В 1364 г. “в Корельском городке посадник (новго­родский. - А. К.) Яков постави костер камен” 1). Речь идет об укрепле­нии самого северо-западного города Руси, основанного около 1300 г. новгородцами на острове на р. Вуоксе (в средневековье - Узерве) для противодействия ширящейся шведской агрессии в Корельскую землю. Дальнейшие военные сто лкновения развертывались прямо у стен нового форпоста 2) и показали, насколько своевременным было укрепление русско-карельского рубежа. В 1360 г. Корелу постиг такой пожар, что“городчане только душами осташася” 3). В огне погибли деревянные стены, возведенные в 1310 г. При восстановлении островных укреплений в их состав включили и каменную башню. Так Корела украсилась первым каменным сооружением.
        Строительство каменного костра в составе периметральных дерево-земляных укреплений наследовало западнорусскую фортификационную традицию второй половины XIII в. 4) Русские однобашенные крепости являлись ответвлением среднеевропейской военной фортификации, они стали сооружаться в период выдвижения камнеметов, и особенно арбале­тов, как эффективных средств контрштурмующей дальнобойной борьбы. Центральным оборонительным узлом таких укреплений являлись много­ярусные боевые башни, которые отличались, во-первых, “высотностью” своего положения (достигали 20-30 м), что позволяло стрельбой оста­навливать нападающих на дальних подступах к городу или замку, во-вторых, - “верностью” кругового огня, обеспечивавшего поражение противника, даже если он прорвался на территорию крепости. На севере Руси военно-оборонительные сооружения с одной каменной башней в XIV в., кроме Корелы, были построены в Орешке, Острове, возможно, Изборске и знаменовали предстоящий вскоре переход к многобашенным каменным укреплениям. Насколько можно установить, северорусские башни прилегали к окружающим стенам, располагались поближе к воро­там или месту ожидаемого штурма и несли боевую функцию, т. е. не были донжонами средне- и североевропейского образца, представлявшими укрепленное жилище феодала. Впрочем, рассматриваемые сооружения известны настолько плохо, что каждый новооткрытый образец является исследовательской новинкой. Подтвердила это и находка, явившаяся археологической неожиданностью раскопок, проведенных в 1972-1973 гг. в древней Короле - нынешнем г. Приозерске Ленинградской обл. 5)
        Упомянутые раскопки охватили место первоначального городского по­селения на острове площадью 80х80 м, ныне вследствие понижения р. Вуоксы обмелевшего и частично слившегося с сушей. В конце XV в. этот остров становится детинцем города, так как в этот период его до­полнили посады, раскинувшиеся на соседнем Спасском острове и приле­гающих берегах р. Вуоксы. Ныне место детинца занято преимущественно военно-инженерными постройками времен шведской оккупации города в 1580-1597 и 1611-1710 гг. Превратности многовековой истории Коре­лы - Кексгольма - Кякисальми - Приозерска не могли заслонить его древнерусской основы, представленной, в частности, насыщенным наход­ками культурным слоем XIV в. (достигающим толщины 0,5-1,8 м). Среди обнаруженных раскопками предметов оказались и карельские 6), позволившие заключить, что в городе в первый век его основания суще­ствовали карельская и русская общины. Это подтверждается и летопис­ными известиями. Организация же самого города, строительство укреп­лений, оборона были обязаны новгородской инициативе. Печать новгород­ского государства лежит и на эпизоде 1364 г. Само строительство нового костра в Кореле посадником Яковом, во-первых, указывает адрес артели каменщиков, во-вторых, свидетельствует о стремлении градодельцев укрепить наиболее опасную, ближе всего лежащую к “подходу” сторону своего островного пригорода. Именно в этой западной части острова во все времена его средневековой истории находился единственный мост, перекинутый на соседний Спасский остров. В этом же месте и были
Рис. 1
План башен Корелы-Кексгольма, построенных в 1364 г. и 1582-1585 гг.
1 - кладка 1364 г.; 2 - прикладка XV в.; 3 - кладка последней чет­верти XVI-XVII вв.; 4 - кладка 1580 г.; 5 - бетон, 1908 г.; 6 - сухая кладка XVIII - XIX вв.; 7 - кладка XVII в. с поновлениями XIX- XX вв. обнаружены остатки башни, некогда занимавшей юго-западный угол крепости.
        Нижние части упомянутой башни встречены на глубине 0,5-2,9 м, под насыпью куртины XVII-XVIII вв. и были окружены разного рода наслоениями, которые небесполезно перечислить (рис. 1). К южной стене костра примыкала и частично его перекрывала булыжная кладка, по-видимому, конца XVI-XVII в., часть северной стены перекрывал бетонный фундамент 1908 г. Западная стена здания залегает под упомя­нутой куртиной XVII-XVIII вв. Подпорная стенка этой же куртины пересекает внутреннее пространство башни. С восточной стороны к осно­ванию костра вплотную подступал фундамент здания шведского арсенала 80-х годов XVI в. Наконец, с восточной и северной сторон башня под­верглась утолщению метровыми по толщине прикладками из булыжных
Рис. 2
План нижних частей башни 1364 г. (с окружающими кладками XV и последую­щих веков) камней на известковом растворе (их сохранившаяся высота 1,1 м). Наи­более вероятное время прикладки - XV в.
        Несмотря на многочисленные перекопы, строительные и ремонтные наслоения, основание обнаруженной постройки полностью уцелело. В плане башня представляет трапецию со скругленной наружной стороной. Раз­меры сооружения по осям 7,2х9,5 м, внутренняя площадь нижнего яру­са 28 м. Стены сложены из подтесанного гранитного камня на известко­вом растворе с валунной забутовкой; их ширина 1,45 м, наибольшая сохранившаяся высота 1,6 м, наименьшая - 0,8 м. Размеры облицовоч­ных камней не унифицируются - их толщина в среднем 12-20 см, ширина колеблется от 19 до 67 см. Ширина швов 2 см. Следов обмазки или штукатурки не замечено. Стены покоятся на 1,5-метровом по высоте, валунном (поперечник валунов 20-40 см) фундаменте, сложенном насу­хо. В толще кладки восточной и северной стен башни сохранился доле­вой канал от деревянной связи толщиной 30 см. Пол башни был земля­ным, так как никаких вымосток не обнаружено.
        В древности башня входила в кольцо деревянных укреплений детин­ца, очевидно, примыкавших к ней с северной и южной сторон. У южной стоны, на уровне обреза (выступающего на 20 см от плоскости стены) фундамента обнаружены части горелого дерева - возможно, след примы­кавших с юга деревянных стен. Судя по планировке, башня не была воротной. Вход в нее не сохранился, но вел, по-видимому, с востока.
        Несомненно, что первоначально рассматриваемая постройка имела не менее трех-четырех ярусов, а ее скругленная наружная сторона была фронтальной. Датировка башни основана на том, что ее фундаменты заложены в культурном слое с находками первой половины XIV в., и на малой толщине ее стен, характерной только для оборонительных преград доогнестрельной поры 7). Судя по наименованию сооружения костром, что в Новгородской и Псковской землях прилагалось к боевым “столпам” 8)-9), включенности постройки в линию круговых стен, ее раз­вороту в сторону ближайшего (в ту пору неукрепленного) Спасского острова, обнаруженная башня была боевой.
        Трапециевидный план костра для известных русских каменных оди­ночных квадратных или круглых башен необычен, но соответствует дале­ким, также доогнестрельным грузинским аналогиям - так называемым “столпам” “с круглой спиной” 10).
        Прямоугольные в плане башни XIV-XV вв. со скругленной наруж­ной стороной можно отыскать и среди русских сооружений (например, Воротная - в детинце Ямгорода, Никольская - в Порхове), но они вхо­дили в кольцо прилегающих каменных сооружений. Корельский образец, следовательно, уточняет появление русских башен, отличающихся опре­деленной фронтальной направленностью (эта эволюция приведет к полу­круглым башням).
        Стены башни посадника Якова спустя примерно столетие после ее постройки были утолщены, а в дальнейшем при одной из перестроек городских укреплений (очевидно в XVI в.) были сломаны как мало приспособленные для пушечной обороны. Источники обошли этот факт молчанием, что породило недоразумения. Один из лучших знатоков на­следника Корелы - шведского Кексгольма - финский археолог Т. Швиндт удивлялся, что после захвата города шведами в 1580 г. они в своих письмах и расходных перечнях не упоминали ни о какой русской башне 11).
        Названный исследователь опубликовал еще до конца не истолко­ванные архивные сведения о строительстве шведами в детинце захва­ченной новгородско-московской Корелы в 1582-1590 гг. одной башни и двух ронделей.
        Обычно все эти сооружения рассматривали как башни. Между тем, только слово torn означало башню, рондели (rundell) же представляли полукруглые, открытые сверху выступы стен, функционально соеди­ненные с прилегающими пряслами. Что касается названной башни, то таковая сохранилась к северо-западу от раскопанной нами новгородской постройки 1364 г. Ее фундамент был заложен в 1582 г., а на 1585 г. в шведских строительных росписях было обещано ее окончание 12). Поз­же этого времени о башне не упоминается, т. е. она действительно была закончена. Строителем башни, скорее всего, был мастер Яков ван Стендел. В 1581-1584 гг. он осуществлял на острове все военно-инженерные работы.
        Единственная существующая на территории детинца круглая (диа­метром 16-18 м) двухъярусная башня снабжена огнестрельными печу­рами (позже перестроенными в глухие камеры 13)) и воротами (возможно, также не первоначальными). Низкая высота башни (8 м), толщина ее стен, равная в 1-м ярусе 4 м, оборудование пушечными и стрелковыми бойницами - это все не оставляет сомнений в принадлежности башни к нерусским военным сооружениям эпохи развитой огнестрельной фор­тификации. Действительно, именно такие низкие круглые сооружения, расположенные между каменно-земляными куртинами и достигавшие в диаметре 20 м (при толщине стен до 5 м), были типичны для шведских крепостей, строившихся в 1540-1560 гг. Подобные укрепления связы­вают с саксонскими прототипами и приводят имена их строителей - приезжих немецких “валмейстеров” 14). Судя по упомянутому выше име­ни кексгольмского фортификатора, он также был иностранцем, укрепляв­шим в 1570-1580 гг. в принятой в шведском королевстве манере погра­ничные и захваченные города 15).
        В отечественной литературе описанная шведская башня без учета опубликованных Т. Швиндтом еще в 1898 г. документов и без сколь­ко-нибудь убедительных доказательств считается постройкой посадника Якова 16). Исследователей подкупал сам вид однобашенной крепости, изображенной на многочисленных планах XVII-XVIII вв. 17) Раскопки кладут конец этому заблуждению. Настала пора преодолеть уко­ренившуюся ошибку и вернуть истории русского зодчества подлинное и редкое архитектурное произведение 18).

КОММЕНТАРИИ
        1) Летопись Авраамки. ПСРЛ, т. XVI. СПб., 1889, с. 90.
        2) Отмечены в 1322, 1337 и 1348 гг. (Новгородская первая летопись младшего и стар­шего изводов. М.- Л., 1950, с. 96 и сл.)
        3) НПЛ, с. 22-23 и 367.
        4) Раппопорт П. А. Волынские башни. - МИА, 1952, № 31, с. 202 и сл.
        5) Раскопки произведены Приозерским отрядом Ленинградской археологической экс­педиции, организованной ЛОИА АН СССР при участии областного отделения Все­российского общества охраны памятников, Управления культуры Леноблисполкома и исторического факультета Ленингр. гос. ун-та.
        6) Кирпичников А. Н. Исследования дровней Корелы и Ладожской крепости. - АО, 1973. с. 17-18; Он же. Раскопки в Ладожской крепости и в г. Приозерске. - АО, 1974. с. 12-13.
        7) Сходную толщину стен 1,3-1,4 м имели, например, башни XIII в. в Берестье и Столпье (Ткачев М. А. Военное зодчество Белоруссии XIII-XIV вв. Минск, 1972, с. 10).
        8)-9) Раппопорт П. А. Очерки по истории военного зодчества Северо-восточной и Се­веро-западной Руси X-XV вв.- МИА, 1961, № 105, с. 145.
        10) Закарая П. П. Крепостные сооружения Картли. Тбилиси, 1968, с. 52-53, рис. 16.
        11) Schvindt Th. Käkisalmen pesalinnan ja entisen linnoitetun kaupungin rakennus historian aineksia.- Analecta archeologica Fennica II, 2. Helsingissä, 1898, p. 34.
        12) В росписях работ эта башня именуется круглой, сооружавшейся под наблюдением военного распорядителя работ Ларса Торстенсона (Schvindt Th. Käkisalmen..., р. 8 i п.).
        13) Речь идет о бойницах 1-го яруса, бойницы 2-го яруса не сохранились.
        14) Unnerback E. Vadstena slott 1545-1554. Stockholm, 1966, p. 179 i n., t. 6; 8, 6; 9.
        15) В одном из векселей Яков ван Стендел называет себя мастером Выборга, Нейшлота и Кексгольма (Schvindt Th. Käkisalmen..., p. 29-30). Участвовал он и в строи­тельстве нового замка в Стокгольме (Silverstolpe С. Historisk Bibliotek, t. 2. Stock­holm, 1876, p. 182 i n.)
        16) Косточкин В. В., Драги А. А. Костер посадника Якова в Кореле. - В кн.: Памят­ники культуры, вып. 4, М.-Л., 1963, с. 17-18 (шведскую постройку авторы харак­теризуют как древнерусскую на основании строительного материала ее стен, тех­ники кладки, а также расположения башни в общей системе укреплений детинца Корелы. Все эти признаки носят настолько суммарный характер, что не требуют детального обсуждения).
        17) Благодарю администрацию Королевского военного архива в Стокгольме за при­сылку 23 планов Кексгольма 1637-1702 гг. Признателен также финскому истори­ку Эркки Кууйо за присылку литературы и консультации по истории древней Корелы.
        18) В качестве единственного достоверного древнерусского здания средневековой Ко­релы и ее первого каменного сооружения обнаруженное основание башни 1364 г. целесообразно законсервировать в музейных целях.