую наполненность проектов, о которых можно сказать, что они сделаны лишь в духе времени. Это отличает эпоху ардеко от архитектуры модерна, когда каждый проект был индивидуален, и заказчики лишь помогали создавать великое искусство. 

     В мировом контексте советская архитектура 1930-х выделяется стилевым разнообразием и одновременной работой множества узнаваемых мастеров. Курс на типизацию в жилье и архитектуре в целом, поиск единообразия и отсутствие ярких мастеров 1930-х – все это существенно отличает послевоенный стиль. Но эта нетворческая атмосфера скорее свидетельствует о закрепощенности общества, нежели о стилевых чертах. Этой потерей индивидуального почерка эпоха 1940-50-х отличается от 1930-х, когда каждый мастер был способен удивить, и каждый год, каждый конкурс менял стилевую трактовку и таил возможность для создания невиданного творческого результата. Эволюция советской довоенной архитектуры состоит в сокращении числа течений, усилении патриотической монументальной линии.

     Поиск нового советского стиля в 1920-е и выбор между авангардистским и неоклассическими идеями завершился в конкурсе на ДС. Конечно в 1920-е неоклассика (Фомина и Жолтовского) и ардеко (Серафимова, Щуко и Иофана) были стилевым исключением на фоне мощного развития конструктивизма, но поддерживались властью. В 1930-е, несмотря на предпочтение варианта ДС Иофана, эстетика ардеко постепенно исчезает из проектов. Творческая свобода и талант мастеров ардеко перестали удовлетворять вкусам власти, символом этого стал отказ от строительства здания НКТП. В советской архитектуре 1930-х обращает на себя внимание стилевая переменчивость мастеров, очевидная при анализе творчества Душкина, Гольца, Лангбарда, Руднева, Фридмана, Щусева, Чечулина и др. Стилевые изменения советской архитектуры за сравнительно непродолжительный период 1930-х и разнообразие течений были следствием не свободного творчества мастеров, но поиска требуемого власти стиля. Альтернативой ардеко и неоклассике стал национальный монументальный стиль, возникший еще в конце 1930-х и в 1940-50-е воплотившийся в архитектуре московских высотных зданий.

     Развитие советской архитектуры первой половины 1930-х прошло под знаком поиска образа ДС и нового советского стиля вообще. Во второй половине 1930-х начинают складываться условия формирования послевоенного стиля. Появляются проекты в потерявшем дух ардеко квази-национальном стиле, лишенном стилевого единства и аутентичности деталей. Довоенными примерами национального монументального стиля стали правительственное здание Руднева в Баку, театр в Ташкенте Щусева. За исключением павильона Ленинградской области Левинсона, искусственностью стиля отличался и ансамбль ВДНХ 1939 г., не унаследовавший монументального стиля театра в Ереване А.О.Таманяна 1926 г. Творческая несвобода второй половины 1930-х отражается в падении качества проектов, молчании главных мастеров эпохи.

     Эволюция ребристого стиля 1930-х состояла в русификации и монументализации мотивов, отказе от синкопии авангарда, индивидуализма ардеко. Стилеобразующим ордером московских высоток 1940-50-х становится советизированный ордер церкви Вознесения в Коломенском, вертикальная устремленность которого наследует ардеко 1930-х, стилю Щуко и Иофана. Послевоенное обращение с неорусскими мотивами достигало иногда уровня дореволюционных памятников. Так, станция метро Комсомольская А.В.Щусева или, скажем, гостиница Ленинградская Л.М.Полякова не уступают в мастерстве Казанскому вокзалу. Но не всякая стилизация была талантлива. Примерами русификации советской архитектуры еще в довоенный период стали жилые здания А.Г.Мордвинова на Тверской и Б.Якиманке в Москве. Однако этой архитектуре не хватало чувства масштаба, точности в деталях и общей композиционной органичности неоренессанса. Культурный террор, направленный в 1920-30-е против дореволюционной России, парадоксально сменился обращением к национальной традиции. До войны неорусский стиль так и не успеет полностью оформиться, а в 1940-50-е в архитектуре будет доминировать охристый стиль Жолтовского. 

     В архитектуре московских высотных зданий соединились ребристость ардеко и шатровые силуэты русской архитектуры XVI-XVII вв., тектоника готики и иерархичность ступ юго-восточной Азии. При этом отечественные мастера пошли по пути американских архитекторов, декорируя новаторские с технической точки зрения высотные здания историческим декором. Так стиль московских высоток унаследовал приемы довоенной и дореволюционной архитектуры, исторические истоки американских небоскребов и неорусский декор. В этом эклектичность советского послевоенного триумфального стиля, сближающая ее с ардеко 1920-30-х. Впрочем, московские высотки отличаются от небоскребов американского ардеко и в стилевом отношении, и количественно - так, в Нью-Йорке в конце 1920-х было построено не менее 40 башен. По своей архитектуре советские высотки наиболее близки к неоклассическим башням Пан-Американской выставки (1901 г.) и выставки в Сан-Диего (1915 г.), а также неоклассической башне вокзала в Кливленде (1919 г.). Общими с высотными зданиями США 1920-х были даже не столько мотивы, сколько метод сочетания, торжественность и масштаб архитектуры. Именно универсальная каменная тектоника сближает московские высотные здания и небоскребы Нью-Йорка и скрепляет приемы различных стилей. Архаический монументализм и орнаментализм, открытые эпохой протоардеко, позволили ардеко соединять мотивы разных культур.

    Советские архитекторы в первой половине 1930-х имели возможность работать как в пролетарской неоклассике, так и в пролетарском ардеко. Однако ситуация изменилась после критических статей 1936 г., направленных против каких-либо новаций [7]. Еще павильон Иофана на выставке в Париже 1937 г. стал символом включенности советской архитектуры и искусства в развитие международного ардеко, однако павильоны ВДНХ 1939 г. создаются уже в ином ключе. Освоение приемов международного ардеко и обращение к классической традиции было в 1930-е естественным для архитектурного сообщества. Но в этот процесс в середине 1930-х вбрасывается идея национального монументализма. Лишенная четких очертаний, эта вторая после советизации архитектуры задача оказывается трудно выполнимой, потому что и конструктивизм, и ардеко, и неоклассика имели внутри профессиональные источники осознания форм, их индивидуальное целеполагание. Идеи ардекоизации и академизации архитектурной формы с середины 1930-х замещаются русификацией, поиском национального монументального стиля. Такова стилевая эволюция советской архитектуры 1930-50-х, от ребристого проекта ДС Иофана к его замыслу здания МГУ, реализованному Рудневым.

     Приемы отечественных течений ардеко и неоклассики 1930-х возникают до конкурса на ДС. Неороманская и экзотическая по своему происхождению супрематизация, безассоциативный и ориенталистический текстурный метод ардеко, неороманский и одновременно архаический монументализм – все эти идеи возникают в архитектуре протоардеко и будут освоены советской архитектурой в 1930-е. На смену ардекоизации, т.е. свободной трактовке форм и супрематизации, приходит вторая волна советизации – академизация архитектурной формы, а затем и третья – русификация. В конкуренции за формирование советского стиля 1930-50-х первенствовала неоклассика, исключением стали ардеко-ориентированные проекты ДС и НКТП, стиль московских высотных зданий. Советское ардеко не было стилем одного произведения – ДС, но оно не удержало стилевой монополии перед лицом наступающего консерватизма. Конкуренция с США, начатая в проектах ДС и НКТП, продолженная после войны в работах Руднева и Чечулина, с середины 1950-х уходит из области архитектуры.


Примечания

[1] И в то же время для Англии и Франции ардеко 1920-30-х было обращением к архаическому искусству собственных колоний. 
[2] Стиль ардеко и эстетика выставки 1925 года в Париже подробно проанализированы в работах Т.Г.Малининой, см. Формула стиля. Ар Деко: истоки, региональные варианты, особенности эволюции. Пинакотека, 2005
[3] Архитектуре американских небоскребов посвящены работы П.П.Зуевой, в частности, см. Небоскребы Нью-Йорка 1900-1920 годов. // ACADEMIA. Архитектура и строительство РААСН,. 2006. -№ 4, с. 68-77.
[4] Ардеко в США это не только небоскребы Нью-Йорка и Чикаго, но здания во множестве городов, в том числе Баффало и Детройте, Цинциннати и Филадельфии, Далласе и Майами, Сан Франциско и Лос Анджелесе и др.  
[5] Историческим прообразам Дворца Советов Иофана посвящена статья П.Мартеллотти, см. Итальянский Дворец Советов. МУАР, М.- 2007, стр 97-103
[6] В Италии в 1920-30-е наблюдается та же картина параллельного развития течений, в разной степени удаленных от идей неоклассики, ардеко и авангарда.
[7] Двенадцать критических статей февраля-марта 1936 г. были направлены не просто против идей авангарда или ардеко, но против творческой инициативы как таковой. См. Морозов, А.И., Конец утопии. Из истории искусства в СССР 1930-х годов. Галарт, М, 1995 г. стр 38

1. Здание Чикаго Трибюн, Р.Худ, 1923-25. Фото: © Андрей Бархин
2. Зал Столетия во Вроцлаве, М.Берг, 1911-13. Фото: © Андрей Бархин
3. Зал Столетия во Вроцлаве, М.Берг, интерьер, 1911-13. Фото: © Андрей Бархин
4. Театр оперы и балета в Минске, И.Г.Лангбард, 1934-37. Фото: © Андрей Бархин
5. Вавилонская башня, А.Кирхер, 1679.
6. Памятник Битве народов в Лейпциге, Б.Шмитц, Ф.Метцнер, 1898-1913. Фото: © Андрей Бархин
7. Проект Дворца Советов в Москве, Б.М.Иофан, В.А.Щуко, В.Г.Гельфрейх, 1935.
8. Рокфеллер Центр в Нью-Йорке, Р.Худ, 1933-37. Фото: © Андрей Бархин

22 Марта 2011

Андрей Бархин

Автор текста:

Андрей Бархин
Похожие статьи
Три башни профессора Юрия Волчка
Все знают Юрия Павловича Волчка как увлеченного исследователя архитектуры XX века и теоретика, но из нашей памяти как-то выпадает тот факт, что он еще и проектировал как архитектор – сам и совместно с коллегами, в 1990-е и 2010-е годы. Статья Алексея Воробьева, которую мы публикуем с разрешения редакции сборника «Современная архитектура мира», – о Волчке как архитекторе и его проектах.
Школа ФЗУ Ленэнерго – забытый памятник ленинградского...
В преддверии вторичного решения судьбы Школы ФЗУ Ленэнерго, на месте которой может появиться жилой комплекс, – о том, что история архитектуры – это не история имени собственного, о самоценности архитектурных решений и забытой странице фабрично-заводского образования Ленинграда.
Нейросказки
Участники воркшопа, прошедшего в рамках мероприятия SINTEZ.SPACE, создавали комикс про будущее Нижнего Новгорода. С картинками и текстами им помогали нейросети: от ChatGpt до Яндекс Балабоба. Предлагаем вашему вниманию три работы, наиболее приглянувшиеся редакции.
Линия Елизаветы
Александр Змеул – автор, который давно и профессионально занимается историей и проблематикой архитектуры метро и транспорта в целом, – рассказывает о новой лондонской Линии Елизаветы. Она открылась ровно год назад, в нее входит ряд станцией, реализованных ранее, а новые проектировали, в том числе, Гримшо, Вилкинсон и Мак Аслан. В каких-то подходах она схожа, а в чем-то противоположна мега-проектам развития московского транспорта. Внимание – на сравнение.
Лучшее, худшее, новое, старое: архитектурные заметки...
«Что такое традиции архитектуры московского метро? Есть мнения, что это, с одной стороны, индивидуальность облика, с другой – репрезентативность или дворцовость, и, наконец, материалы. Наверное всё это так». Вашему вниманию – вторая серия архитектурных заметок Александра Змеула о БКЛ, посвященная его художественному оформлению, но не только.
Иван Фомин и Иосиф Лангбард: на пути к классике 1930-х
Новая статья Андрея Бархина об упрощенном ордере тридцатых – на основе сравнения архитектуры Фомина и Лангбарда. Текст был представлен 17 мая 2022 года в рамках Круглого стола, посвященного 150-летию Ивана Фомина.
Архитектурные заметки о БКЛ.
Часть 1
Александр Змеул много знает о метро, в том числе московском, и сейчас, с открытием БКЛ, мы попросили его написать нам обзор этого гигантского кольца – говорят, что самого большого в мире, – с точки зрения архитектуры. В первой части: имена, проектные компании, относительно «старые» станции и многое другое. Получился, в сущности, путеводитель по новой части метро.
Архитектурная модернизация среды. Книга 2
Вслед за первой, выпущенной в прошлом году, публикуем вторую коллективную монографию НИИТИАГ, посвященную «Архитектурной модернизации среды»: история развития городской среды от Тамбова до Минусинска, от Пицунды 1950-х годов до Ричарда Роджерса.
Архитектурная модернизация среды жизнедеятельности:...
Публикуем полный текст первой книги коллективной монографии сотрудников НИИТИАГ. Книга посвящена разным аспектам обновления рукотворной среды, как городской, так и сельской, как древности, так и современной архитектуре, в частности, в ней есть глава, посвященная Николасу Гримшо. В монографии больше 450 страниц.
Поддержка архитектуры в Дании: коллаборации большие...
Публикуем главу из недавно опубликованного исследования Москомархитектуры, посвященного анализу практик поддержки архитектурной деятельности в странах Европы, США и России. Глава посвящена Дании, автор – Татьяна Ломакина.
Сколько стоил дом на Моховой?
Дмитрий Хмельницкий рассматривает дом Жолтовского на Моховой, сравнительно оценивая его запредельную для советских нормативов 1930-х годов стоимость, и делая одновременно предположения относительно внутренней структуры и ведомственной принадлежности дома.
Конкурсный проект комбината газеты «Известия» Моисея...
Первая часть исследования «Иван Леонидов и архитектура позднего конструктивизма (1933–1945)» продолжает тему позднего творчества Леонидова в работах Петра Завадовского. В статье вводятся новые термины для архитектуры, ранее обобщенно зачислявшейся в «постконструктивизм», и начинается разговор о влиянии Леонидова на формально-стилистический язык поздних работ Моисея Гинзбурга и архитекторов его группы.
От музы до главной героини. Путь к признанию творческой...
Публикуем перевод статьи Энн Тинг. Она известна как подруга Луиса Кана, но в то же время Тинг – первая женщина с лицензией архитектора в Пенсильвании и преподаватель архитектурной морфологии Пенсильванского университета. В статье на примере девяти историй рассмотрена эволюция личностной позиции творческих женщин от интровертной «музы» до экстравертной креативной «героини».
Бетонный Мадрид
Новая серия фотографа Роберто Конте посвящена не самой известной исторической странице испанской архитектуры: мадридским зданиям в русле брутализма.
Реновация городской среды: исторические прецеденты
Публикуем полный текст коллективной монографии, написанной в прошедшем 2020 году сотрудниками НИИТИАГ и посвященной теме, по-прежнему актуальной как для столицы, так и для всей страны – реновации городов. Тема рассмотрена в широкой исторической и географической перспективе: от градостроительной практики Екатерины II до творчества Ричарда Роджерса в его отношении к мегаполисам. Москва, НИИТИАГ, 2021. 333 страницы.
Леонидов и Ле Корбюзье: проблема взаимного влияния
Памяти Юрия Павловича Волчка. Статья готовилась к V Хан-Магомедовским чтениям «Наследие ВХУТЕМАС и современность». В ней рассматривается проблема творческого взаимодействия Ле Корбюзье и Ивана Леонидова, раскрывающая значение творчества Леонидова и школы ВХУТЕМАСа, которую он представляет, для формирования основ формального языка архитектуры «современного движения».
Технологии и материалы
«Атмосферные» фасады для школы искусств в Калининграде
Рассказываем о необычных фасадах Балтийской Высшей школы музыкального и театрального искусства в Калининграде. Основной материал – покрытая «рыжей» патиной атмосферостойкая сталь Forcera производства компании «Северсталь».
Фасадные подсистемы Hilti для воплощения уникальных...
Как возникают новые продукты и что стимулирует рождение инженерных идей? Ответ на этот вопрос знают в компании Hilti. В обзоре недавних проектов, где участвовали ее инженеры, немало уникальных решений, которые уже стали или весьма вероятно станут новым стандартом в современном строительстве.
ГК «Интер-Росс»: ответ на запрос удобства и безопасности
ГК «Интер-Росс» является одной из старейших компаний в России, поставляющей системы защиты стен, профили для деформационных швов и раздвижные перегородки. Историю компании и актуальные вызовы мы обсудили с гендиректором ГК «Интер-Росс» Карнеем Марком Капо-Чичи.
Для защиты зданий и людей
В широкий ассортимент продукции компании «Интер-Росс» входят такие обязательные компоненты безопасного функционирования любого медицинского учреждения, как настенные отбойники, угловые накладки и специальные поручни. Рассказываем об особенностях применения этих элементов.
Стоимостной инжиниринг – современная концепция управления...
В современных реалиях ключевое значение для успешной реализации проектов в сфере строительства имеет применение эффективных инструментов для оценки капитальных вложений и управления затратами на протяжении проектного жизненного цикла. Решить эти задачи позволяет использование услуг по стоимостному инжинирингу.
Материал на века
Лиственница и робиния – деревья, наиболее подходящие для производства малых архитектурных форм и детских площадок. Рассказываем о свойствах, благодаря которым они заслужили популярность.
Приморская эклектика
На месте дореволюционной здравницы в сосновых лесах Приморского шоссе под Петербургом строится отель, в облике которого отражены черты исторической застройки окрестностей северной столицы эпохи модерна. Сложные фасады выполнялись с использованием решений компании Unistem.
Натуральное дерево против древесных декоров HPL пластика
Вопрос о выборе натурального дерева или HPL пластика «под дерево» регулярно поднимается при составлении спецификаций коммерческих и жилых интерьеров. Хотя натуральное дерево может быть красивым и универсальным материалом для дизайна интерьера, есть несколько потенциальных проблем, которые следует учитывать.
Максимально продуманное остекление: какими будут...
Глубина, зеркальность и прозрачность: подробный рассказ о том, какие виды стекла, и почему именно они, используются в строящихся и уже завершенных зданиях кампуса МГТУ, – от одного из авторов проекта Елены Мызниковой.
Кирпичная палитра для архитектора
Свыше 300 видов лицевого кирпича уникального дизайна – 15 разных форматов, 4 типа лицевой поверхности и десятки цветовых вариаций – это то, что сегодня предлагает один из лидеров в отечественном производстве облицовочного кирпича, Кирово-Чепецкий кирпичный завод КС Керамик, который недавно отметил свой пятнадцатый день рождения.
​Панорамы РЕХАУ
Мир таков, каким мы его видим. Это и метафора, и факт, определивший один из трендов современной архитектуры, а именно увеличение площади остекления здания за счет его непрозрачной части. Компания РЕХАУ отразила его в широкоформатных системах с узкими изящными профилями.
Топ-15 МАФов уходящего года
Какие малые архитектурные формы лучше всего продавались в 2023 году? А какие новинки заинтересовали потребителей?
Спойлер: в тренды попали как умные скамейки, так и консервативная классика. Рассказываем обо всех.
Металл с олимпийским характером
Алюминий – материал, сочетающий визуальную привлекательность и вариативность применения с выдающимися механико-техническими свойствами.
Рассказываем о 5 знаковых спорткомплексах, при реализации которых был использован фасадный алюминий компании Cladding Solutions.
Частная жизнь в кирпиче
Что происходит с обликом малоэтажной застройки в России? Архи.ру поговорил с экспертами и выяснил, какие тренды отмечают архитекторы в частном домостроении и почему кирпич остается самым популярным материалом для проектов загородных домов с очень разной экономикой.
Новая деталь: 10 лет реконструкции гостиницы «Москва»
В 2013 году был завершен третий этап строительства современной гостиницы «Москва» на Манежной площади, на месте разобранного здания Савельева, Стапрана и Щусева. В этом году исполняется ровно 10 лет одному из самых громких воссозданий 2010-х. Фасады нового здания выполнялись компанией «ОртОст-Фасад».
Сейчас на главной
Золотое кольцо
Показываем работы трех финалистов конкурса на эскизный проект нового международного аэропорта Ярославля. Концепцию победителя планируют реализовать к 2027 году.
Энергия [пост]модернизма
В Аптекарском приказе Музея архитектуры открылась выставка Владимира Кубасова. Она состоит, по большей части, из новых поступлений – архива, переданного в музей дочерью архитектора Мариной, но, с другой стороны, рисунки Кубасова собраны по проектам и неплохо раскрывают его творческий путь, который, как подчеркивают кураторы, прямо стыкуется с современной архитектурой, так как работал архитектор всю жизнь до последнего вздоха, почти 50 лет.
Кристаллы и минералы
Архитектор Дмитрий Серегин, успевший поработать в Coop Himmelb(l)au MAD Architects , предлагает новый подход к реабилитационной архитектуре. С помощью нейросети он стирает грань между архитектурой и природой, усиливая целительное воздействие последней на человека.
Модернизация – 3
Третья книга НИИТИАГ о модернизации городской среды: что там можно, что нельзя, и как оно исторически происходит. В этом году: готика, Тамбов, Петербург, Енисейск, Казанская губерния, Нижний, Кавминводы, равно как и проблематика реновации и устойчивости.
Там русский дух
Второй проект, реализованный бюро Megabudka на территории парка «Кудыкина гора» – гостиничный комплекс. В нем архитекторы продолжили поиски идентичности, но изменили направление: в сторону белокаменных церквей, уюта избы, уездного быта и космизма. Не обошлось и без драмы.
Счастье независимого творчества
Немало уже было сказано с трибуны и в кулуарах – как это хорошо, что в период застоя и типовухи развивались другие виды архитектурного творчества: НЭР, бумажная архитектура... Но не то чтобы мы хорошо знаем этот слой. Теперь, благодаря книге Андрея Бокова, который сам принимал участие во многих моментах этой деятельности, надеемся, станет намного яснее. Книга бесценная, написана хорошо. Но есть сомнения. В пророческом пафосе.
Новый «Полёт»
Архитекторы бюро «Мезонпроект» разработали проект перестройки областного молодежного центра «Полёт» в Орле. Летний клуб, построенный еще в конце 1970-х годов, станет всесезонным и приобретет много дополнительных функций.
Минимализм за Полярным кругом
Участники архитектурно-градостроительного конкурса «Деревянный минимализм улицы Смидовича» работали над образом центральной улицы Нарьян-Мара, условием было использование деревянных конструкций, а победивший проект планируют положить в основу мастер-плана центра города. Судило профессиональное жюри, а потом жители города. Публикуем 4 победивших проекта.
Яуза towers
В столице не так много зданий и проектов Никиты Явейна и «Студии 44». Представляем вашему вниманию концепцию большого многофункционального комплекса на Яузе, между двумя парками, с набережной, перекрестьем пешеходных улиц, развитым общественным пространством и оригинальным пластическим решением. Оно совмещает сложную, асимметричную, как пятнашки, сетку фасадов и смелые заострения верхних частей, полностью скрывающее техэтажи и вылепливающее силуэт.
И опять о птицах
Завершается строительство первого аэропорта в китайском городе Лишуй. Архитекторы пекинского бюро MAD выбрали для своего проекта самый очевидный визуальный прототип – серебристо-белую птицу.
Подражание природе
Открываем новую рубрику «Нейросети» работой для конкурса AI&Biomimicry. Для концепции музейного комплекса авторы позаимствовали природные световые явления и принцип биомимикрии. Этот промт не был простым: использовались слова трабекулы, мезоглея, сцинтиллоны и динофлагелляты.
Мастер яркого высказывания
Искусство архитектора и художника Владимира Сомова построено на столь ярких контрастах, что, входя на выставку, в какой-то момент думаешь, что получил кулаком в нос. А потом очень интересно. Мало кто, даже из модернистов, допущенных к работе с уникальными проектами, искал сложности так увлеченно, чтобы не сказать самозабвенно. ММОМА показывает выставку, основанную на работах, переданных автором в музей в 2019–2020 годах, но дополненную так, чтобы раскрыть Сомова и как художника, и как архитектора.
Тайный пруд
Благодаря проекту команды TISS Garden у жильцов клубного дома Ordynka в центре Москвы появился вид на воду: на плите подземного паркинга удалось создать водоем с системой фильтрации, высадить взрослые деревья и другую растительность.
Офисы с «ленточкой»
В Берлине началось строительство офисного (и немного жилого) «кампуса» LXK по проекту MVRDV. Проект связан с развитием района Восточного вокзала.
Венец из пентхаусов
Первое многоэтажное здание Монако, жилая башня Le Schuylkill, получит после реконструкции по проекту Zaha Hadid Architects завершение из шести пентхаусов.
«Красный просвещенец» в Нижнем Новгороде: снос или...
В Нижнем Новгороде прямо сейчас идет «битва экспертиз»: удивительный заросший зеленью квартал двадцатых годов «Красный просвещенец», с одной стороны, пытаются поставить на охрану как достопримечательное место, а с другой стороны, похоже, есть желание отдать его под застройку полностью или частично. Мы попросили журналиста и активиста Иру Маслову рассказать о ситуации.
Вулканическое
В Никола-Ленивце сожгли Черную гору – вулкан. Ее автор – она же автор Вавилонской башни 2022 года, и два объекта заметно перекликаются между собой. Только если предыдущий был про человеческое дерзновение, то теперь форма ушла в природные ассоциации и растворилась там. Вашему вниманию – фотографии сожжения.
Черный, белый и стекло
Лаконичный в формах и отделке дом для подмосковного коттеджного поселка, основным приемом которого стал контраст – цвета, материалов и масс.
Два, пять, десять, девятнадцать: Нижегородский рейтинг
В Нижнем Новгороде наградили победителей XV, по-своему юбилейного, архитектурного рейтинга. Вручали пафосно, на большой сцене недавно открывшейся «Академии Маяк», а победителей на сей раз два: Школа 800 и Галерея на Ошарской. А мы присоединили к двум трех, получилось пять: сокращенный список шорт-листа. И для разнообразия каждый проект немного поругали, потому что показалось, что в этом году в рейтинге есть лидеры, но абсолютного – вот точно нет.
Сергей Орешкин: «Наш опыт дает возможность оперировать...
За последние годы петербургское бюро «А.Лен» прочно закрепило за собой статус федерального, расширив географию проектов от Санкт-Петербурга до Владивостока. Получать крупные заказы помогает опыт, в том числе международный, структура и «архитектурная лаборатория» – именно в ней рождаются методики, по которым бюро создает комфортные квартиры и урбан-блоки. Подробнее о росте мастерской рассказывает Сергей Орешкин.
Вплотную к демократии
Конкурс на проект реконструкции зданий датского парламента выиграли бюро Cobe, Arcgency и Drachmann совместно с конструкторами Sweco. Цель трансформации – позволить любому гражданину приблизиться вплотную к оплоту демократии.
Арка, жемчужина, крыло и ветер
В соцсетях губернатора Омской области началось голосование за лучший проект нового аэропорта. Мы попросили у финалистов проекты и показываем их. Все довольно интересно: заказчик просил сделать здание визуально проницаемым насквозь, а образы, с которыми работают авторы – это арки, крылья, порывы ветра и даже «Раковина» Врубеля, который родился в Омске.
Три башни профессора Юрия Волчка
Все знают Юрия Павловича Волчка как увлеченного исследователя архитектуры XX века и теоретика, но из нашей памяти как-то выпадает тот факт, что он еще и проектировал как архитектор – сам и совместно с коллегами, в 1990-е и 2010-е годы. Статья Алексея Воробьева, которую мы публикуем с разрешения редакции сборника «Современная архитектура мира», – о Волчке как архитекторе и его проектах.
Парк архитектуры и отдыха
Для подмосковного гостиничного комплекса, предполагающего разные форматы отдыха, бюро T+T Architects предложило несколько типов жилья: от классического «стандарта» в общем корпусе до «пещеры в холме» и «домика на дереве». Дополнительной задачей стала интеграция в «архитектурно-лесной» парк существующих на территории резиденций, построенных в классическом стиле.
Лирически-энергетическая архитектура
Здание поста управления солнечной электростанцией Kalyon Karapınar SPP по проекту Bilgin Architects в Центральной Анатолии служит «пользовательским интерфейсом» для бесконечного поля солнечных батарей.
Пресса: Архитектура без излишеств: есть ли рецепты, позволяющие...
На нынешнем рынке застройщики лавируют между неуклонно растущей себестоимостью и растущими же потребностями покупателей, отдающих за свои типовые квартиры впечатляющие суммы. Способна ли архитектура стать дополнительным конкурентным преимуществом реализуемых проектов? И есть ли рецепты, позволяющие строить «дешево и красиво»?
За актовым залом
Для оформления интерьера микро-клуба в Калининграде Олеся Левкович обратилась к духу Италии 1980-х, а чтобы в помещение без окон проникал естественный цвет, вмонтировала в стены россыпь стеклоблоков.