Эмилио Амбас: «Не люблю придумывать теории – предпочитаю сочинять сказки»

C одним из отцов-основателей «зелёной», или «энергоустойчивой» архитектуры Эмилио Амбасом Владимир Белоголовский побеседовал в Болонье.

mainImg
0
zooming
Больница Оспедале-дель-Анджело в Венеции-Местре © Emilio Ambasz

Эмилио Амбас

Больница Оспедале-дель-Анджело в Венеции-Местре © Emilio Ambasz

Владимир Белоголовский:
Готовы начать?

Эмилио Амбас:
– Нет уж, может, сначала анастезия? [смеется]

– Она не потребуется. Кстати, для протокола – как ваша фамилия? 

– Амбас. Эмилио Амбас.

– Вы произносите её с «с» на конце (поиск в русскоязычном google исправляет на «Амбаш» – прим. переводчика).

– Да, именно так её и надо произносить.
Культурный и спортивный центр Mycal © Emilio Ambasz
zooming
Культурный и атлетический центр Mycal, 1988 © Emilio Ambasz
Оранжерея Люсиль Холселл в Ботаническом саду Сан-Антонио © Emilio Ambasz

– Вы изучали архитектуру в США, в Принстоне, где получили степень бакалавра, а затем и магистра, всего за два года...

– В Принстон я поступил через два года после того, как закончил школу. Но и раньше я тайком пробирался на лекции в университете Буэнос-Айреса. Там были тысячи студентов, и никто не обращал внимания на меня, мелкого, так что я мог посещать все лекции, какие хотел. Кроме того, в американском консульстве в Буэнос-Айресе была очень хорошая библиотека имени Линкольна, с множеством авторитетных книг по американской архитектуре, включая «Латиноамериканскую архитектуру с 1945» Генри-Рассела Хичкока. Я так примелькался в библиотеке, что, когда книжный фонд обновлялся, старые книги мне просто отдавали. Фактически, я учил английский по книге Альфреда Барра «Мастера современного искусства». Так что если у меня с английским проблемы или в интервью будут синтаксические ошибки – это всё он виноват [смеется].

– Я всё же никак не могу взять в толк, как это Вы так быстро закончили Принстон. Когда мы говорили об этом несколько лет назад, Вы сказали: «Если не верите, спросите моего научного руководителя Питера Айзенмана». Я спросил, и он подтвердил мне это, сказав: «Я не знаю как Эмилио это сделал, никому это не удавалось ни до, ни после, но у него получилось». Так что факт установлен. Но если вы окончили университет столь стремительно, получается, что все ваши студенческие работы были частью одного дипломного проекта? Или Вы работали над несколькими проектами?

– Я получил степень бакалавра за один семестр. Во время первого семестра у меня каждую неделю был новый проект. Питер помогал мне с каждым из них; это был первый год его преподавания в Принстоне. А во втором семестре я уже занимался по программе магистратуры. Но у меня там была своя индивидуальная программа. В Принстоне такое практикуется... Да нет, надо было подольше там задержаться – тогда, глядишь, и научился бы чему-нибудь [смеется].

– Вы могли бы рассказать ещё о времени, проведённом в Принстоне? 

– Когда я только приехал, я еще и английского-то толком не знал, и моя первая американская подруга утверждала, что я говорю как Гэри Купер. Так, собственно, оно и было – потому что я учил английский, смотря много раз подряд одни и те же старые вестерны с субтитрами по телевизору.
Вокзал Юнион-стейшн в Канзас-Сити – реконструкция © Emilio Ambasz
zooming
Центр прикладных компьютерных исследований и программирования © Emilio Ambasz

– Какие ещё преподаватели были у Вас в Принстоне?

Было два очень интересных преподавателя, два венгра-близнеца, братья Олгьяй. Их звали Виктор и Аладар. Они были провозвестниками биоклиматической архитектуры – например, они изобрели контроль солнечного света и специальные ставни для уменьшения доступа прямого солнечного света в здания. Они построили лабораторию для тестирования таких вещей. Если Вы почитаете их книги по климатическому проектированию, Вы найдёте там всё, что сейчас относится к архитекторам в смысле «энергоустойчивости».

Другой преподаватель – Жан Лабатут, который, помимо того, что курировал архитектурную магистратуру, занимался исследованиями влияния климата и окружающей среды на строительные материалы. Он был экстраординарным. Также был Кеннет Фрэмптон, но у меня он не преподавал. Как он позже благородно, но не то чтобы справедливо признался – ему нечему было меня научить [смеется].
Офтальмологический центр Banca dell’Occhio в Венеции-Местре © Emilio Ambasz
zooming
Шоурум Mercedes Benz, 1985 © Emilio Ambasz
Музей искусства, архитектуры, дизайна и урбанизма (MAADU) © Emilio Ambasz
Вилла Casa de Retiro Espiritual близ Севильи. Фото © Michele Alassio

– Как бы Вы обобщили всё, чему научились у своих преподавателей? 

Главное, что я вынес из Принстона – это глубоко укоренившийся во мне интерес к философии, поэзии и истории. И в этом отношении Принстон прекрасен поскольку в бакалавриате можно помещать любые курсы. К примеру, у меня был прекрасный преподаватель Артур Сжатмары – он читал курсы по философии эстетики.

Когда я начал преподавать новичкам, вскоре после того как я закончил Принстон, я сосредоточился на методологии. Я учил их методам решения проблем. Элементы, на первый взгляд никак не связанные, должны были сложиться в логичную структуру. Они должны были решать задачу по ходу. Я не хотел нагружать их реальными проектами моего бюро или конкурсами – чем грешили многие другие преподаватели.

– И какими были типичные задачи? 

Я давал студентам проект, и каждую пятницу устраивал разбор. Затем я просил студентов переделать тот же проект, вновь следовала критика – и так каждую неделю. Это был один и тот же проект, библиотека. Моим дипломным проектом была Государственная библиотека Аргентины, но студентов я просил спроектировать библиотеку, которую можно было бы построить в любом городе США. Мне было интересно смотреть, каким образом они смогут приложить себя к решению конкретной задачи. Я всегда считал, что если они дойдут до природы задачи и найдут адекватное решение, это не только придаст им уверенности в своих силах, но и поможет научиться понимать природу задач как таковых. Есть чудесная японская концепция, она называется «Югэн». Её идея состоит в том, что, если вы проникнете в суть задачи, этот опыт поможет вам в решении и других задач.

Это был очень стимулирующий подход к преподаванию. Даже сегодня, когда я встречаю своих бывших студентов, ставших юристами или врачами, они говорят, что мой курс оказал на них огромное влияние. Он помог им развить мышление, направленное на решение проблемы, какой бы она ни была.

– Значит ли это что некоторые из ваших студентов так и не стали архитекторами? 

– Ну да! В Принстоне новички и второкурсники только принюхиваются к тому, какая карьера могла бы быть им интересна. Все они было блестящими студентами, просто алмазами! Возможно немного грубоватыми, но крайне яркими. Интеллектуально намного сильнее аспирантов. Я даже говорил Гедесу, что сам готов ему платить за право учить первокурсников, а вот на мой гонорар за то, чтобы учить его аспирантов, не хватит всех денег мира [смеется].

– В проекте общежития Теологической Семинарии Принстона вы сотрудничали с Айзенманом. Вы называли его «деконструктивистским». Можете рассказать о нём подробнее? 

– Должен сказать, мне очень жаль, что у меня не сохранилось копии этого проекта. Он был замечательным. И Питер был просто потрясен тем, какие возможности открывались благодаря этому проекту. К сожалению, я сейчас не вспомню названия того бюро в Филадельфии, где мы оба работали как проектировщики. У Питера память из нержавеющей стали, и он наверняка Вам скажет. Наш проект так и не был реализован...

– Как Вы думаете, этот проект семинарии был одним из предшественников того, что впоследствии стало называться архитектурой деконструктивизма? 

– Не знаю... Я бы не стал называть себя деконструктивистом. Я скорее эссенциалист от слова суть, в смысле слов Поля Валери: «Будьте лёгкими как птица, а не как перо».

– И что в этом проекте было такого особенного? 

– Не знаю… Мне не нужны слова, мне нужны картинки, образы. Он был об организации потоков, о том, каким образом люди могли бы перемещаться в пространстве, идя к своим комнатам. Нет, всё же мне нужны чертежи.

– Считаете ли Вы, что ваш проект каким-то образом повлиял на архитектуру Питера? 

– Ну нет, на такое я бы замахиваться не стал. Питер – человек огромных интеллектуальных способностей, и он уделяет пристальное внимание всему, что делается, пишется и говорится повсюду. Я другой. Я скорее интуитивен. И я не использую никаких хитростей. Да и нет в том проекте ничего особенного, если не считать того, что это было бы экстраординарное здание.

– Но вы могли бы сказать, что ваш проект общежития был деконструктивистским по своей сути?

– Может быть, он действительно выглядел как деконструктивистский. Но не потому, что я на тот момент понимал, что такое деконструктивизм. Я не считаю себя интеллектуалом...

– И ваша работа не стала развиваться в том направлении. Но ведь в ваших зданиях действительно прослеживаются деконструктивистские черты. В некотором смысле они де-конструированы – как например ваш дом Каса де Ретиро Эспиритуал, 1975 года под Севильей, – но доля деконструкции строго контролируется с позиций баланса и целостности общей картины. Например, в вашей работе очень важна симметрия, верно?

– Нет, в этом плане я не деконструктивист, не такой, как Айзенман или Либескинд. Я занимаюсь тем, что разделяю элементы, устанавливаю их отдельно друг от друга самым ясным образом. К примеру в случае с Каса де Ретиро две свободно стоящие стены определяют куб. То же самое было с тем зданием в Принстоне. Я могу решить здание несколькими элементами. Хотелось бы найти тот проект…
zooming
Casa de Retiro Espiritual © Emilio Ambasz
Дом Leo Castelli, восточный Хэмптон, 1980 © Emilio Ambasz

Когда мне было лет 15, я делал проект для семейной пары – они были учителями начальной школы. У них был участок через дорогу от квартиры, где я жил со своими родителями. Спроектированный мной дом так и не был построен. Прошли годы, и когда я случайно наткнулся на тогдашние рисунки и чертежи, они мне показались совершенно корбюзеанскими. А я тогда ничего не знал ни о Корбюзье, ни о современной архитектуре. Там были ступеньки вдоль фасада, балконы-лоджии и так далее. Дом не был построен, но для меня он был реален. Мне всегда был нужен реальный клиент. Я не могу работать над гипотетическими проектами. Со мной это не работает.
Vertebrae chair © Emilio Ambasz, 1974-1975

– Вам нужен участок, программа, реальный клиент...

– Реальных клиентов не существует! Может быть, в моей следующей жизни будут какие-то реальные клиенты... Нет, клиент сам редко знает, чего он действительно хочет. Он знает только – чего он хочет в тот момент, когда вы представляете ему проект, который он заказал Вам исходя из заявленной программы его реальных нужд, и вот тогда-то он и понимает: это не то, чего он на самом деле хочет. Так что Вам опять надо предложить что-то другое…

Я сейчас работаю над проектом для одного моего друга из Мексики, для которого я сделал Каса Каналес в Монтеррее [1991]. Так вот, я сказал ему: «Я не строю моделей в архитектуре. Я делаю модели в мышлении». Чтобы строить, мне нужно знать перепад высот, ориентацию, розу ветров, функциональную программу, и так далее. Мне нужно знать, как именно хотят жить люди в Монтеррее. Хотят они жить снаружи или внутри? Предпочитают ли они иметь патио?

– Давайте поговорим о Луисе Баррагане, чью персональную выставку Вы организовали в MoMA в 1976 году, когда Вы были там дизайн-куратором. Это была его первая выставка в США, и составленный вами каталог выставки был первой монографией, посвященной его работам.

– Я решил организовать его выставку, поскольку в то время слишком многие студенты-архитекторы впали в эрзац-социологию, что привело к несколько патетическим и скверным результатам. Я хотел, чтобы они посмотрели на настоящую архитектуру. Работы Баррагана не просты. Он очень сложен, но элементы легки для понимания. Однако они наполнены множеством смыслов. Мы сделали шоу: проецировали красивые слайды на огромную стену 30 футов шириной и 20 футов высотой в маленькой комнате. Эффект получался такой – как будто вы находитесь внутри его зданий. Мы также сделали слайды доступными для американских университетов. Эффект был потрясающим, и я написал книгу.

– Вы оставались куратором отдела Архитектуры и Дизайна MoMA семь лет с 1969 по 1976. Каковы, на ваш взгляд, ключевые ингредиенты хорошей архитектурной выставки? 

– Я был дизайн-куратором, но я организовал много архитектурных выставок. Хорошая выставка должна быть интересной. Как куратор, вы должны быть настолько сильно поглощены ею, что вы обязательно захотите показать её. Вы хотите, чтобы весь мир узнал о ней. И вы должны найти способ показать архитектуру. Вы не можете принести здание в галерею. Вам нужно найти способ его представить. И, конечно, архитектура – один из самых сложных предметов для представления. Если вы куратор выставки живописи, вы просто привозите живопись. Вбиваете в стенку гвоздь и вешаете картину. Но вы не можете поступить так с архитектурой; даже если принесёте макет. Всё равно будет что-то не то. Даже если вы покажете фильм, будет что-то не то. И именно поэтому я так хотел сделать выставку Баррагана – я знал, что его работы «проймут» моих студентов. Затронут их чувства. Выдернут их из этой игры в социологию.

– Работа куратором MoMA была лишь одним из этапов вашей карьеры. Вы ведь не планировали работать повсюду куратором после того, как ушли из музея, так ведь?

– Да, я не хотел, чтобы это становилось моей профессией. Я ушел из MoMA на пике карьеры. Итальянская выставка прошла с огромным успехом. [Italy: The New Domestic Landscape, 1972]. У нас до этого никогда не было столько посетителей. Но причина моего ухода была в том, что я хотел быть практикующим архитектором. Я также хотел быть промышленным дизайнером и то, как я этого добился, было необычно. Прежде всего я изобретал тот или иной продукт для себя, без какого-либо заказа. Я конструировал их. Строил модели и даже оборудование для производства деталей. И я получал патенты в области механики, я не верю в дизайнерские патенты. Затем я приносил готовый продукт в представительство компании и говорил: «У вас есть 30 дней, чтобы ответить да или нет. Если вы говорите мне нет, я иду к вашим конкурентам. Если вы говорите да, я могу даже предоставить вам пробные образцы, чтобы вы проверили, какой на них спрос. У меня уже даже готовы профессиональные фото и описания для каталога». И если производитель говорил да, то через полгода продукт уже был на рынке – не через два-три года, как обычно бывает, когда всё надо разрабатывать с нуля.

– И каким был ваш первый продукт? 

– Cтул, удобный для позвоночника. Я и до этого занимался изобретательством, но это было первое мое изобретение, реализованное в промышленном масштабе. Я сделал его в тот же год, когда ушел из MoMA.
Комплекс ACROS. Фотография: Kenta Mabuchi from Fukuoka, Japan – flickr: ACROS Fukuoka / CC BY-SA 2.0

– Но что заставило вас спроектировать именно стул? 

– Я жаловался своему другу-дизайнеру, как мне неудобно сидеть на обычном офисном стуле с жёстко зафиксированной спинкой. Почему бы не сделать стул, который бы наклонялся вперед и назад вместе с телом? Ничего подобного тогда не было. Это был первый саморегулирующийся эргономичный стул в мире. Мы его разработали и запатентовали в 1975, а компания Krueger представила его публике в 1976.

– Однажды Вы сказали, что мечтаете о будущем, когда можно будет «открыть дверь и выйти в сад, и не важно, на каком этаже вы живете... примирить в пределах плотно населённого города нашу нужду в строительстве убежищ с эмоциональной потребностью в зелёных пространствах…». Остаётся ли это мечтой или Вы считаете, что некоторые из последних проектов в Сингапуре, или ваши проекты – в Фукуоке [1994] и другие, приблизили мечту к реальности? 
Комплекс ACROS в Фукуоке © Emilio Ambasz
Комплекс ACROS © Emilio Ambasz
Штаб-квартира компании ENI, конкурсный проект, 2 место © Emilio Ambasz

– Да, это все мои детища! Я был первым, кто придумал вертикальный сад для закрытого конкурса на штаб-квартиру крупнейшей нефтяной компании ENI в 1998 году в Риме. Одним из двух других приглашенных соискателей был Жан Нувель, но весь конкурс отложили в долгий ящик... Нашей задачей там было модернизировать существующее здание 1960-х, первое в Италии здание в навесным фасадом. Внутрь проникали вода и ветер, надо было менять фасады, что означало: в здании никто не сможет работать на протяжении двух лет. А это было гигантское 20-этажное здание. Предложенное мной решение было простым и логичным. В процессе работы я попытался сделать представителей нефтяной отрасли более чувствительными к вопросам экологического баланса.
zooming
Консерватория Lucille Halsell в ботаническом саду Сан-Антонио, 1982-1988 © Emilio Ambasz

Чтобы поменять фасады, надо ставить леса – так? Так. А почему бы их сделать не 1,20 м шириной, а все 3,60 м? Потребуется всего лишь немного больше стальной трубки, чтобы конструкция держалась. Затем я помещаю новую стеклянную панель на расстоянии 1,80 м от старого стекла, и это новое стекло защищает от ветра, дождя и шума. А на оставшихся снаружи 1,80 м ширины мы разбиваем сад, потому что в Риме прекрасный климат для растений в открытом грунте. И всем мое решение понравилось, просто не повезло... Человек, который был заказчиком конкурса, уволился из компании буквально за несколько дней до заседания жюри, а тот, кто его заменил, не хотел ничего в этом роде. Вот такая история первого в мире вертикального сада. Хотя были уже готовы и детализированные чертежи, и прекрасный макет.

– А Вы случайно не знаете, кому первому удалось реализовать проект с вертикальным озеленением? 

ЭА: Да я как-то не интересовался. Я как тигр – как только у меня рождаются детеныши, я перестаю ими интересоваться. Я уже хочу заниматься следующим проектом. Но сейчас по всему свету уже реализовано множество проектов, основанных на этой идее. Конечно же, в Сингапуре, но там хотя бы признают мою роль – правительство Сингапура недавно выпустило книгу о вкладе их города в дело зелёной архитектуры, и меня попросили написать предисловие.

– Вы могли бы назвать дом Каса де Ретиро своим манифестом? 

– Он стал манифестом после того, как был изобретён. Да, позднее я использовал идеи, проявившиеся там, в других проектах – в том числе в Фукуоке, где я также использовал землю как изоляционный материал и вернул городу 100% земли из-под пятна застройки, покрыв ею кровлю. Это очень практично и экологично. Каса де Ретиро сделан так, что кажется частью ландшафта, но он полностью построен поверх и затем покрыт землей сверху и на некоторых боковых стенах. Дом это сад, а сад это искусство. Сад не джунгли, так ведь? Его создает человек [смеется].

Моё ars poetica – «зелёное поверх серого». Своей архитектурой я стремлюсь показать путь сближения Природы и Архитектуры. Я всегда стараюсь делать так, чтобы мои здания возвращали что-то обществу – в форме садов, к примеру, компенсирующих участок земли, занятый постройкой.

– Я хотел бы закончить вашей же цитатой: «Я всегда верил в то, что архитектура есть акт мифотворческого воображения. Настоящая архитектура начинается после того, как удовлетворены функциональные и поведенческие потребности. Не голод, а именно любовь и страх – а иногда и простое чудо – заставляют нас творить. Культурный и социальный контекст, в котором работает архитектор, постоянно меняется, но, как мне кажется, его основная задача остается неизменной: облечь прагматическое в поэтическую форму».

– Спасибо. Я бы не мог сказать это лучше! [смеется].

06 Декабря 2016

Владимир Белоголовский

Беседовал:

Владимир Белоголовский
Похожие статьи
Сергей Орешкин: «Наш опыт дает возможность оперировать...
За последние годы петербургское бюро «А.Лен» прочно закрепило за собой статус федерального, расширив географию проектов от Санкт-Петербурга до Владивостока. Получать крупные заказы помогает опыт, в том числе международный, структура и «архитектурная лаборатория» – именно в ней рождаются методики, по которым бюро создает комфортные квартиры и урбан-блоки. Подробнее о росте мастерской рассказывает Сергей Орешкин.
2023: что говорят архитекторы
Набрали мы комментариев по итогам года столько, что самим страшно. Общее суждение – в архитектурной отрасли в 2023 году было настолько все хорошо, прежде всего в смысле заказов, что, опять же, слегка страшновато: надолго ли? Особенность нашего опроса по итогам 2023 года – в нем участвуют не только, по традиции, москвичи и петербуржцы, но и архитекторы других городов: Нижний, Екатеринбург, Новосибирск, Барнаул, Красноярск.
Александра Кузьмина: «Легко работать, когда правила...
Сюжетом стенда и выступлений архитектурного ведомства Московской области на Зодчестве стало комплексное развитие территорий, или КРТ. И не зря: задача непростая и очень «живая», а МО по части работы с ней – в передовиках. Говорим с главным архитектором области: о мастер-планах и кто их делает, о том, где взять ресурсы для комфортной среды, о любимых проектах и даже о том, почему теперь мало хороших архитекторов и что делать с плохими.
Согласование намерений
Поговорили с главным архитектором Института Генплана Москвы Григорием Мустафиным и главным архитектором Южно-Сахалинска Максимом Ефановым – о том, как формируется рабочий генплан города. Залог успеха: сбор данных и моделирование, работа с горожанами, инфраструктура и презентация.
Изменчивая декорация
Члены экспертного совета премии Innovative Public Interiors Award 2023 продолжают рассуждать о том, какими будут общественные интерьеры будущего: важен предлагаемый пользователю опыт, гибкость, а в некоторых случаях – тотальный дизайн.
Определяющая среда
Человекоцентричные, технологичные или экологичные – какими будут общественные интерьеры будущего, рассказывают члены экспертного совета премии Innovative Public Interiors Award 2023.
Иван Греков: «Заказчик, который может и хочет сделать...
Говорим с Иваном Грековым, главой архитектурного бюро KAMEN, автором многих знаковых объектов Москвы последних лет, об истории бюро и о принципах подхода к форме, о разном значении объема и фасада, о «слоях» в работе со средой – на примере двух объектов ГК «Основа». Это квартал МИРАПОЛИС на проспекте Мира в Ростокино, строительство которого началось в конце прошлого года, и многофункциональный комплекс во 2-м Силикатном проезде на Звенигородском шоссе, на днях он прошел экспертизу.
Резюмируя социальное
В преддверии фестиваля «Открытый город» – с очень важной темой, посвященной разным апесктам социального, опросили организаторов и будущих кураторов. Первый комментарий – главного архитектора Москвы Сергея Кузнецова, инициатора и вдохновителя фестиваля архитектурного образования, проводимого Москомархитектурой.
Прямая кривая
В последний день мая в Москве откроется биеннале уличного искусства Артмоссфера. Один из участников Филипп Киценко рассказывает, почему архитектору интересно участвовать в городских фестивалях, а также показывает свой арт-объект на Таможенном мосту.
Бетонные опоры
Архитектурный фотограф Ольга Алексеенко рассказывает о спецпроекте «Москва на стройке», запланированном в рамках Арх Москвы.
Юлий Борисов: «ЖК «Остров» – уникальный проект, мы...
Один из самых больших проектов жилой застройки Москвы – «Остров» компании Донстрой – сейчас активно строится в Мневниковской пойме. Планируется построить порядка 1.5 млн м2 на почти 40 га. Начинаем изучать проект – прежде всего, говорим с Юлием Борисовым, руководителем архитектурной компании UNK, которая работает с большей частью жилых кварталов, ландшафтом и даже предложила общий дизайн-код для освещения всей территории.
Валид Каркаби: «В Хайфе есть коллекция арабского Баухауса»
В 2022 году в порт города Хайфы, самый глубоководный в восточном Средиземноморье, заходило рекордное количество круизных лайнеров, а общее число туристов, которые корабли привезли, превысило 350 тысяч. При этом сама Хайфа – неприбранный город с тяжелой судьбой – меньше всего напоминает туристический центр. О том, что и когда пошло не так и возможно ли это исправить, мы поговорили с архитектором Валидом Каркаби, получившим образование в СССР и несколько десятилетий отвечавшим в Хайфе за охрану памятников архитектуры.
О сохранении владимирского вокзала: мнения экспертов
Продолжаем разговор о сохранении здания вокзала: там и проект еще не поздно изменить, и даже вопрос постановки на охрану еще не решен, насколько нам известно, окончательно. Задали вопрос экспертам, преимущественно историкам архитектуры модернизма.
Фандоринский Петербург
VFX продюсер компании CGF Роман Сердюк рассказал Архи.ру, как в сериале «Фандорин. Азазель» создавался альтернативный Петербург с блуждающими «чикагскими» небоскребами и капсульной башней Кисе Курокавы.
2022: что говорят архитекторы
Мы долго сомневались, но решили все же провести традиционный опрос архитекторов по итогам 2022 года. Год трагический, для него так и напрашивается определение «слов нет», да и ограничений много, поэтому в опросе мы тоже ввели два ограничения. Во-первых, мы попросили не докладывать об успехах бюро. Во-вторых, не говорить об общественно-политической обстановке. То и другое, как мы и предполагали, очень сложно. Так и получилось. Главный вопрос один: что из архитектурных, чисто профессиональных, событий, тенденций и впечатлений вы можете вспомнить за год.
KOSMOS: «Весь наш путь был и есть – поиск и формирование...
Говорим с сооснователями российско-швейцарско-австрийского бюро KOSMOS Леонидом Слонимским и Артемом Китаевым: об учебе у Евгения Асса, ценности конкурсов, экологической и прочей ответственности и «сообщающимися сосудами» теории и практики – по убеждению архитекторов KOSMOS, одно невозможно без другого.
КОД: «В удаленных городах, не секрет, дефицит кадров»
О пользе синего, визуальном хаосе и общих и специальных проблемах среды российских городов: говорим с авторами Дизайн-кода арктических поселений Ксенией Деевой, Анастасией Конаревой и Ириной Красноперовой, участниками вебинара Яндекс Кью, который пройдет 17 сентября.
Никита Токарев: «Искусство – ориентир в джунглях...
Следующий разговор в рамках конференции Яндекс Кью – с директором Архитектурной школы МАРШ Никитой Токаревым. Дискуссия, которая состоится 10 сентября в 16:00 оффлайн и онлайн, посвящена междисциплинарности. Говорим о том, насколько она нужна архитектурному образованию, где начинается и заканчивается.
Архитектурное образование: тренды нового сезона
МАРШ, МАРХИ, школа Сколково и руководители проектов дополнительного обучения рассказали нам о том, что меняется в образовании архитекторов. На что повлиял уход иностранных вузов, что будет с российской архитектурной школой, к каким дополнительным знаниям стремиться.
Архитектор в метаверс
Поговорили с участниками фестиваля креативных индустрий G8 о том, почему метавселенные – наша завтрашняя повседневность, и каким образом архитекторы могут влиять на нее уже сейчас.
Арсений Афонин: «Полученные знания лучше сразу применять...
Яндекс Кью проводит бесплатную онлайн-конференцию «Архитектура, город, люди». Мы поговорили с авторами докладов, которые могут быть интересны архитекторам. Первое интервью – с руководителем Софт Культуры. Вебинар о лайфхаках по самообразованию, в котором он участвует – в среду.
Устойчивость метода
ТПО «Резерв» в честь 35-летия покажет на Арх Москве совершенно неизвестные проекты. Задали несколько вопросов Владимиру Плоткину и показываем несколько картинок. Пока – без названий.
Сергей Надточий: «В своем исследовании мы формулируем,...
Недавно АБ ATRIUM анонсировало почти завершенное исследование, посвященное форматам проектирования современных образовательных пространств. Говорим с руководителем проекта Сергеем Надточим о целях, задачах, специфике и структуре будущей книги, в которой порядка 300 страниц.
Технологии и материалы
«Атмосферные» фасады для школы искусств в Калининграде
Рассказываем о необычных фасадах Балтийской Высшей школы музыкального и театрального искусства в Калининграде. Основной материал – покрытая «рыжей» патиной атмосферостойкая сталь Forcera производства компании «Северсталь».
Фасадные подсистемы Hilti для воплощения уникальных...
Как возникают новые продукты и что стимулирует рождение инженерных идей? Ответ на этот вопрос знают в компании Hilti. В обзоре недавних проектов, где участвовали ее инженеры, немало уникальных решений, которые уже стали или весьма вероятно станут новым стандартом в современном строительстве.
ГК «Интер-Росс»: ответ на запрос удобства и безопасности
ГК «Интер-Росс» является одной из старейших компаний в России, поставляющей системы защиты стен, профили для деформационных швов и раздвижные перегородки. Историю компании и актуальные вызовы мы обсудили с гендиректором ГК «Интер-Росс» Карнеем Марком Капо-Чичи.
Для защиты зданий и людей
В широкий ассортимент продукции компании «Интер-Росс» входят такие обязательные компоненты безопасного функционирования любого медицинского учреждения, как настенные отбойники, угловые накладки и специальные поручни. Рассказываем об особенностях применения этих элементов.
Стоимостной инжиниринг – современная концепция управления...
В современных реалиях ключевое значение для успешной реализации проектов в сфере строительства имеет применение эффективных инструментов для оценки капитальных вложений и управления затратами на протяжении проектного жизненного цикла. Решить эти задачи позволяет использование услуг по стоимостному инжинирингу.
Материал на века
Лиственница и робиния – деревья, наиболее подходящие для производства малых архитектурных форм и детских площадок. Рассказываем о свойствах, благодаря которым они заслужили популярность.
Приморская эклектика
На месте дореволюционной здравницы в сосновых лесах Приморского шоссе под Петербургом строится отель, в облике которого отражены черты исторической застройки окрестностей северной столицы эпохи модерна. Сложные фасады выполнялись с использованием решений компании Unistem.
Натуральное дерево против древесных декоров HPL пластика
Вопрос о выборе натурального дерева или HPL пластика «под дерево» регулярно поднимается при составлении спецификаций коммерческих и жилых интерьеров. Хотя натуральное дерево может быть красивым и универсальным материалом для дизайна интерьера, есть несколько потенциальных проблем, которые следует учитывать.
Максимально продуманное остекление: какими будут...
Глубина, зеркальность и прозрачность: подробный рассказ о том, какие виды стекла, и почему именно они, используются в строящихся и уже завершенных зданиях кампуса МГТУ, – от одного из авторов проекта Елены Мызниковой.
Кирпичная палитра для архитектора
Свыше 300 видов лицевого кирпича уникального дизайна – 15 разных форматов, 4 типа лицевой поверхности и десятки цветовых вариаций – это то, что сегодня предлагает один из лидеров в отечественном производстве облицовочного кирпича, Кирово-Чепецкий кирпичный завод КС Керамик, который недавно отметил свой пятнадцатый день рождения.
​Панорамы РЕХАУ
Мир таков, каким мы его видим. Это и метафора, и факт, определивший один из трендов современной архитектуры, а именно увеличение площади остекления здания за счет его непрозрачной части. Компания РЕХАУ отразила его в широкоформатных системах с узкими изящными профилями.
Топ-15 МАФов уходящего года
Какие малые архитектурные формы лучше всего продавались в 2023 году? А какие новинки заинтересовали потребителей?
Спойлер: в тренды попали как умные скамейки, так и консервативная классика. Рассказываем обо всех.
Металл с олимпийским характером
Алюминий – материал, сочетающий визуальную привлекательность и вариативность применения с выдающимися механико-техническими свойствами.
Рассказываем о 5 знаковых спорткомплексах, при реализации которых был использован фасадный алюминий компании Cladding Solutions.
Частная жизнь в кирпиче
Что происходит с обликом малоэтажной застройки в России? Архи.ру поговорил с экспертами и выяснил, какие тренды отмечают архитекторы в частном домостроении и почему кирпич остается самым популярным материалом для проектов загородных домов с очень разной экономикой.
Новая деталь: 10 лет реконструкции гостиницы «Москва»
В 2013 году был завершен третий этап строительства современной гостиницы «Москва» на Манежной площади, на месте разобранного здания Савельева, Стапрана и Щусева. В этом году исполняется ровно 10 лет одному из самых громких воссозданий 2010-х. Фасады нового здания выполнялись компанией «ОртОст-Фасад».
Сейчас на главной
Золотое кольцо
Показываем работы трех финалистов конкурса на эскизный проект нового международного аэропорта Ярославля. Концепцию победителя планируют реализовать к 2027 году.
Энергия [пост]модернизма
В Аптекарском приказе Музея архитектуры открылась выставка Владимира Кубасова. Она состоит, по большей части, из новых поступлений – архива, переданного в музей дочерью архитектора Мариной, но, с другой стороны, рисунки Кубасова собраны по проектам и неплохо раскрывают его творческий путь, который, как подчеркивают кураторы, прямо стыкуется с современной архитектурой, так как работал архитектор всю жизнь до последнего вздоха, почти 50 лет.
Кристаллы и минералы
Архитектор Дмитрий Серегин, успевший поработать в Coop Himmelb(l)au MAD Architects , предлагает новый подход к реабилитационной архитектуре. С помощью нейросети он стирает грань между архитектурой и природой, усиливая целительное воздействие последней на человека.
Модернизация – 3
Третья книга НИИТИАГ о модернизации городской среды: что там можно, что нельзя, и как оно исторически происходит. В этом году: готика, Тамбов, Петербург, Енисейск, Казанская губерния, Нижний, Кавминводы, равно как и проблематика реновации и устойчивости.
Там русский дух
Второй проект, реализованный бюро Megabudka на территории парка «Кудыкина гора» – гостиничный комплекс. В нем архитекторы продолжили поиски идентичности, но изменили направление: в сторону белокаменных церквей, уюта избы, уездного быта и космизма. Не обошлось и без драмы.
Счастье независимого творчества
Немало уже было сказано с трибуны и в кулуарах – как это хорошо, что в период застоя и типовухи развивались другие виды архитектурного творчества: НЭР, бумажная архитектура... Но не то чтобы мы хорошо знаем этот слой. Теперь, благодаря книге Андрея Бокова, который сам принимал участие во многих моментах этой деятельности, надеемся, станет намного яснее. Книга бесценная, написана хорошо. Но есть сомнения. В пророческом пафосе.
Новый «Полёт»
Архитекторы бюро «Мезонпроект» разработали проект перестройки областного молодежного центра «Полёт» в Орле. Летний клуб, построенный еще в конце 1970-х годов, станет всесезонным и приобретет много дополнительных функций.
Минимализм за Полярным кругом
Участники архитектурно-градостроительного конкурса «Деревянный минимализм улицы Смидовича» работали над образом центральной улицы Нарьян-Мара, условием было использование деревянных конструкций, а победивший проект планируют положить в основу мастер-плана центра города. Судило профессиональное жюри, а потом жители города. Публикуем 4 победивших проекта.
Яуза towers
В столице не так много зданий и проектов Никиты Явейна и «Студии 44». Представляем вашему вниманию концепцию большого многофункционального комплекса на Яузе, между двумя парками, с набережной, перекрестьем пешеходных улиц, развитым общественным пространством и оригинальным пластическим решением. Оно совмещает сложную, асимметричную, как пятнашки, сетку фасадов и смелые заострения верхних частей, полностью скрывающее техэтажи и вылепливающее силуэт.
И опять о птицах
Завершается строительство первого аэропорта в китайском городе Лишуй. Архитекторы пекинского бюро MAD выбрали для своего проекта самый очевидный визуальный прототип – серебристо-белую птицу.
Подражание природе
Открываем новую рубрику «Нейросети» работой для конкурса AI&Biomimicry. Для концепции музейного комплекса авторы позаимствовали природные световые явления и принцип биомимикрии. Этот промт не был простым: использовались слова трабекулы, мезоглея, сцинтиллоны и динофлагелляты.
Мастер яркого высказывания
Искусство архитектора и художника Владимира Сомова построено на столь ярких контрастах, что, входя на выставку, в какой-то момент думаешь, что получил кулаком в нос. А потом очень интересно. Мало кто, даже из модернистов, допущенных к работе с уникальными проектами, искал сложности так увлеченно, чтобы не сказать самозабвенно. ММОМА показывает выставку, основанную на работах, переданных автором в музей в 2019–2020 годах, но дополненную так, чтобы раскрыть Сомова и как художника, и как архитектора.
Тайный пруд
Благодаря проекту команды TISS Garden у жильцов клубного дома Ordynka в центре Москвы появился вид на воду: на плите подземного паркинга удалось создать водоем с системой фильтрации, высадить взрослые деревья и другую растительность.
Офисы с «ленточкой»
В Берлине началось строительство офисного (и немного жилого) «кампуса» LXK по проекту MVRDV. Проект связан с развитием района Восточного вокзала.
Венец из пентхаусов
Первое многоэтажное здание Монако, жилая башня Le Schuylkill, получит после реконструкции по проекту Zaha Hadid Architects завершение из шести пентхаусов.
«Красный просвещенец» в Нижнем Новгороде: снос или...
В Нижнем Новгороде прямо сейчас идет «битва экспертиз»: удивительный заросший зеленью квартал двадцатых годов «Красный просвещенец», с одной стороны, пытаются поставить на охрану как достопримечательное место, а с другой стороны, похоже, есть желание отдать его под застройку полностью или частично. Мы попросили журналиста и активиста Иру Маслову рассказать о ситуации.
Вулканическое
В Никола-Ленивце сожгли Черную гору – вулкан. Ее автор – она же автор Вавилонской башни 2022 года, и два объекта заметно перекликаются между собой. Только если предыдущий был про человеческое дерзновение, то теперь форма ушла в природные ассоциации и растворилась там. Вашему вниманию – фотографии сожжения.
Черный, белый и стекло
Лаконичный в формах и отделке дом для подмосковного коттеджного поселка, основным приемом которого стал контраст – цвета, материалов и масс.
Два, пять, десять, девятнадцать: Нижегородский рейтинг
В Нижнем Новгороде наградили победителей XV, по-своему юбилейного, архитектурного рейтинга. Вручали пафосно, на большой сцене недавно открывшейся «Академии Маяк», а победителей на сей раз два: Школа 800 и Галерея на Ошарской. А мы присоединили к двум трех, получилось пять: сокращенный список шорт-листа. И для разнообразия каждый проект немного поругали, потому что показалось, что в этом году в рейтинге есть лидеры, но абсолютного – вот точно нет.
Сергей Орешкин: «Наш опыт дает возможность оперировать...
За последние годы петербургское бюро «А.Лен» прочно закрепило за собой статус федерального, расширив географию проектов от Санкт-Петербурга до Владивостока. Получать крупные заказы помогает опыт, в том числе международный, структура и «архитектурная лаборатория» – именно в ней рождаются методики, по которым бюро создает комфортные квартиры и урбан-блоки. Подробнее о росте мастерской рассказывает Сергей Орешкин.
Вплотную к демократии
Конкурс на проект реконструкции зданий датского парламента выиграли бюро Cobe, Arcgency и Drachmann совместно с конструкторами Sweco. Цель трансформации – позволить любому гражданину приблизиться вплотную к оплоту демократии.
Арка, жемчужина, крыло и ветер
В соцсетях губернатора Омской области началось голосование за лучший проект нового аэропорта. Мы попросили у финалистов проекты и показываем их. Все довольно интересно: заказчик просил сделать здание визуально проницаемым насквозь, а образы, с которыми работают авторы – это арки, крылья, порывы ветра и даже «Раковина» Врубеля, который родился в Омске.
Три башни профессора Юрия Волчка
Все знают Юрия Павловича Волчка как увлеченного исследователя архитектуры XX века и теоретика, но из нашей памяти как-то выпадает тот факт, что он еще и проектировал как архитектор – сам и совместно с коллегами, в 1990-е и 2010-е годы. Статья Алексея Воробьева, которую мы публикуем с разрешения редакции сборника «Современная архитектура мира», – о Волчке как архитекторе и его проектах.
Парк архитектуры и отдыха
Для подмосковного гостиничного комплекса, предполагающего разные форматы отдыха, бюро T+T Architects предложило несколько типов жилья: от классического «стандарта» в общем корпусе до «пещеры в холме» и «домика на дереве». Дополнительной задачей стала интеграция в «архитектурно-лесной» парк существующих на территории резиденций, построенных в классическом стиле.
Лирически-энергетическая архитектура
Здание поста управления солнечной электростанцией Kalyon Karapınar SPP по проекту Bilgin Architects в Центральной Анатолии служит «пользовательским интерфейсом» для бесконечного поля солнечных батарей.
Пресса: Архитектура без излишеств: есть ли рецепты, позволяющие...
На нынешнем рынке застройщики лавируют между неуклонно растущей себестоимостью и растущими же потребностями покупателей, отдающих за свои типовые квартиры впечатляющие суммы. Способна ли архитектура стать дополнительным конкурентным преимуществом реализуемых проектов? И есть ли рецепты, позволяющие строить «дешево и красиво»?