Выполнено при финансовой поддержке:

гранта Президента Российской Федерации
по проектам общенационального значения в области культуры и искусства
научно-исследовательский проект:
«Государственная организация архитектурной деятельности в России (1917-1941 гг.)».
№ 12-05/4-3304;

фонда Карнеги
(Смольный Коллегиум, Санкт-Петербургский Государственный Университет),
стипендия на проведение исследования и написания разделов
коллективной монографии
«История и культура Советского общества».

К 80-летию почетного членства Э. Говарда в Ленинградском обществе архитекторов[1]

В истории  материальной культуры и искусства, оригинальный внешний вид изделия очень часто оказывается навечно связан с именем его создателя: «яйца» Фаберже, стул Макинтоша, собор Гауди и.т.п. Значительно реже с именем автора навсегда связываются необычные проекты городов – линейный город Сориа-и-Мата, функциональный город Ле Корбюзье, поточно-функциональный город Милютина.  Но почти никогда – города реально существующие – слишком уж много живого и естественного накладывается на базовый планировочный замысел, изменяя и трансформируя его и принуждая поселение жить собственной жизнью, приводя к утрате родовой связи с авторской идеей и, как следствие, с его именем.
Но одно градостроительное явление новой истории, с именем его идейного вдохновителя оказалось связанным навечно – города-сады.
Эбинизер Говард изложил свои взгляды всего лишь в одной книге, но оставленное им интеллектуальное наследство, оказало влияние на все современное градостроительство. В 1899 г. в Англии для практического осуществления замысла Говарда образовывается Общество городов-садов и планировки городов, и небольшое поселение, возникающее в 1903 г.,  (Лечворс) становится прародителем целого градостроительное направления, в основании которого лежит революционное на тот период социально-организационное содержание. Общества городов-садов возникают чуть позже в Германии, Франции, России (1913) и др. странах. В 1913 г. создается Международное общество, превращающееся в Международную федерацию жилищного дела и градостроения, бессменным президентом которого Э. Говард состоит до своей смерти.
Советская власть с первых же дней радостно принимает идею Э. Говарда, но примерно через десяток лет идеологически осуждает ее и не только запрещает к применению, но и предает полному теоретическому забвению – в 1930-1970-е гг. идея города-сада если и упоминается, то лишь в критических статьях, как отрицательный пример нежизнеспособной концептуальной модели и не заслуживающей подражания градостроительной практики.
Причина уничтожения идеи городов-садов в СССР до сих пор остается нераскрытой. Нигде в специальной литературе не разъясняется почему, отказавшись от города-сада, власть вместо него ввела «социалистический рабочий поселок», абсолютно совпадающий с городом-садом и по численности населения, и по характеру планировки, и по принципам зонирования, и по балансу территории, а если в чем-то и отличающийся, то крайне незначительно. Нигде не разъясняется, какие цели ставили перед собой государственные органы, когда, с одной стороны, направляли делегации за границу для изучения и обобщения европейского опыта проектирования городов-садов, а с другой, в тоже самое время, категорически запрещали их строительство в СССР.  Сегодня общеизвестен тот факт, что практически все домостроения, возводимые в 1920-1940-е гг. заселялись покомнатно-посемейно, тем самым, превращаясь в коммунальные квартиры. Но ни в одном из исследований не проанализирована и не раскрыта генетическая связь этого явления с природой соцпоселений, воплощающих идею формирования трудо-бытовых коллективов, а ведь именно в этом сокрыто то социально-организационное содержание, которое определило территориально-административное устройство социалистических рабочих поселков и причины неприятия идеи города-сада. Статья наглядно показывает, что основной причиной запрета городов-садов и создания поселений особого типа – соцгородов, являлась задача создания такой планировочной организации социалистического рабочего поселка, которая способна была обеспечить государственный контроль над жизнью и производственной деятельностью людей, а также осуществление военно- и трудо-мобилизационной организации населения и градостроительного закрепления трудо-бытовых коллективов различного масштаба.

Зарождение идеи города-сада

Идея города-сада Э. Говарда основывалась на постулате о том, что в существовавших на тот период городах, разрешить жилищную проблему представлялось невозможным. Основная причина – высокая стоимость земли, уже находящейся в чьей-то собственности. Выкупать территорию под новое строительство приходилось по спекулятивно завышенным ценам, в результате чего, конечная стоимость жилищ оказывалась непосильной для значительной части населения. Идея возведения новых автономных и самодостаточных поселений за чертой существующих городов позволяла серьезно снизить эту часть расходов. Кроме того, при строительстве на пустом месте обеспечивалась возможность комплексного возведения обслуживающей инфраструктуры и инженерных коммуникаций[2] , упрощалась процедура регулирования численности населения, обеспечения нормирования размеров территории поселения, разбивки оптимальных величин участков земли, практическое осуществление их рационального использования и проч.

Сущность говардовской идеи города-сада заключалось также в общественном характере самоуправления и коллективном характере собственности на землю и недвижимость. Функционировать город-сад должен был на основе самоуправления жителей – рабочие добровольно вступали в члены жилищного товарищества (возводившего поселок, и потом владевшего им), становились его акционерами (пайщиками), а затем, погашая облигационный долг, превращались во владельцев акций, и, тем самым, из нанимателей квартир в собственников жилищ. В конечном счете, весь поселок становился полной собственностью самих рабочих. При этом все руководство процессами функционирования поселения осуществлялось за счет общественного самоуправления – все важнейшие вопросы решались общим собранием, в котором на равных правах участвовали все собственники (акционеры), а текущее руководство осуществлялось публично избранным правлением.

Организационная идея города-сада предполагала свободное открытое членство в жилищном товариществе – каждый желающий мог приобрести не менее одной акции (пая) и не более изначально определенного количества акций (паев)[3] . Собираемый при этом капитал направлялся на постройку или приобретение домов и земельных участков, а свободные суммы помещались под накопительные проценты в сберегательные кассы или иным вполне надежным способом, подобно сиротским капиталам.
Члены товарищества имели преимущественное право на наем квартиры за фиксированную квартирную плату, которая, согласно уставу,  для членов товарищества устанавливалась Советом «в возможно меньшем размере». Между несколькими претендентами вопрос о праве на квартиру решался жребием. Характер эксплуатации квартир регулировался специальным договором.

Возведенные или приобретенные жилищным товариществом строения принадлежали ему до тех пор, пока члены товарищества, пожелавшие приобрести их в собственность, не выплачивали товариществу исходную цену – покупную (если строение приобреталось) или «строительную» (если строение возводилось). После чего оформлялась купчая на покупателя и дом переходил в его полную собственность. А если покупная цена не была выплачена полностью, то на сумму долга совершалась закладная товариществу[4] . 

Изначальным основополагающим принципом существования кооперативного жилищного движения было недопущение каких бы то ни было спекуляций с недвижимостью[5]  – членство в товариществе рассматривалось как средство индивидуального разрешения потребности в жилище, а не форма бизнеса (за счет использования кооперативного жилища в качестве доходных домов или других форм коммерческой эксплуатации недвижимости). Поэтому уставы товариществ специально оговаривали условие, при котором член товарищества не мог иметь в собственности больше одного дома.

До полного перехода дома в собственность, покупщик, кроме паевых взносов, обязан был уплачивать квартирную плату (причем, за весь дом, и даже в том случае, если он состоял из несколько квартир). Владелец имел право сдавать в наем свободные квартиры на общих условиях, устанавливаемых Правлением и Наблюдательным Советом. Квартплата со сданных в наем квартир (в том случае, если строение переходило в собственность) поступала в распоряжение владельца, но и заботы о содержании дома также полностью возлагались на него. Взимание квартирной платы являлось личным делом владельца.

Финансовая сторона функционирования товарищества предполагала, что оно не только взимает средства своих членов и расходует их, но и осуществляет деятельность, направленную на извлечение прибыли из части собранных средств. Она направлялась на выплату дивидендов. Любопытно, что в социально-организационном плане кооперативное движение в буржуазных странах уже в дореволюционный период стремится основываться на демократических принципах равного участия каждого члена в управлении социальным организмом, вне зависимости от его «финансового веса» – согласно некоторым уставам, в Общем Собрании (высшем органе управления) каждый член, каким бы количеством паев он ни владел, имел только один голос[6] .

 В России отношение городских слоев населения к говардовской идее предопределялось аргарно-индустриальным характером российской экономики, тесной связью горожан с сельским землевладением и, соответственно, жизненным укладом деревенской общины или загородной усадьбы. Этим и объясняется ее популярность. Но в целом отношение к идее города-сада оказывалось очень неоднозначным. Если архитектурное сообщество и либеральная общественность приняли ее почти восторженно, то царское правительство отнеслось к ней весьма и весьма настороженно.

Причина в том, что говардовская идея города-сада базировалась на принципах общественного самоуправления, которую царское правительство воспринимало с большой опаской. Безусловно, в России в конце XIX в. существовали предпосылки развития самоуправления – проведенная в 1870 г. реформа в известной мере отвечала потребностям развития буржуазного города и предлагала некоторые пути решения вопросов рационализации городского управления. Заложенные земской, а затем городской реформами начала самоуправления, соответствовали интересам царского правительства, так как позволяли передавать общественному управлению ту часть дел, с которой все сложнее становилось справляться бюрократическому аппарату.

Но в целом, в политике самодержавного руководства хозяйственная целесообразность отступала на задний план перед соображениями политического характера – правительственная политика была оппозиционна к структурам «городского общественного управления» даже, несмотря на  успехи в муниципальной деятельности, достигнутые к концу 1880-х гг. органами самоуправления на местах в таких областях, как образование, медицинское обслуживание, общественное призрение и т.п. Появление в Европе в конце 90-х гг. идеи города-сада совпало по времени с усилением попыток царского правительства России ограничить права местного самоуправления[7] .

Следует заметить, что подобная направленность государственной политики на ограничение местного самоуправления, происходит параллельно с активизацией в тот же период позиции либеральной общественности, не только поднявшей в конце 1880-х гг. голос в защиту органов самоуправления, но и осуществлявшей практические действия по развитию начал самоуправления там, где это находилось вне зоны пристального внимания со стороны правительственной администрации. В результате, действия правительства, с одной стороны, и либеральной общественности, с другой, входят в противоречие.

Причем, направленность государственной политики в отношении самоуправления оказывается очень разной, в зависимости от того, какой тип поселения стремится к его развертыванию. Например, в дачных поселках России, где в 1900-1910-х гг. возникают и развиваются новые формы общественного самоуправления, так называемые Общества (комитеты) благоустройства местности. Подобные общества, разрабатывают проекты оптимального использования отведенных участков, самостоятельно осуществляют управление поселениями[8] , решают проблемы повседневной жизни и вопросы устройства инфраструктуры – осуществляют благоустройство, мощение дорог, вывоз мусора, проводят электрическое освещение улиц, осуществляют проведение водопровода, канализации, строительство учебных заведений, театров, библиотек, читален, катков, катальных гор, спортивных и детских площадок и т.д. Общества благоустройства местности издают ежегодные отчеты о своей работе, имеют собственные периодические печатные издания. Так в начале ХХ в. в Подмосковье издаются «Вестник поселка Лианозово», «Лосиноостровский вестник», «Малаховский вестник», журналы «Дачник», «Дачный вестник», «Постройка»; в Петербурге – журнал «Дачный курьер», газета «Поселковый голос» и др. Общества активизируют самодеятельность населения, организуют и направляют его инициативы, осуществляют фактическое самоуправление поселениями.

В отношении дачных поселков общественные инициативы подобного рода мало беспокоят центральную власть. Но когда речь заходит о расширении полномочий городского самоуправления в существующих городах или о возведении новых поселений изначально на основе общественного управления, власть проявляет не только явное беспокойство, но и открытое противодействие. Так, с начала 90-х гг. XIX в. правительство разрабатывает законодательные документы, ориентированные на частичное ограничение самоуправления, на включение земских и городских общественных объединений в общий строй государственных учреждений, причем путем максимального подчинения бюрократическому аппарату[9] . В проекте Городового положения, внесенного на рассмотрение в Государственный Совет 1 марта 1891 г., получает воплощение установка на ограничение принципа выборности органов общественного управления при одновременном расширении возможностей администрации по неутверждению избранных лиц, на усиление тенденции назначения (а не выбора) на государственную службу[10] . Проект Городового положения 1891 г.  сводит к минимуму самостоятельность городских дум – если прежде губернатору принадлежало право надзора только за «законностью» действий городских дум, т.е. за соблюдением формальных требований, установленных законом, то теперь – за их «правильностью», что по существу означает право неограниченного вмешательство в дела городского общественного управления, так как позволяет, фактически, произвольно квалифицировать действия городских дум как «неправильные». Этому способствует также и отсутствие (в отличие от Городового положения 1870 г.) формулировки о том, что «городское общественное самоуправление в пределах предоставленной ему власти действует самостоятельно».

Традиционно рассматривая дворянство как главную свою опору, правительство с недовольством относится даже к увеличению числа гласных лиц, принадлежавших к торгово-промышленной части населения и, уж тем более, занимает совершенно непримиримую позицию в отношении расширения круга избирателей за счет категории квартиронанимателей. Оно не желает распространять право участия в выборах в органы городского управления на тех, кто не имеет недвижимой собственности в городе и не занимается торгово-промышленной деятельностью, хотя и принадлежит к образованным слоям городского населения. Поэтому новая городская реформа в направлена на повышение имущественного ценза при допуске к выборам – согласно положению, депутаты городской думы избираются на основе имущественного, а не налогового ценза. Это означает, что избирательное право остается, фактически, у самых крупных владельцев недвижимости.

Причем правительство не желает допускать к власти квартиронанимателей. Правительство не желает открывать доступ в органы самоуправления представителям разночинной интеллигенции, которые потенциально могут привнести в думы нежелательные оппозиционные настроения. Не желает, даже, несмотря на то, что одной из основных причин недостаточно эффективной деятельности органов самоуправления само же называет низкий образовательный уровень большинства гласных. 

А в случае реализации идеи города-сада (в ее социально-организационной и социально-политической составляющей), заметим, именно квартиронаниматели становятся, фактически, основным составом органов городского общественного самоуправления. В этом, в частности, и заключается причина негативного отношения государственных органов к идее города-сада – самодержавная власть с опаской относится к либерально-демократическим идеям расширения общественного самоуправления и уж тем более не стремится отдавать в его руки целые населенные пункты. Власть не желает утрачивать контроль над жилыми образованиями, с прилегающими к ним значительными участками земли, инфраструктурой, самостоятельно создаваемой и независимо функционирующей системой жизнеобеспечения и проч. Она не может допустить утраты контроля над населением.

Все это в значительной степени ограничивает реализацию социально-организационного, социально-политического и социально-экономического содержания говардовской идеи города-сада в градостроительной политике предреволюционной России. кроме позиции правительства, широкому внедрению ее в российскую градостроительную практику в дореволюционный период также препятствуют и другие причины – несоответствие существовавшему строительному законодательству, недостаточная степень развитости кооперативного движения, менее острая, нежели в Европе, потребность в децентрализации городов и т.д. 

Движение по возведению городов-садов в дореволюционной России

В России (также как и в Германии, Америке, Англии, Франции, Нидерландах, и др. странах) возведение поселков (жилищных колоний) для рабочих в конце XIX – начале XX вв. в значительной степени инициируется крупными частными промышленными объединениями, стремящимися к улучшению жилищных условий для своих рабочих. Внешне, по своим планировочным и художественно-образным характеристикам, некоторые из этих поселений весьма похожи на будущие говардовские города-сады. В роли градообразующего потенциала поселений выступают производственные комплексы добывающей (например, каменноугольной, горнорудной и т.д.) или перерабатывающей (например, химической, металлургической и т.п.) промышленности. Кроме частных инициатив промышленников по созданию отдельных поселений для своих рабочих, мощным инициирующим началом выступают государственные ведомства. Так например, Министерство Путей Сообщения в конце XIX-начале ХХ вв. осуществляет программу возведения железнодорожных колоний и многочисленных поселений КВЖД. Города Харбин, Дальний, Порт-Артур, десятки железнодорожных поселков, заново основанные или образованные на базе существующих китайских поселений в ходе прокладки и обустройства КВЖД на Северо-Востоке Китая в своей планировке и застройке реализуют ряд градостроительных принципов построения пространства, во многом совпадающих с художественно-композиционной стороной будущих городов-садов.

Заметим, что российские архитекторы в конце XIX в., еще ничего не зная об идее города-сада, воплощают в своем творчестве архитектурно-художественные принципы градостроительного проектирования, традиционные для отечественного зодчества и, как позднее окажется, весьма схожие с композиционными принципами  города-сада: а) учет конкретных историко–географических условий, б) использование традиций пейзажного градостроительства; в) усадебное членение территории жилой застройки; г) применение специфического художественного опыта русской архитектуры; д) применение индивидуального типа жилого дома с садами и надворными постройками; е) устройство общественных садов и бульваров; ж) расположение промышленности индустриального типа за чертой жилой зоны и некоторые другие ландшафтно-художественные и архитектурно-градостроительные характеристики. И территория для возведения таких поселений выбирается по тем же признакам, что и в будущем территория для размещения говардовских городов-садов – преимущественно в здоровых местностях, при наличии сухих почв, вблизи чистых источников воды (озер или рек), в лесных массивах, в условиях удобного транспортного сообщения с близлежащим городом (железная дорога, шоссе)[11] .

Возникшие в общественном сознании России еще в конце XIX в. идеи необходимости планомерного (а не стихийного) роста городов и поселков, их комплексного (а не фрагментарного) благоустройства, ослабления жилищного кризиса в крупных городах за счет кооперирования малоимущих застройщиков (а не благодаря возведениию доходных домов), рациональной планировки вновь возводимых поселений (а не случайной их застройки в результате земельных спекуляций) и т.п., в начале ХХ в., подготавливает благоприятную среду для положительного восприятия профессиональным сознанием российских архитекторов говардовской идеи города-сада.

С приходом в Россию идеи города-сада в результате начатой с 1904 г. широкой публицистической и пропагандистской деятельности журналов «Зодчий»[12]  и «Городское Дело»[13]  и опубликованием в 1911 г. на русском языке книги Э. Говарда[14] , дореволюционные российские проекты поселений для рабочих и служащих начинают именоваться городами-садами, так как целенаправленно создаются в виде целостно спланированного поселка (рабочего или дачного) при промышленном предприятии (или без такового) с общественным центром, развитой сетью культурных, просветительных, детских, лечебных и обслуживающих учреждений.

В 1910 г. с активной пропагандой идеи городов-садов в журнале «Зодчий» выступает побывавший в Великобритании профессор А.К. Енш. (Рис. 10, Рис. 11, Рис. 12), а в 1913 г., по  инициативе Д.Д. Протопопова и А.Ю. Блоха[15] , возникает «Русское общество городов-садов»[16] , а несколько позже – «Общество изучения городского хозяйства»[17] .

В идее города-сада российских архитекторов привлекает ее художественно-планировочная составляющая. Влечет отход от монотонной регулярности застройки, характерной для сложившегося на Западе способа распланировки территории, при котором участки, нарезаются узкими и длинными - вытянутыми в глубь квартала, с фронтом всего 3-5 саженей (делается это с целью достижения максимальной интенсивности использования пространства улиц и экономической эффективности проведения систем канализации, водопровода, газа и проч). Также привлекает живописность создаваемой планировочной структуры и, как следствие, образное разнообразие формируемой жилой среды. Эти черты городов-садов и становятся предметом описания, изучения и творческого воплощения.

В периодической литературе начала ХХ в. подробно описываются примеры практического воплощения городов-садов – приводятся генпланы, подчеркивается нерегулярность прорисовки расположения улиц, зависимость их трассировки от уклонов местности, публикуются фотографии застройки, чертежи индивидуальных домов, сравниваются варианты распланирования участков. Так например, В. Дадонов в изданной в 1913 г. книге «Социализм без политики. Города-сады будущего в настоящем» и П.Г. Мижуев в изданной в 1916 г. книге «Сады-города и жилищный вопрос в Англии», приводят примеры того, как один и тот же участок может быть распланирован в соответствии со строительным законодательством Англии двумя возможными способами: а) по прямоугольной планировочной сетке (с соблюдением строительных постановлений и требований обеспечения аэрации поселения); б) по принципу города-сада (в качестве примера выступает английское предместье-сад Харборн). Российских архитекторов привлекает также и характер решения технико-экономических вопросов, которым посвящается значительное количество трудов.

Большая организационная и содержательная работа проводится во второй половине 1920-х гг. Всероссийским союзом городов, наметившим проведение в апреле 1917 г. «Всероссийского съезда по оздоровлению городов», на котором предполагается широкое обсуждение общественностью проблем муниципальной жизни, кооперативного строительства, жилищной политики. Но в связи с «посторонними обстоятельствами» съезду так и не удается состояться.

В провинции просветительскую работу ведут отделы Общества городов-садов. В частности, в Барнауле действует отделение, возглавляемое управляющим Алтайской железной дороги А.В.Ларионовым[18] . В общество входят гражданские инженеры И.Ф. Носович, А.Ф. Ильин, Лупицкий и краевед Г.Д. Няшин. Сибирское отделение «Русского общества городов-садов» создается в г. Бийске.

С приходом в Россию идеи города-сада дореволюционные российские проектируемые поселения для рабочих и служащих начинают именоваться городами-садами, а архитекторы  ратуют за проектирование и устройство разгружающих крупные города «поселков-садов», «предместий-садов»[19] , «хуторов-садов». Призывают к осуществлению перспективного планирования и практической застройки поселений по единому генеральному плану, в точных границах; к рациональному размещению общественных центров и зданий, садов и парков общественного назначения, развитой сети культурных, просветительных, детских, лечебных и обслуживающих учреждений, дифференциации жилых улиц и магистралей.

Теоретическое осмысление градостроительных проблем в связи с идеей городов-садов, в дореволюционной России осуществляется в работах А.К.Енша, Л.Н Бенуа, Е. В. Виленц-Горовиц, В. Дадонова, М.Г.Диканского, Н.В.Дмитриева, Г. Д. Дубелира, В.С. Карповича, Г.П. Ковалевского, Б.Г. Кнатца, П.Г. Мижуева, Д.Д. Протопопова, В.Н. Семенова, Н.А. Сытенко, И.А.Фомина, З. Г. Френкеля и др.

В начале ХХ в. в России возведение поселений-садов инициируется и осуществляется преимущественно: а) городскими управами; б) частными промышленниками (производственными объединениями); в) государственными ведомствами; г) кооперативами; д) землевладельцами.

Одним из первых городов-садов становится «Царский лес» под Ригой, одним из создателей которого был А.К. Енш. В 1908 г. А.А. Веснин азрабатывает проект поселка-сада Никольское близ Москвы. В этот же период создается поселок-сад «Новая Варшава»  близ Варшавы, в 1913 г. заканчивается, инициированная городской управой, постройка трех городов-садов под Петербургом – за Нарвской заставой, в Сосновке за Лесным и близ Полюстровского и Выборгского проспектов. В этом же году, также городской управой предпринимается строительство предместья-сада в Москве, на Ходынке, между Петербургским шоссе и Солдатенковской (ныне Боткинской) больницей. (Рис. 22) В 1914 г. также на основе принципов города-сада выполняется проект планировки окраины Полтавы. После пожара 2 мая 1917 г., в г. Барнауле, когда сгорело 53 квартала наиболее благоустроенной застройки, городские власти принимают решение о строительстве города-сада. Он предполагается к размещению в северной части, у железной дороги, на территории выгона, где сохранился значительный участок березового леса. Активным организатором его проектирования и строительства выступает секретарь городской думы, член Общества городов-садов А.И.Петров. 

К практическому возведению поселений-садов также прилагают усилия и частные промышленные объединения. Так, возникшее в 1912 г., с привлечением иностранного капитала, частное акционерное общество Каменноугольных копей и металлургических заводов в Кузбассе («Копикуз»), строит Кольчугинские и Кемеровские копи, ведет исследование угольных месторождений Кузбасса и железнорудных месторождений Тельбесского района, проводит до г. Кузнецка отдельную ветку частной железной дороги и, в целях размещения рабочих, возводит при станции Кузнецк (у деревень Черноусово и Горбуново) город-сад. Проект выполняется в 1916 г. гражданским инженером А.Д. Крячковым, специально приглашённым для этой цели Управлением Кольчугинской железной дороги. В 1915-1917 гг. общество «КопиКуз» осуществляет строительство железнодорожной ветки от станции Топки Кольчугинской железной дороги до деревни Щеглово. Быстро растущему поселению у Коксохима необходим план и томский архитектор П.А.Парамонов предлагает спланировать его по типу города-сада». В 1917 г. арх. А.А.Яковлев проектирует город-сад для Выксунского завода в Нижегородской губернии. Он почти буквально воспроизводит в плане схему города-сада Э. Говарда, размещая на круглой площадке в центре города церковь.

Железнодорожное ведомство рассматривает поселок, заложенный в 1913 г. по проекту В.Н.Семенова и А.И.Таманова, близ станции Прозоровская (в районе современной железнодорожной платформы Загорянка; бывш. ст. Раменская Московско-Казанской железной дороги), в качестве эталона строительства поселений-садов на средства железных дорог[20] . В первую очередь решено было приступить к устройству поселков-садов близ Ново-Фарфоровского поста Николаевской железной дороги в окрестностях Харькова и к приобретению земельных участков для поселков Пермской, Северо-Донецкой, Самаро-Златоустовской железных дорог. Для этой же цели Рязано-Уральская железная дорога приобретает участок земли на станции Уральск.

В 1916 г. Министерство Путей Сообщения принимает решение о строительстве поселков-садов для железнодорожных чинов Московско-Казанской, Николаевской, Омской и Томской железных дорог для обеспечения жильем в общей сложности около 2 миллионов рабочих и служащих. Этому предшествует инициатива гражданского инженера В.А. Глазырина, направленная на ликвидацию жилищной нужды среди железнодорожных рабочих. Он выдвинул предложение о создании единой общероссийской системы поселков для служащих железных дорог «устроенной по типу городов-садов, обставленных по возможности хотя бы самыми необходимыми, элементарными удобствами жизни и имеющих быстрое и удобное сообщение с местом работы». Разрабатываемая В.А. Глазыриным всероссийская система поселений-садов предполагала создание поселков-садов близ столиц, крупных городов, узловых транспортных пунктов (железнодорожных, а также соседствующих с морем или рекой), близ головных транзитных станций. Предместья-сады (иной тип поселений – более низкого уровня) предполагалось создавать около городов или крупных станций, а кварталы-сады – на станциях со средним и малым движением. В каждом из поселений-садов проектировщикам предлагалось предусматривать возведение обязательных типов производственных и общественных зданий. Список последних включал: школы, больницы, переселенческие пункты, общественные собрания, клубы, детские сады, ясли, рынки и библиотеки. Программы создания поселений-садов для железнодорожных рабочих разрабатывались также инженерами путей сообщения Н.В. Кунициным и В.И. Бошко.

В 1917 г. Организованное при Управлении Юго-западных железных дорог Особое совещания по делам железнодорожного домостроительства посвящает свои заседания выработке «проекта поселковой организации на местных дорогах» и, в частности, рассмотрению проекта поселка «по типу города-сада» под Киевом, у разъезда Беличи (19-22 верста Ковельской линии ж.д.). с размещением: учебных заведений, театра, библиотеки, клуба и т.п. В этом же году «Общество архитектурных знаний» объявляет конкурс на планировку поселка-сада «Елицы-парк» около станции Суйда и платформы Прибытковской Варшавской линии Северо-Западных железных дорог, а «Общество городов-садов» объявляет конкурс на проекты трех поселений по типу городов-садов вдоль Рыбинской железной дороги (в 13-22 верстах от Петрограда).

В редких случаях инициативу по созданию рабочих городов-садов проявляют сами рабочие. Так например, московские рабочие ратуют за создание поселения-сада на Лосином острове, причем во главе инициативной группы стоит тоже рабочий. Особенности Лосиного острова как территории, подаренной городу Москве царствующей фамилией, заключаются в условии, что город не вырубит ни одного дерева. Это способствует как кооперативному характеру землепользования (переход подаренной городу императорской фамилией земли в частную собственность был исключен), так и необходимости сохранения зеленых насаждений Лосиного острова, что порождает ряд очень интересных юридических и планировочных решений.

С 1914 г. осуществляется частная инициатива давнего энтузиаста идеи города-сада рабочего С.И. Шестеркина.

Еще одним видом городов-садов в России являлись дачно–курортные поселки-сады. В 1916-1917 гг. появляется ряд проектов курортных городов, авторы которых руководствуются пониманием города, как единого композиционного целого, необходимостью комплексного решения художественно-планировочных, транспортных, лечебно-хозяйственных и проч. задач. Так, в 1916 г. арх. Л.А. Ильиным и А. И. Зазерским создается проект курорта Лирана на черноморском побережье Кавказа; И.А. Фоминым – Ласпи в Крыму; в 1917 г. – арх. П.Ф.Алешиным и Г.Д. Дубелиром курорт Копмерия-Сарыч, близ Ласпи. В 1916 г. близ станции Океанской Уссурийской железной дороги под Владивостоком, закладывается поселок Сад–город.

Основателем Анютовского дачного предместья Владивостока на берегу залива Угловой в районе пионерных частных заимок являлось министерство земледелия. В 1912 г. был составлен и утвержден первый план и произведена разбивка территории в районе 26 версты Уссурийской железной дороги наряду с двумя другими районами в Приморье. Осуществление этих проектов происходило в русле социальной политики, проводимой генерал–губернатором Н.Л. Гондатти, по улучшению условий жизни в Приамурской губернии и закреплению чиновничества на Дальнем Востоке. Первоначальная планировка Анютовского дачного района представляла собой обычную регулярную сетку прямоугольных кварталов из 52 участков. Замысел Гондатти основывался на идее обеспечения дачными участками не только чиновников ведомства землеустройства и земледелия, но как можно большего числа желающих, включая людей среднего достатка.

Российские сторонники идеи города-сада, вслед за своими европейскими единомышленниками, считают, что основная задача города-сада – «уничтожение эксплуатация человека человеком в жилищной нужде». Они полагают, что города-сады есть самое верный петь в разрешении жилищной проблемы, потому что они: а) превращают нанимателей жилищ в собственников; б) ликвидируют, присущую крупным городам, скученность населения, пагубную для его здоровья; в) обеспечивают каждой семье оптимальные жилищные условия. Социально-планировочный вывод из этих положений состоит в требовании предоставления каждой семье в городе-саде (к какому бы социальному классу она ни принадлежала) небольшого участка с индивидуальным домом, садом и огородом. При этом постройка в городе-саде многоэтажных домов с массой квартир категорически отвергается.

Но, несмотря на утверждение в качестве цели строительства поселений-садов лозунга о «решении жилищной нужды для малоимущих слоев населения», поселки для рабочих и служащих, возводимые крупными промышленными кампаниями и руководством железных дорог, хотя и называются порою «поселениями-садами», глубоко противоречат социальному замыслу говардовских городов-садов. И даже в тех случаях, когда они представляют собой образцово спланированный поселок – с общественным центром, развитой сетью культурных, просветительных, детских, лечебных и обслуживающих учреждений[21] , все же вопросы социальных преобразований, в них не только не решаются, но даже не ставятся. Именно в отношении своего социального содержания, они оказываются типологически весьма далеки от собственно говардовских городов-садов, специфика градостроительной парадигмы которых заключена не столько в архитектурно-планировочной, художественно-образной составляющих; сколько в социально-экономической, социально-организационной и социально-политической компонентах[22] . Многие  спроектированные и возведенные в конце XIX – начале ХХ в., железнодорожные поселения, поселения при приисках и предприятиях добывающей промышленности, дачные поселки и отдельные жилые районы российских городов роднят с говардовскими лишь внешние черты, а в организационно-управленческом плане они существуют по привычной схеме – владельцем земли выступает городская управа; она же, а не сообщество акционеров, предлагает (правда, на выбор) проекты домов; она же предписывает характер и тип застройки; рекомендует привлечь тех или иных подрядчиков; назначает поставщиков строительных материалов и т.п.

Отличие поселений-садов, возводимых городскими управами в России, от городов-садов, основанных на говардовской идее на Западе, заключается также и в том, что они, зачастую, возводятся без образования жилищного товарищества[23] , несмотря на то, что именно свободное членство в товариществе является для малоимущих способом индивидуального разрешения потребности в жилище. Кооперативный характер движения по строительству поселений-садов является основополагающим постулатом для реализации этой идеи на Западе.

Говардовская идея основывается на добровольным объединением малоимущих в целях возведения собственного жилища. При  устройстве российских городов-садов и поселков-садов этого организационного принципа придерживаются далеко не всегда и, зачастую, их возведение основывается не на объединении малоимущих, а на осуществлении определенных видов бизнеса, например, строительстве доходных домов или осуществлении иных форм коммерческой эксплуатации жилища.

Правила застройки поселений-садов, принимаемые городскими управами в России, направлены на привлечение капитала[24]  и поэтому, позволяют использовать земли не только под индивидуальную застройку, но и под размещение многоэтажных многоквартирных домов, предназначенных для сдачи в аренду. Крупный капитал, ориентированный на извлечение прибыли, оказывается безразличен к воплощению идеи обеспечения малоимущих жильем, что искажает организационную сторону идеи города-сада, заключенную в «равномерности» владения акциями и равном участии акционеров в общественном самоуправлении строениями и самой территорией поселения-сада[25] .

Так например, правила застройки предместья-сада на Ходынском поле в Москве допускают сдачу земля не только под отдельные индивидуальные особняки, но и под доходные дома, что, в итоге, как и планировалось, привлекает крупный капитал, но уничтожает идею города-сада. Потому, что подобное «кооперирование дельцов» с неизбежностью влечет спекуляцию земельными участка в результате которой конечная цена на жилище многократно возрастает, и в итоге, низкооплачиваемые слои городского населения – рабочие и мелкие городские служащие (собственно, на решения жилищных проблем которых и направлена идея «товарищества города-сада»), не имея средств для вступления в подобную «дорогостоящую» кампанию, остаются в прежнем положении. 

Говардовская идея основана на том, что «забота о жилищах имеет целью не интересы стяжательства отдельных лиц, но оздоровление целого класса …»[26] . «…жилищный вопрос только тогда приближается к своему разрешению, когда за постройку домов для всех классов населения, начиная от самых беднейших, принимаются или сами города, или строительные товарищества с дешевым кредитом, поставившие своей целью не коммерческую выгоду, а разрешение социальной задачи»[27] . «Могут ли доходные дома облегчить сколько-нибудь жилищную нужду московских обывателей, не имеющих средств самим снять участок и строить дом? Конечно, нет. (…) Вообще города-сады исключают доходные дома частных лиц. Повсюду: в Лечворcе, в Гемпстеде, в Геллерау, в Удеме строятся большие дома или соединенные коттэджи, но они составляют, или собственность города, или собственность строительной компании, одинаково преследующих идейные цели, а не личную выгоду»[28] .

Искажение социальной составляющей говардовской идеи города-сада вызвано и тем, что в уставах российских поселений-садов отсутствует пункт (имеющийся в аналогичных западных уставах) о стабилизации квартплаты на продолжительный срок (1-2 года) и о запрещении произвольного назначения величины квартплаты в домах поселка-сада: « … в числе правил, регулирующих владение землей, Московская Городская Управа не установила и не собирается устанавливать, подобно ульмской, обязательной максимальной платы за квартиру[29] . Следовательно, цена этих квартир будет стоять на уровне московских цен, и Ходынский город-сад будет доставлять выгоду только одним арендаторам-домовладельцам»[30] .

Подобный отход от основополагающих социально-организационных принципов города-сада наблюдается и в тех случаях, когда инициатором возведения поселений-садов (подле производств, добывающих предприятий или железнодорожных станций), выступает руководство промышленных или транспортных кампаний. Здесь (как и в случае с городским управами) именно администрация оказывается владельцем земли и домостроений, которые не передаются в собственность рабочим.

Подобная практика не есть являлась российское изобретение. Она была основана на анализе, накопленного к этому времени, более чем полувекового европейского опыта возведения руководством  промышленных предлприятий жилья для рабочих (в основном в Англии и Германии), который показал, что передача квартир и домов в собственность очень часто приводит к тому, что недвижимость становится предметом спекуляций[31] . Поэтому, владельцы промышленных предприятий, выступая инициатором создания жилищных товариществ, формировали их уставы таким образом, что домостроения (как например, в Ганноверском товариществе) оставались во владении всего товарищества, а не отдельных его членов, Другие шли по пути предоставления жилья исключительно в аренду (причем, только отдельных квартир, а не домов в целом).

В российской практике в предреволюционный период (в тех случаях, когда инициаторами возведения жилья для рабочих и служащих выступало руководство частными промышленными предприятиями или государственные ведомства, стремившиеся не утратить контроль над жилищем) существовало двоякое решение вопроса о предотвращении распыления жилого фонда и исключении возможности спекуляций недвижимостью, со стороны получивших ее рабочих: 1) дома и поселки оставались в собственности казны (так как они стоились за счет ее средств), а квартиры передавались только в аренду; 2) дома и поселки передавались в собственность рабочих и служащих (они сооружались на долевых началах на средства администрации промышленных (транспортных) предприятий и взносы рабочих и служащих)[32] , но само право собственности являлось «ограниченным»[33] .

Так происходило, например, в поселках-садах, построенных железнодорожным ведомством (например, Обществом Московско-Казанской железной дороги). Жилплощадь здесь не переходила в собственность граждан, а находясь в ведении Общества, предоставлялась в наем при условии выплаты аренды. Являясь фактическим хозяином поселения, администрация имеет право по своему усмотрению устанавливать и изменять размеры арендной платы, которая в отдельных случаях достигает 50 % бюджета трудящегося. Администрация также оставляет за собой право в любой момент отказать рабочим и служащим в найме квартиры, то есть выселить их вместе с семьями. В результате, как отмечали современники: «… собственником земли и даже домов остается железная дорога, и ее директора при желании имеют возможность по своему усмотрению распоряжаться не только материальной, но даже и духовной жизнью поселка, населенного исключительно их подчиненными»[34] . «… с технической, санитарной и быть может даже с эстетической стороны это … настоящие города-сады, только социальные элементы отсутствуют в этом начинании …»[35] .

Таким образом, эти поселения используются администрацией не столько как способ решения жилищной проблемы для сотрудников, сколько как средство  управления ими, в частности, прикрепления их к месту работы. Администрация одновременно успешно решает несколько организационно-управленческих задач: а) своевольно назначая стоимость аренды жилища, не только быстро возвращает себе затраченные суммы, но и начинает извлекать прибыль, б) предоставлением служебного жилья и услуг привязывает рабочих к своему предприятию, в) косвенно использует жилище как один из стимулов к повышению качества и интенсивности труда, так как в противном случае рабочим грозит увольнение и неизбежно следующее за этим освобождение жилья, г) обеспечивает династийную преемственность в пополнении рабочей силы, д) располагают жилым фондом для заполнения должностных вакансий[36]  и т.п.

В целом дореволюционные российские проекты городов-садов, обычно, представляют собой образцово спланированный поселок,  практически воплощающий художественно-планировочные принципы отечественного зодчества – учет природных условий, реализацию комплексного характера застройки и благоустройства территории, с формированием общественного центра, развитой сети культурных, просветительных, детских, лечебных и обслуживающих учреждений и т.п. Но, при этом, поселения-сады, возведенные городскими управами, крупными частными промышленными объединениями или руководством железных дорог в России в дореволюционный период, не ставят и не решают вопросов социальных преобразований. И с этой стороны они оказываются не просто далеки, а противоположны собственно идее города-сада.
 
Рабочие поселки-сады в послереволюционной России

В первые годы советской власти, архитекторы, в условиях социальных преобразований – отмены частной собственности на землю, провозглашения приоритета общественных форм жизни и деятельности, лозунга предоставления трудящимся лучших, нежели прежде, условий проживания, обращаются к идее города-сада, надеясь, что советская власть устранит все недостатки дореволюционных поселений подобного типа и создаст подлинные города-сады – с комфортабельными индивидуальными домиками коттеджного типа, реализующими присущую большинству российского маргинального городского населения тягу к земле за счет наличия участков, достаточных для разведения сада, огорода и домашней живности. Они надеются практически воплотить не только наиболее привлекательные художественно-планировочные принципы (комплексное проектирование, целостность композиции, единое пространственное решение улицы, квартала, района, поселения в целом и т.п.), но, что самое главное, практически не реализованное в предреволюционной России социальное содержание – общественную собственностью на землю, государственные финансово-экономические возможности возведения жилища и инфраструктуры, коллективные формы управления процессами градоустройства и эксплуатации поселений, а также быта.

Обращение к идее города-сада в послереволюционный период выступает начальной точкой градостроительного концептуирования в отношении не только подлежащих реформированию существующих, но и будущих городов. В частности, задачей созданной весной 1918 г., фактически, первой государственной проектной организации – Архитектурно-художественной мастерской Строительного отдела Московского Совета РК и КД, которую возглавили И.В. Жолтовский и А.В.Щусев, провозглашается «распределение территории г. Москвы на фабричные районы, сады-города, торговые центры и пр.». Архитектурная мастерская по урегулированию плана г. Петрограда и его окраин выдвигает программу «Большого Петрограда», также направленную на превращение г. Петрограда и малых городов губернии в города-сады.

Принципы города-сада воплощаются в проектах пригородов-садов и поселков-садов для рабочих под Москвой, рассматриваемых как «частичное решение вопросов разгрузки г. Москвы»[37] . Так например, 14 ноября 1918 г. В газете «Правда» публикуется сообщение о проектировании поселков-садов для рабочих под Москвой: «В президиум Московского Совета поступил проект комиссара Елизарова[38]  об устройстве поселков-садов для рабочих. Согласно проекту поселки должны быть начаты постройкой еще зимой, с таким расчетом, чтобы к весне можно было переселить туда часть рабочих Москвы с их семьями.

Президиум взял на себя инициативу выработки плана постройки поселков-садов для рабочих в близких районах, например, в Марьиной Роще, Сокольниках, на Воробьевых горах и др. Подробный проект постройки поселков-садов вокруг Москвы будет представлен Московским Советом Совнаркому для исходатайствования необходимых средств»[39] . 21 октября 1918 г. проект пригорода-сада под Москвой представляется на рассмотрение председателя ВЦИК Я.М. Свердлова[40] . Для строительства выбирается участок в Рублево. А в 1920 г. постройка пригорода-сада в Рублево уже относится к разряду срочных[41] .

Осенью 1918 г. при всероссийском профсоюзе железнодорожников (Всепрофжель) учреждается Центрально-жилищный отдел, который в целях решения жилищной проблемы рабочих железнодорожников, разрабатывает программу возведения поселков-садов. Интересна социальная стороны программы, она совмещает в себе, с одной стороны, положения уставов европейских товариществ и, с другой, принципы коммунистического быта и реалии складывающейся системы государственного управления жилищем: «Отдельный член не может иметь никакой частной собственности: вся земля, дома, движимое имущество и т.п. все это должно находиться в общем пользовании всех членов и отпускаться и распределяться с поселкового склада. Права и обязанности всех членов равны  … Управление поселками-садами возлагается на  Коллегию, члены которой выбираются из своей среды всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием на Общих Собраниях, которые ведают всеми делами поселка по выработанным правилам и за правильность их ответственны перед Центральным Жилищным Отделом … Несогласия между членами поселков-садов должны оканчиваться дружественными соглашениями при Конфликтных Комиссиях». В 1919 г. эта работа обретает более серьезное основание, превращаясь из инициативы профсоюза в разряд плановых работ Наркомата Путей Сообщения, для чего при техническом управлении НКПС формируется специальный орган – Центральный жилищно-строительный отдел, архитектурное подразделение которого приступает к «разработке проектов и смет поселков и городов-садов для рабочих»[42]  

Государственное объединение машиностроительных заводов ВСНХ (ГОМЗА), ставит перед созданной им 11 ноября 1918 г. Жилищно-строительной комиссией, задачу приступить в строительном сезоне 1919 г. к: 1) выработке плана улучшения уже существующих при заводах рабочих поселков (т.е. перепланировки их, постройки нормальных жилищ и зданий общественного пользования и т.п.) и 2) постройке новых поселков по типу «города-сада»».

Пригласив архитекторов В.Е. Дубовского[43] , Л.М. Гуржиенко и санитарного врача А.Н. Сонина, Жилищно-строительная комиссия,  начинает срочную разработку проектов рабочих поселков-садов для 10 крупнейших машиностроительных заводов в целом на 400-500 тыс. чел. В этом же году создается отдел проектирования сооружений и заводских поселений по типу городов-садов Кузнецкого металлургического общества в г. Томске, Его заведующим становится А.Д. Крячков.

В начале 1919 г. при Комгосооре создается коллегия по постройке автозавода в Филях и поселка на 2000 чел. (1500 рабочих и 500 служащих) при нем. В этот же период проектируется рабочий поселок «Звезда» на 3000 чел. при саратовском заводе сельскохозяйственных машин.

5 февраля 1919 г. в отделе градоустройства Угорсельстроя комитет государственных сооружений ВСНХ, рассматривает предложение Московского Центрального Рабочего Кооператива (МЦРК) об устройстве рабочих поселков. Г.Д. Дубелир докладывает по этому вопросу: «В промышленном отделе МЦРК возникло предложение об организации поселков, в которые могли бы вынести часть промышленных учреждений кооператива и которые вместе с тем могли бы служить городом-садом для жилья служащих»[44] . Один из поселков предполагается разместить под Москвой (в районе Симонова), другой – на юге Самарской губернии (в Нижне-Бузулукском уезде). Второй поселок должен соединить в себе: фермы, огородно-садовый пояс, сельскохозяйственное производство, способное прокормить население города в 3000 чел., постоянные промышленные предприятия, в частности большой кожевенно-обувной завод[45] , Г.Д. Дубелир, а затем и Коллегия  Отдела градоустройства, которая рассматривала данный вопрос, подчеркивают, что «организация таких городов промышленно-кооперативного типа является в высшей степени желательной»[46]  – подобное  «соединение большой промышленности, сельского хозяйства и города-сада на кооперативных началах представляет значительный интерес». «В правлении кооператива намечена такая схема финансирования – из ссуды и других средств, собранных при организации, составляется капитал для учреждения производственных предприятий и первых зданий города, а затем из доходов от предприятия частично погашается долг, частично расширяется застройка по мере прилива населения». В заключении заседания Коллегии Отдела градоустройства особо подчеркнуто: «Только развитием промышленной деятельности населения можно в действительности покрыть расходы на построение жилищ»[47] .

Этот аргумент интересен своим свидетельством о том, что в данный период и архитекторы, и инициаторы строительства поселков-садов рассматривают вопросы возведения советских рабочих поселков в контексте говардовских организационно-финансовых идей и социально-управленческой программы, которые в условиях Советской России  заключаются в следующем: а) земля для города-сада берется у государства в долгосрочную аренду, создаваемым для этих целей кооперативным товариществом: б) все желающие проживать в данном поселении вступают в члены данного товарищества (внося вступительный и паевой взносы); в) необходимые средства заимствуются на льготных условиях из государственного бюджета или частично предоставляются на безвозмездной основе, так как направляются на решение государственной задачи – удовлетворение потребностей рабочего населения в жилье; г) по мере застройки и эксплуатации поселка, товарищество, на основе кооперативной формы собственности на землю и строения, самостоятельно ведет хозяйствование и коммерческую деятельность на территории и, аккумулируя средства, направляет их на развитие поселения и обслуживающего производства, формирование благоустройство и развитие форм внутрипоселковой жизни; д) товарищество постепенно возвращает государственные кредиты, выкупает землю у государства, а члены кооператива (при желании) выкупают недвижимость у товарищества, превращаясь из арендаторов  в собственников жилья и пользователей землей[48] . Подобная программа в этот период вполне отвечает представлениям о кооперативном движении и роли государства в решении социальных задач. Поэтому Комиссия постановляет: « … в случае приемлемости плана, Отдел градоустройства признает возможным поддерживать вопрос о финансировании со стороны государства … в отношении постройки городка под Москвой (в районе Симонова) … надлежит войти в контакт с Московским Совдепом …»[49] .

Создание рабочих поселков-садов является одним из основных направлений работы Отдела градоустройства Угорсельстроя. Так 16 сентября 1919 г. на его заседании рассматривает вопрос о проектировании поселка для рабочих канатной фабрики бывш. Журавлева в селе Авакумове Рыбинского уезда[50] .

Параллельно подобная работа ведется и в ведомствах – над проектом поселка-сада при Шатурском Государственном болоте, в 1918-1920 гг. работает Архитектурное исполнительное бюро Главторфа. Подобная работа рассматривается как «начало широкого жилищного строительства на других торфяных месторождениях» и предусматривает возведение по той же программе при станции «Электропередача» 1 центрального поселка  (на 1000 чел.) и 8 рабочих сезонных поселков, располагаемых непосредственно на разработках (около 500 чел. каждый). Бюро Главторфа привлекает для проектирования архитекторов: Л.А. Веснина, В.Е. Дубовского, А.Л. Пастернака. Причем, проектирование рабочих поселков на торфяных разработках целенаправленно основывается на принципах города-сада: «искусство планировки населенных мест имеет за собой известную систему положительных правил, далекую, конечно, от канона, но, тем не менее, обязательную (…) в Англии создались лучшие образцы планировки поселков и городов-садов (…) состоящую в выработке плана поселения и в установлении принципов строительства и организации жизни населенных мест».

Принципы города-сада также кладутся в основу проектов рабочих поселков при Ярцевской текстильной фабрики под Смоленском; Истоминской текстильной фабрики под Москвой; Каширской электростанции; при станции Шилово; при Чернореченском химзаводе Нижегородской губернии; при Бондюжском Волго-Камском химическом заводе близ Перми; при паровозно-ремонтном заводе в г. Подольске; в поселке «Красный Богатырь» и проч. В 1921 г. томский архитектор П.А. Парамонов выступает организатором открытого конкурса на проект города-сада для Щегловска. В конкурсе, на который представлено 5 проектов, принимают участие профессора Томского Технологического института –  Николин (?), Земсков П, Крячков А.Д. и сам Парамонов П.А. (он выходит победителем конкурса).

Причиной того, что именно принципы города-сада выбираются в качестве концептуально-теоретической базы проектирования, является не только популярность этой идеи, постоянно пропагандируемой через периодическую печать, но и, в значительной степени, предпочтения самих архитекторов, которые предлагают заказчикам, обосновывают, доказывают необходимость проектирования поселков именно по образцу городов-садов. Так например, рабочие – инициаторы разработки проекта поселка «Звезда» (при Саратовском заводе сельскохозяйственных машин и орудий), под влиянием революционных идей, ратуют за категорический отказ от индивидуальных участков (выступая против домашнего животноводства и личных огородов), а В.Н.Семенов, в своем развернутом отзыве на проект поселка, критикует их за это, объясняя, что усадебная застройка является типичной для поселка-сада и совершенно нормальной для поселений подобного рода[51] .

Планировочные идеи города-сада просматриваются и в проектах рабочих поселков середины 1920-х гг.  Например, в эскизном проекте планировки г. Люблино; в проекте планировки «Станционного поселка» для рабочих и служащих железнодорожной станции, мастерских и депо в Кашире[52] ; в проекте поселка рабочих текстильной фабрики на ст. Яхрома Савеловской ж.д. в 6 км. от г. Дмитрово и др. воплощена живописная система трассировки улиц  с учетом особенностей ландшафта (в частности, сильно выраженного рельефа, пересеченного глубокими оврагами).

Активную роль в проектировании и возведении поселений-садов играют органы жилищной кооперации. Возникнув в первые послереволюционные годы, они в период НЭПа и Новой жилищной политики (НЖП)[53]  начинают занимать достаточно активную и независимую от указаний власти позицию, используя любые законодательные возможности для достижения уставных целей – обеспечения своих членов жилищем. Концепция города-сада подходит им во всех отношениях[54] . Будучи откорректированной по численности населения (с 32 тысяч расчетной численности населения города-сада до 2-3 тысяч населения советского кооперативного поселка-сада), она начинает представлять собой обособленный поселок-сад с индивидуальным жилищем, приусадебными участками для ведения домашнего хозяйства[55] , обобществлением отдельных форм обслуживания (и самообслуживания)[56] , коллективными формами управления и проч. Например, руководствуясь этими принципами, жилищно-строительное кооперативное товарищество (ЖСКТ), образованное в декабре 1921 г. сотрудниками Центросоюза и других кооперативных центров,  в начале 1923 г. проектирует кооперативный поселок-сад под названием «Сокол»[57] ; в июле 1923 г. ЖСКТ арендует у МУНИ на 35 лет 49 десятин земли у села Всехсвятского (неподалеку от станции Серебряный Бор Окружной железной дороги) и приступает к работам. Генплан, спроектированный архитекторами Б.М. Великовским и П.М. Нахманом, предусматривает разбивку 250 индивидуальных участков в среднем по 200 кв. саж.

Необходимость жесточайшей экономии материалов, подталкивает проектировщиков к поиску и принятию наиболее экономичных решений – наряду с традиционными рублеными деревянными домами, проектируются и возводятся термолитовые, щитовые, каркасно-засыпные и др. типы жилых домов. При этом технология строительства часто, в силу низкой квалификации привлекаемых строителей оказывается нарушенной, от чего сильно страдает качество построек. Так например, здания поселка-сада «Сокол», в котором возведение первых 12 домов начинается в августе 1923 г., к июню 1927 г. уже успевают частично сгнить – обследование, проведенное 4 августа 1927 г. заведующим лабораторией лесной фитопатологии и микологии Центральной лесной опытной станции НКЗема, профессором Н.Ф. Слудским, показывает, что деревянные каркасно-засыпные конструкции и обшивка 12 зданий поражены и почти полностью разрушены грибком[58] .

По инициативе кооперативного жилищно-строительного товарищества «Дружба», созданного в 1917 г. рабочими фабрики «Богатырь» и сотрудниками Центросоюза, возводится и другой крупный поселок-сад[59] . Для его постройки товарищество получает участок земли в 103 десятины у станции Перловка Северной железной дороги и намечает разбивку 350 индивидуальных участков в среднем по 450 кв. саж. каждый. Поселок предполагается застраивать спаренными коттеджами. В 1922 г. построено 8 одно- и двух-квартирных домов.

Кооперативное жилищное строительство в Советской России набирает все большие объемы и темпы проектирования и строительства.

Однако, в середине 1922 г. советская жилищная кооперация сталкивается с неожиданным и непонятным противодействиям своим инициативам по строительству поселков-садов со стороны государственных органов. Поводом для прямого противостояния является учредительное заседание по возрождению в России общества городов-садов. Оно проходит 30 июня 1922 г. в Москве, в Центральном научно-техническом клубе ВЦСПС, под председательством заместителя народного комиссара здравоохранения т. Соловьева. Организаторы общества говорят о том, что «идея города-сада и движение в пользу устройства городов-садов является одним из лучших наследий, которые оставило старое буржуазное общество, и что революционный пролетариат, творящий новую коммунистическую культуру, должен реализовать великие идеи рационального градоустройства … в пользу устройства городов-садов». Возражая им, некоторые участники заседания подвергают и саму идею города-сада, и инициативы по организации Российского общества городов-садов не просто сомнению, а резкой критике. Прежде всего, со стороны социального содержания. Представители органов, осуществляющих государственную градостроительную и жилищную политику, и непосредственно на заседании, и позднее – на страницах периодических изданий, высказывают свое принципиальное несогласие с направленностью планировочных и жилищно-строительных инициатив на возведение городов-садов.

Подобное противостояние кажется удивительным и парадоксальным[60] , потому, что государственные органы, противоборствуя жилищной кооперации, сами активны в изучении зарубежного опыта возведения городов-садов, прилагают энергичные усилия к их проектной разработке, и к практическому возведению. Так, например, ГУКХ НКВД целенаправленно ведет работу по изучению зарубежного опыта проектирования и строительства городов-садов и поселков-садов – в период 1921-1925 гг. в журналах, издаваемых ГУКХ, широко публикуются статьи, посвященные данному вопросу. Практическую работу в период 1920-1921 гг. по созданию проектов городов-садов ведут и другие государственные органы. Так  проекты рабочих поселков-садов для трудящихся Баку и промысловых районов осуществляет специально созданная для этих целей государственная структура – Комиссия при Азербайджанском Комгосооре (Азкомгосоор). Аналогичную работу осуществляют наркоматы – в 1922 г. в Москве по инициативе жилищно-санитарного подотдела Наркомздрава (учредители: МГСПС, Наркомздрав, НКВД, Моссельпром, Москвотоль, Моссиликат, Цемтрест, ряд профсоюзов и др. организаций) создается акционерное общество по постройке 1-го рабочего поселка-сада в память Октябрьской революции. В 1919-1920 гг. проектирование рабочих поселков ведет Архитектурное бюро Мосуголь

Критика «Российского общества городов-садов»[61] , направлена на такой пункт его Устава, как «устройство городов-садов по типу английских городов-садов». По мнению критиков, подобное с неизбежностью должно воспроизвести «буржуазный индивидуализм», планировочно воплощенный в «формуле»: «одна семья – индивидуальное жилище» (коттедж или отдельная квартира), что оказывается абсолютно несовместимым с советскими установками, ибо «индивидуализм является наследием старого общества». А доводы сторонников индивидуального жилища о том, что «не следует опасаются, что английские особняки с мелким индивидуальным хозяйством будут отрицательно влиять на психологию рабочих … Рабочие организуются на фабриках и заводах. Там выковывается их революционное сознание. Дома, где они только живут и отдыхают, не оказывают на это никакого влияния …» – вызывают еще более жесткие возражения, так как противоречат идее коллективизма, реализующейся в форме трудо-бытовых коллективов («вместе работают – вместе живут»[62] ). Противники идеи города-сада вполне резонно замечают, что «в город-сад не проникает идея коммунизма. Рабочий, попавший в такой рай, становится туг на ухо к революционной пропаганде».

Критика направлена на такой пункт Устава «Российского общества городов-садов»[63] , как «устройство городов-садов по типу английских городов-садов» – они с неизбежностью должны воспроизвести «принципы английского буржуазного индивидуализма: один дом – коттедж – одна квартира». Сомнения вызывают доводы, которые приводят сторонники индивидуального жилища – «напрасно опасаются, что английские особняки с мелким индивидуальным хозяйством будут отрицательно влиять на психологию рабочих. (…) Дома, где они только живут и отдыхают, не оказывают на их сознание никакого влияния». В противовес этим утверждениям, представители государственных органов ясно и четко фиксируют организационно-идеологическую позицию власти – «рабочие организуются на фабриках и заводах. Там выковывается их революционное сознание». А «в город-сад не проникает зараза коммунизма. Рабочий, попавший в такой рай, становится туг на ухо к революционной пропаганде». Индивидуальное жилище не соответствуют идее коллективизма в форме формирования трудо-бытовых коллективов.

Также ставится вопрос об источниках финансирования программы деятельности общества[64]  – «если общество рассчитывает на правительственные субсидии», то их использование, это дело главного государственного субъекта хозяйственного ведения и распоряжения жилищем и главного организатора возведения новых населенных мест (т.е. ГУКХ НКВД) и не следует дублировать функции и распылять средства на содержание сомнительных общественных организаций. А если Российское общество городов-садов, это скрытая альтернатива функциям коммунотделов, то это, тем более, недопустимо, причем уже не только с организационной, но уже и с политической стороны.

Заметим, что градостроительное содержание идеи поселков-садов, возводимых жилищной кооперацией и тип проектируемого и возводимого в них жилья изначально оказываются тесно связанными. Именно индивидуальное жилище коттеджного типа, в дореволюционных российских проектах поселений-садов, как мы отмечали, составляло основу содержания социальных реформ, осуществлявшихся жилищной кооперацией в капиталистических городах-садах. И в послереволюционной России инициативы жилищной кооперации также обращены на возведение индивидуального жилища. И не только из желания последовательно и точно воплотить исходные социально-реформаторские постулаты говардовской идеи. Но, прежде всего, из-за особенностей экономической обстановки в послереволюционной России – в условиях ограниченности в средствах и отсутствия квалифицированных строительных кадров руководством жилищных кооперативов движет стремление найти максимально экономичные проектировочные и строительные решения, предельно сократить сроки ввода объектов в эксплуатацию, желание сэкономить строительные материалы и многие другие подобные мотивы. В этот период по инициативе советской жилищной кооперации ведутся исследовательские работы по поиску простых и дешевых конструктивных решений,  практически разрабатываются проекты отдельностоящих, малоэтажных, малокубатурных домов из дешевых строительных материалов и упрощенных конструкций, переводятся и публикуются статьи, популяризирующие западный опыт возведения городов-садов, а также обобщающие опыт возведения поселков-садов, способных планировочными средствами максимально экономичным образом объединить отдельностоящие индивидуальные жилые дома в градостроительное целое.

Именно ориентация жилищной кооперации на возведение индивидуального жилища вызывает противодействие со стороны государственных органов осуществления градостроительной политики (ГУКХ НКВД, коммунальных отделов исполкомов, управлений недвижимых имуществ – УНИ, местных советов). И это тоже кажется удивительным и непонятным, ведь борясь с жилищной кооперацией, власть руками местных органов сама активно ведет проектирование и строительство поселений-садов с индивидуальным жилищем. Так, в конце 1920 г. - середине 1921 г. в Петрограде проходит конкурс, объявленный научным бюро Отдела градостроительства Петрогубсовкомхоза на составление проектов планировки и застройки образцового поселка-выставки на территории Выборгского района. В программе конкурса кроме указания на то, что «застройка поселка должна состоять, главным образом, из коллективных жилищ и домов-блоков», предписывается предусматривать «некоторое количество индивидуальных жилищ, то есть отдельно стоящих особняков».

Показательна типология сооружений, предполагаемых к возведению в рабочих поселках в 1921-1922 гг. – НКТ при участии таких архитекторов, как Л. Веснин, Н. Колли, К. Грейнер, В. Кокорин, А. Иванов, Э. Норверт, С. Чернышев, гражданского инженера А. Иваницкого, санитарных врачей С. Гуревича, Я. Каца, Е. Виленц-Горовиц, осуществляет проектную работу, призванную служить иллюстрацией его обязательных постановлений по жилищному вопросу – разрабатываются не только такие коммунальные типы жилья как: барак, общежитие, коммунальный дом, многоквартирный дом, но и отдельностоящий индивидуальный коттедж.

Более того, государственные органы не только сами осуществляют проектирование и строительство коттеджного жилища, но и законодательно поощряют к его возведению других «субъектов» строительства – частных некооперированных застройщиков и юридических лиц. Разгадка причины, по которой это происходит, заключается в том, что «частным» оно является лишь номинально, то есть лишь по названию. Никакой правовой основы личной собственности, личного владения и личного распоряжения за этим наименованием не стоит. Частное домовладение подчиняется тем же обязанностям, что и все прочие типы жилищно-домовой организации (государственное, ведомственное, кооперативное жилище) – назначаемая свыше квартплата, тарифы оплат за услуги, обязательные налоговые платежи, принудительные уплотнения, подселения, выселения и проч. Осуществляя подобное «частное» строительство власть, руками частных лиц и индивидуальных предпринимателей, приобретает (возводит, восстанавливает, ремонтирует) жилой фонд, который, на самом деле (законодательно) является государственной собственностью. Поэтому подобное «частное» строительство индивидуальных жилых домов, в данном случае ни только не запрещается, а, наоборот, приветствуется. Власть допускает частное строительство, потому, что рассматривает его, наряду с другими типами жилищно-домовой организации, как своеобразный резерв жилой площади. Власть подталкивает людей к самостоятельному решению своих жилищных проблем, даже за счет строительства неблагоустроенного жилища. Но свою официальную градостроительную политику основывает на ведомственном строительстве, которое осуществляется администрацией предприятий и учреждений.

А вот кооперативное жилище, является отдельным видом собственности (кооперативной собственностью), которая по существующему законодательству не является государственной. И хотя власть стремится так же свободно распоряжаться ею, как и ведомственной или муниципальной (и постоянно подгоняет под эту задачу существующее законодательство), все же ей приходится постоянно укрощать жилищную кооперацию и идеологически, и политически, и организационно.

И суть противостояния государственных органов осуществления градостроительной и жилищной политики, с одной стороны, и жилищной кооперации, с другой, заключена не в отрицании властью индивидуального жилища, как такового[65] , не в запрещении живописной планировочной структуры поселения-сада. Она состоит в категорическом отрицании самой возможности персонального владения людьми хоть жилищем или самостоятельного распоряжения ими земельным участком.

Противоборство государственных органов осуществления градостроительной политики направлено не против самостоятельного возведения жилищной кооперацией поселков-садов и строительства индивидуального жилища – наоборот, власть очень заинтересована в том, чтобы население (объединяемое в кооперативные жилищные товарищества) самостоятельно – собственными усилиями и за свой счет, возводило новый и восстанавливало старый разрушающийся жилой фонд. Противостояние направлено против того, чтобы руководство жилищной кооперацией  самостоятельно заселяло людей в отдельностоящие домостроения.  Предоставление жилища в СССР – исключительная прерогатива органов власти, на ней основывается общегосударственный механизм управления людьми.

Самостоятельное решение людьми своих жилищный проблем, добровольное и независимое объединение их для возведения персонального жилища на собственном клочке земли противоречит партийно-государственной установке на формирование социально однородных, зависимых, контролируемых, управляемых, прикрепленных к месту труда и месту жительства производительных единиц нового общества – трудо-бытовых коллективов[66] , которые за счет тесного переплетения трудовых и бытовых процессов, призваны обеспечивать взаимовлияние и взаимокорректировку норм бытового поведения и характера отношения к труду.

Градостроительная политика советской власти накрепко сращена с политикой социально-организационной и жилищной.

Трудо-бытовые коллективы – основа организационно-управленческой доктрины советской власти

Идея трудо-бытовых коллективов является основополагающей для социально-организационной политики советской власти.

Осуществленный В.И. Лениным в предреволюционный период, анализ процесса развития капитализма в мире, в целом, и в России, в частности, приводит его к убеждению в том, что только лишь фабрика и завод способны выступить в роли источника социально-культурных преобразований российского общества – оторвать население от патриархального уклада традиционной деревенской жизни и придать ему импульс к формированию новых форм организации трудовой деятельности и бытового существования. В своей работе «Развитие капитализма в России» В.И. Ленин указывает на то, что лишь крупное машинное производство способно «преобразовать прежнего земледельца в фабричного рабочего», лишь механическое производство способно «оторвать рабочих от земли»[67] . «Крупная промышленная индустрия, концентрируя вместе массы рабочих, сходящихся нередко из разных концов страны, абсолютно уже не мирится с остатками патриархальности и личной зависимости, отличаясь поистине «пренебрежительным отношением к прошлому». И именно этот разрыв с устарелыми традициями является одним из существенных условий, создающих возможность регулирования производства и вызывающих необходимость общественного контроля над ним[68] . Причем это касается не только взрослого мужского населения, из которого и формируются основные трудовые контингенты, но и женщин, и молодежь, и детей: «… говоря о преобразовании фабрикой условий жизни населения, необходимо заметить, что привлечение к производству женщин и подростков есть явление в основе своей прогрессивное»[69] .

Именно на этом понимании и базируется, практически реализуемая в послереволюционный период, идея создания единых производственно-бытовых (трудо-бытовых) коллективов. Они призваны превращать человека с крестьянским типом мышления, сезонным восприятием времени, преимущественно индивидуальным стилем труда и поведения, со специфической трудовой моралью и мировоззрением – в человека, оперирующего точными отрезками пространства и времени, способного включаться в координированные и сложно-организованные усилия больших масс людей, способного быть оператором точной производственной и военной техники, являющегося, в конечном счете, составной частью комплексного согласованного производственного целого и т.п.

Заметим, что принудительность организации жизни и деятельности людей, послереволюционным руководством страны воспринимается как норма, так как сознание партийно-государственной правящей элиты подготовлено к этому теоретиками и идеологами партии. Еще в 20-м году Н.И. Бухарин писал, что государственная власть пролетариата, его диктатура, само советское государство служат фактором разрушения старых экономических связей и создания новых. А осуществляется это благодаря «концентрированному насилию», которое обращается не только на буржуазию, но  отчасти, и вовнутрь, являясь фактором «самоорганизации и принудительной самодисциплины трудящихся»[70] .  «Верно!», – пометил В.И. Ленин эту мысль, подчеркнув слово «вовнутрь» и перенеся в словах «самодисциплины трудящихся», за счет выделения чертой, акцент на «...дисциплины трудящихся»[71] .

В условиях СССР, следование государственной цели всегда было весомее издержек производства. И всегда такие цели, как: обороноспособность страны, обеспечение экономической независимости страны, защита государственных интересов и проч. были превыше «голых калькуляционных мотивов». В условиях формирующейся государственной машины внеэкономического принуждения большевистские ученые, исходят, в частности, из идеологического постулата о том, что «материальное стимулирование и личная заинтересованность» это выдумки капитализма, а в советской стране государство должно заставлять человека жить и работать там, где нужно и как нужно, потому что «... пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как парадоксально это не звучит, методом выработки коммунистического человеческого материала из человеческого материала капиталистической эпохи». Так утверждал Н.И. Бухарин. «Именно!» – так подтвердил эту мысль В.И. Ленин, при чтении выделив тремя чертами данный фрагмент абзаца и подчеркнув часть фразы со слов «методом выработки»[72] .

Трудо-бытовые коллективы (коммуны) представляются своеобразными единицами производительных сил нового общества, организационным костяком рабочей массы. Предполагается, что они должны быть не только спаяны трудовой дисциплиной, но еще и связаны узами совместного проживания – в них, за счет единства коллективно-трудовых и коллективно-бытовых отношений должна была создаваться такая моральная обстановка, в которой прогульщики и нарушители трудовой дисциплины, лодыри и разгильдяи чувствовали бы себя морально осужденными и изолированными в своей товарищеской среде и, наоборот, передовики производства получали бы дополнительные стимулы к трудовым подвигам благодаря всеобщему уважению, почитанию и восхищению. Одно показательное историческое свидетельство: «Чрезвычайно похожие на бараки, новые магнитогорские «коммуналки» представляли собой ряд комнат, иногда, но не всегда разделенных дверью, где жили совершенно чужие люди. Общая душевая, туалет, кухня заставляли людей приноравливаться к совместной жизни. (…) В нашем доме одна общая кухня на 80 квартир, там постоянно спорят о том  кто живет лучше, кто лучше варит сталь, кто хуже живет, кто хуже варит сталь, – говорил один житель Магнитогорска»[73] .

Вот этого и добивается власть, создавая трудо-бытовые коммуны – единства бытового и производственного. Чтобы жены, дети, тещи, престарелые родители, друзья – все вокруг, все время обсуждали только одно: «кто лучше варит сталь» и поэтому (всем это видно) – лучше живет, а «кто хуже варит сталь» и, поэтому, (всем это видно) живет хуже, и, как следствие, не слишком уважаем в соседском коллективе, дети на него не хотят ровняться, и становится он, в итоге, объектом всеобщего порицания. Этого и добивается власть – чтобы трудовые и бытовые процессы составляли единый неразделимый комплекс человеческих отношений (подобный отношениям в традиционной крестьянской артели), где все на виду, где личностное поведение и действие корректируется и регулируется коллективом, где плохо работать нельзя и спрятаться от работы некуда, потому, что все те, кто вместе работают, живут тоже вместе.

В формировании и существовании таких единиц заинтересована, прежде всего, администрация предприятий, на которых работают их члены. Поэтому, закономерной является ориентация власти на передачу домов-коммун на попечение предприятий, трудо-бытовые коллективы которых, проживают в этих домах. Но предприятия, принимающие на себя заботу о коммунальном жилище заинтересованы, прежде всего, в том, чтобы в этих домах проживали исключительно рабочие данного предприятия. В заботе о «чужих» рабочих администрация предприятий не заинтересована[74] . И это понятно – улучшая жилищные условия рабочих, администрация предприятий, тем самым, заинтересовывает их в работе на данном предприятии, стимулирует к улучшению качества и результатов труда. Коммунальное жилище является эффективным рычагом воздействия на рабочих, так как, обеспечивая предоставлением жилища, администрация получает возможность осуществлять подбор и комплектование состава трудовых коллективов, вознаграждая предоставлением дополнительных квадратных метров жилья – поощрять лидеров; угрозой выселения –стращать лентяев, прогульщиков и тунеядцев, обеспечивать трудовую дисциплину; за счет принудительного выселения – наказывать уволенных. К посторонним рабочим администрация безразлична.

Создаваемые из рабочих фабрик и заводов трудо-бытовые коммуны должны являть тип производственных отношений, во многом (за исключением армейской дисциплины) очень сходный с «трудармиями». В них за счет тесного переплетения производственных процессов с бытовыми, должен формироваться такой вид коллективного объединения людей, в котором за счет «прозрачности» жизни предметом каждодневных бытовых разговоров и обсуждений становятся трудовые дела; в них производственные отношения должны корректироваться за счет соседских связей; в них стимулом трудовых достижений должно являться положение в повседневной жизни; в них дружеские связи (и лидерское положение) должны перетекать из жилой среды в трудовую и обратно – то есть производственные и бытовые отношения должны становиться взаимоопосредованными. В идеале, по замыслу власти, все городское население страны (и рабочие, и служащие)[75]  должно было быть собрано в такие коммуны.

 Власть создает трудо-бытовые коммуны не на пустом месте - мощную опору для воплощения установок на формирование городских трудо-бытовых коллективов несут коллективистские отношения деревенской общины. Безусловно, деревенская община не состояла из одних только трудоголиков. Но в деревне, в традиционной крестьянской среде, лентяи и лодыри оказывались под мощным принудительно-воспитательным воздействием коллектива, которое обеспечивалось, прежде всего, за счет «власти старейшин», поддерживавших традиционные ценности и приоритеты (в частности, приоритет ответственного труда). Наследием партиархально-авторитарной семьи и крестьянско-общинной организации была непритязательность, уравнительность в быту и в общественной жизни.

Крестьянские дети с ранних лет оказывались «встроенными» в реальные трудовые отношения и трудовую жизнь взрослых. Основная причина такого положения дел заключалась в особенностях природно-климатического характера России – «ранние заморозки и снежный покров чрезвычайно сужали период, пригодный для сельскохозяйственных работ ... находясь в жестоком цейтноте, русский крестьянин должен был ... реально вложить в землю такой объем труда, который, находившемуся в более благоприятных условиях, европейскому крестьянину трудно было даже представить. Практически это означало, что русскому крестьянину приходилось трудиться почти без сна и отдыха, используя труд всех членов семьи – детей и стариков, женщин на мужских работах и т.д.»[76] .

Уже в 4-5 лет деревенские дети включались в посильную им работу во дворе, на огороде, в поле (хотя бы и в том, что приглядывали за грудничками). С 8 лет на них уже лежали регулярные обязанности ухода за скотиной и домашней птицей, на мальчиках – колка дров. К 9 годам к этому списку добавлялись таскание снопов, посадка и копка картофеля. В 9-10 лет дети принимали самостоятельное участие в пахоте; в 13-14 к этим обязанностям добавлялись косьба, прополка огорода, сбор овощей и проч. В итоге дети рано приучались к качественному ответственному труду. Основным механизмом, воздействующим на формирование мотиваций к ответственному труду и нравственному образу жизни, являлся механизм воспроизводства и поддержания культурных норм.

В тех сообществах, которые в городской среде образовывали на фабриках и заводах выходцы из деревни, этот механизм  подчас претерпевал сильные изменения или даже совершенно разрушался и исчезал. Причины: а) отсутствие полного статусно-возрастного состава (объединявшиеся часто были  людьми одного возраста, в среде которых люди пожилого возраста, способные являть нормы повседневного поведения и волю к принуждению окружающих принимать и воспроизводить эти нормы, либо отсутствовали, либо не пользовались авторитетом; б) выключенность из родовой структуры деревенской общины, где предопределенность «места» в семейной иерархии и социальной «роли» задавались естественно складывающимся порядком; в) размытость социальной предопределенности окружения (т.е. обретение маргиналами социокультурной мобильности) – в отличие от традиционных форм жизни, люди приобретали возможность легко менять одну «общину» на другую; г) отсутствие присущей деревенской общине строгой системы регуляции отношений и воздействия на непокорных (городская среда размывала традиционную систему культурного нормирования); д) отсутствие включенности в систему семейно-родственных связей (маргиналы вступали в объединение не по принципу родства, а по личностным и профессиональным интересам, чему сопутствовало кардинальное изменение механизма реализации социально-культурной функции «утверждения собственного статуса в глазах окружающих») и проч.

В результате этого процесса, городские «коммунальные сообщества» формировались по совершенно иным принципам, нежели традиционные общины. Например, по признаку общности судьбы (нередко их составляли недавние крестьяне, не способные полноценно вписаться в городскую жизнь, добровольно объединявшиеся для облегчения выживания); по интересам (и далеко не всегда по интересу к самоотверженному труду); на основе не столько общности идеалов и целей, сколько общности в их отрицании (например, через отрицание религии, игравшей в традиционной общине фундаментальную структурообразующую роль) и т. п.

Отрицание (под влиянием социальных преобразований) ценностей общинных форм организации сознания (нравственности) и поведения переносится выходцами из деревни в город, в рабочие коллективы. Этому способствует столкновение «деревенских» и «городских» ценностей, результат которого оказывается не в пользу первых. Например, в крестьянской России традиционно довольно высокий социально-культурный статус имел брак. Неженатые мужчины и незамужние женщины в деревне рассматривались как ненормальное явление, считалось, что не женятся и не выходят замуж лишь нравственные или физические уроды.  Однако в городе, куда в 1920-1930-е гг. все в большем количестве попадают выходцы из деревни, уже в предреволюционный период престиж семейной жизни и притягательность брачных уз, оказываются ослабленными. В послереволюционные годы традиционные представления о семье и браке еще более ослабляются  под влиянием активно пропагандируемого и внедряемого новой властью примата общественных устремлений над личными и целенаправленной работы по реформированию института брака[77] .  Выходцы из деревни вынужденно или добровольно принимая на себя ценности городского образа жизни, отказываются от брака, поддаются  притягательности случайных и ничем не обязывающих  половых отношений, прелестям «свободной любви». Отсутствие семейных обязанностей и забот изменяет не только структуру свободного времени, не только способ распределения бюджета, не только характер включенности в определенные структуры внутри- и межсемейных отношений, но и саму систему жизненных устремлений и ценностей; разрушает некоторые основополагающие традиции и смыслы индивидуального существования.

Власть, создавая «трудо-бытовые» коллективы и стремясь сохранить функции общины в поддержании ценностей ответственного труда, в обеспечении коллективного самоконтроля, групповой трудовой поддержки, внутренней взаимовыручки и круговой поруки, стремилась компенсировать подобное нарушение (и даже исчезновение) общинных традиций искусственными формами и изобретаемыми способами воздействия на людей в воспитательных, организационных и иных целях.

Активно обсуждавшийся теоретиками «коммуны» вопрос о мере «коллективизации индивидуальной собственности», по большому счету, был безразличен власти. Для власти вопрос заключался не в том, сколько у людей должно быть индивидуальных вещей, должны ли они отдавать деньги в общий котел, имеют ли право вести собственное домашнее хозяйство и т.д., а в том, чтобы создать систему первичной организации производственных единиц на основе предельной «прозрачности» совместного обитания; кругового влияния «всех на каждого»; всестороннего охвата внешним нормирующим воздействием членов трудовых коллективов, придание трудо-бытовым коммунам абсолютной управляемости, за счет искусственно регулируемого порядка внутри-коллективных межличностных отношений.

Важную роль в этом внешнем нормирующем воздействии изначально играет жилище. В традиционной деревенской среде совместное проживание  способствовало формированию возрастных объединений деревенских детей – ровесники сбивались в стайки, вместе ходили в школу, совместно проводили досуг, шкодили, подражали поведению старших, имитировали принятые в среде взрослых типы взаимоотношений. Социальное сходство и пространственное единство с возрастом становились основными факторами, обеспечивающими воспроизведение культурных норм и поведенческих образцов. Возникающая при этом социально-пространственная общность оказывалась стабильной и мало изменчивой.

Такую же роль, по замыслу советской власти, должно было играть и коммунальное жилище. Так как выходцы из деревни неосознанно тяготели к обретению подобной общности на новом месте, власть предоставляла им ее в виде трудо-бытовых коллективов. Провозглашая и реально формируя коммунальное жилище «коммунистических общин», как специфический тип совместного существования членов одного трудового коллектива, власть, таким образом, совершенно сознательно и целенаправленно восстанавливала в городе привычные выходцам из деревни традиционные истоки культурно-бытового сосуществования людей. Но делала это с учетом тех социально-культурных изменений, которые осуществлялись в обществе и которые извне искусственно внедрялись властью в повседневность трудо-бытовых коммун.

Так, трудо-бытовые коммуны изначально, самим своим происхождением, теснейшим образом оказываются связанными с местом работы, которое должно, по замыслу власти, быть для советского человека всем – местом распределения средств к существованию; местом получения культурных и бытовых благ[78]  (квартира, детский сад, врачебное обслуживание, оздоровительный отдых и т.д.); местом организации культурного досуга и отправления мероприятий «новой обрядности»  (совместное с коллегами по работе празднование дней рождения, «красных дней календаря», проведение молодежных вечеров, «красных» или иначе называемых «комсомольских» свадеб, «красных крестин», именуемых еще «октябринами» и «звездинами» и т.п.); местом получения привилегий (бесплатный проезд к месту летнего отдыха, транспортная помощь, дополнительные продовольственные пайки, персональный автомобиль и проч.); местом формирования отношений между людьми и местом проявления людьми себя в борьбе за лидерство, в борьбе за упрочение своего положения в коллективе, в борьбе за продвижение по службе[79]  и т.д.

При этом органом упорядочивающим, направляющим и контролирующим трудо-бытовой коллектив (коммуну) призвана выступать администрация предприятий и учреждений. Так декрет СНК от 10 сентября 1921 г. указывает: «Выдача и предоставление рабочему и служащему всего, что входит в заработную плату (а все вышеперечисленное слагает довольно обширный список[80]  – М.М.) должно производиться исключительно через предприятие и учреждение, исключительно через заводоуправление, чтобы связь рабочего и служащего с предприятием и учреждением была полной»[81] .

Власть предпринимает меры к тому, чтобы максимально стянуть в руки администрации все рычаги (в том числе и материальные стимулы) прикрепления работников к месту работы. Так в резолюции X съезда РКП (б) «Об улучшении положения рабочих и нуждающихся крестьян» указано: «Политика партии должна быть направлена к тому, чтобы в кратчайший срок обеспечить, по крайней мере, для рабочих важнейших центров республики, такой паек и такие условия жизни, которые действительно были бы для них стимулом оставаться на фабриках и заводах. Проведение натурализации заработной платы необходимо в первую очередь в этих главных центрах республики». В этот же период, в целях сосредоточения в руках администрации не только организационных, но и финансовых возможностей по обеспечению функционирования трудо-бытовых коллективов, власть принимает решение о предоставлении предприятиям более широких прав в области финансирования и распоряжения материальными ресурсами.

Следует заметить, что идея трудо-бытовых коммун является всеобъемлющей, она относится не только к производственным коллективам фабрик  и заводов, но и к любого рода советским трудовым коллективам, в частности, коллективам служащих учреждений и предприятий – в соответствии с этим принципом расселяют своих сотрудников центральные органы власти, местные советы; общественно-политические учреждения, наркоматы и проч.

Установка на создание трудо-бытовых коммун, с первых дней существования советской власти, реализуется не полноценно. Прежде всего, потому, что отсутствуют законодательные основания принудительного выселения жильцов из домов, переданных администрации предприятий, и прежние жильцы, жившие до революции в домах, закрепленных ныне за предприятиями и учреждениями, продолжают в них существовать. До 1922 г. этих жильцов можно лишь теснить и уплотнять (в ходе кампаний по изъятию излишков жилой площади и в соответствии с санитарными нормами) или переселять с обязательным предоставлением  «здорового жилища».  Но, начиная с 1922 г., в связи с необходимостью приостановить текучесть рабочей силы и решить вопрос формирования полноценных трудо-бытовых коммун (за счет заселения в принадлежащие предприятиям дома только тех рабочих, кто действительно работает на них), власть последовательно принимает законодательные постановления о «расчистке» жилища, закрепленного за учреждениями и предприятиями от лиц, переставших работать на них[82] .

Власть постоянно озабочена состоянием формируемых ею трудовых коллективов, размываемых текучкой. Власть стремится создавать коллективное жилище для компактного размещения целостных трудо-бытовых коллективов и издает законы, обеспечивающие ей право использовать ведомственное жилье именно в этих целях[83] . Она заинтересована в максимально полном контроле над ведомственным жилищем, и требует проектировать его так, чтобы оно было максимально приспособлено к возможности управлять сознанием и поведением людей (широко включало коллективные формы осуществления хозяйственно-бытовых процессов, проведения досуга, массовых мероприятий и проч.). Она законодательно разъясняет, что пользования жилыми помещениями имеет «не частно-договорное начало, а служебно-должностное отношение»[84] ; это означает, что «смерть, перевод или увольнение одного служащего незамедлительно влекут замену его другим служащим с предоставлением помещения, занимавшегося предшественником»[85] .

В основе жилищной политики советского государства лежит законодательно оформленное право использования жилища как средства управления людьми. Власть использует жилище как средство принуждения к труду и предписываемому образу жизни, принуждения к оседлости и включенности в формируемую социальную организацию общества (трудо-бытовые коллективы), так как исключительно государственная форма владения и распоряжение жилищем, в условиях его тотального дефицита, дает ей возможность применять его, как мощное средство организующего воздействия на население.

От индивидуального быта к коммунальному жилищу
  
Без официальной поддержки власти в условиях СССР никакое явление не способно было приобрести массовый характер. И, наоборот, целенаправленное стимулирование (или волевое принуждение) со стороны власти работы в определенном направлении с неизбежностью делает ее всеобъемлющей (т.е. исключающей альтернативные варианты). Так, постепенно, весь комплекс работ (организационных, законотворческих, проектных и др.), обеспечивающих официальную жилищную политику и неразрывно связанную с ней государственную градостроительную политику, становятся все более и более масштабными и исключающим какие-либо альтернативные разработки.

Власть имеет ясную стратегию управления людьми посредством жилища. Эта стратегия предполагает, что рабочие должны представлять собой сорганизованную массу, расчлененную на трудовые коллективы, производственные отношения в которых, усилены и подкреплены бытовыми отношениями, возникающими в процессе совместного проживания. Индивидуальное жилище этой организационно-управленческой концепции  не только не соответствует, более того, оно ей противоречит и поэтому советская власть решительно и безоговорочно отвергает его. Именно по этой причине, в период 1917-1921 гг. – власть в принудительном порядке, переселяет рабочих (с семьями) из индивидуальных домов в пригородах в коммунальные квартиры в центре города. Причем, несмотря на ее идеологические заклинания и уверения в том, что она действует в интересах рабочих, так как улучшает их жилищные условия, для многих рабочих такое переселение оборачивается реальным ухудшением жилищных условий. Во-первых, заводы и фабрики, в основном, располагаются на окраинах, и, переселяя рабочих в центр города, власть осложняет их жизнь необходимостью долго и трудно добираться до места работы (при отсутствии общественного транспорта). Во-вторых, проживая в неказистых (но собственных) домиках на окраинах, рабочие располагают хоть и малюсеньким, но клочком земли, где имеют возможность устроить и огород, и сад, где могут выращивать зелень, картошку и прочие овощи, а многие имеют и мелкую скотину; в городских же домах рабочие лишаются подспорья собственного натурального хозяйства. В третьих, в индивидуальных домах, реальная обеспеченность жилой площадью все же выше, чем в постоянно уплотняемых коммунальных квартирах (кроме того, в них есть возможность пристроить хотя бы летнее жилое помещение). В четвертых, индивидуальный быт частных домов, при переселении в коммунальную квартиру утрачивает свою автономность и, в определенной мере, начинает зависить от форм коллективного сосуществования (что стесняет проявления быта в сравнении с обитанием в собственных домиках на окраинах городов) и т.п. Конечно, те, кто до революции жил в рабочих казармах или общежитиях при переселении в коммунальные квартиры теряют меньше. Но и для них существенного улучшения условий быта не наступает – коммунальные квартиры покомнатно-посемейного заселения, по сути дела, являются теми же рабочими казармами.

В начале 1920-х гг. власть еще не определилась с перспективными типами жилища. Новое строительство осуществляется в минимальных объемах – в 1921-1923 гг. в Москве построено лишь 3 деревянных дома и восстановлено 17 полуразрушенных домов. Поэтому в период 1921-1924 гг. власть, используя жилищную нужду, разворачивает коллективные формы совместного проживания людей в существующем жилищном фонде – перекраивает большие квартиры под коммунальные (покомнатно-посемейного заселения), создает ведомственные общежития и т.п.

При этом она прилагает усилия к проектированию нового жилого фонда, изначально соответствующего стратегической ориентации власти на формирование трудо-бытовых коммун – многоквартирного многокомнатного жилища коммунального типа. А параллельно с ее действиями отдельные архитекторы и их общественные объединения по собственной инициативе ведут самостоятельные поиски архитектурного и градостроительного воплощения будущего. Но, подчас, совершенно в ином направлении.

Так, в сентябре 1922 г. Московское архитектурное общество по поручению Моссовета объявляет конкурс на проекты показательного жилья для рабочих. В конкурсном задании предусмотрено проектирование: а) квартир для одиноких (покомнатного заселения), б) квартир для отдельных семьей (индивидуального поквартирного заселения).

Что касается квартир для одиноких, то проектное задание трактует их вполне в духе государственной политики. Они проектируются двух видов: а) отдельные комнаты для одного человека размером около 3 кв. саж. (13,65 кв.м.)[86] ; б) отдельные комнаты для двух человек площадью около 4,5 кв. саж. (20,4 кв.м.)[87] .

А вот в отношении индивидуального жилища виден явный перекос в сторону старого мелкобуржуазного быта – квартиры для отдельных семей предусматриваются двух видов: а) 2-х комнатные приблизительно в 12 кв. саж. (54 кв. м); б) 3-х комнатные в 15 кв. саж. (68,25 кв.м.)[88] . Причем при каждой квартире, кроме жилых комнат, задание требует предусмотреть такие помещения как: а) переднюю, б) кухню с газовой или электрической плитой, в) кладовую при кухне с искусственным охлаждением, г) уборную, д) сарай (в подвальных этажах или отдельных зданиях). Кроме того, квартиры должны быть оборудованы мусорными трубопроводами[89] .

Правда, задание предполагает наличие при индивидуальных квартирах помещений коллективного пользования: а) библиотеки-читальни, б) яслей и детского сада, в) ванн, душей и кладовых. Но подобное условие, сохраняя индивидуальный быт, лишь добавляет к нему дополнительные помещения общего пользования, а не отменяет его, как того требует государственная жилищная политика.

И с процентным отношением индивидуального и коллективного не все обстоит верно – квартиры для семейных проектируются в значительно большем объеме, нежели коммунальные – 75% от общей площади всех квартир на участке, в то время как комнаты для одиноких всего лишь 25 %.

Следует заметить, что установка власти на многоэтажное многоквартирное жилище коммунального типа не является единственной и всеобъемлющей. Существуют также и иные установки – направленные на проектные поиски малоэтажного малокубатурного индивидуального жилища. С инициативами подобного рода выступают отдельные жилищные кооперативы, выражавшие интересы их членов – рабочих, которые далеко не всегда оказываются захваченными идеей обобществленного быта.  Так, например, в ноябре номере 1924 г. объявляется конкурс, организованный Мосрабжилстроем с целью найти наиболее оптимальные типы индивидуального жилища – «дать типы домов в одном и двух уровнях с квартирами для рабочей семьи на 4 и 6 человек, живущей обособленным хозяйством». В 1924 г. при Московском архитектурном обществе под председательством А.П. Иваницкого образована инициативная группа по вопросу о строительстве рабочих жилищ. Она разрабатывает план постройки ста 4-х квартирных жилых домов. Каждая квартира намечается индивидуальное – на одну семью, состоящей из 3-х комнат, кухни, передней, кладовой, веранды и уборной. В этом же году жилищно-строительный кооператив при заводе «Каучук» строит в Оболенском переулке Хамовнического района четыре 4-х квартирных дома по системе инж. Галахова, предназначенных для индивидуального заселения.

Направленность государственной градостроительной политики и строительных инициатив жилищной кооперации диаметрально противоположная. Но если с индивидуальным жилищем, еще что-то более или менее понятно, в силу дореволюционной памяти архитекторов и потребителей о том, как этот тип жилья может выглядеть и быть планировочно выражен. То установка власти на многоэтажное многоквартирное жилище коммунального типа требует ясного понимания того, чем должно являться коллективное жилище нового общества, как таковое. Какая объемно-пространственная структура оптимально соответствует этому типу жилища?

Одновременное существование нескольких различных (и стихийно возникающих, и сознательно создаваемых) форм выражения «нового» жилища – Дома Советов, Отели Советов, бытовые артели, бытовые коммуны, бараки-казармы, общежития, товарищеские коммуны, жилища семейных коллективов, дома-коммуны, коммунальные квартиры покомнатно-посемейного заселения, коллективные дома, дома с обобществлением быта, «дома нового быта» и проч., ни сколько не способствуют принятию решения, а только усложняют выбор. Они дают прекрасную иллюстрацию практического многообразия возможных форм проявления коммунальной жизни, но не несут ответа на вопрос о «должном» виде жилья будущего.

Какую из форм выбрать, каким должно быть жилище нового общества с учетом перспектив его развития, на воплощение каких форм должна направить свои усилия власть? Что строить: дома-коммуны, отдельные квартиры, покомнатно-посемейные коммуналки, общежития, рабочие казармы, бытовые артели, дома с обобществленным бытом …?

С первых лет своего существования власть ставит перед архитекторами задачу конкретно планировочно выразить, каким должно быть новое коллективное жилище? Из чего оно должно состоять? Какие размеры иметь? Какую функциональную структуру воплощать? Сколько квадратных метров площади и кубических метров воздуха минимально требуемы человеку для жизни? Какое «коммунальное» обеспечение (сколько кухонных плит, унитазов, рукомойников, постирочных помещений, кладовок для дров и вещей и проч.) необходимо каждому коллективу жильцов? Какая территория должна быть придана дому для размещения требуемого количества зеленых насаждений, спортивных площадок, мест для игр детей, сарайчиков для хранения запасов картошки и т.д. и т.п.?

Эти вопросы оказываются, чуть ли, не самыми важными для осуществления государственной жилищной и градостроительной политики. И власть не только ставит их, но и предлагает архитекторам дать на них ответы в форме проектов, объявляемых ею конкурсов на новое жилище.

В 1924 г. Л.А. Веснин разрабатывает «Проект жилого дома коммунального типа», в котором под давлением установок официальной жилищной политики прелагает два варианта использования дома: а) для индивидуального поквартирного заселения (заселения семьями); б) коммунального покомнатно-посемейного заселения с ведением общего хозяйства и устройством общей столовой (в этом случае кухня переоборудуется под жилую комнату). Такое «двойное» использование дома заставляет автора отказаться от расположения в квартирах ванных комнат – две отдельных общих ванных, котельная и прачечная запроектированы в подвальном этаже и предназначены для коллективного пользования. Высота жилых этажей – 3,37 м. (1,58 саж.)[90] .

 В 1924 г. архитектор А.К. Иванов по заданию ВСНХ проектирует «Жилой дом-общежитие коммунального типа». «Проект (…) должен служить общежитием для учебного персонала химического института им. Карпова … В нем запроектировано 15 квартир в две и три комнаты и 43 одиночных комнаты». Площадь пола в одиночных комнатах – 25,49 кв.м.(5,6 кв. саж.), кубатура – 90,81 куб.м. (9,35 куб. саж.). Площадь отдельных квартир для семейных в две комнаты – 52, 80 кв. м. (11,6 кв. саж.), в три комнаты – 77,38 кв.м. (17,00 кв. саж.).  

Но уже к 1925 г. принципы официальной жилищной политики не только выкристаллизовываются, но и становятся все более укорененными в практической деятельности органов местного управления. Так, например, в этот период в Моссовете составляется программа проектирования трех- и четырехэтажных каменных домов для рабочих, уже полностью соответствующая принципам государственной жилищной политики. «… квартиры проектировать в 2 и 3 комнаты. Квартиру в 2 комнаты считать на 4-5 человек.

Полезная площадь 2 комнат от 5 до 9 кв. саж. (т.е. от 22,75 до 41 кв. м. - М.М.) Квартиру в 3 комнаты считать на 5-6 человек. Полезная площадь 3 комнат от 10 до 11 кв.саж.» (от 45,5 до 50 кв. м. – М.М.). В квартирах должны быть: передняя, уборная, кухня, кладовая для продуктов, стенные шкафы. Ванны и умывальники в квартирах не утраивать, а лишь мойки при кухнях. Ванны устраивать общие для всех квартир. … 60% квартир проектировать по 2 комнаты и 40% по 3 комнаты[91] . Высота жилых комнат – 3 м., средняя норма жилой площади на человека – 6 кв. метров без различия возраста, минимальный размер площади пола отдельной комнаты – 9 кв. метров».

Единственное, что не было впрямую оговорено в задании, это то, что заселение 2-х комнатных квартир (рассчитанных по заданию на 4-5 человек) и 3-х комнатных квартир (рассчитанных по заданию на 5-6 человек) предполагалось осуществлять покомнатно-посемейно, с превращением квартиры в коммунальное жилище, но реальная практика распределения жилища осуществлялась именно так.

В июле 1925 г. Моссовет проводит Первый конкурс на составление проектов рабочих домов для жилья с программой-заданием, чересчур «индивидуализированным», по сравнению с общей направленностью официальной жилищной политики[92] . Цель конкурса – выявить тот тип жилья, который послужит переходной ступенью к будущим формам пролетарской жилищной культуры, дать типы домов с квартирами для рабочей семьи, живущей обособленным хозяйством в условиях жизни и климата Московской области»[93] . «Типы домов: а) двухэтажный дом на 4–8 квартир, располагаемых поэтажно, т.е. вся квартира расположена на одном этаже; б) дом рядового блочного типа с числом квартир не менее трех, с расположением каждой квартиры в двух этажах (2-й этаж допускается мансардного типа); в) трех- и четырехэтажный огнестойкий дом с центральным отоплением, число входов в квартиры с площади лестницы в каждом этаже не менее трех.

Типы квартир. а) квартира для семьи в 4 человека состоит не менее чем из двух спален, столовой, кухни, кладовой, уборной, ванной и передней. Общая площадь полов в квартире, включая внутренние перегородки и печи, не более 63 кв. м.[94] .  

Программа не предполагала покомнатно-посемейного заселения. Поэтому жюри конкурса его результатами было крайне не удовлетворено. Оно указывало на «индивидуалисткий» характер программы, идущей вразрез с установками партии и правительства как на основной недостаток полученных проектных предложений.

Поэтому во второй половине 1925 г. Моссовет объявляет Второй конкурс, в котором исправляет свою позицию и в отношении общей направленности проектных поисков, и в отношении конкретных положений программы, и в отношении названия. Конкурс, хотя и посвящен той же теме – поиску типов домов с квартирами для рабочей семьи и для одиноких рабочих, но теперь он называется конкретно и однозначно: «Проект коммунального дома в Москве». И в формулировании его цели (во исправление ошибок первого конкурса) особо подчеркивается – будущий потребитель «не ведет обособленного хозяйства». «1. Население дома обслуживается общей столовой, прачечной, яслями и детским садом. Детский сад и ясли обслуживают дом до вечера. 2. Дом рассчитан на 750-800 человек. 3. Живущих одиноко в доме 10% всего населения, живущих попарно (супругов или товарищей) – 30%; живущих семьями с (детьми) от 3 до 5 человек – 60%.. Квартплата (расходы по эксплуатации дома и погашению строительного капитала) не должна превышать квартплаты в [каменных] домах с индивидуальными квартирами, строящимися рабочими кооперативами[95] . «… Состав дома. 1. 75-80 помещений для одного человека. 2. 100-120 помещений для двух человек. 3. 110-120 помещений для семьи в 3-5 человек. 4. общая столовая, рассчитанная на одновременное пользование 40% населения (начиная с 10 лет), т.е. на 250 человек … 7. Общая душевая на 20 душевых кабинок с отдельными входами для мужчин и женщин и с несколькими ваннами. 8. Центральная прачечная на 750 человек … 9. В каждом этаже подсобная прачечная на 2 корыта для стирки детского белья. 10. В каждом этаже умывальные комнаты для женщин и для мужчин из расчета 1 кран на 10 человек. 11. В каждом этаже женские и мужские уборные из расчета 1 место на 25 человек», а также библиотека-читальня на 100 человек, клуб на 100 человек, детский сад на 120 человек, ясли примерно на 30 детей, домовая контора, дворницкая (дворник – член коммуны) и проч.[96]

Все проекты домов-коммун и домов коммунального (переходного) типа, появившиеся в период 1925-1927 гг., представляют собой многоэтажные дома, невольно (или закономерно) соответствуя целевой установке государственной жилищной политики на многоэтажное многоквартирное строительство[97] . Мелкоэтажное деревянное строительство постепенно убывает в общем балансе жилищного строительства, достигая к 1926 г., например, в московском жилищной строительстве не более 12% .

От города-сада к советскому рабочему поселку-саду

19 августа 1924 г. выходит в свет постановление ЦИК И СНК СССР «О жилищной кооперации»[99] , представляющее собой очередную попытку власти ослабить жилищный кризис за счет финансовых средств и трудовых усилий самого населения, но при условии сохранения за собой права владения жилищем и полного контроля над его распределением[100] . Этим постановлением власть невольно инициирует вспышку активности жилищной кооперации по проектированию и строительству кооперативных поселков-садов. Невольно, потому, что в постановлении не регламентирована какая-либо конкретная (предпочтительная с точки зрения власти) форма планировки поселения и не предписан какой-то определенный тип жилья. В 1925 г. земельные органы, подталкиваемые жилищной кооперацией и руководствуясь постановлением  ЦИК И СНК СССР от 19 августа 1924 г. «О жилищной кооперации», в условиях отсутствия каких бы то ни было регулятивов свыше в принятии решений по землеотводу, начинают стихийно, и достаточно бессистемно, выделять жилищно-строительным кооперативным товариществам земельные участки под застройку поселений.

В это временя жилищная кооперация и без того активно проектирует и строит жилище для своих членов и создает поселения-сады, планировочно объединяющие жилые строения в единое градостроительное целое – в поселке «Дружба» проживает уже 15 семей рабочих – членов кооператива; Орехово-Зевское рабочее жилищно-строительное кооперативное товарищество, регистрировав Устав, приступает к строительству поселка с 2 двухквартирными, 24 четырехквартирными термолитовыми и 7 деревянными домами. К этому времени запланирован к строительству поселок жилищно-строительного кооператива при Всероссийской ассоциации инженеров (ВАИ) – «Серебряный Бор». Начато строительство рабочего кооперативного поселка-сада Реутовской прядильной фабрики «Красный Реутовец», рассчитанного на 1000 домиков на 1-2 семьи. и т.д.

Поселки ЖСКТ возникают преимущественно как обособленные внегородские образования с индивидуальной малоэтажной жилой застройкой, практически без учета их влияния на общую планировку населенных мест в будущем – вплотную к городской черте, без учета возможности превращения их в крупные, в определенной степени автономные, жилые образования, без учета перспектив роста существующих городов  и т.п. Количество подобных поселений довольно значительно. В 1925 г. организуется жилищно-строительное товарищество для постройки города-сада вблизи Севастополя, В течение 1926 г., в одной лишь Московской губернии, лишь одной проектной организацией – Секцией уездно-городской планировки МКХ, осуществляется просмотр и корректура 15 проектов поселков жилкооперации: 1) «Красный Октябрь» (г. Раменское), 2) «Лось», 3) «Лосиная заимка», 4) «Красный Казанец» (пос. Вешняки), 5) «Пролетарий» (г. Мытищи), 6) «Кооп-жилстройтранс Октябрьской ж.д.» (ст. Ховрино), 7) «Красный суконщик» (г. Щелково), 8) «Воронок» (г. Щелково), 9) «Красный суконщик» (г. Пушкино), 10) Т-во «Пролетарий» (пос. Тайнинка), 11) «Ивановское» (г. Подольск), 12) «Стачка» (г. Воскресенск), 13) «Озеры» (Рис. 41), 14) «Лосиноостровская» (Рис 42) и др.. В 1927 г. просмотру и корректуре подвергнут уже 21 проект.

Власть отдает себе отчет в том, что подобное стихийное возникновение кооперативных поселений представляет прямую опасность для осуществляемых ею централизованных управляющих градостроительных воздействий, основанных на «единой планировочной конструкции»[101]  населенных мест.  В этот период уже складываются  концептуальные представления о том, какими должны быть поселения «особого социалистического типа». В социально-организационном аспекте они основывается на принципах трудо-бытовых коммун. В территориальном – на дифференциации поселений на части: производственную, где локализуются промышленные объекты и селитебную – где должны проживать производственно-бытовые коллективы, В управленческом, они проявляются в членении селитебной территории города на управляемые административно-территориальные единицы, составными элементами которых выступают производственно-бытовые коллективы. В градостроительном – на  объединении коммунального жилища в единое планировочное целое в виде жилых комплексов-коммун или кварталов-коммун[102] .

Поселения, возводимые жилищной кооперацией, мало походят на этот  идеал. Жилые дома, сооружаемые жилищной кооперацией, имеют характер частной собственности, их заселение приводит к личному владению и распоряжению жилищем и персональному использованию прилегающего к дому земельного участка. Это, фактически, дает людям возможность самостоятельно обеспечивать себя пропитанием за счет возделывания клочка земли (или разведения домашней скотины и птицы) и делает их в определенной степени независимыми от административно-управленческих структур. Подобное состояние лишает административные органы возможности использовать жилище в качестве средства управления людьми – поощрять предоставлением жилья, наказывать принудительным выселением, осуществлять догляд и контроль, благодаря «прозрачности» коммунального быта, вторгаться внешним нормирующим воздействием в пространство, традиционно являвшееся сферой личной жизни и т.д.[103] .

Индивидуальное жилище и персональный земельный участок – разрушают основу организационно-управленческой стратегии власти, направленной на пространственное оформление трудо-бытовых коллективов за счет создания коммунального жилища покомнатно-посемейного заселения.

Власть не может допустить, в рамках единой планировочной структуры населенного места, никакой социально-культурной и территориально-управленческой автономизации, присущей кооперативным поселкам-садам с индивидуальным жилищем. Поэтому она противодействует инициативам жилищной кооперации по строительству поселков-садов с индивидуальным жилищем. А в тех случаях, когда таковое все же возводится[104] , прилагает усилия к тому, чтобы «вернуть» его в рамки государственной жилищной политики – принуждает жилищную кооперацию превращать возводимые ею и изначально предназначенные для одной семьи, дома в коммунальное жилье – они заселяются по две-три семьи в квартиру.

Усилия власти, начиная с 1925-1926 гг., направлены на реорганизацию кооперативов – укрупнение их для того, чтобы аккумулируемых ими средств, хватало на возведение многоэтажного, многоквартирного жилья; а также на принуждение мелких жилищных кооперативов к объединению сил и финансов для той же цели[105] . При этом строить рекомендуется «не мельче 2-х этажных и 4-х квартирных домов».
В соответствии с этими установками кооперативные организации и формируют в этот период свои строительные программы. Так, в июне и начале августа 1926 г., московский РЖСКТ «Обрабстрой» приступает к постройке двух 4-х этажных каменных домов по ул. Бакунинской № 58, и № 77;  РЖСКТ «Московский почтовик»  в начале июля начинает постройку 4-х этажного каменного дома в Мерзляковском пер.; РЖСКТ «Фармарабочий» переключается с возведения деревянных рубленых одноэтажных домов, которые возводило в Нижних Котлах, на постройку 3-х этажного каменного дома; РЖСКТ «Ленинец» возводит, силами Госконторы, 4-х этажный каменных дом; РЖСКТ «Ленинское объединение» через Мосстрой восстанавливает 3-х этажный и строит два 4-х этажных каменных дома; РЖСКТ «Бауманское объединение» начинает в середине июня постройку 4-х этажного каменного дома и т.д.

Параллельно, власть подталкивает архитекторов, проектирующих по заданиям жилищных кооперативных товариществ, к принятию таких проектных решений, которые бы соответствовали ее стратегии формирования трудо-бытовых коллективов посредством покомнатного-посемейного заселения жилища. В частности, планировку квартир в многоэтажных секционных домах предлагается делать таким образом, чтобы в квартире не было проходных комнат, чтобы все комнаты имели отдельный вход из передней и т.п. – это дает возможность с меньшими неудобствами заселять в каждую комнату по одной семье. 

Власть не имеет ничего против поселка-сада, но лишь тогда, когда он, от момента зарождения идеи, до момента заселения, целиком и полностью находится в ведении и распоряжении государственных органов или уполномоченных ими профсоюзных и «общественных» структур[106] . Потому, что тогда они имеют возможность любой вид домостроений заселять покомнатно-посемейно, превращая его в коммунальное жилище. А вот против поселка-сада, возведенного жилищной кооперацией и состоящего из индивидуальных домов, они борются открыто и активно. Но это противодействие направленно не против собственно планировочных особенностей города-сада, а против общественной природы его возникновения, коллективного характера самоуправления и индивидуального характера владения и распоряжения жилищем, а также придомовым участком. Это борьба за право распоряжения жилищем, за контроль над его заселением и за использование его, как средства управления людьми.
Это борьба за право централизованного руководства населенными местами. Один из ярких представителей отрицания идеи города-сада с позиций государственного управления территориями, Б.В. Сакулин, скептически относясь к всеобщему увлечению городами-садами, писал об идее Э. Говарда: «По идее Гоуарда город-сад – это враг существующему большому городу, он как отшельник бежит от него и культура такого города должна быть весьма невысока. Город-сад, это торжество власти на местах, кругозор города не дальше горизонта с его колокольни. Он вне государственности»[107] .

По мнению Б.В. Сакулина вопросы формирования инженерной инфраструктуры в городах и транспортной системы (железнодорожных и водных узлов, дорожной сети и т.п.) между населенными пунктами, не имели права находиться в компетенции и практическом ведении местных органов самоуправления (и тем более частных лиц или их объединений), они должны были подчиняться общегосударственному, строго продуманному свыше, единому плану развития городов и территорий по всей стране[108] . Подобная позиция отражала идеологию и процессы, происходящие в данный период в системе государственного управления – усиление диктатуры централизованной власти и борьба за ограничение самостоятельности Советов на местах.

Начиная с 1926-27 гг. кооперативное поселковое строительство все более утрачивает свою самостоятельность, которая сводится к активизации населения к вступлению в РЖСКТ, добровольному взносу личных средств, самоорганизации для осуществления безвозмездного труда по осуществлению отдельных видов работ и т.п. При этом вопросы планировочной организации, заселения, управления функционированием возводимых поселений и т.п. перемещаются в ведение органов власти. В этот период конкурсы на проекты городов-садов и поселков-садов практически не проводятся[109] , строительство индивидуального жилища фактически исчезает, целиком и полностью оказываясь под контролем и на финансовом обеспечении администрации предприятий – индивидуальное жилище используется властью как средство вознаграждения представителей рабочей олигархии и партийно-государственного чиновничества или превращается при заселении в коммунальное жилище. Соседская общественная жизнь (в говардовском понимании[110] ) сменяется «общением на производстве» (в советском понимании[111] ), индивидуальное жилищное строительство вытесняется многоквартирным многоэтажным, в котором основным видом расселения выступает покомнатно-посемейное, а жилая застройка коттеджного типа заменяется домами-коммунами и кварталами-коммунами вблизи заводов-комбинатов, фабрик-совхозов (сельскохозяйственного профиля) и электростанций, вокруг которых предписано жить людям, сначала возводившим их, а затем на них работающим[112] . На смену говардовскому городу-саду приходит советский рабочий поселок-сад.

В 1928 г. в различных уездах Московской губернии проектируется лишь три поселка РЖСКТ: 1) «Пчелка», входящий в состав рабочего поселка Бирюлево; 2) «Спартак» - дачного типа близ станции Прозоровская (Кратово) Казанской ж.д.; 3) Болшево при текстильной фабрике, расположенной вблизи ст. Болшево Щелковской ветки Северной ж.д. В 1929 г. – 5 поселков: 1) Климовский при Климовском заводе, 2) поселок фабрики им. Цурюпы, 3) им. «1 мая» при ст. Тарасовка, Северных ж.д., 4) им. «1 мая» при ст. Малаховка, Казанской ж.д., 5) «Красный ткач» Клинского уезда.

Инициативы государства в отношении поселкового проектирования и строительства, в отличие от инициатив жилищной кооперации, направлены на выработку теоретических принципов и нормативных установок «формирования населенных мест особого социалистического типа». Они изначально отличающихся от планировочных, социальных, организационных, художественно-образных принципов планировки классических европейских городов-садов[113] . Теоретические постулаты формирования советских рабочих поселков концептуально основаны на идее уничтожения существующих (старых) городов, идеологически они представляются как замена существующим городам – «советский рабочий поселок-сад это протест против города, это его непримиримый враг; он отрицает существующие большие города, он борется с ними, он стремится их уничтожить».

Эти теоретические постулаты таковы: 1) Возведения селитьбы не само по себе, а исключительно подле промышленного, так называемого, «градообразующего» предприятия[114] . В соответствии с этим базовым постулатом,  государственными структурами в начале и середине 20-х гг., осуществляется проектирование рабочих поселков при мануфактурах[115] , паровозно-ремонтных заводах[116] , объектах добывающей и перерабатывающей промышленности, электростанциях (возводившихся по плану ГОЭЛРО[117] ) и др. объектах.

Промышленное предприятие в соцпоселке: а) определяет композицию общественного центра поселка[118] ; б) выступает в качестве источника развития всей общественно-культурной жизни поселения; в) является смысловым фокусом пространственно-территориальной организации жилой зоны[119] , ориентируемой на него[120] . Заметим, что в тех случаях, когда в проектах советских рабочих поселков-садов отсутствовало подобное композиционное влияние отдельно стоящего производственного объекта на структуру поселения, они, именно за это, подвергались серьезной критике. Так, в проекте поселка Кожуховской электрической подстанции, где подобная композиционное влияние отсутствовало, в критических замечаниях Отделения поселкового строительства Архистроя, делался специальный акцент: «По отношению к зданию электрической станции, расположение домов является случайным, не связанным с этим зданием»[121] . Проект поселка Каширской электростанции был отклонен потому, что не имел центра, планировочно выделенного и зафиксированного промышленным объектом, о чем в отзыве Отдела поселкового строительства и Бюро планировки и градостроения ВСНХ РСФСР (Архистроя) при рассмотрении проекта в январе 1922 г., говорилось прямым текстом: «план поселка не имеет архитектурного центра, каким могло бы явиться либо здание электростанции, либо наиболее значительное здание общественного характера – народный дом»[122] .

2) Организация общественного центра поселка предполагает такое ее устройство, которое соответствовало бы новому укладу жизни.

3) Советский рабочий поселок-сад возникает в особых социально-политических условиях, исключавших капиталистическое предпринимательство и частную коммерческую инициативу. Поэтому, в отличие от города-сада, где подобные задачи даже не возникают, советский поселок-сад в качестве неразрывной составляющей включает систему обобществления быта и коллективного обслуживания. Система (по пространственно-территориальному признаку) дифференцируется на нескольких уровней: а) учреждения для обслуживания нужд внутри небольшой группы первичного коллектива (с заменой личных кухонь местами для коллективного приготовления пищи); б)  по облуживанию группы таких коллективов общественными кухнями-столовыми[123] ; в) для нужд всего поселка   (создание сооружений коллективного быта, помещений общего пользования и т.п.)[124]  – очень схожий с позже общепринятым в советском и мировом градостроительстве принципом трехступенчатого обслуживания.

4) Как следствие, в советских поселках-садах в сравнении с городом-садом, функции жилых зон расширяются включением в них объектов общественного обслуживания, устройством (при группах жилых домов) коллективных досуговых и детских площадок, общественных внутриквартальных пространств.

5) Размещение жилых домов предполагается среди искусственно посаженной зелени, с необходимой для хорошей инсоляции разрывом.

6) В соцпоселке предусматривается создание специальной зоны, в которой на озелененных участках располагаются школы, детские заведения,  больницы, спортивные учреждения.

7) Создание сети малых спортивных сооружений (спортплощадки при домах, школах и клубах); возведение общественных зданий в центре жилой застройки.

8) Селитебная зона должна формироваться жилищем коммунального (покомнатно-посемейного) типа для заселения трудо-бытовыми коллективами рабочих градообразующего предприятия и обслуживающих учреждений.

9) Соцпоселок от города-сада отличается наличием исключительно государственной форсы владения и распоряжения жилым фондом (а также земельными участками, периодически предоставляемыми рабочим и служащим во временное пользование для самостоятельного сезонного выращивания овощей). Предоставление жилой пощади во временное пользование трудящемуся и членам его семьи на срок действия рабочего контракта при трудоустройстве на градообразующем предприятии или учреждениях обслуживания, осуществляется через администрацию предприятия и советских учреждений.

10) На периферии поселка нормативно предусматривается расположение зеленой зоны для эпизодического отдыха населения.

11) Организационно-управленческое устройство соцпоселка предполагало наличие территориально-административной организации населения, обеспечивающей управление им, как в трудовом, так и в бытовом отношении. В планировочно-пространственном воплощении эта система выражалась в двухуровневом иерархическом членении территории поселка на: а) коллективное жилище покомнатно-посемейного заселения, б) квартал.

12) Социалистический рабочий поселок-сад реализует принцип трудовой и военно-мобилизационной организации населения. Он не только жестко связан с производством, которое призван обеспечивать рабочими руками, но и, за счет исключительно государственной (государственно-ведомственной) формы владения, распределения и распоряжения жилищем и землей, осуществляет одну из своих основополагающих функций –  прикрепление населения к месту работы[125] , а также осуществляет строгое регулирование социального состава населения и его количества, используя в качестве средства – прописку, распределительную систему (продуктовое, вещевое и медицинское обслуживание) и т.д.

В соответствии с этими принципами в период 1926-1928 гг. проектируются и строятся новые поселки при небольших промышленных предприятиях и районных электростанциях, возводимых по плану ГОЭЛРО. Прекрасным примером может служить рабочее поселение при Челябинской государственной районной электростанции (ЧГРЭС), играющей роль градообразующего предприятия. Жилые дома государственного жилого фонда расположены в планировочных квадратах строчно[126] . Они представляют собой два типа: а) общежития и б) 2-3-х этажные секционные коммунального (покомнатно-посемейного) заселения трудо-бытовыми коллективами рабочих градообразующего предприятия и обслуживающих учреждений. Между параллельными группами домов (по два здания) «размещены просторные озелененные дворы с различными досуговыми площадками» для коллективного отдыха взрослых и детей. В соответствии с принципами формирования населенных мест особого «социалистического» типа создана система общественно-бытового обслуживания» и выделена отдельная зона, в которой на озелененных участках расположены: а) школа I и II ступени, амбулатория-больница и энерготехникум. Детские учреждения – детский сад и ясли расположены в «детской зоне» – на берегу р. Миасс, рядом с вынесенными сюда же клубом и стадионом. Заметим, что в поселке ЧГРЭС, в противоречии с указанными выше принципами, компактный общественный центр отсутствует – социально-бытовые учреждения рассредоточены по всей территории.

В соответствии с принципами формирования населенных мест особого «социалистического» типа в период 1926-1928 гг. проектируются также и отдельные районы уже существующих городов. Они размещаются, как правило (там, где это возможно), на территориях, вынесенных за границу городской черты. Это вынужденное решение. Оно вызвано тем, что в этот период острейший жилищный кризис заставляет администрацию промышленных предприятий требовать от городских органов власти отвода земли под строительство жилья для рабочих. В свою очередь, городские власти адресуют требование разработки планировочной документации для нового строительства проектным организациям. При этом ни средств, ни времени, ни исходной геодезической документации, ни каких бы то ни было планировочных материалов, ни даже квалифицированных специалистов для осуществления полномасштабной работы по выработке общей схемы планировки города (как того требует существующее законодательство) нет. Поэтому, под новую застройку приходится выбирать такие территории, которые, в силу их отрезанности от основного массива городской застройки, могут проектироваться, практически, как изолированные и относительно самостоятельные районы (поселки), т.е. вне общей схемы планировки и развития города.

Одним из многочисленных примеров подобного рода является, урочище «Сухая Роща» в г. Подольске. Будучи изолированным от города полосой отчуждения Курской железной дороги, а с двух других сторон ограниченное лесным массивом и болотом, оно выступает удачным местом для проектирования отдельного жилого образования. В 1926 г. принимается решение о расположении здесь отдельного жилого района и начинаются проектные работы, которые намечают схему планировки, композиция которой предопределена расположением промышленных предприятий, ограничивающих участок строительства и лесного массива – вдоль  паровозоремонтного завода прокладывалась одна из двух магистралей; вторая проводится по опушке леса. Связь района с городом осуществляется боковым ответвлением на железнодорожный переезд центральной оси, оформленной в виде широкого бульварного проспекта, замыкаемого по концам площадями.

Аналогичные примеры проектирования в этот период изолированных жилых районов – поселок Крутое в г. Орехово-Зуево, Занарского района г. Сурпухова и др.

К концу 20-х гг. планировочные черты советских рабочих поселков, в сравнении с говардовским прототипом, претерпевают значительные изменения. В частности, свободная планировка, основанная на художественно-живописных принципах, практически повсеместно вытесняется регулярной. Одна из причин такого перехода состоит в требованиях экономического характера – регулярная планировочная схема (с укрупненным кварталом) позволяет сокращать: а) протяженность проездов; б) число проездов с односторонней ориентацией застройки; в) число скверов (общественных озелененных пространств, потребность в которых далеко не очевидна, особенно если учесть наличие индивидуальных садов) объезды вокруг которых увеличивают протяженность улиц; г) протяженность инженерных сетей, что, в совокупности, приводит, к снижению расходов на благоустройство и инженерное оборудование территории и, в целом, на строительство поселка.

  Н. В. Марковников в книге «Планировка и благоустройство поселков»[127] , проводит любопытное сравнение существующей живописной планировочной структуры поселка-сада «Сокол» с возможными вариантами планировки той же территории, основанными на регулярной сетке улиц.
В альтернативных вариантах неизменной остается общий абрис территории, исходная идея формирования центральной бульварной улицы и перпендикулярной ей поперечной улицы, обсаженной деревьями, идущей к станции Серебряный бор и переходящей в проезжую улицу, положенную от площади по направлению к селу Всехсвятскому. Но при этом альтернативные варианты состоят из прямоугольной сетки улиц и иных, нежели в исходной схеме, типов домов.

В частности, в первом варианте альтернативной планировки Н. Марковников разбивает территорию на регулярные типовые кварталы (с общими внутриквартальными дворами, площадками и соединенными в группы сараями для дров), застраиваемыми блокированными (по 4-5 шт.) коттеджами, с индивидуальными садовыми участками.

Второй вариант альтернативной планировки также состоит из типовых кварталов с 2-х этажными домами облегченной конструкции (с поэтажным расположением квартир при общей лестничной клетке). В данном варианте также предусматривается постройка 8 общежитий и одного коммунального дома (типа фаланстера), общей жилой площадью около 8000 кв. м.

В третьем варианте альтернативной планировки, ей также придан вид регулярной планировочной структуры, расчлененной на типовые жилые кварталы, но застраиваемые блочными домами.

Рассматривая и другие варианты планировки и застройки территории поселка – а) сплошными блоками стандартных одноэтажных домов и  домами коммунального типа. Н. Марковников финансовыми расчетами доказывает, что регулярная планировка экономически  выгоднее, нежели живописная.

Выступая последовательным сторонником малоэтажной деревянной индивидуальной поселковой застройки, он доказывает экономическую неэффективность многоэтажного каменного строительства: «в виду дорогой стоимости многоэтажных домов и каменных лестниц…». Он рекомендует жилые дома проектировать не выше 2-х этажей, что допускает устройство в них деревянных дешевых лестниц без несгораемых лестничных клеток, а также допускает максимальное облегчение и удешевление их конструкций и отдельных частей».

Понимая, что причина отрицания властью мелкого индивидуального жилищного строительства лежит в идеологической плоскости и основано на отрицании «присущего малоэтажному дому буржуазно-мещанского индивидуального быта», он подчеркивает, что «мелко-жилищное строительство вовсе не находится в том непримиримом противоречии с коллективизмом, как это многие думают», а вполне может применяться в советском поселковом строительстве при условии объединения бытовых функций и выноса их за пределы индивидуального дома. В частности, он предлагает осуществлять экономичное поселковое строительство «с проведением начал социализации быта на нижеследующих условиях: «… Во всех жилых помещениях исключается индивидуальное домашнее хозяйство (кухни) кладовые и т.п. … Соединение жилых ячеек с помещениями общего пользования производится по горизонтали либо при помощи крытых переходов, либо они ставятся отдельно в виде самостоятельных зданий».

Не понимая подлинных мотивов осуществления властью стратегии возведения многоквартирного многоэтажного жилья, которая, напомним, направлена на формирование и компактное расселение производственно-бытовых коллективов, он старается доказать преимущества планировки поселений с малоэтажной застройкой, оперируя экономическими доводами: «В виду дорогой стоимости многоэтажных домов и каменных лестниц, эти последние должны быть исключены. Жилые дома следует проектировать не свыше 2-х этажей, что допускает устройство в них деревянных лестниц без несгораемых лестничных клеток, а также допускает максимальное облегчение и удешевление их конструкций и отдельных частей». Он предлагает возводить 1 или 2-х этажные здания с индивидуальными участками, сборного типа, подходящего для «полной стандартизации и массового производства». Соединяя их «в большом числе в одно целое», Н.В. Марковников предлагает формировать «длинные корпуса, поставленные по периметру жилых улиц в форме сплошной застройки»[128] . Квартиры, кроме жилых помещений должны содержать уборную, переднюю и ванную. Кухня и кладовая в них должны отсутствовать, так как в соответствии с идеей исключения индивидуального домашнего хозяйства их функции перемещаются в «общие социалистические помещения», а ежедневное «подогревание пищи» и регулярное «приготовление чая и кофе», предлагается осуществлять на «электрическом таганке», устанавливаемом в ванной комнате.

Характер заселения жилища – покомнатно-посемейный – жилые ячейки, состоящие из 3 комнат изначально проектируются как коммунальные – в каждой комнате планируется размещение семьи в 2 человека (из расчета 7 кв. м. на чел.). Холостые должны расселяться в общежитиях или 2-х этажных  домах-коммунах.

Истину в вопросе о сравнительной стоимости малоэтажной и многоэтажной застройки установить трудно, особенно сегодня. Расчетных данных и доводов, как сторонников многоквартирного, так и сторонников индивидуального строительства много и они, конечно же, противоречат друг другу. Расчеты показывают, что строительство 1 кв. сажени в индивидуальном отдельностоящем доме обходится, в среднем, приблизительно в 378 руб., в то время как строительство 1 кв. сажени в многоэтажном многоквартирном доме выливается в сумму – 492 руб. – очевидный довод в пользу коттеджного строительства.

Подсчеты Н. Марковникова, имеющего за плечами опыт проектирования и возведения жилых домов в поселке «Сокол» (и  практическую возможность подсчитать их фактическую стоимость), показывают экономические преимущества 2-х этажного отдельностоящего индивидуального дома коттеджного типа в сравнении со стоимостью квартиры в 3-х этажном доме.

В то же время, по подсчетам Всеукраинского комитета содействия кооперативному строительству рабочих жилищ крупное строительство позволяет осуществить экономию материалов, что приводит к снижению стоимости жилья в многоэтажных многоквартирных домах: «В кирпичном доме в две комнаты с кухней на одну строительную кубическую сажень расходуется около 1500 штук кирпича, между тем, в доме с такими же стенами … в 8 комнат расход кирпича на 1 строительную кубическую сажень составляет уже 1000 штук, в двухэтажном доме-коммуне количество снижается до 900 штук.»[129] . В итоге стоимость 1 куб. саж. может быть 120 руб. Но, при этом, по доводам противников многоэтажного строительства, удельный вес стоимости материалов составляет от общей суммы строительства всего 5 %[130]  и, в этих условиях, экономия кирпича даже в два раза, мало, что меняет. Кроме того, экономия материалов и удешевление конструкций возможно и в малоэтажном строительстве: «Все, что по сие время сделано в области коллективизации быта, те дома-коммуны, которые проектируются, неизменно грешат против … экономики жилища. Создавая более или менее крупные типы зданий по различным программам, авторы их неизменно дают весьма дорогую жилплощадь, которая по стоимости ни в каком случае и ни при каких достижениях техники не будет в состоянии конкурировать с дешевой стоимостью жилплощади в малых стандартных домах. Все те достижения техники в форме новых конструкций, новых материалов, механизации, удешевления стройматериалов и т.п., приложенные к типу малого дома будут давать лучший экономический эффект».

При более широком рассмотрении данного вопроса – не в плоскости стоимости отдельного строения, а на уровне поселения в целом, обнаруживается, что 75% строительных затрат приходится вообще не на здания, а на инженерное оборудование территории (магистральные  и локальные коммуникации)[131]  и, в этой связи, раскиданные по территории поселка индивидуальные особняки, удорожают проводку канализации, отопления, водопровода[132] . Но, в соответствии с контрдоводами сторонников индивидуального жилища, используя блокированную индивидуальную застройку, можно, за счет сокращения протяженности сетей канализации, отопления и периметра капитальных стен, получить значительную экономию средств [133] .

С одной стороны, индивидуальное строительство обходится без привлечения мощной строительной техники, что уменьшает конечную стоимость малоэтажного строительства. С другой стороны, крупное жилищное строительство позволяет механизировать ручной труд и «концентрировать» дорогостоящие строительные процессы[134] , что, также должно давать экономию.

Как указывают сторонники многоквартирного строительства, в индивидуальном жилище в отличие от многоэтажного, больше затраты по содержанию дома и т.п. Но подтвердить или опровергнуть эти доводы конкретными цифрами не удается, так как величины фактических текущих эксплуатационных затрат практически невозможно определить. Происходит это, в частности, от того, что, с одной стороны, власть, стимулируя рабочих к въезду в многоэтажные дома, искусственно создает у них представление о «дешевизне» этих домов, сознательно снижая размер квартирной платы, либо вообще отменяя квартплату и относя эксплуатационные расходы по жилищу на государственный бюджет[135] . Причина невозможности выяснения реальных эксплуатационных затрат также и в том, что власть разрешает домоуправлениям использовать часть излишка доходов по своему усмотрению (в частности, постановлением от 31 октября 1927 г. «Об изменении статьи 5 постановления Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров от 21 марта 1927 г. об установлении размеров арендной платы за муниципализированные жилые строения»[136] ), и домоуправления быстро приспосабливаются переводить часть сумм, предназначенных на «улучшение домового хозяйства», в вид своей прямой, или косвенной заработной платы.  Не только домоуправления, но и ЖАКТы, собирая квартирную плату, подчас, вместо того, чтобы направлять ее, на ремонт и эксплуатацию жилища, обращают ее на содержание собственного административного аппарата[137] . В итоге реальные эксплуатационные затраты оказываются завышенными.

Объективно обсчитать показатели сравнительной стоимости квадратного (кубического) метра индивидуального жилища коттеджного типа, с одной стороны, и многоэтажного, многоквартирного жилища, с другой стороны, и в те годы, и особенно сейчас, представляется невозможным. Да, вероятно и не следует искать ответы о предпочтительных типах жилищного строительства собственно в экономической области, так как власть, осуществляя жилищную и градостроительную политику (в условиях внеэкономических отношений), часто принимает решения исходя из целей, а не из величины затрат. Главным для советской власти всегда было верно наметить цель, точно перевести их в задачи, а затем привлекать к их исполнению столько трудовых ресурсов и материальных средств, сколько было нужно. Для этого власть и создавала определенные организационные формы (и территориально воплощала эти формы в планировочных структурах) и, руководствуясь принципом «цель определяет средства», безусловно, готова была идти и реально шла на требуемые расходы ради создания нужной ей системы «руководства-подчинения» посредством жилища (сознательно скрывая, если это было нужно, истинное финансово-экономическое положение дел). Создание эффективной и надежной структуры административно-политического руководства людьми и системы хозяйственного управления территориями было для власти дороже денег.

Сходство советского рабочего поселка (начала-середины 20-х гг.) и говардовского города-сада состоит лишь в том, что и говардовский город-сад, и советский рабочий поселок являются самостоятельными замкнутыми жилыми организмами, имеющими стабильные размеры и количество населения[138] . А вот отличительных характеристик значительно больше и все они имеют принципиальное значение в контексте осуществляющейся градостроительной политики:

1. Город-сад и советский рабочий поселок различаются тем, что говардовские города-сады, преимущественно, являются городами-спальнями; они не должны в обязательном порядке иметь собственную градообразующую базу, и, несмотря на наличие некоторого количества объектов местной, обслуживающей промышленности, лишены промышленного ядра.  С местами приложения труда для подавляющей массы населения они связываются той или иной системой транспорта (в связи с чем, и получают негативное наименование «пригородов-спален»).

А вот, советский рабочий поселок обладает промышленным ядром в обязательном порядке – проектирование рабочих поселков, осуществляемое государственными структурами начиная с 1920-х гг. предусматривает наличие градообразующего промышленного объекта (мануфактуры, завода, паровозно-ремонтного депо, электростанции и т.п.).

2. В советском рабочем поселке в отличие от говардовского города-сада отдельно стоящий промышленный объект (градообразующее промышленное предприятие) – электростанция, паровозное депо, фабрика, ремонтные мастерские, завод и т.п. не только обеспечивает работой население, не только осознанно и целенаправленно выдвигается в качестве смыслового ядра, являвшегося организационным источником развития всей общественно-культурной жизни поселения, но и определяет композицию общественного центра поселка[139]  и поселения в целом. Он же выступает смысловым фокусом пространственно-территориальной организации жилой зоны[140] , композиционно ориентируемой на него[141] .

В тех случаях, когда в проектах советских рабочих поселков подобное композиционное влияние отдельно стоящего производственного объекта на структуру поселения отсутствует, они, именно за это, подвергаются серьезной критике[142] . Так например, проект поселка Каширской электростанции, не имевший центра, планировочно выделенного и зафиксированного промышленным объектом, был отклонен, потому, что в отзыве отдела поселкового строительства и Бюро планировки и градостроения ВСНХ РСФСР (Архистроя) при рассмотрении его в январе 1922 г., отмечалось: «план поселка не имеет архитектурного центра, каким могло бы явиться либо здание электростанции, либо наиболее значительное здание общественного характера…»[143] . В отдельных случаях промышленный объект заменяется «объектом-заместителем» – народным домом, клубом, зданием административно-партийных органов власти, заводоуправлением[144]  и т.п.

3. Города-сады, вырастая подле существующих городов и являясь, по сути, пригородами-садами, за счет приближения к природе, к земле, к атмосфере соседской общины являются средством улучшения жизни в существующих городах (остававшихся основным местом приложения труда, местом сосредоточения культурных и технических благ и т.д.).

Советские рабочие поселки предполагают уничтожение существующих (старых) городов, концептуально они выступают заменой существующим городам: «советский рабочий поселок-сад это протест против города, это его непримиримый враг; он отрицает существующие большие города, он борется с ними, он стремится их уничтожить».

4. Советский рабочий поселок возникает в особых социально-политических условиях, исключавших капиталистическое предпринимательство и частную коммерческую инициативу[145] . Поэтому, в отличие от города-сада, где подобные задачи даже не возникают, при проектировании советского поселка встает сложнейшая проблема – рационально-расчетным образом определить оптимальные формы быта и обслуживания[146] . В середине 1920-х гг. эта проблема разрешается созданием системы обобществления быта и коллективного обслуживания, предусматривающей нескольких пространственно-территориальных уровней: а) заведения для обслуживания нужд внутри небольшой группы первичного коллектива; б) учреждения по облуживанию группы таких коллективов; в) предприятия, удовлетворяющие нужды всего поселка[147] . Кроме того, предусматривается замена личных кухонь общественными кухнями-столовыми, создание помещений общего пользования – комнат для коллективных занятий, бесед, совместного чтения и помещений коллективного быта – прачечных, сушилок для одежды, овощехранилищ и проч. Как следствие, в советских поселках-садах в сравнении с городом-садом, функции жилых зон расширяются включением в них объектов общественного обслуживания и общественных внутриквартальных пространств.

5. Говардовские города-сады застраиваются преимущественно индивидуальными жилищем.
В отличие от них, в советских рабочих поселках предполагается строительство двухэтажных многоквартирных (4-х или 8-и квартирных) жилых домов. В качестве планировочной единицы здесь применяется квартал.

 
ВЫВОДЫ

1. Политика советского государства в отношении населенных мест и содержание говардовской идеи являют диаметрально разные подходы к смыслу возникновения и существования поселений.

1.1. Суть говардовской идеи состоит в том, что процессы жизни рассматриваются как сущностные, определяющие смысл возникновения поселения и устройство механизмов его развития. Основой выступает кооперативная форма собственности на землю и строения. Именно она дает возможность населению осуществлять собственные инициативы, причем, не только в жилищной сфере, но и в размещении на землях  кооператива мелких промышленных предприятий, дающих (за счет налоговых отчислений) средства в бюджет кооператива. Сколько, под какие функции, на каких условиях, какой территории следует передать в аренду под производство, правление кооператива решает исходя из того, на какие нужды товариществу необходимы средства и как это будет способствовать улучшению условий жизни членов кооператива. Жизнь и импульсы ее развития являются здесь основополагающими и определяющими всю стратегию деятельности сообщества жителей. Здесь «жизнь» определяет какая «деятельность» ей необходима для финансового обеспечения своего развития. Предпринимательство здесь является основой и средством интенсификации развития процессов и форм жизни. Причем не столько в коммерческой сфере, сколько в социальной, культурной, организационной и др. Здесь сообщество жильцов самостоятельно решает появление каких видов обслуживания следует стимулировать, возникновение каких форм культуры нужно инициировать, в каком виде должны быть развернуты досуг, развлечения, отдых, спорт, образование и как создать условия для того, чтобы частные инициативы в этих направлениях получили максимально выгодные условия своего воплощения.

1.2. В социалистическом поселке-саде все обстоит прямо противоположным образом. Соцпоселок возводится, исключительно, для обслуживания производства, которое, собственно, и диктует требования к формированию определенных условий жизни. Здесь «деятельность» устанавливает какие формы «жизни» необходимы для восстановления производительных сил, поэтому актуальным является лишь то, что позволяет обеспечить нормальное функционирование нового трудового дня. Все остальное рассматривается как ненужное, избыточное, незначимое, второстепенное.

Само предназначение соцпоселения и характер его эксплуатации всецело определены задачами функционирования промышленного предприятия, являющегося элементом общегосударственной системы промышленного производства. Здесь и собственность на землю, и источники развития (финансовые, материальные, технологические и проч.), и механизмы управления – государственные. Это значит, что не само население, а органы власти определяют какой мощности должно быть промышленное предприятие (исходя из его места и роли в «производственной цепочке»); какое количество рабочих рук и какой квалификации требуется для функционирования этого предприятия; какое должно быть в данном населенном пункте (в соответствии с общегосударственными нормативами) количество посадочных мест в столовых и кинотеатрах, койко-мест в больницах, школьных парт, кроваточек в яслях и проч. и, соответственно, сколько служащих должно быть задействовано в системе поселкового обслуживания населения; каков будет бюджет поселения и как он станет распределяться.

2. Эта социально-управленческая парадигма несет условие обязательного наличия в советском рабочем поселке-саде промышленного ядра – проектирование рабочих поселков, осуществляемое государственными структурами в начале и середине 20-х гг. при мануфактурах, паровозо-ремонтных заводах, электростанциях, возводившихся по плану ГОЭЛРО; неразрывно связано с возведением, расширением или реконструкцией градообразующего промышленного объекта. Здесь в отличие от говардовского города-сада, градообразующее промышленное предприятие (как правило, отдельно стоящий промышленный объект): а) обеспечивает работой население, б) определяет «потребное» количество рабочей силы и ее квалификационный состав, в) выступает в роли источника развития всей общественно-культурной жизни поселения.

2.1. Архитектурно-планировочная организация поселения, в той мере, в которой она направлена на выражение этой социально-управленческой парадигмы, размещает производственный объект в общественном центре соцпоселка, трактуя его как смысловой фокус пространственно-территориальной организации жилой зоны, композиционно ориентируемой на него.

2.2. Композиционное влияние на структуру поселения отдельно стоящего производственного объекта или играющего ту же роль «объекта-заместителя» – здания органа власти (здания горсовета, горисполкома) или общественного сооружения (народного дома, театра, клуба или здания заводоуправления) в проектах советских рабочих поселков-садов в начале-конце 1920-х гг., является обязательным.

3. Говардовский город-сад, наоборот, концептуально не должен иметь собственной градообразующей базы, и, несмотря на наличие некоторого числа объектов местной обслуживающей промышленности, он лишен промышленного ядра, и как следствие, места приложения труда для подавляющей массы населения. Предполагается, что трудиться обитатели города-сада должны в близлежащем индустриальном центре, с которым город-сад связывается системой транспорта. Потребность поселения в продуктах питания обеспечивается располагающимися вблизи города-сада молочными и сельскохозяйственными фермами.
Таким образом, города-сады являются самодостаточными, обособленными «городами без производства» – «городами-спальнями», «пригородами-садами», что в рамках советской идеологии индустриального развития трактуется как главный недостаток данной концепции.

4. Концептуально, роль говардовских городов-садов в процессах западной урбанизации, состояла в том, что, вырастая подле существующих городов и являясь, по сути, отдельными «пригородными объектами», они (за счет приближения к природе, к земле, к атмосфере соседской общины) выступали средством улучшения жизни в существующих городах, остававшихся основным местом приложения труда, местом сосредоточения культурных и технических благ, интенсивной общественной и политической жизни и т.д.  В противоположность этому, социалистические поселения идеологически представляются как замена существующим городам. Теоретические постулаты их формирования концептуально основаны на идее неизбежного уничтожения существующих (старых) городов.

5. Город-сад является не столько архитектурно-планировочной инновацией, сколько нововведением организационно-финансового порядка, создающим экономические основы обретения персонального жилища; формирования общественного самоуправления населенными местами и совместного пользования природными ресурсами. 

6. Социалистический рабочий поселок, за счет исключительно государственной (государственно-ведомственной) формы владения, распределения, распоряжения жилищем и землей, осуществляет одну из своих основополагающих функций – прикрепление населения к месту работы и его социальную фильтрацию – в соцпоселке должны проживать лишь те, кто трудится на градообразующем предприятии; просто «жить» в нем запрещено. Это положение законодательно регулируется паспортным режимом, пропиской, введением трудовых книжек, зависимостью от распределительной системы и проч. 

7. Социалистические рабочие поселки и говардовские города-сады принципиально различаются не только характером собственности на  землю и жилище, но и самим типом жилья. В городах-садах жилье представляет собой индивидуальные дома коттеджного типа с приусадебными участками для заселения отдельной семьей. В соцпоселках, жилье преимущественно многоквартирное коммунального типа с покомнатно-посемейным заселением, как правило, без индивидуальных земельных участков, но с придомовыми хозяйственными сооружениями и общественными пространствами, предназначенными для соседского общения, отдыха, любительских занятий спортом, культурно-массовых мероприятий по месту жительства и проч.

8. Причина отказа от идеи города-сада и почти официального запрета на применение ее социально-организационной составляющей при проектирования социалистических населенных мест, заключалась в том, что эта идея оказалась несовместимой с организационно-управленческой доктриной советской власти. Именно поэтому содержание города-сада оказалось исключенным из официальной советской градостроительной теории и на долгие годы забытым. Идея города-сада в 1940-1970-е гг. если и упоминалась, то лишь в критических статьях, как отрицательный пример нежизнеспособной теоретической модели и не заслуживающей подражания градостроительной практики.

____________________
[1] Почетным членом Ленинградского общества архитекторов Э. Говард был избран в 1927 г.

[2] Планомерность застройки города-сада по заранее разработанному плану была одной из основных линий противостояния идеи города-сада практике появления промышленных поселков, стихийно возникавших и также затем стихийно развивавшихся.

[3] Например, 10 акций, как в Берлинском Строительном Товариществе. Здесь стоимость 1 акции (пая) равнялась 200 марок. Эту сумму можно было уплатить либо сразу, либо постепенными еженедельными взносами по 40 пфенингов.

[4] Например, в уставе Дрезденского Общеполезного Строительного Союза величина этого процента была четко зафиксирована – не более 41/2 % годовых.

[5] В частности, ориентация на строительство города-сада за чертой существующих городов, изначально исключало спекуляцию землей.

 [6] В частности, подобное положение зафиксировано в уставе Берлинского Строительного Товарищества. А вот  устав Дрезденского Общеполезного строительного Союза предусматривал зависимость числа голосов от количества акций (правда, не прямую): «Правом участия в Общем Собрании пользуется каждый акционер. Если акционер владеет тремя акциями, каждая акция дает ему один голос в Общем Собрании; если он владеет свыше 3 до 15 акций, то каждые 3 акции дают ему еще по одному голосу; свыше 15 акций – каждый 5 акций добавляют, еще по одному голосу».

[7] В частности, за счет принятия нового Городового положения.

[8] В частности, в 1915 г. подобное общество было создано в Анютовском дачном районе  под Владивостоком.

[9] Для этого, в частности, предполагалось «во-первых, расширить полномочия Министерства внутренних дел по надзору за земскими, городскими и крестьянскими учреждениями и, во-вторых, ограничить начала выборности при замещении должностей по местному общественному управлению в пользу системы правительственного назначения».

[10] Напомним, что городской голова, его заместитель и городской секретарь рассматривались властью и формально значились, как находящиеся на государственной службе. Тем самым, усиливалось зависимое от администрации положение руководящего состава органов общественного управления и возможность правительства оказывать воздействие на их подбор. Кстати, в послереволюционной России это правило будет использовано при формировании структуры органов местного управления – председатели исполкомов, их заместители и секретари будут назначаться органами НКВД и проходить по их штатам – постановление ВЦИК РСФСР от 23 августа «О принятии к руководству выработанных комиссией Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета норм и штатов для Наркоматов и подведомственных им учреждений» (СУ РСФСР. 1922. № 53. ст. 675) предписывает руководство исполнительных комитетов всех уровней проводить по штатам и сметам НКВД и законодательно закрепляет за НКВД оплату председателя, членов президиума исполкома (двух-трех, в зависимости от масштаба исполнительного органа) и секретаря (для губернских исполкомов).           

[11] Заметим, что в отношении города-сада все эти факторы рассматривались как решающие преимущества в сравнении с коренными пороками существующих городов.

[12] Первое в России сообщение о городах-садах публикуется в журнале «Зодчий» в 1904 г. в виде небольшой  заметки  некого «Х».

[13] В 1909 г. Д.Д. Протопопов публикует статью об организованной германским обществом городов-садов экскурсии в Англию.

[14] Гоуард Э. Города будущего. – С-Пб. Б. изд. 1911.- 176 с.

         Кстати, книга немецкого градостроителя Теодора Фритча «Город будущего» (T. Fritsch. Die Stadt der Zukunft. Leipzig. 1896), содержащая очень сходные с говардовскими предложения, вышла в Лейпциге за два года до публикации Говарда (Eb. Howrd. To morrow. London. 1898). Но в силу целого ряда обстоятельств, ни она, ни ее автор не получили такой широкой международной известности.

[15] А.Ю.Блох являлся переводчиком книги Говарда на русский язык. Он жил в Лечворсе, сблизился с Говардом, который написал трогательное предисловие к переводу, полное теплого чувства к России и веры в ее будущее.

[16] Борисова Е.А., Каждан Т. П. Русская архитектура конца XIX - начала ХХ века. М.: Наука. 1971. С. 75; Близнакова М. Советское жилищное строительство в годы эксперимента: 1918-1933 годы / Жилище в России: век ХХ. Архитектура и социальная история. – Монографический сборник. – М.: «Три квадрата», 2001 – 192 с., с. 53-89.

[17] Невзгодин И.В. Идеалы Говарда в градостроительстве Западной Сибири 1920-1930-х гг. 2003 – 13 с., рукопись.

[18] Любопытно, что деятельность Барнаульского отделения становится настолько популярной, что в августе 1917 г. А.В. Ларионов избирается гласным городской думы по отдельному списку Общества городов-садов.

[19] Например, предместье-сад, возводимый Московской Городской Управой на ближайшей к Москве части Ходынского поля.

[20] Планировочная схема поселка на ст. Прозоровской основана на одной из диаграмм Э. Говарда. При этом необходимо отметить, что сам Э. Говард многократно подчеркивал, что его графические иллюстрации лишь условные схемы организации города, а не градостроительный проект. Поэтому в английской практике строительства городов-садов мы практически не находим формального подражания говардовским диаграммам. В России форма диаграммы подчас воспринималась буквально потому, что соответствовала русской градостроительной традиции – построенные на основе трехлучья планы Петербурга и Твери более века служили образцами при проектировании российских городов.

[21] При промышленном предприятии или без такового, как например, в случае с некоторыми поселениями при железнодорожных станциях.

[22] Эта специфика и определит в 1920-1930-е гг. суть идеологического противостояния идеи города-сада и концепции соцгорода.

[23] Например, при строительстве предместья-сада на Ходынском поле Управа сама не хотела выступить в качестве такового, и вся постановка дела не предусматривала образования и деятельности подобного товарищества.

[24] «Инвестиций», как сказали бы сегодня.          

[25] Более «справедливые» формы общественного самоуправления, так называемые Общества благоустройства той или иной местности, развивались преимущественно в дачных поселках России, где существовала недвижимость, имелись именно индивидуальные наделы земли и отсутствовали крупные объекты недвижимости коммерческого использования.

[26] Бошко В.И. Жилищный вопрос. Дома и поселки для профессиональных служащих и рабочих. Киев. 1917.

[27] Дадонов В. Социализм без политики. Города-сады будущего в настоящем. М., Тип. Кушнерев и К. 1913.

[28] Там же.

[29] То есть такой, которая не может быть превышена и которая, являясь «максимальной» для кооператива, в денежном выражении, фактически, оказывается ниже среднегородской. Таким образом, члены товарищества гарантировано платят меньшую сумму денег за жилище, нежели среднестатистический житель.

         Это делается для привлечения извне потенциальных арендаторов квартир, потому, что отчисления в арендной платы – залог существования, финансовой стабильности и процветания кооперативного товарищества в целом.

[30] Дадонов В. Указ. соч.

[31] Бошко В.И. Указ. соч.

[32] В этом случае квартиры в собственность выкупаются.

[33] Например, оно могло оставаться «пожизненным» (т.е. только до момента смерти сотрудника), либо недвижимость могла оставаться после его смерти во владении семьей, если кто-то из членов семьи продолжал поддерживать служебную связь с предприятием. В противном случае недвижимость продавалась кому-либо из сослуживцев, тем самым, позволяя семье выручить определенную сумму денежных средств, а жилплощади оставаться в ведении администрации. Право собственности также могло быть «наследственным», но опять же, с ограничением права распоряжения. Т.е. продажа, залог, дарение и проч.квартиры или дома могли быть произведены собственником только лишь «в пользу или на имя служащих того же предприятия», но не посторонним лицам (Бошко В.И. Указ. соч.).

[34] Дадонов В. Указ. соч.

[35] Там же.

[36] Так как рабочие и служащие, в случае увольнения в работы обязываются освободить квартиру, как правило, в двухнедельный срок, а в случае смерти служащего его семья должна была сделать это в течение месяца.

[37] Возведение поселков-садов предусматривается в Марьиной Роще, Сокольниках, на Воробьевых горах. «Для строительства пригорода-сада выбирается участок в Рублево» (Из истории советской архитектуры. 1917-1925 гг. Документы и материалы Отв. ред. Афанасьев К.Н., сост., автор статей и примечаний Хазанова В.Э. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1963).

[38] М.Т. Елизаров – главный комиссар по делам страхования и борьбы с огнем.

[39] Цит по: Из истории советской архитектуры …  Указ соч.

[40] Из доклада инженеров В.В. Воейкова и В.Д. Дубовского «Постройка пригорода-сада под Москвой», составленного по поручению Главного комиссариата по делам страхования и борьбы с пожарами (Там же.).

[41] Там же.

[42] РГАЭ. Ф. 1884. Оп. 42. Д. 23.

[43] Один из авторов проекта города-сада «Приволье» под Москвой.

[44] РГАЭ. Ф.2261. Оп.1. Д. 119.

[45] РГАЭ. Там же.

[46] РГАЭ. Там же.

[47] РГАЭ. Там же.

[48] РГАЭ. Там же.

[49] РГАЭ. Там же.

[50] РГАЭ. Ф. 2261. Оп.1. Д. 122.

[51]РГАЭ. Ф.2261. Оп.1. Д. 124.

[52] В данном проекте планировочная структура ориентирована на центральную площадь, застраиваемую общественными сооружениями.

[53] Меерович М.Г. Рождение и смерть жилищной кооперации. Жилищная политика в СССР. 1924-1937 гг. (социально-культурный и социально-организационный аспекты). Иркутск, 2004. – 272 с.

[54] И, прежде всего, потому, что основана на добровольном объединении жильцов и самостоятельно организуемом ими возведении индивидуального жилища.

[55] Что в условиях острого продуктового оказывается актуальным для всех без исключения категорий населения

[56] Создание общественных столовых, приобретение оборудования для коллективных прачечных, формирование общественных библиотек, приобретение общего спортинвентаря и проч.

[57] Первоначально, поселок, задуманный и осуществленный по схеме города-сада, планировался Центросоюзом к постройке в Сокольниках, но по результатам обследования выбранное место было забраковано Московской жилищно-санитарной инспекцией и для размещения поселка был предложен другой участок.

[58] РГАЛИ. Ф. 1981. Оп. 1. Ед. хр. 25.

         В 1928 г. в поселке «проживает уже 500 человек. На 53 гектарах построены 102 дома (с центральным отоплением, электрификацией, водопроводом)» (Чередина И.С. Московское жилье конца ХIХ – середины ХХ века: Учеб. Пособие. – М.: Издательство Архитектура-С. 2004).

[59] С 1917 г. по 1923 г. состав жилищно-строительного товарищества сильно меняется. В 1924 г. товарищество насчитывает 250 членов.

[60] Любопытен тот факт, что, резко критикуя программу Общества, ГУКХ НКВД при этом вводит в его руководство своего представителя – секретарем Общества становится сотрудник Отдела Благоустройства ГУКХ НКВД М.Н.Петров. Подобное «участие» в работе организаций, с направленностью деятельности которых власть не совсем согласна, но законодательно пока еще не способна их запретить и ликвидировать, является в этот период распространенным способом непосредственного влияния на характер их функционирования и контроля над текущей деятельностью.

[61] Устав был разработан и представлен к утверждению в начале 1923 г.

[62] См. Меерович М.Г. Биография профессии. Очерки истории жилищной политики в СССР 1917-1941 гг.: Монография. – Иркутск: Изд-во ИрГТУ, 2003; Меерович М.Г. Социально-культурные основы осуществления государственной жилищной политики в РСФСР (1917-1941 гг.). – Дисс. на сосиск. уч. ст. доктора исторических наук. Иркутск, 2004; Меерович М.Г. Рождение и смерть жилищной кооперации. Жилищная политика в СССР. 1924-1937 гг. (социально-культурный и социально-организационный аспекты). Иркутск, 2004; Меерович М.Г. Как власть народ к труду приучала: Жилище в СССР – средство управления людьми. 1917-1941 гг.: Монография. – Stuttdart. Ibidem-Verlag, 2005; Меерович М.Г. Квадратные метры, определяющие сознание: государственная жилищная политика в СССР. 1921-1941 гг.: Монография. – Stuttdart. Ibidem-Verlag, 2005.

[63] Устав был разработан и представлен к утверждению в начале 1923 г.

[64] Включающей: а) издание научной и популярной литературы; б) проведение конкурсов по составлению планов городов, поселков и жилищ; в) организация систематических курсов по вопросам градоустройства с целью подготовки практических работников в области планирования и оздоровления городов; г) открытие музеев и выставок по вопросам градо- и благоустройства и т.д.

[65] Государственные структуры и сами возводят индивидуальное жилище. Но предоставляется оно, лишь в качестве награды отдельным членам руководящего звена партийно-советской элиты.

[66] Меерович М.Г. Как власть народ к труду приучала: Жилище в СССР – средство управления людьми. 1917-1941 гг.: Монография. – Stuttdart. Ibidem-Verlag, 2005. – 138 с.

[67] Ленин В.И. Развитие капитализма в России. Полн. собр. соч. Т. 3.

[68] Там же.

[69] []Там же.

Данное положение также ляжет в основу государственной производственной, тесно

связанной с ней жилищной, а также градостроительной политики.

[70]Бухарин Н.И. Проблемы теории и практики социализма М.: Политиздат, 1989.

[71]Там же.

[72] Там же.

[73] Коткин С. Жилище и субъективный характер его распределения в сталинскую эпоху / Жилище в России: век ХХ. Архитектура и социальная история. – Монографический сборник. М., 2001.

[74] По этой причине, а также из-за неспособности нести в условиях НЭПа бремя забот о жилище администрация предприятий отказывается содержать дома-коммуны.  Пример - дом-коммуна Балтийского завода. Обитатели дома в своем письме жалуются: «Дом № 60 «б» по пр. Пролетарской Победы. Никакой помощи дому завод не оказывает. Дом насчитывает в своих 113 квартирах и 168 комнатах 1600 человек. 75 % рабочих семейств нашего завода, остальные – рабочие и служащие других заводов»  (Дом коммуна // Жилищное дело. 1925. № 6).

[75] А нетрудящихся, в соответствии с организационно-управленческой концепцией власти, быть вообще не должно.

[76] Милов Л.В. Природно-климатический фактор и особенности российского исторического процесса // Вопросы истории. 1992. № 4-5.

[77] Лебина Н.Б., Шкаровский М.В. Проституция в Петербурге (40-е гг. XIX в. – 40-е гг.XX в.) М., 1994.

         Молодые люди все менее охотно ступают в брак. Так, если в 1917 г. число женщин, вышедших замуж до 24 лет оставляло 62%, в 1922 г. – около 50%, то в 1926 г. 46%. Заметим, что с годами эта тенденция не исчезает, в 1934 г. число женщин вступивших в брак до 24 лет составляет уже лишь 38% (Там же. С. 201).

         Возраст именно в 24 года принят для обобщения статистических данных потому, что до 24 лет крестьянская девушка должна была обязательно выйти замуж. После 25 лет она попадала в разряд «непетых кос», «домовух», «прокислых невест», то есть в «старые девы».

[78] Согласно декрета СНК от 10 сентября 1921 г. место работы должно компенсировать трудящемуся расходы по квартире, отоплению, освещению, водопроводу и другим коммунальным услугам (или предоставлять все этого бесплатно), а также предоставлять услуги парикмахерских, бань и проч. (Там же. С. 629).

[79]   В этом и состоит подлинный смысл идеи «трудо-бытовых» коллективов, в которых, благодаря переплетению процессов коммунальной жизни и производственной деятельности полнее и глубже (по замыслу власти) должно происходить саморегулирование жизненных ориентаций и трудовых целей; формирование ценностей самоотверженного труда; воспитание «рабочей совести»; распределение социальных ролей, формирование правильных целей карьерного роста и проч.

[80]        Итого, в этот список входят: «… а) денежная плата; б) квартира, отопление, освещение, водопровод; в) предметы продовольствия и потребления; г) производственная одежда, внеплановые выдачи и т.п.; д) парикмахерские, бани, театр; е) продукты с огородов и советских хозяйств; ж) все сделанные предприятиями и учреждениями затраты по организации быта и прочие услуги, предоставляемые коммунальными отделами; е) средства передвижения (билеты по железные дороге, выделение в случае по месту работы надобности грузовых автомобилей, оплата проезда к месту работы на трамвае и проч.; ж) семейные пайки и другие дополнения к заработной плате, выдаваемые по месту работы семьям рабочих и служащих» (СУ РСФСР. 1921. Отдел первый. № 67. ст. 513).

[81] Там же.

[82] СУ РСФСР. 1922. Отдел первый. № 34. ст. 398; СУ РСФСР. 1922. Отдел первый. №44. ст. 546; СУ РСФСР. 1922. Отдел первый. №48. ст. 605; СУ РСФСР. 1922. Отдел первый. № 57. ст. 724; СУ РСФСР. 1922, Отдел первый. № 59. ст. 753; СУ РСФСР. 1924. Отдел первый. № 8 ст. 45 и др.

[83] СУ РСФСР. 1922. Отдел первый. № 44. ст. 546; СУ РСФСР. 1922. Отдел первый. №48. ст. 605. С. 776; СУ РСФСР. 1922. Отдел первый. № 57. ст. 724; СУ РСФСР. 1922, Отдел первый. № 59. ст. 753. С. 967;  СУ РСФСР. 1924. Отдел первый. № 8 ст. 45 и др.

[84]        «О разъяснении порядка освобождения жилищ в железнодорожных зданиях в полосе отчуждения от лиц, утративших право на их занятие» – Разъяснение НКПС и НКЮ № 562 от 29 июля 1922 г.

[85]        Абсолютно тождественно характеру использования «ведомственного» и «промышленно-частновладельческого» жилья в царской России, возводимого и предоставляемого работникам с целью принуждения их к производительному труду. Только в условиях Советской России к нему добавилась функция повседневного контроля над бытовым поведением рабочих и служащих.

[86]        Таких должно быть 75% от общего количества.

[87]        Таких должно быть 25% от общего количества.

При каждой комнате должны быть предусмотрены умывальники. Также предполагаются общие помещения коллективного пользования: а) приемные, б) библиотеки-читальни, в) общие столовые, кубовые и общие кухни с подсобными помещениями, г) ванны и души (с отельными кабинками), д) общие уборные и умывальные, е) коллективные сушилки для верхнего белья, ж) фригидационные приспособления для столовых и кухни, з) общие хозяйственные сараи, кладовые, продуктовые кладовые и пр. (в подвальных этажах или отдельных служебных зданиях. Высота комнат в квартирах – 1,33 саж. (2,84  м.).

[88]        Число квартир того и другого вида приблизительно поровну. Условия требуют при проектировании предусмотреть в части квартир возможность увеличения квартиры за счет соседней, или ввести несколько квартир большего размера для многосемейных.

[89]        Подчеркнуто также, что площадь застройки должна быть не свыше 30 процентов; остальное – сады, площадки и пр. и то, что здания должны проектироваться каменными  2-3 этажные на 1-м участке и3-4 этажные на втором. 

[90]        Из истории советской архитектуры. Указ. соч.

[91]        Из истории советской архитектуры. Указ соч.

[92]    Срок представления проектов – 15 октября 1925 г. На конкурс представлено 105 проектов: от СССР – 72; Австро-Венгрии – 22; Германии – 8; Норвегии –1; Бельгии – 1; Англии – 1.

[93]    Из истории советской архитектуры. Указ соч.

[94]   Примечание I. те же квартиры и той же площади должны быть представлены в варианте без ванн. Примечание II. примерное процентное соотношение квартир по дому должно быть следующее: двухкомнатных квартир – 50%; трехкомнатных квартир – 30%; сверх трехкомнатных квартир – 20. Минимальная высота 2,85 м., минимальный размер отдельной жилой комнаты – 10 кв.м.; минимальная площадь пола в спальне рассчитанной более чем на одного человека – 6,75 кв.м. на каждого человека. Размер участка (определяется числом квартир в доме) – 225 кв. метров на 1 квартиру при двухэтажном доме; 170 кв. метров на одну квартиру при трехэтажном доме; при четырехэтажном доме – 150 кв. метров. (Там же.).

[95]   Примечание I. В расходы по эксплуатации дома входят: содержание домового персонала (дворники, домовая контора, уборщики, истопники и т.д.); ремонт дома, страхование строения, уборка мусора, снега, освещение двора, лестниц и помещений общего пользования и отопление этих же помещений. Примечание  II. Капитал, затраченный на постройку, слагается из: стоимости всех строений, устройство двора и всех домовых оборудований (отопление, водопровод, канализация, вентиляция, газопровод, осветительная сеть, мусоропровод, оборудование кухонь с подсобными помещениями и прачечной)» (Из истории советской архитектуры. 1917-1925 гг. Документы и материалы. М., 1963).

[96]   Там же.

[97]  Почти единственным исключением были проектные предложения Н. Марковникова (1927 г.), который, практически, во всех своих работах, начиная с 1924 г., прорабатывал тему малоэтажного строительства из экономичных, облегченных конструкицй.

[98]  Колли Н. Я. Задачи советской архитектуры. Доклад на Первом Всесоюзном съезде советских архитекторов. Оргкомитет Союза советских архитекторов СССР. М., 1937.

[99]   СЗ СССР. 1924. Отдел первый. № 5 ст. 60.

[100]  Меерович М.Г. Квадратные метры, определяющие сознание: государственная жилищная политика в СССР. 1921-1941 гг. – Stuttgart. Ibidem-Verlag,  2005 – 210 c.; Меерович М.Г. Власть и жилище (жилищная политика в СССР в 1917-1940 гг.). // Вестник Евразии. 2003. №1 (20). с. 5 – 66; Меерович М.Г. Кто не работает, тот не живет – жилищная политика в СССР. 1929-1937 гг. / Проблемы земной цивилизации. Сборник статей «Поиск решения проблем выживания и безопасности Земной цивилизации» – Иркутск: полиграфическая группа «ASPrint» – Выпуск седьмой, часть вторая, 2003. – 271 с., с. 41-58.

[101]  Так в этот период назывался генплан.

[102] Такой тип жилья в несравненно большей степени, нежели индивидуальное, соответствует задачам контроля и управления.

[103] А именно такое использование жилища является основным содержанием жилищной политики советской власти         (Меерович М.Г. Очерки истории жилищной политики в СССР и ее реализации в архитектурном проектировании. 1917-1941 гг.: Монография. – Иркутск: Изд-во ИрГТУ, 2003. – 217 с.; Меерович М.Г. Жилищная политика в СССР. Уроки истории // Проектирование и строительство в Сибири. 2004. № 1 (19), с. 41-44; Меерович М.Г. Жилищная ситуация и жилищная политика в СССР в 20-30-е гг. // Вестник Иркутского Государственного технического университета. 2003. № 3-4 (15-16). с. 97-102).

[104] Например, в 1925 г. в Москве, и в уездах, новое строительство осуществляемое жилищной кооперацией, ведется главным образом, по линии постройки домов, предназначенных для посемейного заселения – в одну квартиру одна семья. Это 1 этажные, 2-х квартирные дома и 2-х этажные 4-х квартирные деревянных рубленные (либо каркасные) дома.

[105] Так, отчет МУНИ за период с 1.10.24 по 1.10.25 свидетельствует: «В отчетном году строятся исключительно многоэтажные каменные здания по типу мелких квартир». Подобное строительство осуществляется: а) надстройкой существующих зданий и достройкой незавершенного строительства; б) приспособлением под жилье бесхозяинных строений, передаваемых муниципалитетами в ведение жилищной кооперации (под устройство в них покомнатно-посемейных коммуналок); в) возведением новых домостроений.

[106] Высшая власть, фактически, никогда официально не запрещала строительства поселков-садов, правда, в своих законодательных документах, так их никогда и не называла. Речь шла о «рабочих поселках при промышленных предприятиях», о «пригородных рабочих поселках», об «автономных рабочих поселках», но практически никогда о «поселках-садах». При этом,  в специальной литературе середины 20-х гг. этот термин встречается часто, так как и отдельные авторы, и представители государственных строительных организаций, обращаются к зарубежному опыту строительства рабочих поселков-садов и изучают его.

[107]  Цит. по Косенкова Ю.Л. Идеи развития городов советской власти // Зодчий. 21 век. с. 22-27.

[108]  Там же.

[109] В теории и нормировании «поселок-сад», как объект проектирования замещается на новый – «социалистический рабочий поселок». Этому объекту ищется особое обоснование, способное задать его содержательную специфику.

[110] Автономные формы семейного быта, воплотившиеся в индивидуальной застройке, предполагали  добровольное общение людей и свободный выбор образа жизни.

[111] Как принудительное объединение трудящихся в трудо-бытовые коллективы – производственные единицы советского общества.

[112]  Хазанова В.Э. Опыт изучения истории советской архитектуры. 1917-1932 гг.  Автореф. дисс. на соиск. уч. ст. доктора искусствоведения. М. 1996 -80 с.

[113]  В 1926 г. М.Я. Гинзбург писал: «нечего говорить о том, что для меньших городов или рабочих поселков ничего лучше города-сада, со своими маленькими особнячками, двориками и цветничками, и в мыслях не имеется. А между тем этот Говардовский идеал не отстал ли от современности не меньше чем на десяток лет, а от нашей советской современности – и на более значительный срок?» (Гинзбург М.Я. Новые методы архитектурного мышления // Современная архитектура. 1926. №1).

[114] Подчеркнем, что размещение пригородных поселков-садов, возводимых силами жилищной кооперации в середине 20-х гг., вне существующих городов, основывались на стремлении к выносу жилищ в природную среду. При этом, наличие в поселках градообразующих промышленных предприятий не предполагалось, за что эти поселения и подвергались резкой критике.

[115] Например, при Истомкинской мануфактуре, инж. К.Карасев, 1920 г.; «Первый рабочий поселок в Иваново-Вознесенске», арх. Л. Веснин, 1920-е гг.

[116] Например, при Подольском паровозно-ремонтном заводе. арх. Л. Веснин, 1922 г

[117] Например, при электростанции «Красный Октябрь», арх. А.Оль, 1924 г;  поселки при Кизеловской электростанции, Каширской ГРЭС и др.

[118] Подобное не являлось жестким законодательным правилом, а поэтому в реальной практике проектирования и экспертизы, архитекторы, в соответствии со своими представлениями, предлагали и иные варианты. Так, в отзыве на первый проект рабочего поселка «Звезда», размещавшегося в соответствии с санитарно-техническими требованиями в значительной отдаленности от завода, В.Н. Семенов предлагает в центре поселка разместить детский сад (РГАЭ. Ф.2261. Оп.1. Д. 124).

[119] В нормативных предписаниях начала 20-х гг. величина удаленности промышленного предприятия от жилых зданий конкретно не задавалась. Указывалось лишь на то, что разрыв между ними должен быть таким, чтобы «оградить жилые дома от вредного влияния». В итоге, архитекторы принимали самостоятельные решения о том, каким конкретно образом превращать производственный объект в центр композиции.

[120] Так в проекте поселка-сада в Петрограде здание электростанции «Красный Октябрь», располагалось в общественно-культурном центре и являлось композиционным центром всей планировочной структуры поселения, на него была ориентирована, фактически, вся жилая застройка.

[121] РГАЭ. Ф.2266. Оп.3. Д. 10.

[122] РГАЭ. Ф.2266. Оп.3. Д. 10.

         Подобное замещение промышленного объекта зданием-«представителем» наблюдается уже в начале 20-х гг., в первых проектах рабочих поселков. В тех случаях, когда отдельно стоящий градообразующий промышленный объект оказывается за чертой поселения (в силу различного рода санитарно-технических, природных и иных причин) центр города (центральная площадь) формируется размещением на ней театра, народного дома, рабочего клуба и т.п. Так например, в проекте заложенного в июле 1919 г. рабочего поселка при Истомкинской мануфактуре, как и в начатом в феврале 1921 г. проекте рабочего поселка при Кизеловской электростанции на центральной площади располагается народный дом; а в проекте рабочего поселка-сада при орудийном заводе в Подлипках центральная площадь формируется зданиями библиотеки, гостиницы и зала для общественных собраний. 

[123] Например, программой конкурса на проектирование поселка при автозаводе в Филях (1919 г.) было предписано проектировать жилище таким образом, чтобы с развитием общественного питания в столовых, превратить кухни в жилые комнаты, а часть квартир предлагалось изначально проектировать без кухонь (предусмотрев общие кухни-столовые) (РГАЭ. Ф.2261. Оп.2. Д. 13).

[124] На практике этот принцип довольно сильно трансформировался и совершенно по-разному реализовался на разных этапах осуществления внутренней социальной и хозяйственной политики: в условиях распределительной системы и запрещения любых форм частного предпринимательства (1917-1921 гг.); в условиях НЭПа и новой экономической политики (1921-1925 гг.); в условиях сворачивания негосударственных форм хозяйственно-экономической самодеятельности (1925-1929 гг.); в условиях индустриализации и официального перехода от идеи «обобществления быта» к формам «общественного обслуживания» (после 1930 г.). Его изучение – тема отдельного сосредоточенного исследования.

[125] В этом пункте трудно однозначно сказать это отличительная черта соцгорода и города-сада или момент их сходства. Анализируя в первой половине 20-х гг. опыт эксплуатации городов-садов в Западной Европе, В.Ф. Иванов пишет: «В некоторых случаях предприниматели в западно-европейских государствах … передавали в самоуправление рабочих выстроенные … поселки, но, все таки, здесь везде имелась у фабрикантов в виду возможность удобными жилищами как бы прикрепить своих рабочих к предприятию и создать для своей фабрики контингент опытных рабочих. В условиях нашего государственного строя не может быть и речи о таком направлении вопроса …» (Иванов В.Ф. Города-сады и поселки для рабочих. Планировка,  водоснабжение, канализация. Л., Академическое издание. 1925).

[126]  Планировочно воплощая иерархическое (двухуровневое) членение территории поселка: жилище покомнатно-посемейного заселения – квартал.

[127]  Марковников Н. Планировка и благоустройство поселков. М., Изд-во Центрожилсоюза. 1931.

[128] Постановку блокированной застройки по улице предлагается осуществлять на некотором отдалении от проезжей части. Со стороны улицы располагается двор с «небольшим сараем-кладовой, предназначенным для разных домашних вещей и загороженного забором угла для мусорной ямы». В том случае, если наличие такого сарая покажется нецелесообразным, предлагается ставить дома прямо на улицу, с отступом не менее 5 м. В противопожарных целях предусматривается через каждые 5-6 блоков (т.е. через 40-50 м) рассекать полосу застройки кирпичными или бетонными брандмауэрами, выступающими наверх и сторонам на 2 метра.

         Примерную планировочную разбивку поселка, состоящего из блокированных домов, (в целях сравнения экономической характеристики данного вида застройки с другими) Н.В. Марковников осуществляет на подоснове поселка «Сокол».

[129] Вопросы современного жилищного и промышленного строительства. Труды всесоюзной конференции по вопросам жилищного и промышленного строительства, созванной Госпланом СССР в Москве (5 – 10 мая 1925 г.). М., 1926.

[130] Вегман Г. Укрупненное жилье // Современная архитектура, 1927. № 1.

[131] Вопросы современного жилищного и промышленного строительства. Труды всесоюзной конференции по вопросам жилищного и промышленного строительства, созванной Госпланом СССР в Москве (5 – 10 мая 1925 г.). М., 1926.

[132]  Вегман Г. Указ. соч.

[133]  Там же. С. 16.

[134]  Там же. С. 16.

[135]  СУ РСФСР. 1921. № 6. ст. 47.

[136] СУ РСФСР. 1927. № 113. ст. 760.

[137] «Система жилищной кооперации, состоящей из многочисленных звеньев – подрайжилсоюзы, райжилсоюзы, городские, областные (краевые) и республиканские жилсоюзы, - расходует около 40 млн. руб. в год на содержание аппарата союзов, но не обеспечивает должного управления и сохранности жилого фонда» (О сохранении жилищного фонда и улучшении жилищного хозяйства в городах - Постановление ЦИК и СНК СССР от 17 октября 1937 г. / Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. М., 1967. Т. 2).

[138] Правда, разное – в говардовском городе-саде – 32 тыс. чел. В советском рабочем поселке-саде размеры территории и расчетная численность населения, определялись количеством рабочих мест на фабрике (заводе), при котором он возводился, умноженном на «коэффициент семейности» (подробнее см. Меерович М.Г. Рождение соцгорода. Градостроительная политика в СССР. 1917-1932 гг. (концепция социалистического расселения – формирование населенных мест нового типа). Иркутск. 1926. -186 с.- рукопись.

[139] Подобное не являлось жестким законодательным правилом, а поэтому в реальной практике проектирования и экспертизы, архитекторы, в соответствии со своими представлениями, предлагали и иные варианты. Так, в отзыве на первый проект рабочего поселка «Звезда», размещавшегося в соответствии с санитарно-техническими требованиями в значительной отдаленности от завода, В.Н. Семенов считает целесообразным в центре поселка разместить детский сад (РГАЭ. Ф.2261. Оп.1. Д. 124).

[140] В нормативных предписаниях начала 20-х гг. удаленность промышленного предприятия  от жилых зданий конкретно не задавалась. Указывалось лишь на то, что разрыв между ними должен быть таким, чтобы «оградить жилые дома от вредного влияния». В итоге, архитекторы принимали самостоятельные решения о том, каким конкретно образом превращать производственный объект в центр композиции.

[141] При рассмотрении на заседании Отделения поселкового строительства Архистроя проекта поселка Кожуховской электрической подстанции, где подобная ориентация отсутствовала, в замечаниях по проекту делался специальный акцент: «По отношению к зданию электрической станции расположение домов является случайным, не связанным с этим зданием» (РГАЭ. Ф.2266. Оп.3. Д. 10). А в проекте поселка-сада в Петрограде здание электростанции «Красный Октябрь», располагалось в общественно-культурном центре и являлось композиционным центром всей планировочной структуры поселения, на него была ориентирована, фактически, вся жилая застройка.

[142] Были, конечно, и исключения, как например, отсутствие общественного центра в упоминавшемся выше поселке рабочих Челябинской государственной районной электростанции (ЧГРЭС) – властное око не способно было заглянуть на каждую новую стройку.

[143]  РГАЭ. Ф.2266. Оп.3. Д. 10.

[144] Подобное замещение промышленного объекта «объектом-заместителем» наблюдается уже в начале 20-х гг., в первых проектах рабочих поселков. В тех случаях, когда отдельно стоящий градообразующий промышленный объект оказывается за чертой поселения (в силу санитарно-технических, природных и иных различного рода причин) центр города (центральная площадь) формируется размещением на ней театра, народного дома, рабочего клуба и т.п. Так например, в проекте заложенного в июле 1919 г. рабочего поселка при Истомкинской мануфактуре, как и в начатом в феврале 1921 г. проекте рабочего поселка при Кизеловской электростанции на центральной площади располагается народный дом; а в проекте рабочего поселка-сада при орудийном заводе в Подлипках центральная площадь формируется такими зданием «представительского» назначения, как библиотека, гостиница и зал для общественных собраний.

[145] Заметим, что в дореволюционных российских проектах поселений-садов не предусматривалось размещение магазинов (вещевых, продуктовых и проч.), объектов обслуживания (парикмахерских, салонов фотографии, мастерских по ремонту бытовой утвари, пошивочных и проч.), объектов питания (кафе, ресторанов и проч.). Появление подобных функций являлось следствием частной инициативы и результатом индивидуального предпринимательства. Задача их проектного создания даже не могла возникнуть в капиталистических условиях, она не входила в традиционные границы градостроительного моделирования, расчета и проектно-планировочного воплощения. Например, программа проектирования поселка-сада Прозоровская предусматривала размещение только крупных общественных объектов: 1) церкви (на 400-500 чел.); 2) общественного собрания (с театральным залом, библиотекой и читальней, помещениями для лекций и проч.); 3) больничного городка; 4) школьного городка; 4) общежитий для детей служащих, живущих на трассе железной дороги; 5) бани (мужской и женской); 6) прачечной и сушильни; 7) посты; 8) телеграфа; 9) пожарной команды; 10) спортивных площадок (теннис, футбол, крокет).

[146] Заметим, что эта задача будет иметь свое продолжение позднее, в конце 1920 - начале 1930-х гг., когда власть отменит идею обобществления быта, а перед архитекторами и градостроителями поставит задачу разработки необходимого состава и принципов территориального размещения учреждений быта и обслуживания для соцгородов – населенных мест, численностью в десятки раз больше, нежели советские рабочие поселки (см. Меерович М.Г. Рождение соцгорода. Градостроительная политика в СССР. 1917-1932 гг. (концепция социалистического расселения – формирование населенных мест нового типа). Иркутск, 2006 – 186 с. – рукопись).

[147] Заметим, система очень схожая  с позднее общепринятым в советском и мировом градостроительстве принципом трехступенчатого обслуживания.