Андрей Бархин

Автор текста:
Андрей Бархин

От протоардеко к межстилевым течениям в советской архитектуре 1930-х.

0

     В мировой архитектуре 1910-40-х параллельно развивалось множество течений, эволюция которых разделена рубежами Первой мировой войны и кризиса 1929 г. Период 1910-х стал временем открытий, совершаемых в рамках частного заказа, и в этом его отличие от последующей эпохи развития государственного стиля 1930-х. Мастера рубежа веков хотели обрести новые формы монументальности, грации и простоты; они стали искать альтернативу развивавшимся в XIX в. вариантам ордерной архитектуры – эклектике и неоклассике. Советская архитектура 1930-х представляется самостоятельным явлением, по составу практикующих мастеров и стилевой структуре , отличающимся от послевоенной архитектуры. Приемы советского стиля 1930-х, то есть приемы ардеко и неоклассики возникают задолго до конкурса на Дворец Советов – они становятся заметными еще до Первой мировой войны. В этом отношении термины «ардеко» и «протоардеко» представляются имеющими не столько стилевую, сколько хронологическую наполненность, и призваны разделять периоды 1920-30-х и 1900-10-х, что связано с традиционностью архитектурных приемов межвоенного времени.

     Анализ истоков и эволюции советского стиля 1930-х требует рассмотрения отечественной архитектуры в контексте развития европейской и американской архитектуры. Цель же данной статьи – анализ межстилевых приемов и течений, установление стилевых истоков шедевра советского стиля 1930-х – Ленинградского Дома советов Н.А.Троцкого.

     В 1920-е почти все течения протоардеко образуют новое стилевое единство – ардеко, основанное на утверждении архаического монументализма. Архитектура европейского протоардеко не была одним стилем, это была эпоха ярких мастеров. Одни мастера работали с традицией, другие стремились к обновлению, но в целом течения протоардеко были декоративны. Умеренность новаций эпохи протоардеко в сравнении с нарождающимся модернизмом будет характерна и для ардеко, эта черта является следствием общей для мастеров и заказчиков художественной ретро-ориентации. К европейскому протоардеко можно отнести работы немецких архитекторов П.Беренса, М.Берга, Г.Тессенова и австрийских – О.Вагнера, Й.-М.Ольбриха, Й.Хоффманна. Разнообразие течений начала века было свободным творчеством мастеров, которое охотно поддерживалось частным заказчиком. То, что было редким экспериментом на фоне роскоши эклектики и покоя неоклассики рубежа веков, в 1920-30-е становится мировой модой. 

     Поиск альтернативы греко-итальянскому канону в искусстве рубежа веков и эпохи ардеко выразился в переосмыслении архаического искусства.

     Триумфальным воплощением интереса эпохи протоардеко к архаической архитектуре стал вокзал в Милане У.Стаккини (с 1912) [1]. Но одним из первых творений протоардеко должен быть назван даже еще более грандиозный Дворец Юстиций в Брюсселе Дж.Пуларта (с 1866), вдохновленный открытием храмового комплекса в Ангкоре. Городу XX века была нужна новая античность, превосходящая масштабы римского форума. И как Дворец Юстиций крупнее своего юго-восточного прототипа, так и небоскребы Нью-Йорка эпохи ардеко были выше и пирамид Майя, и башен готики. Для архитектуры ардеко было характерно увлечение архаическими, ориенталистическими и экзотическими мотивами, пришедшими на смену классическому ордеру. Развитие ардеко 1920-30-х не мыслимо без творчества Салливена и Райта, мастеров венского модерна О.Вагнера, Й.-М.Ольбриха и др. Можно отдельно проанализировать неоацтекские и неоготические версии ардеко, но ардеко – это не только небоскребы Нью-Йорка, но и архитектура межвоенного времени в Европе, значительная часть советской архитектуры 1930-х, и в первую очередь проекты ДС и НКТП. В близком к ардеко стиле проходят первые после революции конкурсы на здания крематориев 1919 года, Дворца труда в Москве и Госпрома в Харькове. 

     Параллельность развития ардеко и неоклассики – это международное явление межвоенного времени. Двойственная структура государственного стиля выразилась во второй половине 1920-х в одновременной поддержке аутентичного неоренессанса И.В.Жолтовского и упрощенного ордера В.А.Щуко и И.А.Фомина. Итоги конкурсов на Дворец Труда и застройку ВСХВ, а затем и строительство в центре Москвы дома Динамо и Госбанка, Дома ЦИК и СНК и Библиотеки им. В.И.Ленина продемонстрировали еще до конкурса на ДС ретроспективный вкус власти, возможность работы дореволюционных мастеров в новых условиях. Стилевая двойственность стиля 1930-х была подтверждена премированием на конкурсе ДС ардеко Б.М.Иофана и Г.Гамильтона и неоклассики И.В.Жолтовского. Примерами межстилевых сооружений, созданных на стыке ардеко и неоклассики, служат проект НКТП Фомина [2].

     Использование мастерами 1920-30-х ордера протоардеко доказывает связь эпох, разделенных Первой мировой войной. Прямоугольный ордер 1930-х восходил к стилевым открытиям архитектуры протоардеко – павильону Хоффманна в Риме (1910) и танцевальному залу Тессенова в Хеллерау (1910). Самыми заметными памятниками скупого антового стиля стали портики Библиотеки им. В.И.Ленина Щуко (1928), музея Колоний Лапраде (1931), университета в Риме Пьячентини (1933). Примеры этого международного течения можно увидеть в Берлине и Париже, Лондоне (ратуша Вальтамстоу, 1937) и Вашингтоне (министерство Природных ресурсов, 1934 и корпус Трумэна, 1939), Риме и других городах Италии, Москве и Ленинграде. В 1928 г. в Москве строятся Библиотека им. В.И.Ленина с ордером Тессенова и Дом Динамо с ордером Беренса. Круглый ордер Беренса-Фомина, как и прямоугольный ордер Тессенова-Щуко возникают еще в эпоху протоардеко 1910-х. Затем они становятся знаковыми приемами стиля конца 1920-х-30-х не в только советской архитектуре (например, в работах Левинсона в Ленинграде), но также и в итальянской, немецкой. Ведомая Шпеером немецкая архитектура 1930-х также отказалась от аутентичной неоантичной манеры Шинкеля и обратилась к упрощенному буллеанству.

     Направления отечественной архитектуры 1930-х опирались в своих поисках нового на архитектурные идеи протоардеко 1910-х, ардеко 1920-х. Новыми были типы зданий, размах предполагаемого строительства, но фактически приемы стиля 1930-х возникают еще до конкурса на ДС. Дореволюционные стилевые идеи и версии архитектуры второй половины 1920-х просто продолжили свое развитие. Осовременивая классический декор, встраивая его в контекст ардеко, Фомин и Щуко, Руднев и Троцкий в 1930-е наследовали актуальным стилевым тенденциям 1910-20-х, ордеру протоардеко (Беренса, Хоффманна, Тессенова), кессонам и рамкам (Перре, Мендельсона, Ваго). Новыми приемы советского стиля 1930-х представлялись из-за обрыва стилевых процессов протоардеко Первой мировой войной, революцией и гражданской войной, из-за изоляции отечественной архитектуры от общемирового развития ардеко в 1920-е.
Приемы протоардеко 1910-х становятся общими, межстилевыми приемами архитектуры 1930-х. Пересечение стилевых зон ардеко и неоклассики в 1930-е было вызвано унаследованной от архитектуры протоардеко умеренностью архитектурных новаций. Это свидетельствует о новаторском потенциале дореволюционной архитектуры, использованном после революции Щуко, Левинсоном, Фоминым, Троцким, Лангбардом и другими. Эта общемировая тенденция стала следствием стилевой традиционности вкусов заказчиков и обращенности в прошлое значительной части архитектурного сообщества 1930-х.

     Супрематизация архитектурного декора опиралась в архитектуре ардеко и протоардеко и на исторические, архаические, народные истоки, и на авангардистские, кубистские, абстрактные. Пластические приемы межвоенного времени возникают еще до Первой мировой войны. Так, супрематизация декора в работах Ф.Л.Райта, неороманская плоскостность рельефов в творчестве Л.Салливена, ориентализм венских мастеров – все это подготовило пластический язык зарубежного ардеко. Но в архитектуру межвоенного периода идеи протоардеко проникнут через четверть века после их изобретения, что является следствием исторических событий, сотрясавших Европу в конце 1910-х, и свидетельствует о мощной инерции традиционных европейских стилей – неоготики и неоренессанса.

     Использование межстилевых приемов, балансирование между ардеко и неоклассикой свидетельствует о сложности принципиальной работы в условиях выбора властью искомой стилевой трактовки. Двойственная структура архитектуры 1930-х и существование межстилевых приемов было следствием противоречивости результатов конкурса на ДС и требуемого «освоения классического наследия». Проект ВИЭМ А.А.Оля поражает утопическим буллеанским масштабом. И если архитекторы не могли осуществить гигантские арки базилики Максенция, то они стремились заселить ее кессоны. Окна в рамках или кессонах, редкий прием эпохи Возрождения (например, улица Уффици Дж.Вазари или палаццо Массими Б.Перуцци) становятся характерным приемом архитектуры 1910-30-х. Окна-кессоны появляются еще в начале века в работах А.Гауди, О.Перре, И.-М.Ольбриха, Й.Хохола , в конце 1920-х с ними работают Э.Мендельсон и Дж.Ваго, в 1930-е – Руднев, Фомин и Голосов. Существенное влияние на развитие советской архитектуры 1930-х оказали проекты Ваго для комплекса зданий Лиги Наций в Женеве (1927-30). Прямоугольные кессоны, аналог классического наличника, это развитие и идеи Булле с театральной ложей в кессоне. Окна в кессонах выступают примером укрупнения архитектурной формы, а точнее возвращения к грандиозности бетонных сводов Рима с кессонами по 3-4 метра, как в Пантеоне или базилике Максенция. 

     Супрематизация декора не была новацией стиля 1930-х и возникает еще в дореволюционной архитектуре, а в 1920-30-е становится первым этапом советизации архитектурной формы. Приемы протоардеко становятся межэпохальными, то есть общими для дореволюционной архитектуры и советской, и используются мастерами и ардеко, и неоклассики. Актуальными источниками супрематизации 1930-х было многообразие произведений протоардеко, и в частности его отечественные примеры – постройки А.Е.Белогруда (дома К. И. Розенштейна, 1912), М.М.Перетятковича (Дом Вавельберга, 1911) в Петербурге, Ф.О.Шехтеля (особняк А.И.Дерожинской, 1901 и Боярский двор, 1901), А.В.Кузнецова (мастерские Строгановского училища, 1912) в Москве. Еще в архитектуре неоклассики и модерна начала века проявился внутрипрофессиональный интерес к упрощению классического декора и работе с сочиненной огрубленной пластикой. В моду входят граниты неороманики и эстетика Пестумских храмов как альтернатива академичному канону. Это чувство нового стиля воплотилось в начале 1920-х в проектах Фомина, Голосова, Людвига, Белогруда, Троцкого, и в первую очередь, заметно в их конкурсных вариантах Дворца Труда.

     В 1930-е отечественные мастера работали на пересечении стилевых зон ардеко и неоклассики , для того, чтобы избежать возможной критики за недостаточную классичность либо новизну форм. То есть стилевая двойственность – следствие художественной несвободы мастеров 1930-х. Одним из характерных примеров советизации стало использование на фасаде Библиотеки им. В.И.Ленина барельефов – приема стиля неогрек, – снабженных новой пролетарской сюжетикой. Ориентация на античные образы и римские образы Петербурга – общая черта неоклассических течений 1910-30-х. Однако огрубленный декор эпохи протоардеко по своей природе был воплощением художественной свободы, и в этом его отличие от идеологизированного декора 1930-х. 

     Критерий отличия ардеко от неоклассики – отношение к канону ордера. Ардеко не отказывается от декора, но ищет альтернативу классическому ордеру и стремится переосмыслить творения архитекторов-вольнодумцев. Ордер античной гробницы пекаря Эврисака в Риме, детали Порта Пиа Микеланджело становятся новыми ориентирами для итальянского ардеко. К нему наиболее близки московские постройки Голосова, воспринявшего эту пластическую фантазию и декоративную огрубленность маньеризма. Так неакадемичные памятники прошлого формируют стилевую палитру и мастеров ардеко, и мастеров неоклассики. Владение мастерами рубежа веков гранитной неороманской пластикой позволило ардеко освоить и экзотические, но столь же тюбистичные приемы древних неевропейских культур. Мастера начала века, а затем и межвоенного периода стремятся выйти за рамки академичных канонов архитектуры ХIХ в. и поэтому начинают ориентироваться на смягченную пластику буддийской скульптуры. Этим же продиктовано и обращение к огрубленной пластике северного модерна, классицизма Хоксмура и Леду, итальянского и североевропейского маньеризма XVI-XVII вв. Общие исторические истоки супрематизации и тюбизации декора придавали стилевое единство памятникам ардеко по всему миру.

     Ардеко не было единым стилем, в нем различимы авангардистские и неоманьеристские течения. В 1920-е одни архитекторы продолжали обращаться к необарокко, что можно видеть, например, в римских постройках Бразини, иные предпочитали отбросившую классический ордер форму, как в здании почты в Неаполе Дж.Ваккаро. Башня в Брешии М.Пьячентини выступает примером межстилевой версии архитектуры, сочетающей приемы ардеко и неоклассики. И в этом сочетании классической схемы и упрощенного в духе времени декора творение итальянского мастера близко к стилю проекта НКТП Фомина. Пьячентини отлично знал богатый декором стиль, но отказался от него. И авторы Дворца Цивилизаций, главного павильона ансамбля ЕУР, оставили от прежнего ордерного языка Колизея лишь простую арку. Таков образ государственного здания 1930-х в Италии и Германии – бесспорный, абсолютный в своей простоте. Примером служит и стадион в Нюрнберге Л.Раффа. Руинированной роскоши римских форумов мастера ардеко ответили на языке XX века. 

     Советские архитекторы 1930-х опирались на межстилевые приемы протоардеко, позволявшие им работать и в ардеко, и в неоклассике. При этом многие из них успели поработать в двух-трех стилях. Это относится к Фомину, Рудневу, Лангбарду, Гольцу, Щуко. И это не беспринципность, а быстрая реакция на изменение требований эпохи. Стилевая переменчивость была характерна и для мастеров зарубежной архитектуры 1910-30-х, в том числе Райта, Худа, Гилберта в США, Пьячентини, Ваго и Перре в Европе, когда архитектурная мода менялась порой чаще, чем раз в 10 лет.

     Неоантичные и неоампирные образы подавались мастерами и в аутентичном (линия Жолтовского, Гольца) и в трактованном в духе ардеко виде (линия Фомина, Троцкого). Библиотека им. В.И.Ленина Щуко, проект НКТП Фомина или Дом Советов в Ленинграде Троцкого могут быть отнесены к межстилевым произведениям. Переосмысление в духе ардеко классических приемов – международное явление 1920-30-х, промежуточную позицию между ардеко и неоклассикой занимают и некоторые зарубежные памятники, в частности итальянские. Так, общая композиция, например, грандиозного вокзала У.Стаккини или здания биржи П.Меццанотте в Милане решена в неоклассике, тогда как детали тяготеют к ардеко. Тюбизация декора 1920-30-х, развивавшая идеи протоардеко, наследовала стилю античной гробнице Пекаря в Риме – ключевому для пластики ардеко памятнику. В начале века с круглым тюбистичным ордером работали немецкие архитекторы П.Беренс (посольство Германии в Петербурге) и О.Кауфманн (Народный театр в Берлине, 1914), в 1930-е так будут работать Фомин, Лангбард, архитекторы римского ЕУРа. Огрубленный декор протоардеко стал общим источником для пластики 1920-30-х и у советских, и у зарубежных мастеров. Свои новаторские приемы ардеко ищет в опыте протоардеко и исторической архитектуре, что свидетельствует о двойственном характере архитектурного стиля межвоенного времени. Символом ретроспективности форм ардеко стала графика Сент-Элиа и Ферриса, призванная изобразить город будущего, но вместе с тем искавшая источники вдохновения в красоте древних ацтекских памятников.

     Наследие античности питало советских и итальянских архитекторов 1920-30-х, ардеко и неоклассики. Но сложность стилевой картины 1930-х состоит в развитии межстилевых течений. Промежуточную позицию между ардеко и неоклассикой занимают работы Щуко и Левинсона, неоклассика Фомина и неоампир Руднева и Троцкого. Удивительная архитектура античной гробницы Пекаря в Риме стала стилеобразующей для пластики ардеко. К этому тюбистичному ордеру обращается П.Пату, автор Дома Коллекционера на выставке 1925 г. в Париже. Но в 1911 г. этот ордер открывает Беренс, автор посольства Германии в Петербурге, оказавшего сильнейшее влияние на работы отечественных мастеров 1920-30-х – Фомина, Троцкого, Лангбарда [3]. К архитектуре гробницы Пекаря близки и также сдвоенные колонны памятников Ренессанса, колокольни в Ферраре Л.Б.Альберти и лестницы библиотеки Лауренциана Микеланджело. И круглые окна, новаторский прием конструктивизма, приобрели в виде гробницы Пекаря необходимый в 1930-е исторический образец. То есть выявленные приемы и прообразы 1930-х носят универсальный для развития ордерной архитектуры характер. Историческими источниками супрематизации декора протоардеко и ардеко стали незатронутые архитектурой ХIХ в. редкие памятники античности и маньеризма. Профессиональный интерес к редкой пластике гробницы Пекаря и Порта Пиа Микеланджело в Риме, стал ответом академическим стандартам рисунка деталей ХIХ в. Тюбизация архитектурного декора, то есть его упрощение, в духе ненарезанных акантов капителей Колизея и Порта Маждоре в Риме становится модным, стилеобразующим приемом архитектуры 1920-30-х. 

     В ардеко 1920-30-х наблюдается параллельное развитие усложненной и упрощенной версий стиля. В Италии в одни годы работают Бразини и Пьячентини, в советской архитектуре также шло соперничество аутентичной неоклассики Жолтовского и огрубленной Фомина, аскетичной архитектуры Левинсона и торжественной Руднева и Троцкого. Специфика советского ардеко состоит в развитии неоампирного течения, обращенного к античности, русскому и французскому ампиру.

     Конкуренция требовала от советских архитекторов искать и использовать самые яркие ассоциации и впечатляющие средства архитектуры. Архитекторы в Москве хотели перещеголять ансамбли Петербурга. А ленинградские архитекторы, недавние студенты Академии Художеств, также были амбициозны и не хотели уронить честь города, каждый день взирая на бессмертные творения Росси и Монферрана, Стасова и Растрелли. Архитекторы 1930-х не просто всматривались в графику Пиранези и Булле, но вдохновлялись римскими образами Петербурга. Этим объясняется бурное развитие советской архитектуры 1930-х, мощной и экспрессивной – чувствуется как распрямилась пружина творческой энергии, сдавленная постреволюционными годами ожидания творческой работы. В итоге советская архитектура 1930-х создавалась в более монументальном и роскошном стиле и на ином масштабном и пластическом уровне, нежели, например, проектируемые в 1930-е ось Север-Юг в Берлине или ансамбль ЕУР в Риме. 

     Существование упрощенных межстилевых течений очевидно в контексте неоклассических, аутентичных версий стиля 1930-х. В мировом контексте 1930-х советская архитектура выделяется разнообразием неоклассических течений, переосмысляющих образы Рима и Петербурга. Обращает на себя внимание и обилие сооружений, визуально и структурно отличающихся от сравнительно экономной дореволюционной архитектуры и восходящих по форме к грандиозным античным ротондам – Колизею, Пантеону, мавзолеям Августа и Адриана. Желания повысить выразительность здания и тем самым превзойти творения прежней столицы Петербурга, проявлялись в проектировании круглых и экседральных сооружений. Колоннада Бернини вдохновляла отечественных мастеров эпохи классицизма Баженова, Воронихина, Росси, и градостроительство 1930-50-х унаследовало это оперирование римскими образами. Экседральные, как в творениях Росси, корпуса зданий образовывали круглые площади и решали набережные во множестве проектов 1930-х, например постройки Лангбарда, Фомина, Щусева. Упругие тяги Колизея были воспроизведены в проектах ДС Жолтовского, театра Троцкого в Минске, правительственного здания в Киеве К.С.Алабяна.

     Мощные неоантичные образы в советской довоенной неоклассике уникальны в контексте развития мировой архитектуры 1930-х, так как мастера использовали неизрасходованный римский потенциал неоклассической архитектуры начала века. В 1910-е руст Порта Маджоре возникает в проектах Николаевского вокзала Щуко и Фомина, ордер гробницы Пекаря – в посольстве Германии Беренса. Брутальная архитектура этих памятников соединилась в шедевре Троцкого, Доме советов в Ленинграде. Именно композиционная безассоциативность, орнаментальность использования исторических приемов делает это произведение частью ардеко. В работах неоампирного течения 1930-х, развивающего идеи неоклассики начала века, воплотились декоративность, монументальность архитектуры Древнего Рима и, как отмечал А.В.Иконников, его пиранезианская романтичность. Брильянтовые русты Инженерного замка, Невских ворот Петропавловской крепости попадают в работы учеников Л.Н.Бенуа – Руднева, Троцкого, Е.И.Катонина. Примерами для триумфального стиля 1930-х были ампирные образы Захарова и Тома де Томона. В античном Риме рустованный ордер или стены практически не встречаются, исключением стал античный акведук Порта Маджоре, муфты колонн которого вероятно просто остались недорубленными. Однако архитекторы эпохи возрождения – Дж. Романо, М. Санмикеле и Б. Амманати – сделали это мощным приемом своей архитектуры. И вслед за ампирными произведениями Петербурга, неоампирные проекты начала века подчеркивали ампирный потенциал подлинной античности. 

     Новация неоампирного ардеко состоит в экспрессивном соединении двух образов дореволюционного Петербурга. Брильянтовый руст Инженерного замка, восходящий к великолепной маньеристской архитектуре Фортеццо ди Бассо во Флоренции, скреплен в творении Троцкого с ордером Беренса (Дом советов). Архитектура неоампирного ардеко предельно усложнена композиционно и декоративно, характерным примером развития стилем 1930-х идей протоардеко стал Дом советов Троцкого в Ленинграде. Это здание объединило новаторские идеи протоардеко и детали ампира, к которым готова была обратиться еще архитектура начала века. Волна обращения к русскому ампиру в начале ХХ в. найдет свое продолжение и в творчестве мастеров 1930-х. Стиль Троцкого отличается от безассоциативного стиля Голосова опорой на образы Петербурга, а от дореволюционного стиля Перетятковича или стиля Жолтовского 1930-х, меньшей аутентичностью деталей. Дом Советов в Ленинграде стал подлинным шедевром советского стиля 1930-х. Это же относится и к другим проектам Троцкого 1930-х, и к близкому по мощной энергетике проекту Руднева здания Наркомата обороны на Арбатской в Москве. Эта архитектура создана в эпоху тоталитаризма, но не принадлежит ей, в силу ассоциативности становясь последним монументом исторической традиции.

     Общепринятое суждение о схожести тоталитарных стилей в Германии, Италии и СССР анализом архитектуры 1930-х не подтверждается. В Германии пышная эмблематика контрастирует с анонимностью архитектуры, подавленной волей вождей. В СССР же триумфальным и нарочито ликующим создавался именно архитектурный стиль. Парадокс, но агрессивная, и может быть даже в некотором роде талантливая пропагандистская эстетика Рейха не воплотилась в архитектуру, а лишенная искренней идеологизированности советская архитектура, напротив, и разнообразна, и профессиональна. Греко-нордический стиль немецкой архитектуры, самостоятельный до Первой мировой войны, оказался талантливее работ Шпеера и его коллег 1930-х. Но признаки тоталитарного стиля можно обнаружить даже в проектах Булле или Кленце, которым свойственен нечеловеческий масштаб, отсутствие окон и деталей. Советская архитектура была явно лишена этого отзвука. «Тоталитарная архитектура» теряет и хронологические рамки, и территориальные. 

     Тоталитарный стиль, как представляется, предполагает обязательную гигантоманию, древнеримскую ордерность, классичность. Однако стиль 1930-х в Европе не готов соперничать с римскими образами Булле и Пиранези, и чаще всего балансировал между ардеко и неоклассикой. Ни в Италии, ни в Германии не было создано поистине устрашающего сооружения, воплощающего в себе вековую мощь новых империй. На это скорее претендуют здания Москвы, Ленинграда и Киева. И причиной тому был не вкус власти, в наибольшей мере выразившийся в архитектуре ВДНХ, но высокий уровень мастерства дореволюционных архитекторов. Неоклассика в 1930-е доминировала в СССР, а не в Европе Масштабно и художественно европейская архитектура 1930-х явно отличается от эпохи 1900-10-х, осуществившей вокзалы в Милане, Лейпциге, Хельсинки. В 1920-е в США на смену неоклассике пришло ардеко, в СССР в 1930-е две стилевые тенденции развивались параллельно.

     Общим для архитектуры 1920-30-х в разных странах было развитие идей протоардеко – использование тюбистичного и антового ордера. Но эти приемы не были изобретением тоталитарных стран, а возникли еще в 1910-е. Развитие аскетичной, модернистской версии ардеко, примеры которой есть во Франции и Италии, свидетельствует о разнохарактерности идей протоардеко, влиявших на искусство межвоенного времени – от кубизма до архаизма, от модерна до неоклассики. Архитектура Музея современного искусства и Дворца Шайо, выстроенных к выставке 1937 г. в Париже, подтвердила международный характер межстилевых течений 1930-х.

    Памятники ардеко отличает особая монументальность, когда фасад решен не ордером, но сплошным декором малого выноса. Орнаментализм ардеко, то есть отказ от классических фасадных схем, становится новаторским фасадным методом, пионером которого был А.Сент-Элиа. Прием повторения узоров было унаследовано ардеко у кубизма и модерна, и стало ответом искусству средневековой Европы, Средней Азии, Ирана, архаическому искусству далеких экзотических регионов. Орнаментализм фасадных решений зданий, покрытых плоских декором, словно восточной тканью, возникает и в работах венских мастеров рубежа веков.

     Стилевые идеи протоардеко стали для ардеко и неоклассики 1930-х общими, но при использовании этих межстилевых приемов, неоклассика отличается от ардеко направлением ассоциативной адресации. Безассоциативность отличают ардеко Руднева и Голосова от неоклассики, даже при использовании межстилевых приемов – портиков, рустов или кессонов. Промежуточную позицию между ардеко и неоклассикой занимают работы Фомина, Щуко и Левинсона, а также неоампирные работы Руднева и Троцкого. Неоклассика мыслит ассоциативно, скорее структурно, ардеко – ритмически, более декоративно. Безассоциативное ардеко компонует фасады орнаментально, то есть ритмами декоративных вставок, различно расчлененными участками. И пионером безассоциативного ардеко следует признать Голосова, еще его проект Дворца Труда 1923 был построен на остром сочетании новаторской композиции и упрощенного декора.

     Критерий отличия ардеко от неоклассики – отношение к наследию, канону ордера. Межстилевые приемы – ордер, кессоны или русты – могли вне ассоциативных образов использоваться орнаментально, просто как узор. Этим, например, проект ДС Голосова, восходящий к мавзолею Цецилии Метеллы, или проект НКТП Фомина, с ярко выраженным мотивом арок базилики Максенция, отличаются от Академии им. М.В.Фрунзе или здания Наркомата обороны Руднева на Арбатской. Декоративные средства схожи, но кессонированные фасады Руднева лишены ассоциативной связи с историческими образцами. В отличие от неоантичного проекта театра Троцкого в Минске с воспроизведением образа Колизея, его Дом Советов в Ленинграде решен в эстетике протоардеко, открытая ассоциативность в нем сменилась завуалированной. Архитектурными ассоциациями полны все проекты Жолтовского, ардеко же обращается с фасадом орнаментально, то есть развивает приемы архаического искусства.

     Предвестником триумфальной неоклассики 1940-50-х могло бы стать неоампирное течение архитектуры 1930-х. Однако, несмотря на ряд великолепных построек, в частности Троцкого и Катонина, неоампирное ардеко лишь косвенно оказало влияние на послевоенный стиль, ослабленный смертью многих из мастеров 1930-х. После войны неоренессанс Жолтовского окажется единственным из течений 1930-х, продолжившим свое развитие, и сформируется национальный монументальный стиль московских высотных зданий, декорированных на основе упрощенных неорусских мотивов. 

     Супрематизация классики – особенность всей отечественной архитектуры, дореволюционной и советской. Дореволюционная супрематизация классического декора выражается в отказе от академичной пластики и обращении к граниту, труднообрабатываемому материалу, а также имитирующей его штукатурке. В гранитной пластике ардеко воплощается ощущение раннего искусства, как более истинного, и в этом состоит принципиальная обращенность в прошлое ардеко и протоардеко и их стремление к обновлению. Однако острое сочетание приемов ардеко и неоклассики в архитектуре межстилевых течений 1930-х не было унаследовано послевоенной архитектурой.


Примечания

[1] На экзотические истоки указывают лишь детали – неоацтекские боковые фонтаны вокзала в Милане и китайские львы в портике Дворца Юстиций в Брюсселе. В целом же трансформация ордера, демонстрируемая в этих памятниках, не носила стилизационного призвука, но была талантливой фантазией.
[2] Характерным примером межстилевой архитектуры является также Дворец Цивилизаций в Риме
[3] Влияние ордера Беренса на ленинградских архитекторов 1930-х подробно проанализировано в статье Б.М.Кирикова «Модернизированная неоклассика в Ленинграде», Капитель, 1(17) 2010, стр 96-103

1. Гробница Пекаря Еврисака в Риме, I век до н.э. Фото: © Андрей Бархин
2. Дом Германского посольства в Петербурге, П.Беренс, 1911-13. Фото: © Андрей Бархин
3. Дом Розенштейна, А.Е.Белогруд, 1913-14. Фото: © Андрей Бархин
4. Биржа в Милане, П.Меццанотте, 1928. Фото: © Андрей Бархин
5. Танцевальный зал в Хеллерау, Г.Тессенов, 1910. Фото: © Андрей Бархин
6. Университет в Риме, М.Пьячентини, 1932-35. Фото: © Андрей Бархин
7. Михайловский замок в Петербурге, В.И.Баженов, В.Бренна, 1797-1801. Фото: © Андрей Бархин
8. Ленинградский Дом Советов, Н.А.Троцкий, 1936-41. Фото: © Андрей Бархин

22 Марта 2011

Андрей Бархин

Автор текста:

Андрей Бархин
Похожие статьи
Три башни профессора Юрия Волчка
Все знают Юрия Павловича Волчка как увлеченного исследователя архитектуры XX века и теоретика, но из нашей памяти как-то выпадает тот факт, что он еще и проектировал как архитектор – сам и совместно с коллегами, в 1990-е и 2010-е годы. Статья Алексея Воробьева, которую мы публикуем с разрешения редакции сборника «Современная архитектура мира», – о Волчке как архитекторе и его проектах.
Школа ФЗУ Ленэнерго – забытый памятник ленинградского...
В преддверии вторичного решения судьбы Школы ФЗУ Ленэнерго, на месте которой может появиться жилой комплекс, – о том, что история архитектуры – это не история имени собственного, о самоценности архитектурных решений и забытой странице фабрично-заводского образования Ленинграда.
Нейросказки
Участники воркшопа, прошедшего в рамках мероприятия SINTEZ.SPACE, создавали комикс про будущее Нижнего Новгорода. С картинками и текстами им помогали нейросети: от ChatGpt до Яндекс Балабоба. Предлагаем вашему вниманию три работы, наиболее приглянувшиеся редакции.
Линия Елизаветы
Александр Змеул – автор, который давно и профессионально занимается историей и проблематикой архитектуры метро и транспорта в целом, – рассказывает о новой лондонской Линии Елизаветы. Она открылась ровно год назад, в нее входит ряд станцией, реализованных ранее, а новые проектировали, в том числе, Гримшо, Вилкинсон и Мак Аслан. В каких-то подходах она схожа, а в чем-то противоположна мега-проектам развития московского транспорта. Внимание – на сравнение.
Лучшее, худшее, новое, старое: архитектурные заметки...
«Что такое традиции архитектуры московского метро? Есть мнения, что это, с одной стороны, индивидуальность облика, с другой – репрезентативность или дворцовость, и, наконец, материалы. Наверное всё это так». Вашему вниманию – вторая серия архитектурных заметок Александра Змеула о БКЛ, посвященная его художественному оформлению, но не только.
Иван Фомин и Иосиф Лангбард: на пути к классике 1930-х
Новая статья Андрея Бархина об упрощенном ордере тридцатых – на основе сравнения архитектуры Фомина и Лангбарда. Текст был представлен 17 мая 2022 года в рамках Круглого стола, посвященного 150-летию Ивана Фомина.
Архитектурные заметки о БКЛ.
Часть 1
Александр Змеул много знает о метро, в том числе московском, и сейчас, с открытием БКЛ, мы попросили его написать нам обзор этого гигантского кольца – говорят, что самого большого в мире, – с точки зрения архитектуры. В первой части: имена, проектные компании, относительно «старые» станции и многое другое. Получился, в сущности, путеводитель по новой части метро.
Архитектурная модернизация среды. Книга 2
Вслед за первой, выпущенной в прошлом году, публикуем вторую коллективную монографию НИИТИАГ, посвященную «Архитектурной модернизации среды»: история развития городской среды от Тамбова до Минусинска, от Пицунды 1950-х годов до Ричарда Роджерса.
Архитектурная модернизация среды жизнедеятельности:...
Публикуем полный текст первой книги коллективной монографии сотрудников НИИТИАГ. Книга посвящена разным аспектам обновления рукотворной среды, как городской, так и сельской, как древности, так и современной архитектуре, в частности, в ней есть глава, посвященная Николасу Гримшо. В монографии больше 450 страниц.
Поддержка архитектуры в Дании: коллаборации большие...
Публикуем главу из недавно опубликованного исследования Москомархитектуры, посвященного анализу практик поддержки архитектурной деятельности в странах Европы, США и России. Глава посвящена Дании, автор – Татьяна Ломакина.
Сколько стоил дом на Моховой?
Дмитрий Хмельницкий рассматривает дом Жолтовского на Моховой, сравнительно оценивая его запредельную для советских нормативов 1930-х годов стоимость, и делая одновременно предположения относительно внутренней структуры и ведомственной принадлежности дома.
Конкурсный проект комбината газеты «Известия» Моисея...
Первая часть исследования «Иван Леонидов и архитектура позднего конструктивизма (1933–1945)» продолжает тему позднего творчества Леонидова в работах Петра Завадовского. В статье вводятся новые термины для архитектуры, ранее обобщенно зачислявшейся в «постконструктивизм», и начинается разговор о влиянии Леонидова на формально-стилистический язык поздних работ Моисея Гинзбурга и архитекторов его группы.
От музы до главной героини. Путь к признанию творческой...
Публикуем перевод статьи Энн Тинг. Она известна как подруга Луиса Кана, но в то же время Тинг – первая женщина с лицензией архитектора в Пенсильвании и преподаватель архитектурной морфологии Пенсильванского университета. В статье на примере девяти историй рассмотрена эволюция личностной позиции творческих женщин от интровертной «музы» до экстравертной креативной «героини».
Бетонный Мадрид
Новая серия фотографа Роберто Конте посвящена не самой известной исторической странице испанской архитектуры: мадридским зданиям в русле брутализма.
Реновация городской среды: исторические прецеденты
Публикуем полный текст коллективной монографии, написанной в прошедшем 2020 году сотрудниками НИИТИАГ и посвященной теме, по-прежнему актуальной как для столицы, так и для всей страны – реновации городов. Тема рассмотрена в широкой исторической и географической перспективе: от градостроительной практики Екатерины II до творчества Ричарда Роджерса в его отношении к мегаполисам. Москва, НИИТИАГ, 2021. 333 страницы.
Леонидов и Ле Корбюзье: проблема взаимного влияния
Памяти Юрия Павловича Волчка. Статья готовилась к V Хан-Магомедовским чтениям «Наследие ВХУТЕМАС и современность». В ней рассматривается проблема творческого взаимодействия Ле Корбюзье и Ивана Леонидова, раскрывающая значение творчества Леонидова и школы ВХУТЕМАСа, которую он представляет, для формирования основ формального языка архитектуры «современного движения».
Технологии и материалы
«Атмосферные» фасады для школы искусств в Калининграде
Рассказываем о необычных фасадах Балтийской Высшей школы музыкального и театрального искусства в Калининграде. Основной материал – покрытая «рыжей» патиной атмосферостойкая сталь Forcera производства компании «Северсталь».
Фасадные подсистемы Hilti для воплощения уникальных...
Как возникают новые продукты и что стимулирует рождение инженерных идей? Ответ на этот вопрос знают в компании Hilti. В обзоре недавних проектов, где участвовали ее инженеры, немало уникальных решений, которые уже стали или весьма вероятно станут новым стандартом в современном строительстве.
ГК «Интер-Росс»: ответ на запрос удобства и безопасности
ГК «Интер-Росс» является одной из старейших компаний в России, поставляющей системы защиты стен, профили для деформационных швов и раздвижные перегородки. Историю компании и актуальные вызовы мы обсудили с гендиректором ГК «Интер-Росс» Карнеем Марком Капо-Чичи.
Для защиты зданий и людей
В широкий ассортимент продукции компании «Интер-Росс» входят такие обязательные компоненты безопасного функционирования любого медицинского учреждения, как настенные отбойники, угловые накладки и специальные поручни. Рассказываем об особенностях применения этих элементов.
Стоимостной инжиниринг – современная концепция управления...
В современных реалиях ключевое значение для успешной реализации проектов в сфере строительства имеет применение эффективных инструментов для оценки капитальных вложений и управления затратами на протяжении проектного жизненного цикла. Решить эти задачи позволяет использование услуг по стоимостному инжинирингу.
Материал на века
Лиственница и робиния – деревья, наиболее подходящие для производства малых архитектурных форм и детских площадок. Рассказываем о свойствах, благодаря которым они заслужили популярность.
Приморская эклектика
На месте дореволюционной здравницы в сосновых лесах Приморского шоссе под Петербургом строится отель, в облике которого отражены черты исторической застройки окрестностей северной столицы эпохи модерна. Сложные фасады выполнялись с использованием решений компании Unistem.
Натуральное дерево против древесных декоров HPL пластика
Вопрос о выборе натурального дерева или HPL пластика «под дерево» регулярно поднимается при составлении спецификаций коммерческих и жилых интерьеров. Хотя натуральное дерево может быть красивым и универсальным материалом для дизайна интерьера, есть несколько потенциальных проблем, которые следует учитывать.
Максимально продуманное остекление: какими будут...
Глубина, зеркальность и прозрачность: подробный рассказ о том, какие виды стекла, и почему именно они, используются в строящихся и уже завершенных зданиях кампуса МГТУ, – от одного из авторов проекта Елены Мызниковой.
Кирпичная палитра для архитектора
Свыше 300 видов лицевого кирпича уникального дизайна – 15 разных форматов, 4 типа лицевой поверхности и десятки цветовых вариаций – это то, что сегодня предлагает один из лидеров в отечественном производстве облицовочного кирпича, Кирово-Чепецкий кирпичный завод КС Керамик, который недавно отметил свой пятнадцатый день рождения.
​Панорамы РЕХАУ
Мир таков, каким мы его видим. Это и метафора, и факт, определивший один из трендов современной архитектуры, а именно увеличение площади остекления здания за счет его непрозрачной части. Компания РЕХАУ отразила его в широкоформатных системах с узкими изящными профилями.
Топ-15 МАФов уходящего года
Какие малые архитектурные формы лучше всего продавались в 2023 году? А какие новинки заинтересовали потребителей?
Спойлер: в тренды попали как умные скамейки, так и консервативная классика. Рассказываем обо всех.
Металл с олимпийским характером
Алюминий – материал, сочетающий визуальную привлекательность и вариативность применения с выдающимися механико-техническими свойствами.
Рассказываем о 5 знаковых спорткомплексах, при реализации которых был использован фасадный алюминий компании Cladding Solutions.
Частная жизнь в кирпиче
Что происходит с обликом малоэтажной застройки в России? Архи.ру поговорил с экспертами и выяснил, какие тренды отмечают архитекторы в частном домостроении и почему кирпич остается самым популярным материалом для проектов загородных домов с очень разной экономикой.
Новая деталь: 10 лет реконструкции гостиницы «Москва»
В 2013 году был завершен третий этап строительства современной гостиницы «Москва» на Манежной площади, на месте разобранного здания Савельева, Стапрана и Щусева. В этом году исполняется ровно 10 лет одному из самых громких воссозданий 2010-х. Фасады нового здания выполнялись компанией «ОртОст-Фасад».
Сейчас на главной
Золотое кольцо
Показываем работы трех финалистов конкурса на эскизный проект нового международного аэропорта Ярославля. Концепцию победителя планируют реализовать к 2027 году.
Энергия [пост]модернизма
В Аптекарском приказе Музея архитектуры открылась выставка Владимира Кубасова. Она состоит, по большей части, из новых поступлений – архива, переданного в музей дочерью архитектора Мариной, но, с другой стороны, рисунки Кубасова собраны по проектам и неплохо раскрывают его творческий путь, который, как подчеркивают кураторы, прямо стыкуется с современной архитектурой, так как работал архитектор всю жизнь до последнего вздоха, почти 50 лет.
Кристаллы и минералы
Архитектор Дмитрий Серегин, успевший поработать в Coop Himmelb(l)au MAD Architects , предлагает новый подход к реабилитационной архитектуре. С помощью нейросети он стирает грань между архитектурой и природой, усиливая целительное воздействие последней на человека.
Модернизация – 3
Третья книга НИИТИАГ о модернизации городской среды: что там можно, что нельзя, и как оно исторически происходит. В этом году: готика, Тамбов, Петербург, Енисейск, Казанская губерния, Нижний, Кавминводы, равно как и проблематика реновации и устойчивости.
Там русский дух
Второй проект, реализованный бюро Megabudka на территории парка «Кудыкина гора» – гостиничный комплекс. В нем архитекторы продолжили поиски идентичности, но изменили направление: в сторону белокаменных церквей, уюта избы, уездного быта и космизма. Не обошлось и без драмы.
Счастье независимого творчества
Немало уже было сказано с трибуны и в кулуарах – как это хорошо, что в период застоя и типовухи развивались другие виды архитектурного творчества: НЭР, бумажная архитектура... Но не то чтобы мы хорошо знаем этот слой. Теперь, благодаря книге Андрея Бокова, который сам принимал участие во многих моментах этой деятельности, надеемся, станет намного яснее. Книга бесценная, написана хорошо. Но есть сомнения. В пророческом пафосе.
Новый «Полёт»
Архитекторы бюро «Мезонпроект» разработали проект перестройки областного молодежного центра «Полёт» в Орле. Летний клуб, построенный еще в конце 1970-х годов, станет всесезонным и приобретет много дополнительных функций.
Минимализм за Полярным кругом
Участники архитектурно-градостроительного конкурса «Деревянный минимализм улицы Смидовича» работали над образом центральной улицы Нарьян-Мара, условием было использование деревянных конструкций, а победивший проект планируют положить в основу мастер-плана центра города. Судило профессиональное жюри, а потом жители города. Публикуем 4 победивших проекта.
Яуза towers
В столице не так много зданий и проектов Никиты Явейна и «Студии 44». Представляем вашему вниманию концепцию большого многофункционального комплекса на Яузе, между двумя парками, с набережной, перекрестьем пешеходных улиц, развитым общественным пространством и оригинальным пластическим решением. Оно совмещает сложную, асимметричную, как пятнашки, сетку фасадов и смелые заострения верхних частей, полностью скрывающее техэтажи и вылепливающее силуэт.
И опять о птицах
Завершается строительство первого аэропорта в китайском городе Лишуй. Архитекторы пекинского бюро MAD выбрали для своего проекта самый очевидный визуальный прототип – серебристо-белую птицу.
Подражание природе
Открываем новую рубрику «Нейросети» работой для конкурса AI&Biomimicry. Для концепции музейного комплекса авторы позаимствовали природные световые явления и принцип биомимикрии. Этот промт не был простым: использовались слова трабекулы, мезоглея, сцинтиллоны и динофлагелляты.
Мастер яркого высказывания
Искусство архитектора и художника Владимира Сомова построено на столь ярких контрастах, что, входя на выставку, в какой-то момент думаешь, что получил кулаком в нос. А потом очень интересно. Мало кто, даже из модернистов, допущенных к работе с уникальными проектами, искал сложности так увлеченно, чтобы не сказать самозабвенно. ММОМА показывает выставку, основанную на работах, переданных автором в музей в 2019–2020 годах, но дополненную так, чтобы раскрыть Сомова и как художника, и как архитектора.
Тайный пруд
Благодаря проекту команды TISS Garden у жильцов клубного дома Ordynka в центре Москвы появился вид на воду: на плите подземного паркинга удалось создать водоем с системой фильтрации, высадить взрослые деревья и другую растительность.
Офисы с «ленточкой»
В Берлине началось строительство офисного (и немного жилого) «кампуса» LXK по проекту MVRDV. Проект связан с развитием района Восточного вокзала.
Венец из пентхаусов
Первое многоэтажное здание Монако, жилая башня Le Schuylkill, получит после реконструкции по проекту Zaha Hadid Architects завершение из шести пентхаусов.
«Красный просвещенец» в Нижнем Новгороде: снос или...
В Нижнем Новгороде прямо сейчас идет «битва экспертиз»: удивительный заросший зеленью квартал двадцатых годов «Красный просвещенец», с одной стороны, пытаются поставить на охрану как достопримечательное место, а с другой стороны, похоже, есть желание отдать его под застройку полностью или частично. Мы попросили журналиста и активиста Иру Маслову рассказать о ситуации.
Вулканическое
В Никола-Ленивце сожгли Черную гору – вулкан. Ее автор – она же автор Вавилонской башни 2022 года, и два объекта заметно перекликаются между собой. Только если предыдущий был про человеческое дерзновение, то теперь форма ушла в природные ассоциации и растворилась там. Вашему вниманию – фотографии сожжения.
Черный, белый и стекло
Лаконичный в формах и отделке дом для подмосковного коттеджного поселка, основным приемом которого стал контраст – цвета, материалов и масс.
Два, пять, десять, девятнадцать: Нижегородский рейтинг
В Нижнем Новгороде наградили победителей XV, по-своему юбилейного, архитектурного рейтинга. Вручали пафосно, на большой сцене недавно открывшейся «Академии Маяк», а победителей на сей раз два: Школа 800 и Галерея на Ошарской. А мы присоединили к двум трех, получилось пять: сокращенный список шорт-листа. И для разнообразия каждый проект немного поругали, потому что показалось, что в этом году в рейтинге есть лидеры, но абсолютного – вот точно нет.
Сергей Орешкин: «Наш опыт дает возможность оперировать...
За последние годы петербургское бюро «А.Лен» прочно закрепило за собой статус федерального, расширив географию проектов от Санкт-Петербурга до Владивостока. Получать крупные заказы помогает опыт, в том числе международный, структура и «архитектурная лаборатория» – именно в ней рождаются методики, по которым бюро создает комфортные квартиры и урбан-блоки. Подробнее о росте мастерской рассказывает Сергей Орешкин.
Вплотную к демократии
Конкурс на проект реконструкции зданий датского парламента выиграли бюро Cobe, Arcgency и Drachmann совместно с конструкторами Sweco. Цель трансформации – позволить любому гражданину приблизиться вплотную к оплоту демократии.
Арка, жемчужина, крыло и ветер
В соцсетях губернатора Омской области началось голосование за лучший проект нового аэропорта. Мы попросили у финалистов проекты и показываем их. Все довольно интересно: заказчик просил сделать здание визуально проницаемым насквозь, а образы, с которыми работают авторы – это арки, крылья, порывы ветра и даже «Раковина» Врубеля, который родился в Омске.
Три башни профессора Юрия Волчка
Все знают Юрия Павловича Волчка как увлеченного исследователя архитектуры XX века и теоретика, но из нашей памяти как-то выпадает тот факт, что он еще и проектировал как архитектор – сам и совместно с коллегами, в 1990-е и 2010-е годы. Статья Алексея Воробьева, которую мы публикуем с разрешения редакции сборника «Современная архитектура мира», – о Волчке как архитекторе и его проектах.
Парк архитектуры и отдыха
Для подмосковного гостиничного комплекса, предполагающего разные форматы отдыха, бюро T+T Architects предложило несколько типов жилья: от классического «стандарта» в общем корпусе до «пещеры в холме» и «домика на дереве». Дополнительной задачей стала интеграция в «архитектурно-лесной» парк существующих на территории резиденций, построенных в классическом стиле.
Лирически-энергетическая архитектура
Здание поста управления солнечной электростанцией Kalyon Karapınar SPP по проекту Bilgin Architects в Центральной Анатолии служит «пользовательским интерфейсом» для бесконечного поля солнечных батарей.
Пресса: Архитектура без излишеств: есть ли рецепты, позволяющие...
На нынешнем рынке застройщики лавируют между неуклонно растущей себестоимостью и растущими же потребностями покупателей, отдающих за свои типовые квартиры впечатляющие суммы. Способна ли архитектура стать дополнительным конкурентным преимуществом реализуемых проектов? И есть ли рецепты, позволяющие строить «дешево и красиво»?