Расширение границ возможного. Интервью с Надером Терани

Архитекторы с виртуозностью модельеров обволакивают свои пространства в обертки с заклепками, складками, изгибами, отверстиями и другими орнаментообразующими приемами, ассоциирующимися с индустрией моды. В чем смысл такой архитектуры и что преследуют в своем творчестве герои моего рассказа? Эти вопросы я адресовал самому Надеру Терани.

Накануне моего интервью с Надером в его бостонском офисе я посетил две оригинальные постройки по проектам бюро. 

Крошечная пиццерия “Upper Crust” (2001 г.) привлекает посетителей красивой интерьерной оберткой, собранной из десятков изогнутых стальных листов. Эта волнообразная оболочка не только скрывает неэстетичные трубы и воздуховоды на потолке, но и, сползая почти до самого пола по одной из стен, придает обычному помещению общепита современную обтекаемую форму модного “кулинарного бутика”, эффектно контрастирующего с исторической застройкой уютного бостонского района Бикон-Хилл.

Мне также удалось побывать в крупнейшей на сегодняшний день постройке компании – в 140-квартирном кондоминиуме “Macallen Building” (2007 г.) в Южном Бостоне, где доминируют железнодорожные пути, хайвэи, парковки, склады и живописные виды на пучок небоскребов даунтауна и залив. Среди наиболее интересных особенностей комплекса – оригинальные трехуровневые квартиры с террасами, попарно расположенными на углах скошенного южного торца здания. Этот комплекс убеждает, что архитекторы не только талантливо придумывают чувственные и эротичные облицовки и формы, но и обладают даром создавать рациональные пространства и планировки. А выйдя на одну из торцовых террас, вы не ощущаете, что находитесь в многоквартирном комплексе. Необычный скос крыши, которым архитекторы ответили на разновысокое зонирование участка, умело уводит из поля зрения квартиры и террасы соседей.

Надер Терани и Моника Понсе де Леон основали свое бюро “Office dA” в 1991 году. Компания располагает тремя офисами: основной – в Бостоне, где работают 18 архитекторов, и по одному – в Нью-Йорке и Мичигане, штатном университете которого Моника Понсе де Леон является деканом. Среди других реализованных проектов компании – культурные центры, односемейные дома, квартиры, корпоративные интерьеры и рестораны в Китае, Венесуэле и США, а также мебель и художественные инсталляции. В последние месяцы бюро выиграло два международных конкурса на строительство новых зданий – Архитектурной школы на кампусе Мельбурнского университета и Факультета архитектуры, ландшафта и дизайна для университета в Торонто. Здание в Торонто принесло архитекторам одну из наиболее престижных профессиональных наград в Америке– “P/A Award”, 12-ю в их совместной карьере.  

Надер Терани родился в Англии. Его отец был дипломатом, и в разные годы семья жила в Пакистане, Южной Африке, Иране, Италии и США – по несколько лет в каждой стране. Архитектор получил образование в Род-Айлендской школе дизайна и в Гарварде. Помимо руководства своим бюро Надер Терани преподает в Массачусетсском технологическом институте MIT, а летом этого года он возглавит Архитектурный факультет этого института.

Владимир Белоголовский: Что стоит за вашим желанием преподавать?

Надер Терани: Большая часть работы, которую мы проделываем в нашем офисе – исследовательская. Поэтому мы стремимся найти здоровый взаимообмен между академической средой и реальным миром, с которым мы сталкиваемся в нашей практике. Мы используем эти две взаимообогащающие среды для продвижения в наших исследованиях. MIT – это исследовательский институт, призванный объединять искусство и науку. Наша школа не имеет цели готовить специалистов к практической работе. Она меняет саму природу практики. С другой стороны, мы используем практику, чтобы менять академическую среду. Оба эти мира нуждаются в трансформации. Наша роль заключается в том, чтобы тестировать границы возможностей строительного комплекса, шире использовать цифровые технологии и бросать вызов той роли, какую играют архитекторы в строительстве наших городов.

ВБ: Какие проекты вы задаете своим студентам?

НТ: Наши задания не всегда включают в себя разработку реального проекта с учетом профессиональных требований. В первых своих проектах студенты фокусируются на индивидуальных аспектах архитектурного проектирования. К примеру, на вопросах пространства, конструкций или инфраструктуры. Студентам предлагается выбрать строительный материал (дерево, кирпич, сталь…) и исследовать его возможности при создании собственных конструкций. Такие операции ведут к самым разным трансформациям и открытиям. Задача такого упражнения – познакомить студента с пространственными, геометрическими и организационными возможностями на самом фундаментальном уровне, выявить фигуральные возможности архитектуры, представить взаимоотношения тела с пространством и исследовать, как части пространства взаимодействуют друг с другом и с целым.

ВБ: Бывает ли, что вы используете в своей практике идеи, придуманные в школе со студентами?

НТ: Существует постоянная связь между тем, что мы проектируем в офисе, и тем, чем мы занимаемся со студентами в школе. Это часть дискуссионной природы архитектуры. Архитектурный мир, естественно, строится на дискуссиях, которые постоянно возникают между практикой и школой. Мы приносим наши эксперименты и гипотезы в школу, а также проверяем академические идеи на практике, что ведет к новым открытиям в строительстве.

ВБ: При рассмотрении ваших проектов, привлекает внимание то наслаждение, с которым придумываются и изготовляются различные поверхности-обертки. Они-то и создают впечатление о ваших зданиях. Какие цели вы преследуете в своих проектах?

НТ: Мы оперируем на многих уровнях. Нашей главной целью, когда мы только открывали бюро, было изменить отношение к использованию инновационных материалов в архитектурной практике в США. Экспериментальное проектирование как с новыми, так и с традиционными материалами, имело серьезные традиции в Швейцарии, Испании и Японии, но не в Америке. Мы хотели бросить вызов ограничениям стройкомплекса и расширить его репертуар в архитектуре. Настоящая проблема в том, что у архитекторов больше нет реального контроля в строительной индустрии. Поэтому вопросы ведения строительства, обеспечения его качества, разработки дизайна и методов изготовления деталей и поверхностей – все это важные аспекты современной практики.

ВБ: Многие из ваших проектов отличаются качествами, которые можно назвать эротическими. В них есть что-то откровенно соблазнительное. Делается ли это сознательно? И почему вам важно, чтобы здания обладали такими необычными особенностями?

НТ: Все, что мы делаем – сознательно. Наши проекты фигуральные. Мы стремимся тестировать грани возможного – геометрически и материально. И, помимо нашего интереса к строительному искусству и проработке деталей, нам также интересна тема канонического статуса в архитектуре.

ВБ: Говоря о фигуральности в ваших проектах, вы имеете в виду человеческое тело и использование его в качестве метафоры?

НТ: Да, конечно, но этот образ не следует воспринимать буквально. Его можно интерпретировать по-разному. Мы стремимся привнести в наши проекты разнообразие скрытых смыслов, обогащающих архитектуру новыми прочтениями и образами.

ВБ: Считаете ли вы, что поверхность в архитектуре важнее структуры или формы?

НТ: Поверхности не должны восприниматься вне структуры, как и пространство, не может рассматриваться отдельно от контейнера, в котором оно заключено. Многие наши проекты находятся где-то между конструкцией и поверхностью, пространством и контейнером. Как архитектор я не могу указать некую неопределенную воздушную массу. Я могу только обрамить это пространство. Вот почему мы говорим о поверхностях. Они определяют геометрическую оболочку пространства. Можно даже сказать, что поверхность выступает как часть структуры. Без поверхностей не существует и здания. Мы постоянно доказываем это в своих проектах.

ВБ: В чем особенность ваших методов проектирования?

НТ: Мы очень тщательно прорабатываем наиболее функциональные сценарии, рассматривая персональные предпочтения, стандарты, принятые в архитектурной практике и строительной индустрии, а также проекты конкурирующих архитекторов. Затем мы всегда пытаемся пересмотреть стандартные решения. К примеру, при работе над какой-нибудь изолированной функцией мы можем представить ее более открытой и урбанистической. Или, работая над двумя, кажущимися независимыми функциями мы предложим объединить их в такую среду, где они бы взаимодействовали друг с другом. Архитектура – это не только форма и материал. Это еще и некое судно, на борту которого происходят живые взаимоотношения между людьми, и где открывается множество возможностей. Наши проекты не развиваются линейно – от схематического дизайна до разработки рабочей документации. Мы нередко начинаем исследовать облицовочные детали, пространственные решения и строительные методы в самом начале проектирования. Все эти аспекты одновременно эволюционируют при проектировании.

ВБ: В 1998 году вы представили инсталляцию “Изготовление случайностей” в Скульптурном саду Музея современного искусства в Нью-Йорке. Можно ли его считать манифестом вашей архитектуры?

НТ: Да, это был наш наглядный манифест-конструкция. Проект в Музее основывался на идее анаморфоза (искаженная перспектива, требующая от зрителя смотреть с определенной точки для восстановления образа – ВБ). Мы попытались создать такую конструкцию, где грани между структурой и поверхностью оказались бы размытыми. Конструкция была изготовлена из стандартных листов стали, но мы использовали сложные детали, требующие большой точности от изготовителей, что стало для них серьезным испытанием. В саду была точка, откуда совершенно хаотичная и эксцентричная конструкция вдруг выстраивалась в идеально плоскую решетку, будто начертанную на доске. Мы начали с абстрактного образа и попытались превратить его в живую архитектуру.

Пожалуй, главное, что я вынес из своего знакомства с творчеством Надера Терани и Моники Понсе де Леон – это то, что красота их архитектуры заключается не в достижении некоего идеально сбалансированного образа, а в бесконечности процесса стремления к этому образу. Их архитектура неуловима, неустойчива, неопределенна в своем движении и поиске. Она по-новому использует традиционные материалы, изобретает новые материалы и новаторские технологии в строительстве, облачается в эффектные обертки, необычно обрамляет вид из окна, интерпретирует восприятие естественного освещения и всегда по-своему высвечивает нюансы архитектурного пространства. Эта архитектура безразлична к теме вечности. Она увлечена временем, в котором мы живем, и каждый новый проект, опираясь на опыт предыдущего, утверждает себя заново. Это и есть прогрессивная архитектура, непрерывно тестирующая и расширяющая границы возможного.